Святая Ангелина, или сатана в логове ангелов

                Виктор Юнак
                СВЯТАЯ  АНГЕЛИНА,
                или
                Сатана в логове ангелов

                (авантюрный роман в стиле ретро)

                Глава первая

Дождь лил, как из ведра. И с каждой минутой все усиливался и, казалось, не было сей-час никакой силы, способной угомонить его.  Это не было редкостью для здешних краев, и потому при малейшем намеке на развержение небесных хлябей местные жители сразу же прятались под крыши и всякая попытка выгнать их оттуда была бесполезной — они в это время готовы были оказывать таким насильникам любое сопротивление, вплоть до вооруженного. Впрочем, подобных насильников и не наблюдалось в княжестве, ибо даже Его высочество князь Фернандо издал специальный указ, великодушно позволяющий подданным пережидать непогодь, укрывшись в домах.
Всего этого, разумеется, пока не знал иноземец сэр Бромлей, лишь два часа назад впервые в жизни пересекший границу княжества. И тем не менее, сэр Бромлей был уже о многом осведомлен. Если бы это было не так, он не отправился бы в столь дальнее (и столь опасное) путешествие, облеченный столь большими полномочиями.
Наконец, он внял мольбам своего кучера, знакомого со здешними погодами, и позволил ему поискать какое-нибудь убежище. Если бы такое позволение было выдано, ну, скажем, каких-нибудь полчаса назад, проблем с поиском крыши не существовало бы — в этом маленьком княжестве деревни, поселения и городки тесно прижимались одно к другому и неосведомленному человеку легко было в них запутаться. Но именно сейчас, как назло, по-четный эскорт экипажу сэра Бромлея составляли лишь голые пашни и луга, являвшиеся основной житницей княжества.
Впрочем, где-то далеко впереди, расплываясь в косых порывах беспощадного дождя, замаячили огоньки какого-то здания. Привстав на козлах, чтобы лучше определить направление и расстояние, кучер стегнул бичом промокших до костей лошадей и те из последних сил потянули экипаж в указанном направлении, понимая, что там и для них найдется укрытие.
Лошади остановились у самых ворот, деревянных, но массивных, таких же, как и мрачные серые каменные стены, ограждавшие здание от внешнего мира. Перед воротами с обеих сторон горели, притороченные к стене, два газовых фонаря. Они-то и указали путь в сплошной завесе дождя сэру Бромлею. Укутавшись в длинный, с головы до пят, и просто-рный макинтош, кучер спрыгнул на землю, едва не растянувшись во всю длину на липкой жижице, подошел к воротам, взялся рукою за кольцо и, что есть силы, начал лупить им по железной полосе, скреплявшей дерево ворот. Шансов быть услышанным при таком ливне было крайне мало и, понимая это, сэр Бромлей открыл свой походный саквояж, вынул оттуда пистоль, зарядил его горстью пороха и, слегка подавшись вперед, выстрелил вверх. От неожиданности, кони дернулись назад, подсев на задние ноги, а кучер, если бы по-прежнему не держал в руке железное кольцо, обязательно шмякнулся бы в грязь. А так он лишь больно ушиб колено правой ноги, когда вздрогнул и рванулся вперед. Сэр Бромлей же спокойно положил пистоль в саквояж.
Как бы то ни было, но сей знак был услышан и уже минуты через две внутренние за-совы заскрежетали и, приоткрыв одну половину ворот, наружу вышел то ли действительно черный, то ли кажущийся таковым из-за мрака, несмотря на светившийся в его руках светильник, человек.
—  Чего стреляете? Небось не волки, чтобы затравливать, --  хриплым, недовольным голосом прокричал он.-- Чего надо-то?
 —  Я иностранец, – подал голос сэр Бромлей.-- Со здешним климатом абсолютно не-знаком и потому этот ливень застал меня врасплох. Покорнейше прошу пустить меня в дом, чтобы переждать непогоду.
Ни слова не говоря в ответ, черный человек скрылся за воротами, чем поверг в глубокое недоумение сэра Бромлея и его кучера. Но уже через минуту ворота распахнулись.
— Заезжай! – махнул кучеру лампадой черный человек.
Кучер взял коней под уздцы и завел их во двор, подведя экипаж прямо к крыльцу.
После того, как сэр Бромлей оказался под крышей, черный человек кликнул слугу, приказал ему распрячь лошадей и отвести их на конюшню, укрыть под навес экипаж и устроить кучера во флигеле для прислуги. Только оказавшись в светлом помещении, сэр Бромлей внимательно рассмотрел черного человека. Это был самый настоящий негр — высокий, сильный, с легкой проседью в волосах. Проводив гостя в гостиную негр остановился перед ним в ожидании неминуемых в таких случаях вопросов. Сэр Бромлей не мог не оценить тактичность хозяина, отдавшего инициативу задать первый вопрос своему гостю.
— Простите, сэр, где я нахожусь и с кем имею честь разговаривать?
— Меня зовут Ману;. Я управляющий виллы Тикки, в которой вы в данный момент находитесь.
— А кто хозяин этой виллы?
— Хозяйка, господин...
— Сэр Бромлей, Ману;. Зовите меня просто сэр Бромлей, — сэр Бромлей положил на стоящий неподалеку от камина столик свой котелок и начал снимать перчатки.
— Хозяйку этой виллы, господин Бромлей,-- Ману с особым тщанием сделал ударение на слове “господин”,-- зовут синьора Лайма.
— Что ж, в таком случае, вдвойне рад,-- сэр Бромлей бросил в котелок перчатки и, взглянув на Ману, слегка приподнял аккуратные, несмотря на их густоту, дуги бровей.-- А что, саму хозяйку виллы я смогу увидеть?
— К сожалению, нет, господин. Синьора Лайма бывает здесь только наездами.
— Очень жаль. Тогда я бы решился попросить вас, сэр Ману,-- с особым наслаждением, не сводя с Ману колких, проницательных глаз, сэр Бромлей произнес слово “сэр”,-- разрешить мне переночевать у вас, ибо я чувствую, что этот ливень прекратится не скоро.
— Да, конечно, господин,-- сэр Бромлей тут же оценил железную невозмутимость управляющего.-- На вилле Тикки всегда рады гостям. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
Не успели они сделать и трех шагов, как в гостиной появился тот самый слуга, который разбирался с лошадьми и кучером. Ману молча указал ему на столик, где лежали котелок и перчатки, и так же, не говоря ни слова, проследовал дальше. Сэр Бромлей пошел за ним. Нечто таинственное и мрачноватое, царившее на этой вилле, не ускользнуло от опытного глаза сэра Бромлея. И он еще крепче сжал в руке свой саквояж.
Ману остановился, открыл дверь в комнату, рукой приглашая войти в нее гостя.
— Вот здесь и располагайтесь, господин Бромлей. Здесь никто вас не потревожит. Если же я вам понадоблюсь, на столике у кровати колокольчик.
— Премного благодарен, Ману.
— Надеюсь, вы не голодны?
— О нет, об этом, пожалуйста, не беспокойтесь.
— Ну что ж, в таком случае, желаю вам приятного отдыха.
Ману собрался уже было выйти, но остановился. Взялся за ручку двери и тут же плотно закрыл створку.
— Могу я поинтересоваться, сэр?.. Вы — англичанин?
— Вы весьма догадливы, Ману, -- слегка улыбнулся сэр Бромлей.-- А вот причину своего визита сюда я вам открыть не могу,-- предугадывая очередной вопрос управляющего, произнес гость, и тут же расхохотался.
— Потому как и сам ее не знаю,-- остыв от смеха, закончил сэр Бромлей.-- Считайте меня просто туристом.
Ману учтиво поклонился и снова взялся за ручку двери. Но уже находясь в коридоре, Ману, все в том же почтительном тоне, заметил:
— В нашу маленькую страну, господин Бромлей, туристы с пистолями не приезжают.
Дверь закрылась прежде, чем сэр Бромлей успел среагировать на эти слова. Но он все же негромко, слегка покачивая головой, произнес:
— Один-ноль в вашу пользу, господа. Но я приехал сюда не проигрывать.

Среди ночи сэра Бромлея, спавшего всегда очень чутко, разбудил негромкий мужской окрик, донесшийся со двора. Открыв глаза, сэр Бромлей тут же понял, что во дворе что-то происходит, ибо оттуда сквозь мрак ночи и стену непрекращающегося дождя пробивались слабенькие огоньки светильников. Быстро встав с постели, сэр Бромлей тут же очутился у окна, но от досады только сжал ладони в кулаки. Окно в этой комнате выходило на задний двор, но было так хитро устроено, что из него можно было видеть только небольшой кусок пространства. Впрочем, и этого сэру Бромлею было вполне достаточно для того, чтобы понять, что кто-то вошел на задний двор через такой же задний вход. Это уже могло вызвать подозрение, если учесть, к тому же, что была ночь и мерзкая погода. Сэр Бромлей попытался открыть окно, но оно было закрыто с наружной стороны. Сэру Бромлею оставалось только вплотную приложиться к стеклу, чтобы попытаться хоть что-то рассмотреть. И кое-что ему все-таки увидеть удалось: от черного хода в направлении виллы шел кто-то, в одной руке держа светильник, а другой придерживая лежащий на плече то ли мешок, то ли какой-то другой груз. Почти у самого дома его поджидал еще один человек со светильником в руке. “Судя по всему, Ману”,-- подумал сэр Бромлей.
Эта картина продолжалась всего несколько секунд, а потом все исчезло. Сэр Бромлей напряг слух. Он понимал, что пришелец с Ману сейчас войдут в дом. На цыпочках подбежав к двери, сэр Бромлей подергал за ручку. Дверь оказалась запертой и самое удивительное, что сэр Бромлей даже не слышал, когда это сделали.
— Куда нести-то?-- до сэра Бромлея донесся приглушенный полушепот, и тут же вслед послышалось шипение Ману.
Раздались мягкие, еле слышные шаги по коридору. Сэр Бромлей догадался, что направлялись к его комнате. Так же на цыпочках сэр Бромлей быстро вернулся к кровати. Лег и затаился. Он был прав. Кто-то остановился у его двери, прислушивался довольно долго, а затем так же, еле слышно, удалился.
Остаток ночи прошел спокойно, но сэр Бромлей, разумеется, глаз так больше и не сомкнул, на всякий случай вынув из саквояжа пистоль и положив его под подушку.
Наутро, как ни в чем не бывало, Ману встретил своего гостя в гостиной. Несмотря на беспокойную ночь, сэр Бромлей усталым не выглядел и потому никаких подозрений у управляющего виллой вызвать не мог.
— Как отдохнули, господин Бромлей?-- поинтересовался тот.
— Благодарю! Отдых был прекрасным.
— В таком случае, через полчаса я приглашаю вас в столовую отзавтракать.
— Спасибо, но мне не хотелось бы задерживаться дольше, я и так из-за проклятого дождя потерял полдня. К тому же, мне не хочется лишний раз вас утруждать.
— Об это не извольте беспокоиться. А если синьора Лайма узнает, что я отпустил гостя голодным, она мне с превеликим удовольствием намылит шею.
Оба улыбнулись и сэр Бромлей учтиво склонил голову.
— В таком случае, ровно через тридцать минут я буду в столовой.
На том они и разошлись.
 Вернувшись в свою комнату, сэр Бромлей подошел к окну, чтобы еще раз, теперь уже при свете дня и ясном небе, разглядеть место ночных событий. Окно было по-прежнему закрыто, да и обзор ничего не дал сэру Бромлею. Он даже не смог восстановить место, на котором в тот ночной миг поймал глазами пришельца. Стукнув от досады кулаком по раме, сэр Бромлей начал собираться. Но перед тем, как покинуть комнату, он неожиданно остановился. Поставил на пол саквояж, раскрыл его и вынул оттуда розовый батистовый носовой платок с вышитыми золотом буквами: “У.Б.” (Уильям Бромлей) — подарок дорогой матушки, сделанный ею незадолго до своей кончины. Подойдя к кровати, сэр Бромлей положил сложенный платок рядом с подушкой, несколько секунд постоял, ни о чем не думая, и вышел.
В столовую он явился с саквояжем. Молча сел на предложенный Ману стул. На сей раз управляющий не проявлял большого стремления к разговору, поэтому завтрак прошел быстро. В самом конце Ману, наконец, произнес, что экипаж готов к дороге, что кони и кучер также накормлены.
Еще раз поблагодарив за гостеприимство, сэр Бромлей попрощался с управляющим и слугой, и сел в экипаж. Но мысли о ночном пришельце и его таинственном грузе не покидали сэра Бромлея. Когда они уже были на значительном удалении от этой странной виллы Тикки, сэр Бромлей решился-таки обратиться к кучеру:
— Скажи, братец, не слышал ли ты чего ночью во дворе?
— Нет, сэр, я ночью спал, -- не оборачиваясь, ответил кучер и стегнул лошадей бичом.

                Глава вторая

Его высочество князь Фернандо давал в своем дворце бал в честь высокого гостя, эмира Анвара, впервые посетившего эту страну. Сам князь сидел на троне, установленном на возвышении, а кресло для эмира Анвара было поставлено несколько в стороне. Причем, если рядом с князем стоял только министр двора Бертуччи, то эмира окружали не только визирь, но и министр кабинета  Доризор, и еще целый ряд придворных князя.  Каждый старался угодить дорогому гостю, уловить и предвосхитить любое его желание. Это и понятно: эмир Анвар впервые посетил княжество и в зависимости от того, как ему здесь понравится, и будут в дальнейшем строиться взаимоотношения двух стран. А князь был заинтересован в хороших взаимоотношениях.
Звучала музыка. Небольшой оркестрик расположился на балкончике прямо напротив двух монархов. Танцевали пары, было легко и весело. Впрочем, весело было не всем. В левом от князя углу на стуле из красного дерева грустил в окружении своих пажей семнадцатилетний наследник престола принц Сильвио. Да и как ему было не грустить, если отец, то бишь князь Фернандо, уверял, что послал персональное приглашение на бал баронам Балохам с тем, чтобы они явились во дворец со своей дочерью Мальвой. На прошлой неделе произошло обручение принца Сильвио с Мальвой и этот бал должен стать не только первым в жизни выходом в свет пятнадцатилетней красавицы Мальвы, но и первым ее появлением на публике в качестве невесты наследника престола. Однако бал уже идет, а Балохов все нет.
Но вот слуги распахнули двери и гофмейстер во всеуслышание объявил:
- Синьор барон Балох с супругой и дочерью.
Музыканты на какое-то мгновение смолкли. Принц тут же вскочил со своего стула и, бесцеремонно расталкивая еще даже не прекратившие танцевать пары, бросился навстречу невесте. Молодых разделяла последняя пара. Партнер, увидев несущегося на полных парах принца, хотел было отвести партнершу в сторону, но та, подбирая платье, несколько замешкалась. Когда же сделала шаг в сторону, то оказалась прямо на пути принца. В следующий миг дама с резким визгом полетела на пол, увлекая за собою не только принца, но и партнера по танцу. В зале произошло легкое замешательство. Никто не знал, как на это реагировать. И только эмир Анвар, ощущавший здесь себя необычайно легко и свободно, заливисто захохотал. Вслед за этим раздалось еще несколько робких смешков. А когда же, буквально через пару мгновений, принц Сильвио вновь оказался на ногах и теперь уже беспрепятственно добрался до Мальвы, все зааплодировали.
- Почему так поздно приехала? Я чуть с ума не сошел,- недовольно зашептал в самое ухо невесты принц Сильвио.
- Да это все родители, - так же шепотом отвечала Мальва.- Я им говорю: “На бал опоздаем!” А они: не можем же мы отправить тебя на люди неубранной.
- Ваше молодое высочество, - обратился к принцу барон Балох, - приносим вам наши всеподданнейшие приветствия и поздравления и просим вашего соизволения отпустить вашу невесту ради представления ее Его высочеству князю Фернандо.
Барон Балох почтительно склонил голову в ожидании ответа, баронесса же Балох, укрыв половину лица под веером, сделала принцу просительный книксен.
— Как мне осточертели все эти официальные церемонии, за которые, как утопающий за соломинку, держится мой батюшка,- снова зашептал в ухо своей невесте и подруге принц Сильвио.
— Мне тоже,- таким же тоном ответила Мальва.
И вдруг, совершенно неожиданно для стариков (хотя и совершенно еще не старых, а даже очень и очень еще...) Балохов, принц Сильвио взял правую руку Мальвы в свою и гром-ко произнес:
— Я сам представлю батюшке будущую принцессу Мальву.
Баронесса Балох даже взвизгнула от неожиданности и тут же быстро-быстро замахала веером. Барон Балох почти мгновенно взял себя в руки и наставительно произнес:
— Но это же нарушение дворцового этикета, ваше молодое высочество.
— И плевать! Мне-то за это нарушение ничего не будет.
И, вытянув вперед руки, молодежь направилась сквозь образовавшийся живой коридор из недавних танцоров к трону князя Фернандо. “Старикам” Балохам ничего не оставалось, как последовать за ними, ловя на себе завистливые взгляды находящихся в зале.
Как только в бальном зале появилась золотоволосая Мальва, эмир Анвар нервно заерзал своим худым, острым задом по креслу, пока, наконец, не щелкнул пальцами, подзывая к себе визиря. Длинноволосый и толстозадый визирь тут же почтительно склонился перед своим владыкой.
— Узнай, кто такая, почему столько почестей?
Не успел еще эмир Анвар закончить эту свою негромкую тираду, не успел еще длинноволосый визирь подобрать свой оттопыренный зад, как министр кабинета Доризор оказал-ся у самого уха почтенного гостя.
— Синьорита Мальва, дочь барона Балоха, является обрученной невестой Его молодого высочества принца Сильвио, ваше величество.
Эмир Анвар оценил оперативность и сообразительность Доризора и язвительно, снизу вверх, глянул на своего визиря. Тот только судорожно вздохнул, молча проглатывая насмешку своего повелителя.
А тем временем принц Сильвио уже подвел Мальву к самому возвышению, на котором размещался трон князя.
— Ваше высочество,- начал принц, едва сдерживая себя от смеха, позвольте представить вам гостью нашего бала и мою невесту, синьориту Мальву.
Князь Фернандо величественно поднялся и не менее величественно сошел вниз по ступенькам. Приняв из руки принца прелестную белую ручку Мальвы, он приложился к ней своими губами.
— Приветствую вас, дитя мое, на первом в вашей жизни балу и буду счастлив следующий бал устроить именно в вашу честь.
Мальва вся зарделась, сделала необычно глубокий книксен и ждала, что еще скажет князь.
— А теперь, дитя мое, я хочу представить вас нашему уважаемому гостю, монарху дружественной нам страны Его величеству эмиру Анвару.
Увидев, что князь ведет невесту принца к нему, эмир Анвар едва не сорвался с места. Вернее, он бы и сорвался, если бы ему незаметно не положил на миг руку на плечо преданный визирь.
Воспользовавшись тем, что князь с Мальвой отошли, да и принц подался за ними, министр двора Бертуччи подошел к Балохам и, взяв обоих под руки, начал им мягко выговаривать:
— Этикет нарушаете, дорогие мои. Сначала Мальву нужно было представить князю, затем гостю и только затем следовало ее отпустить во владения принца.
— Но...- на сей раз барон Балох не нашел слов для оправдания.
Впрочем, ему на помощь тут же пришла жена:
— Простите нас, синьор Бертуччи, но радость детей при виде друг друга была так велика, что мы не посмели, пусть даже ненадолго, вновь разлучать их.
Наконец, пришел момент, когда эмир Анвар мог подняться и, не теряя своего достоинства, сделать два шага навстречу князю и его спутнице.
— Позвольте вам, мой дорогой гость, представить обрученную невесту нашего престолонаследника и единственного сына синьориту Мальву.
Князь и Мальва остановились в шаге от эмира, как того и требовал этикет, и гостю пришлось еще чуть податься вперед, чтобы взять ручку Мальвы в свои, сразу же повлажневшие, волосатые ладони.
— О свет очей моих!Твои волосы заменяют в этом зале блеск всех этих люстр, твои руки, как серебристые лунные лучики, заменяли бы мне светильники во время ночных бдений. Ради того, чтобы увидеть эти алые, как предзакатное светило, губки стоило преодолеть не одну тысячу морских миль...
Выдохшись от подобных признаний, эмир Анвар просто поцеловал тыльную сторону ладошки Мальвы. Девушка зарделась от столь необычных комплиментов, а принц Сильвио даже  захлопал в ладоши от восхищения красноречием эмира.
Министр кабинета Доризор повернулся налево, разыскивая в толпе придворных министра сыска Жосимара. А вот и он. Взгляды их встретились и остановились на несколько секунд. После чего Жосимар едва заметно кивнул головой в знак того, что он все понял.
Церемония представления Мальвы закончилась. Князь Фернандо вручил ее своему сыну, а сам все той же величественной походкой направился к своему трону.
— Бал продолжается! Музыка!- скомандовал министр двора Бертуччи, как только князь устроился на троне.
Но уже после первого танца молодым страшно надоело все это шумное общество. К тому же, Мальва постоянно ловила на себе пьянящие взгляды эмира Анвара. А тот, от расстройства, даже вынул из кармана табакерку, открыл ее, взял щепотку (впрочем, не табака) и приложил к носу.
— Пойдем в твои покои, Сильвио,- наконец предложила Мальва.- У меня с непривычки голова раскалывается от этой музыки.
— Пойдем,- тут же согласился принц и, взявшись за руки, они выбежали за дверь.
Промчавшись по длиннющему коридору,  они в самом его конце очутились во владениях принца и, теперь уже точно оставшись наедине, крепко обнялись и сладко поцеловались, нарушив сразу весь дворцовый этикет, так ревностно поддерживаемый в стране благочестивым князем Фернандо.

                Глава третья
В полутора милях от берега, в ясную погоду видимый, как на ладони, раскинулся маленький каменистый остров Инферно. Омываемый со всех сторон волнами теплого моря, остров казался настоящим раем. Даже в сравнении с благодатью, процветавшей на землях княжества. Чудесный природный ландшафт дополнял и без того богом возлюбленное место. Посредине острова (если смотреть на него с берега) круто уходила вверх покрытая кипарисовыми и эвкалиптовыми рощами скала, плавно спускавшаяся в самое море с противоположной стороны. Едва ли не в самой своей сердцевине скала как бы разверзалась, образуя зеленое плато с чистейшей голубизны озерцом посредине, в которое ниспадали с двух сторон пенящиеся потоки небольших водопадов, вытекающих ниоткуда, то есть из самой скалы.
Нет ничего удивительного в том, что два века назад нашел этот остров и основал здесь монастырь, использовав для построек при этом и естественные ограждения и местные камни, святой Савва. Монастырь поначалу был мужским, но только до того момента, как столетие спустя преподобная Маргарита провозгласила создание монашеского женского ордена маргариток и обратилась к настоятелю тогда уже малость обедневшего и опустевшего, в силу  оторванности от внешнего мира, монастыря с просьбой переосвятить его и отдать во искупление грехов ордену маргариток. Игумен Петр, не долго думая и советуясь с братьями во Христе, отдал монастырь Маргарите, а сам вернулся на побережье и подался в странствие, как и многие бывшие обитатели монастыря. В наследство маргариткам достался и чудесный, пышно плодоносящий, правда, чуть запущенный, сад, посаженный еще самим святым Саввой.
С тех пор и ведет свой отсчет женский монастырь ордена маргариток на острове Инферно. Сменилось уже пять настоятельниц. Сейчас во главе сестер маргариток была игуменья Ангелина.
Да, чуть не забыл. С самого начала преподобная Маргарита ввела такой обычай, что за садом, посаженным мужчиной, должен следить и ухаживать мужчина...  Разумеется, не мужчина в прямом понимании, а, скажем, старик какой-нибудь дряхлый или урод, который не сможет ни сам покуситься на незапятнанную честь монашек, ни соблазнить какую из них на беспутство. И каждая настоятельница строго следила за этим и беспрекословно выполняла обычай.
На беду, два месяца назад преставился очередной садовник (и дворник, и надзиратель за монашками в одном лице), и кряду два месяца сестра Евлоха, ключница и помощница Ангелины, ездила по княжеству в поисках старца или уродца, согласившегося бы остаток своей жизни провести среди благоуханий юных, прекрасных послушниц и монахинь. Желающих поменять беспутство мирской жизни на целомудренность божьей обители, однако, не находилось. И сестра Евлоха постоянно жаловалась господу богу и ее преосвященству игуменье Ангелине на то, как испортились в последнее время нравы мирян.
Но вот, кажется, нашла. Правда, когда она в первый раз взглянула на предложившего себя для этой работы старика, она чуть было не упала в обморок. Он был не просто страшен, он был ужасен: перекошенный рот, кривой, орлиный нос, страшный шрам через всю левую щеку. Да к тому же еще и горбун. Впрочем, именно такой работник ей и нужен. От его вида и простому смертному креститься хочется, не говоря уж о монахинях. Именно этим и занималась сестра Евлоха, сидя в лодке, повернувшись спиной к старику-уродцу, пока рыбаки перевозили их на остров.
К удивлению сестры Евлохи, старец достаточно бодро шагал за ней по довольно крутому горному подъему, пока, наконец, перед ними не предстала во всем своем величии и мрачности, отреставрированная еще при Маргарите, монастырская стена. Старик даже, в отличие от самой Евлохи, не запыхался. Впрочем, монастырская ключница и не заметила этого. Она думала лишь о том, как получше представить урода настоятельнице, чтобы та, не дай бог, не впала в беспамятство и не велела потом гнать его взашей. В таком случае, Евлохе пришлось бы снова отправляться на побережье в одной лодке со стариком. А второй раз она такого не переживет.
Но Евлоха волновалась напрасно. Нервы у настоятельницы оказались крепче, нежели железные засовы на монастырских воротах. Наоборот, она тут же, без обиняков, принялась объяснять старцу суть работы. Затем, как бы опомнившись, спросила:
— Да ведь я так и не поинтересовалась, как тебя зовут, божий человек?
— Зови меня просто старец ;Аги, матушка,-- ґолос у ;Аги оказался столь скрипучим, что у обеих монахинь появилось желание хоть чем-нибудь промочить себе горло (я думаю, за подобный грех в подобном случае это им простил бы и господь бог).
Наконец, мать Ангелина решилась произнести то, ради чего она и вела эту занудную беседу с нанимаемым.
— И еще, старец Аги, есть у меня к тебе одна просьба... Работать тебе придется много. Сам понимаешь, и сад немалый обиходить нужно, и двор монастырский в богоугодной чистоте содержать, и за всем хозяйством следить. Потому и не ставлю тебе никаких условий — погляжу лишь, как будешь справляться. Но вот просьбу мою к тебе прошу уважить.
Ангелина взглянула на Евлоху и та вся напряглась в решительной готовности.
— Есть у меня к тебе тайное задание, о котором никто, кроме нас троих, здесь присутствующих, да еще божьего уха, знать не должен,- таинственным полушепотом заговорила Ангелина и не без удовольствия про себя отметила, как старец весь обратился  во внимание.- Ты должен по вечерам НЕЗАМЕТНО,- она особенно выделила это слово,- обходить все кельи и докладывать мне обо всем, что ты там увидишь.
Она замолчала, пытаясь усмотреть на старческом лице хоть какую-нибудь реакцию. Однако это вряд ли удалось бы сделать даже при ярком дневном свете. Здесь же царил келейный полумрак. И все же, Ангелина нутром своим почувствовала, что повторять сказанное нет необходимости.
— А теперь иди! Сестра Евлоха проводит тебя в твою келью.

                Глава четвертая

 У монастыря ордена маргариток было не совсем обычное предназначение. Точнее, не всем девушкам, оказавшимся на острове Инферно, судьба уготавливала здесь вечный приют и покой. Дочери состоятельных и среднего достатка родителей проходили в монастыре как бы своеобразный курс молодой хозяйки: их учили тут не только ремеслу вышивания, но и приготовлению пищи, уходу за домом, обучали грамоте и светским привычкам и манерам. Словом, всему тому, что было необходимо для молодой женщины, готовящейся вступить в брак и не чуждой, в будущем, участия в светских раутах и вечеринках.  Все остальное зависело от родителей (или же опекунов, ежели первых не имелось) — подыскать для девушки приличную партию, дать за нею хорошее приданое и свозить несколько раз на смотрины к родителям жениха (кстати, и к этому народному обычаю имел прямое касательство князь Фернандо — он его просто узаконил своим декретом). И если все оказывалось удачным, невесту-послушницу увозили с острова Инферно, хотя и с чувством благодарности, но навсегда и с удовольствием.
Для обучения таких послушниц в монастыре имелось более десяти монахинь-наставительниц и два раза в неделю с побережья приезжала синьора Анна, именно для обучения послушниц светским манерам.
Хуже всего приходилось девушкам из бедных семей. Те, как правило, попадали сюда до конца дней своих, ибо родители, не будучи в состоянии прокормить всех своих  многочисленных чад и не питая иллюзий по поводу возможного замужества дочерей, отправляли их в монастырь, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Но и отношение к таким послушницам, разумеется, было соответствующим. Они больше выполняли привычную им с детства роль служанок, чем обучались чему-то для себя новому.
Впрочем, и тут далеко не всегда обходилось без казусов. Как раз среди последнего рода послушниц нередко случались таинственные исчезновения. Никто не знал, отчего это происходит и куда они исчезают. Только на следующий день мать Ангелина заставляла всех молодых послушниц по нескольку часов стоять у иконы божией матери и горячо молиться с тем, чтобы душа исчезнувшей непременно попала в рай. Неделю после этого в святой обители царило возбуждение. Одни говорили, что их сестру по вере прибрал к себе господь, другие чувственно утверждали, что в ту ночь видели, как из-под двери кельи торчал кончик сатанинского хвоста. Но самое интересное, что сокелейница исчезнувшей, которая, казалось бы, должна быть ближе всех в момент исчезновения, толком ничего не могла объяснить. Да она, впрочем, и не пыталась что-то объяснять, кроме того, что в ту ночь крепко спала...
Нечто подобное произошло и в тот раз. И все бы, может, так и забылось, если бы спустя три дня после исчезновения послушницы в монастырь не заявились... ее родители. Один случай из тысячи. У отца семейства появился неплохой шанс разбогатеть, выдав свою дочь замуж за страстно желавшего ее вдового престарелого торговца, влюбившегося в девушку еще полтора года назад, когда еще жива была его супруга. И вот сейчас, сняв через полгода траур по ней, торговец заявился в дом к Роберто и потребовал отдать ему в жены свою дочь. Едва перенеся испуг в виде слегка подмоченных портков от столь неожиданного требования, Роберто тут же выстроил перед гостем всех своих чад, начиная с шестнадцатилетней Марии и кончая семилетней Лизеттой.
— Милости прошу, синьор,- дрожащим голосом произнес Роберто,- выбирай любую. Все, как на подбор.
Торговец остолбенело уставился на полураздетых, испачканных домашним трудом девиц.
— Это все?- недоверчиво спросил наконец старик.
— Все, как на ладони, семь штук.
— А где самая старшая?
— Самая старшая — моя жена Роберта... Но если не побрезгуешь ею, синьор... Э-эх, бери, - в отчаянии махнул рукой Роберто.
— Видать, совсем с ума спятил, старый?- Роберта едва не задохнулась от гнева.- Вот погоди, уйдет синьор, поговорим! Мало что меня, так еще и Лизетту готов подсунуть. Синьор имеет ввиду нашу старшую дочь Джулию...
— Да, да, именно Джулию,- обрадовался торговец и, понимая, что от Роберты сейчас будет больше проку, повернулся к ней.- Я еще когда ее тогда увидел, подумал: вот она, моя суженая. И, не поверите, так мне с тех пор опротивела моя старуха...- торговец смахнул с кончика носа непрошенную слезу.- А ведь я в ней до тех пор души не чаял. Но, видно, господь бог услышал мои молитвы и прибрал старуху к себе. И вот прошло полгода и решил просить руки вашей дочери Джулии.
— Но ведь она у нас бесприданница, синьор,- начала подвывать толстуха Роберта.
— Молчи, дура! Я за Джулькой полдома отдам,- встрял Роберто, но не успел договорить до конца, как скалка, которую Роберта до тех пор держала в руке, переломилась об его яйцеобразный череп.
— А сам где жить будешь, котелок дырявый?
— Успокойтесь, синьоры!- поднял руку вверх старый торговец.- Мне нужна ваша Джулия, а не ее приданое. У меня, слава богу, и своих домов хватает.
И тут произошло неожиданное, что заставило снова прослезиться старика. Роберта вдруг упала к его ногам (да так неловко, что потертое платье, задравшись, оголило часть ее мощных, мясистых ягодиц) и завыла.
— Где ж вы были раньше, синьор... Всего три месяца назад мы отдали нашу дорогую, прекрасную Джулию, нашу незаменимую хозяйку в послушницы в монастырь Инферно. О, если бы мы знали...
— Хватит выть, старуха! - Роберто хотел поддать супружнице под оголившийся зад, но его ступня полностью погрузилась в его рыхлую трясину.- Еще не все потеряно. Я сейчас же отправляюсь в монастырь и востребую нашу душечку назад. Собери-ка что-нибудь на до-рогу.
— Да, да, и я с вами,- воодушевился и взбодрился торговец.- Ведь я слышал, что монастырь маргариток — это чудесная школа для обучения молодых девиц.
Я думаю, вам не так трудно будет представить вытянувшееся лицо матери Ангелины, когда она узнала о цели визита двух стариков. А впрочем, все мы, люди, грешны, все под богом ходим и не знаем, когда он возжелает призвать нас к себе. Вот только жалко спившегося от расстройства старика-торговца да спятившего от близкого, но так и не осуществившегося счастья Роберто, да еще бедную толстую Роберту, которой теперь, помимо семерых девиц, нужно было обихаживать и мужа-безумца.
Но, странное дело, ровно год после этого случая господь бог не призвал к себе ни од-ной души послушниц монастыря на острове Инферно.

                Глава пятая.

Целую неделю не был Альберто в родной деревне. Ходил в город на заработки. И сей-час не шел — летел домой, как на крыльях. Так хотелось ему поскорей увидеть милую, дорогую, очаровательную Кассию. И подарок ей у самого сердца держит. Какой-никакой заработок был, а все же не удержался, чтобы не купить невесте браслет медный.
Взобравшись на холм, у противоположного подножия которого и раскинулась родная деревушка Альберто, юноша остановился, вдохнул полную грудь воздуха, вынул из нагрудного кармана носовой платок, куда был завернут браслет, ощупал его со всех сторон, поло-жил на место. Затем из другого кармана вынул медальон, открыл крышку и целую минуту любовался переливавшимися на солнце янтарем несколькими волосками, вырванными самой Кассией на память о себе для Альберто. Потом поцеловал и снова спрятал медальон. Еще раз взглянул вниз на покосившиеся крыши из красной черепицы, и продолжил свой полет.
Но если б знал он, что ждет его внизу! Какая страшная весть обрушится на него сразу же, едва он переступит порог дома любимой Кассии! Впрочем, если бы он знал это, он бежал бы еще быстрее.
— Здравствуйте, синьора Луизия. Как я рад видеть вас в полном здравии,- даже не успев отряхнуть с себя дорожную пыль, Альберто очутился во дворе дома, где жила со своими родителями его суженая.- Надеюсь, и с синьором Паоло ничего не случилось?
Синьора Луизия вздрогнула от неожиданного появления Альберто, оторвалась от стряпни, которой занималась, и, едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, попыталась улыбнуться.
— Здравствуй, Альберто! Ты уже вернулся? Нам с синьором Паоло казалось, что тебя не было целую вечность.
Синьора Луизия и не пыталась скрыть своего горя и это, естественно, не прошло мимо Альберто.
— Что случилось, синьора Луизия? Что-нибудь с синьором Паоло?
— Да нет, мой мальчик. С синьором Паоло, слава богу, все в порядке.
— Не хотите ли вы сказать, синьора, что Кассия...- голос Альберто задрожал.
— Она... утонула...
— Нет! - от этого крика даже окна в доме задрожали.
В этот момент вернулся с огорода отец Кассии синьор Паоло. Еще у порога услышав голоса, он понял, что вернулся Альберто. Войдя в дом, Паоло сразу же направился к нему и, по-отечески, обнял и похлопал его по спине.
— Мужайся, сынок. К нам пришло великое горе, но мы — мужчины, и должны все переносить по-мужски. К тому же, ты молод, у тебя еще вся жизнь впереди. Я верю, найдешь ты себе жену не хуже нашей Кассии...
При последних словах сам Паоло всхлипнул, а жена его завыла навзрыд.
— Где ее могила?- спокойно спросил Альберто.- Когда это произошло?
— Нету, нету на этой земле могилки нашей бедной Кассии,- вздохнул отец.- Как ушла она на море  третьего дня, так и не вернулась. Где-нибудь на дне морском и покоится.
— С кем она была?
— Одна.
— И никто не видел, куда она пошла?- мысль Альберто заработала лихорадочно.
— Никто,- вступила в разговор Луизия.
— Почему же вы тогда решили, что она пошла на море?
— Она в эти часы всегда ходила купаться,- вздохнула Луизия.
— Но она же плавает не хуже бога Нептуна. Она не могла просто так утонуть. Я не верю!
— К тому же, на берегу, у черного валуна, нашли ее платье и сандалии,- добавил синьор Паоло.
— Но почему же тогда ее труп не всплыл?
— А то лишь одному господу богу ведомо.
Альберто не стал больше ни о чем спрашивать убитых горем родителей Кассии, а бросился к морскому берегу. Туда, где над самым морем возвышался огромный черный валун, словно тело порами, покрытый многочисленными трещинами и гротами. Это было их любимое место. В любую погоду, в любое время какая-то неведомая сила влекла их сюда, к этому отшлифованному морской волной камню. Здесь они встречались, здесь же чаще всего проводила Кассия дни, томясь ожиданием уходившего на заработки Альберто.
Вот и валун. Альберто в страшной тоске прильнул к нему, раскинул руки, словно пытаясь обхватить разом всю эту каменную глыбу. Со стороны могло показаться, что человек слушает ужасную исповедь, которую произносят каменные уста. Но вот исповедь закончилась и человек поднялся на ноги и тут же поклонился камню в пояс.
— Спасибо, друг, что поддержал мою веру и надежду. А любовь мою поддерживать не надо. Она и  так горит денно и нощно в моем сердце жарким факелом.
После этих слов Альберто принялся самым тщательным образом обыскивать каждую трещину в камне, каждую выбоину и грот, пытаясь найти хоть какой-то след своей невесты. Но все было тщетно. Отчаявшись, он стукнул кулаком по валуну и решился на последний шаг. Сбросив с себя одежду, он вошел в море. Будучи прекрасным пловцом и ныряльщиком, он надеялся найти Кассию хоть на дне морском. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что ее тело могли давно съесть акулы, а скелет обглодать хищные рыбы, либо же морской отлив унес ее далеко-далеко в свои бездонные глубины.
Несколько часов промелькнули, как мгновение. Обессиленный Альберто в последний раз вынырнул, кое-как выбрался на берег, бросился на песок у самого подножия валуна и дал волю слезам.
Солнце уже зацепилось за край моря своим кровавым диском. Начало смеркаться.
Альберто успокоился. Ему даже показалось, что он ненадолго вздремнул. Ища руками точку опоры, чтобы подняться, он неожиданно почувствовал под левой ладонью что-то жесткое. Поднеся это “что-то” к глазам, он узнал... ЕЕ кольцо. Самое обычное, но такое для него дорогое медное кольцо. Надежда вспыхнула в Альберто с новой силой. Это кольцо Кассия никогда не снимала. И, если бы она утонула, исчезло бы и это кольцо.
Значит... Либо ее убили и она, сопротивляясь, потеряла кольцо, либо... Может быть, сама сняв его с пальца, она дала тем самым знак Альберто, что она жива, но с ней случилась беда.
Альберто ожил. Положил колечко в медальон. Быстрее ветра помчался он к дому синьора Паоло, едва не сбивая с ног односельчан. И еще с улицы в радостном возбуждении закричал:
— Не верю! Не верю! Кассия не могла утонуть.
— Синьор Паоло, синьора Луизия, я найду Кассию,- тяжело дыша, Альберто вбежал в дом и, наконец, остановился.- Я найду ее живой или мертвой... Впрочем, нет, что за ерунда. Ведь Кассия жива. Она оставила мне свой знак. Я найду ее и приведу сюда, в этот дом. А потом мы сыграем свадьбу. Ведь вы же благословили нас, синьор Паоло?
— Да, сынок, - со слезами на глазах в один голос ответили Паоло с Луизией.
— Вот, я прошу вас, - Альберто вынул из нагрудного кармана носовой платок и про-тянул его Луизии.- Вот здесь, синьора Луизия, мой свадебный подарок для Кассии. Медный браслет. Я купил его в городе. Сохраните его, пожалуйста, до нашей свадьбы. И верьте — свадьба будет!
Луизия дрожащими руками приняла браслет, а Альберто повернулся, чтобы идти.
— Ты бы поел, сынок,- отгоняя от горла комок, предложил Паоло.
— Некогда, синьор Паоло. Мне нужно спешить, ведь Кассия в беде.
И он умчался.
— Какого чудесного сына вырастили Маджорини,- сказал Паоло.
— Жаль, оба не дожили до этого дня,- поддержала мужа Луизия.
И оба, почему-то, заплакали. То ли от горечи недавней утраты, то ли от предчувствия будущего счастья.

                Глава шестая 
 
Министр двора Бертуччи был мрачнее тучи. Только что ему сообщили ужаснейшую новость — исчезла Мальва.
А случилось это так.
Принц Сильвио гулял в парке его высочества князя со своей возлюбленной Мальвой. Был чудесный летний вечер. Дышалось легко и свободно. Легкий ветерок поигрывал с кипарисами, заставляя их шуршать и шелестеть на разные лады. Серповидный месяц щедро поливал землю своим серебристым светом, проложив свои лунные мосты через зеркальную поверхность двух небольших искусственных прудов. Молодые гуляли по аккуратно выложенным гранитными плитами дорожкам и аллеям парка, говорили обо всем и ни о чем, объяснялись в любви и, укрывшись в тени раскидистых деревьев, целовались. Было поздно и, согласно установленному князем Фернандо распорядку, принцу полагалось уже возвращаться в свои покои. Но возвращаться не хотелось. Почувствовав беспокойство жениха, Мальва, которой родители давали гораздо большую свободу, неожиданно крикнула:
 — Догоняй! - и, слегка подтолкнув остановившегося в нерешительности принца, умчалась вперед, почти тут же исчезнув во мраке.
Принц засмеялся и, плюнув на все распорядки, побежал за Мальвой. Но тщетно он пытался догнать ее. Она бесследно исчезла. К тому же, принц услышал зычный голос гувернера:
— Ваше молодое высочество, пора спать! Не то батюшка ваш осерчает.
Принц Сильвио тяжело вздохнул и крикнул на всякий случай в темноту:
— Спокойной ночи, Мальва! - и направился во дворец, даже не обратив внимания на какой-то странный шум впереди и шорох в кустах.
Впрочем, Мальва не впервые вот так неожиданно исчезала по вечерам, поэтому и не возникло у принца никаких подозрений на сей счет.
Зато родители Мальвы, барон и баронесса Балохи, заволновались уже через пару часов. Разослали слуг на поиски дочери. Те вскоре вернулись ни с чем. Мальвы не было ни во дворце, ни в парке, ни в других местах. Балохи почуяли что-то неладное. Когда же слуги вторично вернулись без Мальвы, барон Балох направил курьера к министру двора Бертуччи. Тот, поняв в чем дело, велел немедленно разбудить министра сыска Жосимара.
 — Как могло случиться, Жосимар, что ваши люди нарушили мой приказ и оставили без присмотра нареченную невесту его молодого высочества? - с каждым словом голос Бертуччи все больше наливался свинцом.
 — Этого не может быть, синьор Бертуччи, - зевая и почесываясь, ответил Жосимар.- Мои люди ни на секунду не оставляли Мальву без внимания и исчезнуть она никуда не могла без их ведома.
— В таком случае, я должен заподозрить в похищении Мальвы именно ваших людей.
Жосимар понял, какую ерунду он ляпнул спросонья. Сон его тут же, как рукой сняло. Он задрожал.
— Вы меня не так поняли, синьор. Вероятно, здесь произошло какое-то недоразумение. Может быть, Мальва просто загулялась с принцем...
— Принц давным-давно почивает, а слуги барона Балоха уже дважды обыскали все окрестности, но Мальвы нигде не нашли. Я посылал на поиски гвардейцев и тоже безрезультатно.
Министр сыска удовлетворенно сжал в кулак правую ладонь, а вслух как можно более удрученным голосом спросил:
 — И что же теперь делать, синьор Бертуччи?
 — Нужно немедленно доложить обо всем князю.
 — Да, но его высочество спит и, согласно установленному порядку до семи часов его будить не положено.
 — Вы плохо знаете придворный этикет, Жосимар. Это не распространяется на исключительные случаи. А сейчас как раз именно такой исключительный случай и есть.
Жосимар хотел еще как-то возразить, чтобы потянуть время, но подходящих слов не нашел и потому промолчал. Бертуччи же тем временем продолжал:
 — Мы сейчас пойдем к князю вместе, но докладывать его высочеству будете вы, Жосимар, ибо это ваши люди не уберегли будущую принцессу.
Отправляясь во дворец, министр двора велел прибыть туда же и старикам Балохам.
С большим трудом удалось разбудить сладко спавшего князя. Едва открыв глаза, князь Фернандо спросил:
— Который час?
— Половина шестого, Ваше высочество.
— Кто посмел разбудить меня в столь ранний час?! - разгневался князь.- Вы что, забыли распорядок?
Но в это время в опочивальне князя появились Бертуччи, а за ним Жосимар.
— Это я приказал слугам разбудить Ваше высочество,- произнес Бертуччи. -  Мне очень прискорбно, что пришлось потревожить ваш священный сон, но побудил меня это сделать исключительный случай, Ваше высочество.
— Что за исключительный случай? -  вдевая руки в рукава поданного постельничим халата, встревоженно спросил князь. - Неужели этот подлец Цезаро объявил нам войну?
— Хуже, Ваше высочество,- Бертуччи отошел чуть в сторону, освобождая путь министру сыска.- Прошу вас, Жосимар.
Нервной походкой Жосимар приблизился к князю и, посмотрев ему в глаза, негромко, но четко произнес:
— Ваше высочество, сегодня ночью похищена Мальва Балох, обрученная невеста нашего славного, лучшего в мире наследника престола.
Князь непонимающе покачал головой, часто-часто моргая. Морщины непонимания покрыли светлое чело князя. Наконец, он спросил:
— Что вы этим хотите сказать, Жосимар?
— Ничего другого, кроме того, что прекраснейшую Мальву, юную подругу нашего любимого принца, похитили,- скорчив удрученную мину и опустив голову, ответствовал министр сыска.
— К...как похитили? Что значит... похитили? - князь помолчал несколько минут, что-то соображая и беспомощно глядя на министра двора, и, наконец, выдохнул:
— Это значит, что ее ук...крали?
— Совершенно верно, ваше высочество,- все так же прискорбно подтвердил Жосимар.
— Это ложь! - князь Фернандо воскликнул так резко, что даже его пухлые щеки по-крылись румянцем. - В моем государстве не могут украсть, а тем более украсть человека, да еще и невесту моего сына и нашего наследника.
— И тем не менее это факт, ваше высочество.
Жосимар взглянул на Бертуччи, тот направился к дверям, распахнул обе половинки и произнес негромко:
— Пожалуйте, синьоры. Только прошу вас, будьте спокойнее. Наш государь и так уже в трансе.
В опочивальню князя едва не на коленях ввалились родители Мальвы, оба в слезах и оба с причитаниями.
— Ваше высочество! Какое горе! Ваше высочество! Верните нам нашу дочь и невесту вашего наследника.
Князь сам готов был разрыдаться. Он подошел к Балохам, обнял их по-отечески и, едва себя сдерживая, попросил:
— Расскажите мне, синьоры, все, что вам известно.
Во время рассказа, который, перебивая друг друга, вели барон и баронесса, князь нервно вышагивал по опочивальне, заламывая и хрустя пальцами.
— А что с нашим наследником? - спросил князь, когда Балохи умолкли.
— Его молодое высочество спит, -  ответил постельничий.
— И пускай спит. И вообще, я приказываю исчезновение Мальвы держать в тайне. Слышите? Никто не должен, кроме здесь присутствующих, знать об этом.
— Но как же нам быть, ваше высочество? - подала голос баронесса.
— И вам, синьора, придется помолчать.
— Но ведь у нас будут спрашивать, где наша дочь?
Князь в недоумении взглянул сначала на Балохов  (“Действительно, ведь у них об этом могут спросить.”), а затем на Бертуччи, ища у того совета. И министр двора тут же пришел на помощь своему монарху.
— А вы, уважаемые родители, отправили свою дочь на побережье — подышать свежим воздухом и набраться новых сил. Ведь жизнь у Мальвы скоро начнется нелегкая.
— Великолепно, Бертуччи! - захлопал в ладоши князь. - Отныне я повелеваю вам так и отвечать всем, кто будет интересоваться вашей дочерью
— Но вы найдете ее, ваше высочество? - дрожащим голосом спросил барон Балох.
— Этот вопрос, барон, нужно задавать не князю, а министру сыска Жосимару, - произнес Бертуччи и тут же поймал на себе пронзительный взгляд последнего.
Однако князь Фернандо уже взял себя в руки, утер батистовым платочком влажные уголки глаз и заговорил твердым голосом.
— Слушайте приказ, Жосимар! Срочно закрыть наглухо все границы. Гвардейцам усилить наблюдение. Соглядатаям хватать всех подозрительных личностей...
— А если подозрение вызовет женщина? - Жосимар, ради уточнения, осмелился пере-бить князя.
— Я сказал ВСЕХ подозрительных личностей. Когда речь идет о моей чести, а значит, и о чести моего государства, ибо здесь я всецело присоединяюсь к словам Людовика Фран-цузского, я не остановлюсь ни перед чем. И ничего страшного, если арестованными окажутся лишние люди. Пусть не шляются без дела по дорогам княжества.
Машина сыска заработала.

                Глава седьмая

Прибалдевший от кальяна визирь Махмуд горящими от пламенной страсти глазами следил за тем, как его наложница Зульфия выделывала танец живота. Визирь сидел, откинувшись на спинку мягкой софы. В этот момент вошел слуга Рашид и что-то шепнул ему на ухо. Визирь тут же вскочил на ноги, щелкнул пальцами и повелительным жестом велел немедленно убраться Зульфие и двум музыкантам, затем повернулся к слуге и сказал:
— Проси!
Рашид тут же исчез за дверью, а вместо него в огромном шатре визиря оказался ми-нистр сыска Жосимар.
— Рад видеть вас, дорогой Жосимар, в своих апартаментах. Прошу садиться. Чувствуйте себя, как дома.
— Благодарю,- Жосимар с трудом уселся на непривычное для европейца сидение в виде подушки.
— Чего изволите: рахат-лукум, шербет, кос-халва, финики в меду?
Жосимар улыбнулся.
— Я не разбираюсь в ваших восточных яствиях, дорогой визирь. По мне они все чудесны. Поэтому полностью доверяюсь вашему вкусу.
— Ну что ж, прекрасно. Рашид!- визирь дважды хлопнул в ладоши.
Дав указания слуге, визирь вернулся к своему гостю и, удобно раскинувшись на софе, бесцеремонно уставился на Жосимара.
— Ну, а теперь я желаю выслушать причину, побудившую вас лично и тайно обратиться ко мне.
— До нас дошли сведения, что эмиру Анвару по сердцу пришлась невеста невинного отпрыска нашего князя.
— Кто за вами стоит, Жосимар? - визирь недоверчиво взглянул министру сыска прямо в глаза.
В этот момент в шатер вошел слуга Рашид с дымящимся подносом. Расставив блюда, он приложил правую руку к сердцу, поклонился визирю и его гостю и тут же покорно вышел.
— Прошу вас, дорогой министр, отведать наших восточных блюд.
Жосимар придвинулся к низкому столику, а визирь, не сводя глаз, следил за ним, терпеливо дожидаясь ответа на свой вопрос.
Проглотив несколько кусочков теплого шербета, Жосимар удовлетворенно кивнул головой и сам нашел глаза Махмуда.
— Я понимаю вашу недоверчивость, визирь, но, я думаю, что вы тоже понимаете, что такими вещами не шутят. Ведь речь идет не просто об очередной жене для вашего эмира, а о невесте нашего принца.
— Допустим, я вам поверю, но вы понимаете, чем это грозит нашему великому и несравненному эмиру? Он из-за этого может лишиться верного союзника в лице вашего князя и блеск его имени надолго померкнет в отношениях с другими странами.
— Это может произойти только в том случае, если наш князь узнает о том, что невеста его сына попала в гарем вашего эмира. Но, насколько я понимаю ваши обычаи, восточный монарх не имеет обыкновения представлять и даже показывать, пусть и своим союзникам, собственных жен.
— Хорошо, но есть ли у вас гарантия, что операция по похищению и доставке на яхту эмира Мальвы пройдет успешно?
— Девушка уже спрятана в надежном месте.
Визирь Махмуд встал, прошелся взад-вперед, подошел к столику, взял кусочек рахат-лукума, пососал его, смачно причмокивая языком. Наконец спросил:
— Ваши условия?
— Пятьдесят тысяч золотых монет и два паспорта вашего эмирата.
— Мне нужно посоветоваться с его высочеством эмиром.
— Разумеется, господин Махмуд.
Визирь покинул шатер, но вместо него тут же вошел Рашид, а вслед за ним Зульфия и музыканты. Жосимару ничего не оставалось, как смотреть на танец живота и лакомиться восточными сластями.
Визирь Махмуд вернулся через полчаса. Все посторонние тут же исчезли, оставив его наедине с Жосимаром.
— Мне приятно сообщить вам, господин Жосимар, что мой повелитель эмир Анвар одобрил ваш план и согласился с вашими условиями. Но нам нужны гарантии, что все пройдет гладко.
— Мои гарантии лишь в моей власти (а расследование похищения Мальвы веду я лично) и во всемогуществе того, кто стоит за мной.
— Назовите его!
— Увы, мой дорогой визирь, в интересах дела имя моего покровителя должно пока остаться в тайне. Даже для вас и уважаемого нами эмира.
По всему было видно, что визирь неудовлетворен таким ответом. Он скорчил гримасу. Молча обошел вокруг своего гостя. И, повернувшись к нему лицом, остановился.
— Ну что ж, мой несравненный повелитель, да продлит аллах его годы, действительно жаждет увидеть в своей постели прекраснейшую юную Венеру. И только поэтому он принимает все ваши условия. Но имейте ввиду, в случае чего, даже если вам удастся уйти от правосудия здесь, то там, у нас, первой головой, которая скатится с плеч, будет ваша.
Жосимар лишь покорно склонил голову.
Визирь хлопнул в ладоши. Тут же появился Рашид со шкатулкой в руках.
— Здесь, в качестве аванса, десять тысяч золотых монет. Все остальное получите после.
Жосимар еще раз, теперь уже с благодарностью, склонил голову и, взяв шкатулку, быстрым шагом покинул апартаменты визиря.
Вечером того же дня визирь Махмуд попросил аудиенции у князя Фернандо. Но визиря принял министр двора Бертуччи, извинившись от имени князя за его легкое недомогание. Выразив князю сочувствие и от лица эмира, и от себя лично, визирь передал Бертуччи грамоту эмира, в которой тот сообщал:
“Мой дорогой брат, ваше высочество!
С прискорбием вынужден сообщить вам, что мне необходимо прервать мой визит к вам, ибо известия, полученные мною от моих верноподданных в моей стране, сколь неожиданны для меня, столь и печальны, чтобы не сказать более. Весьма сожалею, что так и не удалось до конца осуществить программу моего визита. Но всячески надеюсь и молю о том аллаха, что этот мой первый визит в ваше сказочное княжество не окажется последним.
С любовью и полным доверием к вам,
эмир Анвар Абдулла Ахмед-хан Батрами.”
— Что ж, весьма огорчен, уважаемый Махмуд, решением эмира. Думаю, и князь Фернандо будет опечален, тем более, что ему так и не довелось довести свою беседу с эмиром до конца.
Визирь терзался сомнениями по поводу высокопоставленного лица, стоявшего за Жосимаром. Может быть, этим лицом как раз и является Бертуччи? Но ведь он отлично умеет скрывать все свои эмоции, и потому его так запросто не раскусишь.
— А как скорбит о том мой несравненный повелитель, да продлит аллах его жизнь. Но... дела государственные превыше личных пристрастий, - склонился в поклоне Махмуд.
— О да, вы правы, господин визирь.
Они распрощались.
Через час яхта эмира снялась с якоря с тем, чтобы остановиться в открытом море, в нескольких милях от Голубого залива, где и находился остров Инферно.

                Глава восьмая

  На вилле Тикки царило возбуждение. Приехала сама хозяйка — синьора Лайма. Да не одна — с доктором. Так случалось всегда после удачной “охоты” “гонцов за живностью”, как их называл верный Ману.
Пока доктор отдыхал с дороги, переодевался, готовился к осмотру, синьора Лайма, как всегда беседовала с управляющим.
— Какие новости, Ману?
— За границей все спокойно. Покупатели довольны... Была, правда, одна неприятность...
— Говори,- тут же приказала синьора Лайма.
— Но ее быстро ликвидировали,- недрогнувшим голосом продолжал Ману.
— Я слушаю,- синьора Лайма распустила волосы и, устроившись перед зеркалом, начала расчесываться.
— Одной живности удалось бежать, но добраться она смогла лишь до ближайшего полицейского участка. Когда же начала рассказывать свою историю дежурившему в тот момент там инспектору, нашему человеку, сразу все стало ясно...
— Где она сейчас?
— Увы, в небытие,- после некоторой паузы произнес Ману.
— Я же просила за границей обходиться без мокрых дел,- вспылила синьора Лайма, вскочив на ноги и опрокинув резной стул из красного дерева, на котором она перед тем сидела.
— Не было другого выхода, синьора,- спокойно ответствовал Ману, поднимая стул.- Она пыталась бежать вторично.
— Ладно, Ману. Помоги мне расстегнуть платье и переходи к делам здешним. Как очередной товар?
Ману, бережно убрав густые волосы синьоры Лаймы с плеч, начал неспеша расстеги-вать платье на спине.
— Весьма строптивая попалась, синьора. Боюсь, как бы не повторилась предыдущая история.
— Посмотрим! В чем проявляется ее строптивость? - синьора Лайма зашла за ширму и стала переодеваться.
— Кричит, царапается, кусается,- Ману погладил прокушенный большой палец левой руки.- Ее нужно поскорее вывозить.
— А товар сто;ящий?
— Чарли, как всегда, сработал на совесть.
— Посмотрим. А что покупатель?
— Ждет нашего сигнала.
— Что бы я без тебя делала, Ману,- синьора Лайма вышла из-за ширмы уже в новом платье и, улыбаясь, приблизилась к негру. Сердце у того учащенно забилось и, если бы он не был черен лицом, можно было бы заметить, как щеки его покрылись румянцем.
Синьора Лайма провела ладонью по его черным, упругим кудряшкам на голове и кокетливо подмигнула. От этого Ману еще больше задрожал и отшатнулся. Молочно-белые белки его больших глаз налились кровью и он еле выдавил из себя:
— О, не мучайте меня, синьора. Ведь вы же знаете, как я люблю вас.
— Знаю, Ману, знаю,- лукаво и заигрывающе произнесла синьора Лайма и по-доброму улыбнулась.- И потому разрешаю тебе поцеловать... мою руку.
Она засмеялась и поднесла свою руку почти к самым губам негра.
— Большего госпожа своему управляющему, увы, позволить не может.
Негр задрожал всем телом и вмиг повлажневшими губами приложился к кончикам пальцев синьоры Лаймы.
— А теперь продолжай,- синьора Лайма отошла от Ману и снова устроилась перед зеркалом.
— Три дня назад на Виллу приблудился некто сэр Бромлей...
— Англичанин?- вздрогнула синьора Лайма.
— Так точно.
— Что ему было нужно?
— Был сильный ливень, синьора.
— Приметы?
— Среднего роста, тонкий нос, широкие брови, бакенбарды, усы. Причину своего визита он не назвал, но, синьора, он был вооружен.
— Ладно, выясним. А теперь ты меня послушай, мой верный Ману. Сегодня ночью на виллу привезут очень ценный товар. Беречь ты его должен, как зеницу ока. Ты, и никто другой. Ты меня понял?
— Да, синьора.
— На следующую ночь его увезут. Ты должен сопровождать товар до самого моря. Только после этого ты свободен. Ты получишь много денег, Ману. Но если с этим товаром хоть что-нибудь случится, ты потеряешь голову. Ты меня понял, Ману?
— Да, понял, синьора, что такой удачной охоты у нас еще не было.
— Я никогда не сомневалась в тебе, мой верный слуга.
Закончив причесывание и макияж, синьора Лайма встала и подошла к двери.
— А теперь веди нас, Ману. Показывай свой строптивый товар. Доктор, вероятно, уже тоже готов.
Втроем они спустились в подвальную комнату, ярко освещенную газовыми светиль-никами и со вкусом обставленную. Нужно сказать, что богатые люди княжества довольно быстро нашли выход из положения, в котором они оказались после известного указа князя Фернандо о разрушении всех дворцов и замков. Богатые люди княжества стали зарываться в землю, и порою под невзрачными одноэтажными хоромами располагались один, два, а то и три подземных этажа, интерьеру и убранству которых позавидовал бы, вероятно, не только благочестивый князь Фернандо, но и сам эмир Анвар, как говорят, один из богатейших лю-дей планеты.
Синьора Лайма со своими спутниками оказалась в другой, меньшей и более темной комнате, где и содержались обычно девушки после похищения.
Синьора Лайма смогла по достоинству оценить вкус “охотника” Чарли. Эта девушка, пожалуй, превосходила в красоте саму будущую принцессу (или эмиршу?) Мальву. Чего стоили ее густые золотистые волосы, достигающие талии! Небольшой, с чуть заметной гор-бинкой нос, большие необычной голубизны и глубины глаза, алые маленькие губки. Синьора Лайма кивнула Ману и тот одним резким движением сорвал с нее платье, отчего прикованная по рукам и ногам девушка только зарычала и тут же ливнем из ее бездонных глаз полились слезы.
— Такой красоты и строгости форм я еще не видел,- произнес пораженный доктор.- Я не вижу никаких внешних дефектов и готов хоть сейчас поручиться, что от такой невесты не отказался бы ни один монарх мира.
— Да, вероятно, этой девушке уготована прекрасная судьба,- согласилась синьора Лайма.- Как ее зовут, Ману?
— Кассия Морелли. Дочь Паоло и Луизии.
 — Откройте ей рот, Ману,- приказал доктор.
— Нет, доктор, если хотите, сделайте это сами,- Ману показал доктору свой прокушенный палец.- Но смею вас уверить, что зубы у нее белы и крепки, подобно щипцам для колки орехов.
— Приходится поверить вашему горькому опыту, Ману,- усмехнулся доктор.- И все же мне без вашей помощи не обойтись. Ведь я за свое резюме отвечаю своим реноме. А по-тому мне необходимо произвести гинекологическое освидетельствование.
Доктор открыл свой чемоданчик, достал шприц, иглу и разбил ампулу.
— Обнимите-ка ее, Ману, и держите крепче. Мне нужно сделать ей усыпляющий укол.
Кассия, оказавшись в железных тисках Ману, закричала не своим голосом, забилась, завертела головой, пыталась махать руками и ногами, стала плеваться, отчего Ману пришлось даже чихнуть. Но все было бесполезно и доктор, улучив момент, впрыснул ей снотворное. После этого Ману, утершись белоснежным платком и отбросив его в угол,  отстегнул цепи и, с помощью доктора, положил Кассию на осмотровый стол.
Удовлетворенная синьора Лайма покинула мужчин и поднялась наверх.

                Глава девятая

С раннего утра монастырский двор оглашался веселыми криками и визгами. Уж на что степенны и важны были монахини, и те, когда окунались в лазурное зеркало монастырского озерца, не могли удержаться от восторженных возгласов. О юных послушницах же и говорить нечего. Озерцо было для них единственной отрадой в этих успевших уже опостылеть непроницаемых каменных стенах. И они, с удовольствием сбросив с себя сутаны, отдавались этой маленькой радости полностью.
Озерцо питалось внутренним источником и потому вода в нем всегда была чистая (проточная) и, что особенно приятно в жаркие, знойные дни, всегда чуть прохладной. А это, принимая во внимание его мелководность, было еще более удивительным. Все, казалось, на этом острове было благословлено всевышним.
После утреннего купания и приведения себя в порядок, обитательницы монастыря шли в трапезную. Затем для послушниц начиналось время учебы, для монахинь — время божественной работы — несения различных служб. Потом молитвы и обедня. Тихий час и снова службы. И лишь после вечерней трапезы обитательницы могли обладать своим временем сами.
И так изо дня в день.
Старец Аги постепенно втягивался в работу. Подметал монастырский двор, убирал и сжигал отходы и мусор, обрезал деревья, подрезал цветы, косил траву. С наступлением вече-ра у старца начиналась другая, тайная работа, о которой были осведомлены только настоятельница да ключница, сестра Евлоха. Впрочем, старец выполнял эту свою вечернюю работу не без удовольствия и даже с большим усердием, нежели дневную. Это помогало ему быст-рее приобщаться к жизни в монастыре, вникать в судьбы его обитательниц и искать то, ради чего он здесь и появился. Потому он так усердно ежевечерне обходил все кельи, наблюдал в глазки, заглядывал во все углы. Правда, была вероятность, что ушлые монахини (а такие были в монастыре) рано или поздно заприметят эти специальные обходы старца и станут относиться к нему осторожнее. И работать станет труднее, но, в данном случае, риск был оправдан и пока, слава богу, все обходилось без подозрений, несмотря на то, что вчера ему пришлось столкнуться при обходе с несколькими послушницами.
Старец Аги прильнул к очередному глазку. Обе сокелейницы, только что отбив последние поклоны богу и отшептав последние слова молитвы, поднялись с пола и стали готовиться ко сну. Сняли свои облачения, распустили волосы, надели ночные сорочки, подошли к койкам.
В этот момент щелкнул внутренний засов в одной из ближайших келий. Старец Аги вздрогнул и мягко отпрыгнул на середину коридора, умышленно звякнув ключами. Сделал несколько шагов вперед. Тут открылась дверь кельи справа и прямо на него натолкнулась одна из монахинь — сестра Илона, вышедшая по каким-то своим нуждам. Увидев перед собой горбуна-урода, сестра Илона от неожиданности остолбенела. “Это еще что такое?” У нее даже душа затрепетала от страха. Поняв причину, повергнувшую сестру Илону в столбняк, старец Аги, вместо того, чтобы смутиться и извиниться, как это он сделал вчера в отношении нескольких молодых послушниц, вдруг заупрямился, вперил свои колкие глаза прямо в лицо сестры Илоны и проскрипел ржавым, сердитым голосом:
— И чего, мать, уставилась, словно только что из яйца вылупилась.
Что-то было в ней отталкивающее, несмотря на всю ее внешнюю красоту, и внутренний голос велел старцу Аги ответить именно так. Не чувствовал он в ней непорочную душу монахини, видел ее слишком приземленной, чтобы не сказать большего. А сестра Илона аж присела от подобных дерзких слов, да еще произнесенных в стенах святой обители. Словно рыба, хватала она воздух беззвучным ртом, не в силах пошевелиться. Наконец, старец Аги решился обойти ее сбоку и неспешно проследовал дальше, изучая расположение святой оби-тели.
Придя в себя, сестра Илона вернулась в келью. Уродство и грубость старца настолько ее поразили, что даже сон покинул ее. Так всю ночь и простояла в келье на коленях, крестясь и отбивая поклоны господу, считая явление сего урода карой небесной. Но и это не помогало. Сам вид мужского создания, даже пускай оно и было ошибкой природы, вновь возродил в ней неуемную похотливую страсть, с которой прежде она справлялась в монастырских условиях лишь мастурбацией или сеансом лесбиянской любви. Не одну послушницу она совратила таким образом. Впрочем, те были довольны. И только по глупости своей, веря во всемогущество покаяния и отпущения грехов, целомудренные послушницы доносили на нее настоятельнице Ангелине. Так продолжалось довольно долго, пока Ангелина категорически, под угрозой кары господней, не запретила сестре Евлохе подселять к сестре Илоне кого бы то ни было, в особенности же молодых послушниц. С тех пор, вот уже девять месяцев сестра Илона обитает в келье одна, иногда едва не сходя с ума от безудержного порыва. Познав мужчину в тринадцать лет, юная Франклина поняла очень быстро, что из этого можно извлекать не только удовольствие, но и выгоду. Благо, мужчины сами всегда ей шли навстречу. Довольно скоро разбогатев, она ушла из дому, порвала с семьей, пришла в столицу, купила маленький домик на самой окраине... И вот уже слава о прелестной рыжеволосой куртизанке разнеслась по всему городу. Разумеется, навещать ее могли только состоятельные люди, но зато и распоряжаться ею они могли, как хотели.
Когда все это дошло до ушей князя Фернандо, он тут же собрал кабинет министров и едва не впал в беспамятство: как, в его государстве живет пр-р-р..., как же за границей называют таких женщин? Князь Фернандо беспомощно посмотрел на министра кабинета.
— Женщины легкого поведения,- подсказал Доризор, делая вид, что ему ужасно противно произносить эти три слова, но делает он это исключительно ради того, чтобы помочь его высочеству.
— А куда же, в таком случае, смотрит министр сыска Жосимар?- вскричал князь Фернандо.
Жосимар виновато понурил голову и молчал. Он действительно чувствовал себя виновным в том, что эта информация прошла мимо него сразу и непосредственно к князю Фернандо.
— Я приказываю!- голос князя Фернандо зазвучал твердо и повелительно.- Под угрозой кары божьей и моей я приказываю министру сыска Жосимару немедленно схватить и допросить оную пр-р-р... легкого ... женщину, и выяснить, является ли она иностранкой, и тут же выдворить ее за пределы моего государства.
— А если она не иностранка, ваше высочество?- осмелился подать голос Жосимар.
— То есть, вы хотите сказать, Жосимар, что эта пр-р-р... женщина  может быть нашей подданной?!
— Нет, ваше высочество, я просто... У меня просто в мыслях так промелькнуло,- стал оправдываться Жосимар.
— Если у моих министров мелькают подобные мысли, то им нечего делать при моем дворе,- изрек, как отрезал, князь Фернандо.
Понимая, чем все это может кончиться, министр двора Бертуччи неожиданно для всех (ведь все знали, что Бертуччи, мягко выражаясь, недолюбливает Жосимара) решил вступиться за него. Но, в данном случае, Бертуччи чувствовал, что правда больше на стороне Жосимара, нежели князя. Разумеется, министр двора не читал Платона, поэтому он и несколько пере-делал мысль великого философа, что, впрочем, не извратило ее сути: “Жосимар мне враг, но истина дороже!” Ведь если князь Фернандо только размышлял о том, какой должна быть его страна, то Бертуччи пытался воплотить эти размышления на практике, что было гораздо труднее, но потому и мыслил он более практично.
— Ваше высочество, - взял слово Бертуччи.- Конечно же, и у меня в первую голову родилась мысль, что эта... такая женщина может быть только иностранкой.
Услышав это, Жосимар воспылал внутренним гневом. Однако уже следующие слова Бертуччи пролили на зачерствевшее сердце министра сыска живительный бальзам.
— Однако в следущий миг я подумал, ваше высочество, что это не обязательно может быть иностранка, а какая-нибудь заблудшая в своих поступках овечка, какие, увы, еще встречаются среди ваших подданных, наглотавшаяся на пастбище плевел, занесенных сюда неко-гда заезжими распутницами, с которыми мы, благодаря вашим титаническим усилиям, ваше высочество, слава богу, покончили несколько лет назад.
Князь Фернандо задумался, затем поднял глаза и обвел ими всех присутствующих.
— Хоть одна здравая мысль прозвучала сегодня,- сказал князь.- Вы и на сей раз мудры в своей простоте, Бертуччи.
Опустив, словно извиняясь, глаза (впрочем, так поступали каждый раз все на совещании кабинета министров в присутствии монарха), министр кабинета Доризор на сей раз, од-нако, в душе торжествовал: ведь отдав единственную здравую мысль Бертуччи, князь, веро-ятно, уже забыл, что до того, как взял слово министр двора, говорил он сам, князь Фернандо. Такое случалось не часто (обычно — в моменты сильного волнения или возбуждения. В иных же случаях князь Фернандо всегда добавлял: “...из ваших уст”), потому и было настоящим праздником для недругов (конечно же, молчаливых и тайных) князя.
— Я приказываю,- снова повелевал князь Фернандо,- министру сыска Жосимару схватить и допросить оную... женщину и, в случае, если она окажется...- здесь князь почему-то вдруг закашлялся,- нашею подданною, применить к ней самые жесткие меры.
“Самыми жесткими мерами” в стране было насильное пострижение в монахи, ибо князь Фернандо, ради соблюдения гуманизма в отношении к человеку давно уже отменил смертную казнь.
Министр сыска Жосимар приказал немедленно схватить распутницу и посадить ее в (единственную в стране) тюрьму в одиночную камеру. На следующий день министр лично явился в тюрьму и приказал провести его к арестованной на допрос.
Обычно Жосимар проводил допросы быстро и в присутствии скорописцев, но на сей раз он вошел в камеру один и пробыл там довольно долго. Это не могло не насторожить надзирателей и они стали прикладывать уши к массивной дубовой двери камеры. Однако ничего, кроме глухих стонов и всхлипов, им услышать не удалось. А “волчка” в этой камере не было.
Лишь через пару часов министр сыска наконец-то открыл дверь и вышел в коридор. От опытных глаз надзирателей не ускользнуло разгоряченное и весьма довольное лицо Жосимара, что и посеяло в душах “блюстителей закона” смутные предположения. Едва министр удалился, один из надзирателей прежде, чем закрыть дверь, заглянул в камеру. Вид арестантки сразу же развеял всяческие сомнения. И вот уже надзиратели со всей тюрьмы, придерживаясь, впрочем, установленной очередности, зачастили в “камеру без волчка”, якобы ради исполнения каких-то просьб арестантки. Почти ежедневно приходил в эту камеру “на допрос” и сам министр. Так продолжалось до тех пор, пока Жосимар не ощутил на своем муж-ском атрибуте какой-то странный непрекращающийся зуд и не увидел не менее странные покраснения. Пришлось обратиться к врачу. Тот был не на шутку взволнован. О такой бо-лезни он много читал в специальных медицинских учебниках, но наяву встречаться с ней не приходилось. Уже после первых слов, произнесенных заикающимся врачом, Жосимар все понял. Пришлось немного раскошелиться и чуть-чуть пригрозить, чтобы врач поклялся, что тайна о заболевании министра умрет вместе с ним, врачом.
Жосимар был взбешен. Он тут же приказал выбросить из тюрьмы распутницу и отправить ее на остров Инферно с постоянным надзором и навечным пострижением в монахини, а дом и все ее имущество и драгоценности конфисковать в пользу министерства сыска, ибо все это приобретено ею нечестным путем. После этого Жосимар обратился к министру кабинета, ужимками и недомолвками объяснив ему всю пикантность своей ситуации и добавив, что ему, для лечения, необходимо поехать за границу. Министр кабинета от души посмеялся и, на всякий случай, отодвинулся от Жосимара. А тот, удрученный своими мыслями, этого даже и не заметил. Задав еще несколько острых вопросов, Доризор пообещал помочь. И свое слово сдержал. Через три дня он, стоя перед князем Фернандо, объяснял монарху, что министр сыска неожиданно заболел какой-то странной заморской птичьей болезнью, перед которой наша медицина бессильна, и поэтому Жосимару необходимо выехать на лечение за рубеж. Это же подтвердил и осматривавший министра врач.
— Но почему именно птичья болезнь? - сокрушался князь Фернандо, подписывая разрешение на выезд.- Бедный, бедный Жосимар... А может он уже превращается в птичку?
Так была решена судьба Франклины, ставшей сестрой Илоной. И вот она сейчас изнывала в своей келье от бессилия что-либо изменить. Устав молиться, она поднялась, скорчив гримасу от боли в затекших ногах, злобно стащила с себя монашеское платье и исподнюю сорочку. Подбежала к стоящему в углу сундучку, открыла крышку, нырнула рукой в глубь и вытащила кусок некогда большого зеркала, который она берегла пуще зеницы ока. Отбросив за спину левой рукой распустившиеся волосы, правой она начала проводить зеркалом сверху вниз, любуясь и оценивая свое тело.
За этим занятием и застал ее приоткрывший дверь кельи старец Аги.

                Глава десятая   

Такой день, как нынешний, походил в монастыре на праздник. Богатые родители привезли на остров Инферно свою старшую, пятнадцатилетнюю дочь, дабы наставить ее на путь истинный и подготовить, как следует, к нелегкому бремени замужества. Благо, девушка уже была обручена с младшим отпрыском одного из соседних князей. Именно в этом и была пикантность ситуации.
И само собой разумеется, что привозили такие родители своих дочерей не без богатых даров монастырю. Ежели бы кому из настоятельниц когда-нибудь взбрело в голову открыть в монастырских стенах музей, то посетители его были бы поражены богатством и разнообразием его экспонатов. Тем и жил монастырь, в наиболее крутые времена распродавая кое-что из даров и пополняя, таким образом, свою ризницу.
Но и мать Ангелина не позволяла в такие дни монастырю ударяться в грязь лицом. Она закатывала торжественную трапезу, от которой кое-что перепадало и послушницам.
На сей раз пришлось поработать и старцу Аги. Он помогал рыбакам переносить в монастырь отборную рыбу. Помогал сестре Евлохе вычищать, вылизывать келью, в которой будет жить новая послушница. Кроме того, в дар родителям Инессы (а именно так звали девушку) он нарезал самых лучших цветов из монастырского цветника. Любовно подобрав цветок к цветку, он вручил пышный букет матери, не преминув при этом поцеловать ее ручку, чем по-настоящему шокировал мать Ангелину.
Настоятельница лично показала всему семейству монастырь: храм, кельи, озеро, сад. Она с неизменной улыбкой любезности поведала о предстоящем житье Инессы, о том, что она ничуть не пожалеет о времени, проведенном здесь. Родители же, в свою очередь, рассказали о своем любимом чаде, о его кротости и смирении и, конечно же, о женихе и будущей свадьбе, которая начнется “здесь”, а окончится “там”, в соседнем княжестве.
Мать Ангелина была так возбуждена, что даже не особенно придала значение последнему факту. Более того, даже не поинтересовалась, как же могло так случиться, что юная красавица влюбилась в “заморского принца”. Ведь она ни разу не выезжала за границу, а тот, судя по всему, никогда не приезжал сюда. Иначе, об этом было бы известно.
Так, слово за слово, дело дошло до трапезы. А за столом уже не до высокой любовной политики: дай бог, о земном связно поговорить...
               

                Глава одиннадцатая
   
Сэр Бромлей укрылся в тени широкого, раскидистого платана. Осторожно, стараясь особенно не высовываться, осмотрелся по сторонам. Кажется, никто его не заметил. Он был доволен собой. Дорогу к вилле Тикки он нашел безошибочно: вон она, родимая, укрылась в густых зарослях деревьев и кустарников, окаймленная поч-ти неприступным забором...
Да, но как раз именно забор и может оказаться непреодолимой преградой: ведь не из-вестно, что находится внутри. Собаки? Нет, это исключено! Он не видел ни одной прошлый раз. Сторожа? Вряд ли! Таким стенам много сторожей не нужно. Система сигнализации? А вот это не исключено. Впрочем, сэр Бромлей был не из тех, кто боится трудностей и не умеет обходить их. Следовало всего лишь дождаться сумерек. Чертовски хотелось курить, но дым от трубки мог привлечь внимание обитателей виллы. Приходилось воздерживаться и, спаса-ясь от соблазна, облоктившись спиной о ствол, обозревать окрестности.
А они были чудесны. Сейчас, при прекрасной погоде, сэр Бромлей сумел оценить их по достоинству. Такого сочного благоухания трав он у себя на родине не ощущал. Дышать было необыкновенно легко и приятно. Высоко в небе кружили птицы, звонким щебетом пронзая воздух. Бабочки пестрыми крылышками махали у самого его лица. Легкий ветерок перешептывался с листьями...
Сэр Бромлей поймал себя на том, что дремлет, лишь когда услышал стрекотание ци-кад. Поняв, что вечереет, он открыл глаза и мотнул головой, разгоняя сон. Еще раз осмотревшись, он поднялся. Пришла пора действовать.
Сэр Бромлей, чтобы окончательно сбросить дремоту, потянулся до хруста в костях и вскочил на ноги. Осторожно, не выходя на дорогу, направился к вилле... Вот здесь остановился его экипаж в тот знаменательный день приезда, когда проклятая непогодь (как он был ей благодарен сейчас!) сбила с пути его кучера и привела сюда. С этой стороны однозначно не могло быть никакого черного хода и он прошел ее, не останавливаясь. И лишь свернув за угол, подошел к ограде вплотную. Идти стало труднее, так как заросли можжевельника и папоротника подступали к самой стене. К тому же, следовало ощупывать каждый сантиметр ее. Сэр Бромлей так увлекся поисками, что не расслышал даже шипения под ногами. Лишь когда в кожаные сапоги пришелся резкий, как выстрел, прыжок змеи, сэр Бромлей вздрогнул, бросился к стене и от неожиданности вскрикнул. Но тут же прикусил себе палец.
— Пошла вон, гадючья твоя душа,- сквозь зубы прошипел сэр Бромлей.
Постояв несколько секунд, он продолжил поиски, но уже ставил ноги несколько осторожнее.
Заросли стали реже и сердце сэра Бромлея забилось чаще. Он инстинктивно почувствовал, что цель близка. Так оно и случилось.
   Взошла луна, осветив довольно утоптанную, хотя и неширокую тропинку, уходящую в глубь зарослей и теряющуюся в лесу. Да и руки сэра Бромлея нащупали потайную калитку. Полдела было сделано. Оставалось лишь дождаться главного — появления здесь нужных лиц. Сэр Бромлей понимал, что ожидание может затянуться на несколько суток, и загодя подготовился к этому, принеся на спине котомку с провизией. Удалившись с открытого места в заросли и устроившись поудобнее, стал ждать.
К счастью, в тот день (а точнее — ночь) судьба благоволила сэру Бромлею и спустя всего какой-то час шум приближающихся шагов заставил сэра Бромлея насторожиться. Он даже дышать перестал. Вскоре в обрамлении лунного света показался невысокого роста с сияющей лысиной на голове крепыш. Одет он был по-крестьянски неброско, но по его уверенной, чуть ли не хозяйской походке сэр Бромлей вы-числил в нем своего человека, да к тому же частого гостя на вилле. Крепыш подошел к стене, потянул за лишь ему ведомый шнурок, и тут же послышался приглушенный из-за толщины стены звук колокольчика. Минуты через две калитка отворилась и в ее проеме со светильником в руке показалась знакомая фигура управляющего Ману. Не говоря ни слова, оба тут же удалились, прикрыв за собой калитку.
Сэр Бромлей вышел из зарослей и в три прыжка оказался у калитки. Она уже была запертой. Сэр Бромлей лишь чертыхнулся про себя: на этой вилле умели хранить тайны. Сэр Бромлей стал нащупывать шнурок для звонка и почти сразу же наткнулся на него. Он почувствовал, как задрожали его ноги, сказались усталость и нервное перенапряжение. На какие-то секунды он прислонился спиной к ограде и прикрыл глаза. Несмотря ни на что, он был доволен собой.
Сэр Бромлей как раз вовремя успел укрыться в зарослях, калитка тут же отворилась и светильник вырвал из тьмы черное лицо Ману. Сэра Бромлея снова удивило, что даже сейчас, ночью, и в этом глухом уголке Ману предпринимал необходимые меры предосторожности. Наконец, негр отошел в сторону и в проеме показался крепыш с грузом, лежавшим на спине. Крепыш в последний раз, прощаясь, повернулся лицом к Ману и тот, перекрестив его, произнес полушепотом:
— Сегодня ты должен быть особенно осторожен, Томмазо.
— Томмазо всегда осторожен,- последовал ответ, после чего тут же калитка захлопнулась, а крепыш Томмазо исчез в зарослях.
Сэр Бромлей удовлетворенно вытирал платком пот с лица.
— Ну, вот и я забил гол в ваши ворота, досточтимый Ману. Счет сравнялся. Но у меня есть еще время, чтобы выйти вперед и победить в этом матче.

                Глава  двенадцатая

И все-таки Альберто удалось напасть на след Кассии. В одной из деревень в корчме он разговорился с крестьянином и поведал ему о своем горе. И тогда тот рассказал Альберто, что иногда через их деревню проезжают странные таинственные экипажи, которые крестьяне окрестили нечистой силой. Правит этим экипажем, запряженным четверкой резвых буланых коней некий Томмазо-молчун, от которого никто никогда не слышал ни одного словечка. И где он живет, и где держит таких красавцев-коней тоже неизвестно. Да, так вот, никто никогда никого не видел сидящим в этом экипаже, зато порою изнутри слышались глухие стоны, когда Томмазо останавливался, чтобы напоить коней.
— А почему никто не пытался задержать этого Томмазо и заглянуть в экипаж?- заинтересовался Альберто.
— Пытались,- вздохнул крестьянин.
— Ну, и что?
— Да ничего из этой затеи не получилось. У Томмазо есть охранная грамота самого министра сыска.
— Иди ты!
— Вот так, - крестьянин хотел было встать и уйти, но Альберто задержал его очередным вопросом.
— А откуда у какого-то Томмазо могла оказаться охранная грамота самого министра?
— То нам не ведомо.
— Может, он ее украл?
— Может и украл, да только как теперь проверишь это.
На сей раз крестьянин встал уже решительно и Альберто поднялся следом.
— Ты мне скажи только приятель, в какую сторону мчится таинственный экипаж?
— От нас все на северо-восток. Прощай, бродяга, дела у меня.
Крестьянин ушел. В душе у Альберто с новой силой вспыхнула искра надежды. Он почувствовал, что Кассия жива и, возможно, тоже стонала в закрытом экипаже Томмазо-молчуна.

                Глава тринадцатая

Радостное настроение начальника подземной темницы Никколо по поводу удачного похищения и доставки сюда Мальвы было омрачено дерзким поступком другой пленницы, имя которой даже не было известно. Неожиданно для тюремщиков, она вырвалась из своей кельи и убежала. Мальва как раз и стала невольной свидетельницей ее побега. Разумеется, как и в каждой тюрьме, здесь затворники содержались в тайне друг от друга и даже сидящие в одной келье-камере, не знали, есть ли  у них соседи. Более того, наиболее беспокойные и буйные заковывались в цепи. Но пока, слава богу, таких в темнице у Никколо не было.
И вот, в тот самый момент, когда Мальву вели по бесконечному и мрачному коридору, а ключник-надзиратель закрывал на ключ двери тюремных келий, из одной из них вырвалась золотоволосая босая девушка и со всех ног  помчалась вперед. Момент она рассчитала правильно. Услышав топот нескольких пар ног, она поняла, что ведут очередного пленника. Значит, сейчас надзиратель будет приоткрывать двери, проверяя кельи и тут же закрывать их на ключ. В этот момент она и выскочит. Эффект неожиданности, плюс наличие в коридоре другого пленника не позволит надзирателям немедленно броситься в погоню. Лишь бы не подвели ее ноги и сам коридор, расположение которого она, конечно же, не знала. Это была с ее стороны чистейшей воды авантюра, но она надеялась на помощь всевышнего.
Несколько мгновений Никколо с надзирателем, действительно, пребывали в растерян-ности, не зная, что предпринять. Но вскоре Никколо нашелся. Схватив Мальву за руку и уже безо всяких церемоний, которые ему строго-настрого наказывали соблюдать в отношении этой особы, втолкнул ее в ту самую камеру, из которой выскочила беглянка, и бросился в погоню за последней. Надзиратель машинально повернув торчавший в замочной скважине ключ, помчался за своим начальником.
    Беглянку настигли быстро. Только девичья наивность могла толкнуть на такой поступок. Да еще полное игнорирование возможных последствий. Никколо с надзирателем повалили девушку на пол и живо завернули ей руки за спину с таким усердием (забыв, в порыве погони и злости, что перед ними всего лишь хрупкая девчонка), что у той не только хрустнули кости, но и перед глазами тут же поплыли разноцветные круги.
— Ты куда это, крошка, бежать вздумала,- поставив девушку на ноги и подтолкнув вперед, прохрипел осипшим от постоянного похмелья голосом  начальник темницы.
Они подвели ее к той самой камере, где сейчас находилась Мальва, открыли дверь и втолкнули ее с такой силой, что девушка на четвереньках проскакала через всю камеру и остановилась только тогда, когда уткнулась в чьи-то ноги. Так, стоя на коленях, она и вела глазами снизу вверх, пока не остановилась на лице несостоявшейся принцессы. Глаза их встретились и они долго и внимательно разглядывали друг друга. Наконец обе улыбнулись, высветив два ряда ровных и белых зубов, окаймленных алыми губками.
— В кандалы ее, Пьетро. Будет знать, как бегать, куда не следует, - прохрипел Никколо.- А эту красотку,- он ткнул пальцем в Мальву, - давай сюда. Негоже ей находиться в этой камере.
Надзиратель Пьетро приблизился к девушкам и взял недавнюю беглянку за руку.
— Оставьте ее!
От неожиданности Пьетро даже вздрогнул и посмотрел назад, на Никколо.
— Оставьте ее!- повторила уже тише Мальва.- И я отсюда тоже никуда не уйду. Мне нужна служанка, а поскольку вы не позаботились об этом, когда похищали меня, я требую, чтобы вы оставили мне эту девушку в качестве служанки.
— Но, ваша светлость, зачем вам в темнице служанка?- нашелся Никколо.
— А зачем вам, в таком случае, надзиратель?- парировала Мальва.- Вы что, не в состоянии один открыть и закрыть камеру?
— Но не могу же я, в конце концов, и отвечать за пленниц, и разносить им, к примеру, пищу? Для этого и нужен надзиратель.
— Вот, вот, а не могу же я, будущая принцесса княжества, поглощать эту вашу отвратительную пищу своими собственными руками. Я привыкла, чтобы меня кормила служанка.
Не найдя, что ответить на этот веский аргумент, Никколо лишь сглотнул слюну и слезливо произнес:
— Но моя госпожа будет очень недовольна, если я позволю вам остаться вдвоем.
— А вот это уже ваши трудности, господин тюремщик... И вообще, я устала, а вы мне надоедаете.
Мальва была умной девушкой и прекрасно понимала, для каких целей ее похитили. Поэтому и держала себя так вызывающе. Ей ведь здесь ничего не угрожало.
— Извините, ваша светлость,- склонился в поклоне начальник тюрьмы.
— Не волнуйтесь, ваша светлость, вам здесь будет хорошо,-  поддакнул надзиратель.- Вас здесь никто не обидит.
— Пшел вон отсюда, дур-рак!- рявкнул взбешенный Никколо и Пьетро тут же , как пробка из бутылки, выскочил из камеры.
Едва услышав прощальный скрежет ключа в замочной скважине и удаляющиеся шаги тюремщиков, обе девушки весело, во весь голос засмеялись.
— Ты кто и как тебя зовут?- наконец спросила Мальва.
— Я — Кассия. Дочь рыбацкая.
— Значит, тебя тоже похитили эти негодяи? Но зачем? Я понимаю, зачем они похити-ли меня, дочь барона и невесту принца. За меня можно выпросить богатый выкуп...
— Принца? Принца Сильвио?..- зачарованно произнесла Кассия.- Так ты, значит, Мальва? Нареченная невеста принца Сильвио?
— Но зачем они похитили тебя, дочь бедного рыбака?- не слыша Кассии, продолжала размышлять вслух Мальва.- Что они хотят получить от твоего похищения?
— Знаешь, Мальва, я что-то краем уха слышала о том, что они продают похищенных девушек в другие страны.
— В другие страны!?- вскрикнула Мальва.- Вот оно что! И значит, прямое отношение к этому имеет некая синьора Лайма. Ну погоди, синьора! Дай мне только вырваться на свободу.
— На свободу! Ты думаешь, это возможно? Я ведь тоже пыталась вырваться.
— Ты поступила очень глупо, Кассия. Не уничтожив гнездо тиранов, на свободу вырваться невозможно.
— А ты думаешь, его можно уничтожить, это гнездо?
— Я уверена в этом. Я знаю, что князь Фернандо уже поставил на ноги всю сыскную службу княжества. Ведь я невеста престолонаследника.
— А я...- на глазах Кассии появились слезинки.- Я ведь тоже невеста. И у меня есть свой принц.
— Правда?- удивилась Мальва.- И как же его зовут?
— Его имя —  Альберто.
— И ты думаешь, что два наших принца не смогут нас освободить? Да какие же они после этого будут принцы!
Мальва обняла за плечи Кассию и посмотрела ей в глаза. Потом они обе крепко обнялись и почему-то заплакали.

                Глава четырнадцатая
   
Клубок постепенно, к удовольствию сэра Бромлея, начал распутываться, но дальнейшее сокрытие истинных целей, приведших его в эту страну, становилось опасным. Княжество было слишком маленьким, чтобы таинственная деятельность таинственного иностранца не начала вызывать подозрений. К тому же, без благословения главы государства всю эту “таинственную” деятельность продолжать было невозможно.  Взвесив все обстоятельно и выбрав подходящий момент, сэр Бромлей добился аудиенции у министра двора. Нужно сказать, что интуиция и на сей раз не подвела опытного сыщика. Министр двора Бертуччи понял все с полуслова и пообещал сэру Бромлею завтра же доложить о нем князю Фернандо.
 И действительно, уже к полудню следующего дня сэр Бромлей стоял навытяжку по-военному перед самим князем Фернандо, который сидел в кресле, забросив нога на ногу. Иногда князь позволял себе такую вольность при иностранцах, показывая им тем самым, что он лишен всяких ненужных патриархально-придворных комплексов. Но министр двора Бертуччи, который, естественно, тоже был здесь, всегда после подобных приемов ненавязчиво и доброжелательно укорял за это князя, говоря, что даже ради иностранцев негоже попирать придворный этикет.
— Итак, сэр, мне доложили, что вы прибыли в мою державу ради выполнения секрет-ной миссии в деле поимки преступников, имея на то благословение своего монарха и полномочия мировой сыскной службы?
— Совершенно верно, ваше высочество.
— Не ошиблись ли вы, в таком случае, адресом, сэр?
— Не совсем понял ваш вопрос, ваше высочество?- сэр Бромлей удивленно взглянул на князя.
— Я хочу сказать о том, что в моем государстве преступников нет, а тем более организованных преступников, с заграничными связями, какими имеет честь заниматься ваша служба.
— Простите, ваше высочество, за встречный вопрос: кто, как не преступники, притом организованные, ибо в одиночку это сделать невозможно, похитил невесту вашего сына? - сэр Бромлей выдержал полагающуюся для того, чтобы ее оценили, паузу, и тут же смягчил свою горькую (для князя) правду:
— И потом, я же не утверждаю, что организованные преступники (в одном известном государстве их называют просто одним словом - мафия) являются подданными вашего высочества. Это могут быть внедрившиеся в вашу страну и даже втершиеся к вам в доверие иностранцы. Они-то, может быть, и будоражат не только устои вашей государственности, но и ваш священный покой.
Сэр Бромлей перехватил инициативу и тут же исчезла вся его скованность и военная подтянутость. Но, конечно, внешние приличия он соблюдал неукоснительно.
— Дайте вашу руку, сэр!- просветленно воскликнул князь, первым протягивая иноземному гостю свою пухлую ладонь.- Ваша логика неотразима. Я преклоняюсь перед ней... Вы правы, это все происки заграницы, потому что в моем государстве не может быть преступности и даже... разврата. Да, да, вы пройдитесь по моим землям. Вы не увидите ни одно-го, да простит меня бог за это слово, публичного дома, даже ни одной женщины... девицы... легкого поведения. Никто в моем государстве не знает, что такое...- щелкнул пальцами, вспоминая, с надеждой глядя на Бертуччи,- секс. Предел мечтаний для каждой девушки в нашем государстве — это монастырь маргариток на острове Инферно. И я считаю, что подобное воспитание в пуританском духе — благость для моих подданных. Ведь не зря же народ при-думал поговорку: “Запретный плод сладок!” Да, да, как бы вы ни запрещали человеку то или иное, ему всегда хочется испытать неизведанное. И я поэтому не приемлю эту политику запретов. Я считаю это насилием над человеческой личностью... Ведь запретить то, чего нет, невозможно. Не так ли, сэр?
Сэр Бромлей, соглашаясь, склонил голову.
— Поэтому у меня в стране нет секса, нет публичных домов... Даже тюрьма всего одна, и та больше напоминает профилактическую лечебницу...
Князь вскочил со своего тронного кресла, бодро зашагал по залу.
— Я считаю,- продолжал он, уже не глядя на покорно молчащего сэра Бромлея,- что преступность в моем государстве не имеет корней. Да, да! Она процветает там, где чего-то не хватает: то ли в экономике, то ли в политической системе, то ли в социальной свободе. Пре-ступность является ответной реакцией на отсутствие веры в будущее, на неустроенность жизни. Я же создал на своей земле рай. Вы посмотрите вокруг —  вы не увидите в моем государстве ни одного з;амка, ни одного дворца, в котором жили бы вельможи... Кроме моего, разумеется. Ведь народ меня любит и не желает, чтобы его монарх жил в лачуге. Но если народ скажет: “Князь Фернандо! Не живи во дворце, живи, как и все мы, в обычном доме, а дворец разрушь!”- я разрушу его, сэр. Как разрушил все остальные дворцы. И буду жить в одном мире с моим народом. Я считаю это своим большим успехом, что мой народ может без всяких опасений гулять по вечерам, где ему не пожелается. Скажите, сэр, может ли в вашем королевстве народ гулять по вечерам без всяких опасений? - князь Фернандо наконец вспомнил, что он не один, и повернулся к своему собеседнику.
— Простите, ваше высочество, за еще один встречный вопрос: а разве не вечером, да еще не где-нибудь, а в парке вашего высочества была похищена невеста вашего сына?- сэр Бромлей снова весьма искусно и ненавязчиво опустил князя на грешную землю.
— Понимаю ваш вопрос, сэр, - уже спокойно, без патетики произнес князь.- Понимаю, и потому наделяю вас самыми большими полномочиями на весь срок вашего пребывания в моей державе. И предоставляю к вашим услугам моего министра двора, синьора Бертуччи,- тот тут же покорно склонил голову.- Прошу только об одном: поскорее докопайтесь до этой проклятой лазейки, сквозь которую проникают в мою державу эти проклятые бандиты. Действуйте, сэр, и да благословит вас бог и моя благосклонность.
— Спасибо за теплые слова и понимание, ваше высочество,- поклонился сэр Бромлей.- Но я уже, с вашего позволения, начал действовать.
— То есть, как, каким образом?- искренне удивился князь.
— А вот об этом я, с вашего повзоления, промолчу. Во-первых, дурная примета. Во-вторых, и у стен бывают уши.
— Что касается ушей, то в стенах моего дворца их нет,- возразил князь, чем вызвал искреннюю улыбку у приложившего ухо к левой половинке дверей дворецкого Роберта.- Что же касается дурной приметы, то здесь я снова преклоняюсь перед вашей логикой, сэр.

                Глава пятнадцатая 
 
Свое дело дворецкий Роберт сделал превосходно. За кошель золотых монет он доложил министру кабинета Доризору о содержании разговора князя с пришлым сыщиком. И это заставило всерьез призадуматься Доризора. Такого поворота, честно говоря, он не ожидал и даже не предвидел.
Первым делом Доризор потребовал к себе Жосимара. Тот, удивленный неожиданным вызовом, явился тотчас же.
— Вы уверены, Жосимар, что нигде не наследили?
— Клянусь честью главного сыщика страны.
— Не клянитесь этим, ибо есть все предпосылки к тому, чтобы я отправил вас к черту в отставку!
Обескураженный таким началом, Жосимар почувствовал неприятное подрагивание икр на обеих ногах. Он задержал свой взгляд на лице министра кабинета и понял, что тот не шутит.
— Случилось нечто непредвиденное, шеф?
— В том-то все и дело! Есть ли возможность на некоторое время приостановить все операции и опуститься на дно?
— К сожалению, уже поздно, шеф. Спираль закручена. Эмир Анвар извещен и ждет.
— Что ж, в таком случае вам придется действовать еще хитрее и изощреннее. И помните: если до сих пор вы играли с неким абстрактным огнем, то сейчас пламя подбирается к самым вашим ногам...
— Простите, шеф,- перебил Жосимар,- но я думал, что вы тоже играли с нами.
Лицо Доризора покрылось багровыми пятнами. В другой раз он обязательно наорал бы на министра сыска и выгнал его взашей. Но сейчас такой поворот не устраивал прежде всего его самого, Доризора, а потому он сдержался и ответил внешне очень спокойно.
— Играл, играл, Жосимар. До последней минуты играл. Однако теперь обстоятельства сложились так, что я на время должен уйти в тень, дабы последствия от провала нашего дела не были катастрофическими. А провал возможен, если потерять бдительность. Но если я уйду в тень, я смогу спасти вас... хотя бы вас, Жосимар, от самого страшного. Потому что нашей деятельностью заинтересовалась мировая сыскная служба, приславшая к нам своего сыщика.
Лоб Жосимара покрылся испариной. Рот то и дело набивался слюной и ему приходилось ее тут же заглатывать обратно. Но Доризор ценил своего министра сыска за то, что в самые критические минуты он не терял самообладания. Так произошло и на сей раз.
— Я вас прекрасно понял, шеф. Я найду этого сыщика. У меня ведь два преимущества: я ведь знаю, что он есть и что он один, а у меня целая служба; и я у себя дома, где каждый камешек мне знаком...
— Не обольщайтесь, Жосимар! Во-первых, я не уверен, что он действительно один. А во-вторых, и это главное, князь Фернандо наделил его самыми большими полномочиями, а эта собака Бертуччи обещал ему всяческое содействие.
— Тем интереснее будет игра, шеф. Здесь уже: либо пан, либо пропал.
Едва вернувшись в свой кабинет, Жосимар вызвал своего помощника Адама и приказал ему тут же оповестить всех своих людей об опасности и предупредить их, чтобы они сле-дили за каждым неизвестным лицом и докладывали о любом его шаге. Начальнику же поли-ции он заявил следующее:
— У меня появились сведения, что в нашем княжестве обнаружился преступный иноземный элемент, очень жестокий, хитрый и коварный. Вся его деятельность направлена на организацию заговора с целью покушения на жизнь нашего досточ-тимого и всеми любимого князя Фернандо, да оградит его бог от всяческих низменных злокозней. Вы мне головой отвечаете за поимку этого разбойника.
Порывшись в ящиках своего стола, он собрал вместе все могущие ему навредить бумаги, перевязал их ленточкой, подошел к давно остывшему камину и сунул их в только ему одному ведомый тайник, где эти бумаги не сгорели бы даже при самом большом огне, но достать их оттуда непосвященному человеку было невозможно.
После этого Жосимар приказал Адаму подавать карету.

                Глава шестнадцатая

     Только здесь, на вилле Тикки, Жосимар в последнее время находил отдохновение от ежедневных земных и служебных забот. И всякий раз, когда на душе у него становилось так жутко, как бывает жутко в диких ночных африканских джунглях, он садился в карету и приезжал сюда, где его встречали, как самого дорогого гостя. Гонец от Адама, естественно, опередил Жосимара и, когда он появился здесь, синьора Лайма уже обо всем знала. Она готова была рвать и метать, в такие минуты она становилась страшнее раненой львицы. Но сегодня ее очень быстро успокоил верный Ману. Он, оказывается, первым встретил и приветил иностранца, и не где-нибудь, а на этой самой вилле. Конечно, как всегда в таких случаях, Ману, а особенно его ушам, досталось на орехи, но зато, когда приехал Жосимар, синьора Лайма была уже абсолютно спокойной и даже велела явиться сюда певичке Чиччолите и саксофонисту Черному Джо.
Синьора Лайма с Жосимаром спустились в подземный этаж, стены которого, вместо обоев, были обиты кроваво-красным дорогим бархатом. Большую, с чрезмерной роскошью обставленную залу со стойкой бара в левом углу и маленькой сценой у противоположной от входа стены освещали десятки свечей в сплошь позолоченных канделябрах. Несколько сто-лов и стульев из красного дерева довершали интерьер. За один из таких столов и сели хозяйка с гостем. Тут же сам Ману на серебряном подносе принес откупоренную бутылку “кьянти” и несколько разнообразных закусок. Освободив поднос от последних и наполнив фужеры, управляющий хотел было уйти, но Жосимар жестом приказал ему сесть.
— Синьора Лайма мне поведала, что ты встречался с разбойником.
— Да, господин.
— Почему же ты, стервец этакий, не сказал об этом сразу же синьоре или, хотя бы, полицейскому инспектору?
— Виноват, господин министр. Я не придал, если честно, этому особого значения, хотя...
— Что хотя?
— Хотя у меня и вызвало подозрение наличие у оного синьора пистоля,- виновато вздохнул Ману.
— В нашу страну заезжает иноземец с оружием, а ты даже не проследил, куда он направился.
— Проследил, господин. Я послал за его экипажем слугу...
 — Ну, и что слуга выяснил?
— Выяснил, что он остановился в гостинице и что ничего подозрительного он более не совершал.
 — Ты даже об этом меня не известил, Ману,- вмешалась в разговор синьора Лайма.
— Только потому, синьора, что он никаких подозрений не вызывал.
— А пистоль?- вопросил Жосимар.
— Но ведь он иностранец, господин министр. И пока добирался к нам, мало ли через какие препятствия ему довелось пройти.
— Ты осматривал комнату после его отъезда?
— Да, господин.
— Нашел что-нибудь?
— Только вот это,- Ману поставил поднос  на стол, полез в нагрудный карман пиджака и достал розовый батистовый платочек с вышитыми золотом буквами.
— “У.Б.”,- прочитал вслух Жосимар, беря в руки платок.
— Уильям Бромлей,- уточнил Ману.
— Какая прекрасная ткань и какая великолепная вышивка,- зеленые большие глаза синьоры Лаймы заблестели от восхищения.
— Этот... Уильям Бромлей ничего не заподозрил?- возвращая платок Ману, спросил Жосимар.
      Колебания управляющего длились доли секунды. Он все же решил, что для него будет лучше, если он промолчит о том, что именно в эту ночь Томмазо притаскивал очередной товар.
      — Ничего, господин министр. Он был здесь всего одну ночь, а этой ночью было спокойно.
      — Хорошо, Ману, можешь идти,- устало махнул рукой Жосимар.- Только оставь бутылку и больше не тревожь нас без надобности.
      — И позови Чиччолиту с Черным Джо,- крикнула ему вслед синьора Лайма.
      Ману подошел к стойке бара, поставил поднос, взял салфетку и вытер покрывшееся потом лицо. Открыл себе бутылку содовой воды, на одном дыхании выпил целый фужер. Еще раз вытерся и, наконец, удалился. Через минуту в зале появились певичка с музыкантом. Поздоровавшись с сидевшими за самым дальним столиком, они про-шли на сцену и затихли в ожидании сигнала.
      А Жосимар с синьорой Лаймой, казалось, их и не замечали. Перекинувшись несколькими, ничего не значащими фразами, они взялись за фужеры.
      — Да здравствует Фернандо,
      благочестивый князь,- с нескрываемой насмешкой в голосе приподнял свой фужер Жосимар.
      — Пусть здравствует, как надо,
      и эта наша грязь!- в тон ему отвечала синьора Лайма.
      Они чокнулись и осушили фужеры. Затем слегка налегли на закуски. Наконец, министр сыска соизволил обратить свой взор на сцену. Там в открытую целовались Чиччолита с Черным Джо, которые только и жили (и довольно, кстати, безбедно) на то, что их приглашали с одной подобной (подземной) вечеринки на другую.
       — Эй, вы там, хватит сосаться,- недовольно прикрикнул Жосимар.- Не за это вам деньги платят.
      Сигнал был понят и тут же неприлично одетая Чиччолита, сверкнув двумя золотыми зубками, улыбнулась и, сложив цветочком свои пухлые губки, приготовилась петь. Саксофонист Черный Джо, дождавшись от певички условного знака, резко мотнул головой, словно хотел разом отмахнуться от всех сомнений и мыслей, и залился веселой трелью. Едва закончилось вступление, Чиччолита довольно недурственным голосом запела:
      — Эй, господа, наполните чаши,
      пусть, как всегда, радость попляшет...”
И вдруг она заметила, как протестующе замахал руками Жосимар. Чиччолита замолчала, а ничего не понявший и не видевший (поскольку испытывал особое блаженство в том, чтобы всегда играть с закрытыми глазами) Черный Джо еще некоторое время продолжал дуть в свою, сверкающую при ярком свете, медную дуду. Чиччолита надавила каблучком на его большой палец, да так, что Черный Джо едва не взвыл. 
— Не надо, милочка, веселую,- наконец смог произнести Жосимар.- На душе у меня как-то грустно и муторно. И хочется чего-нибудь жалостливого и душевного.
        — Но я же при такой песне не смогу сделать стриптиз,- запротестовала Чиччолита.
— Потом сделаешь, милочка, когда допоешь.
— С тобой? - вопросительно глянула на него Чиччолита.
— Конечно, со мной,-- пообещал Жосимар.- Не с синьорой же Лаймой.
Черный Джо заржал так, что ему в тот момент позавидовал бы самый ретивый жеребец.
Жосимар снова наполнил оба фужера, а Чиччолита сложила свои пухлые губки сердечком и приготовилась петь. Дождавшись сигнала, Черный Джо снова остервенело мотнул головой, словно вообще хотел сбросить ее с плеч, и залился жалобной трелью. Чиччолита запела:
— Эй, господа, раскройте ваши души,
     пусть вашу грусть шампанское заглушит...
Выпив второй фужер, Жосимар несколько секунд молчал, слушая песню, затем снова взглянул на синьору Лайму.
— Не знаю, почему, но сегодня меня эта певичка раздражает. Настроение не то. Не до песен.
— А ты не слушай ее, Жосимар. Я знаю средство, как поднять твое настроение.
Она положила на его руку свою маленькую влажную ладошку, а другой нежно погладила его по щеке. Пульс у него тут же забился учащенней, кровь прилила к голове. Он быстро ухватил ее руки, сжал до боли и стал целовать ее во все открытые от одежды места. Она залилась веселым смехом. Он стал заваливаться на нее, а она, смеясь и с трудом удерживая его, еле смогла выдавить из себя:
— Какой ты нетерпеливый, Жосимар. Для этих целей у меня есть интимная комната.
Они встали и под аккомпанемент грустной песни Чиччолиты покинули зал, войдя в небольшую, покрытую полумраком комнату с двумя креслами, трюмо и широкой кроватью.
На сей раз Черный Джо гораздо быстрее Чиччолиты оценил обстановку. Едва закрылась дверь интимной комнаты, он мгновенно отставил свой саксофон в сторону и, на ходу спустив свои штаны, тут же, на сцене, завалил визжащую от восторга певичку.

                Глава семнадцатая

Море было удивительно спокойно. Лишь легкая рябь, словно рыбья чешуя, покрывала его поверхность. Кричали чайки, то и дело ныряя с головой за очередной рыбиной. Солнце заливало землю золотыми лучами зноя.
Сэр Бромлей выбрал себе, пожалуй, единственный клочок земли на берегу за-лива, закрытый тенью от скалистого утеса. Рядом росли две пальмы, создавая некую иллюзию оазиса прохлады и уюта.
Сэр Бромлей был доволен ходом дела. Клубок постепенно начал распутываться, ведя его по верному (в этом сэр Бромлей был уверен на все сто) следу. Этот след и довел его до берега моря, где нить внезапно оборвалась. Но человек реалистичный и трезвый, сэр Бромлей понимал, что в данном случае известная поговорка про концы в воду не применима. Пока цивилизация не достигла еще того уровня, когда судьбы людей могут вершиться под водой ли, в космосе ли. Значит, люди могут жить и действовать пока лишь только на земле. Следовательно, если нить обрывалась на одном берегу, на каком-нибудь другом она должна была обязательно показаться. Во всем княжестве было только два берега — этот, материковый, и тот, островной, на острове Инферно. Им-то и решил заняться вплотную опытный сыщик. По его требованию ему доставили все, какие только существовали, архивные документы и исторические материалы по истории острова, записи краеведов. Все эти изыски привели его к заключению, что под островом Инферно существует хорошо спланированная, разветвленная и засекреченная система подземных ходов. Где-то на самом острове, в монастыре маргариток, находится и карта-схема подземелий, без которой все поиски и затраты на следствие пропадут втуне. Сообразуясь с этим, сэр Бромлей и вызвал с острова своего агента, которого в данный момент он и ждал.
Несмотря на обостренный, в силу тренированности и профессии, слух и наме-танный глаз, сэр Бромлей пропустил появление агента. И когда тот почти у самого уха сыщика негромко произнес:
— Я вас слушаю, сэр,- сэру Бромлею пришлось даже непроизвольно вздрогнуть.
— Силен ты, братец, силен,- улыбнулся сэр Бромлей.- Уж даже ежели я не уловил момент твоего появления, то не завидую тем, против кого ты действуешь.
— Благодарю, сэр. Для меня ваша похвала выше, нежели присвоение титула лорда.
— Однако, перейдем к делу. Время на терпит.
— Я весь внимание, сэр.
— Как мне удалось выяснить, где-то в монастырских архивах хранится старинный план подземных ходов острова. Без него мы, как без рук. Все нити шайки обрываются именно на этом острове. Необходимо как можно скорее отыскать этот план, ибо ситуация обостряется. Есть угроза, что будущую принцессу Мальву могут в скором времени вывезти на яхту эмира Анвара, а там...
— Задание понял, сэр.
— Что интересного у тебя?
— Кажется, кое-что я начинаю понимать, но пока докладывать не буду. Сначала сам во всем разберусь.
— Как наша связь?
— Пока безупречна.
— Отлично! Ну, значит, действуй.
Сэр Бромлей встал, отряхнул брюки, поправил козырек своей летней шапочки и, не оглядываясь, пошел вперед. Проводив его молчаливым взором, через пару минут скрылся и агент.    
 
                Глава восемнадцатая

Игуменья Ангелина наконец-то отрешилась от всех земных забот и, почти не чуя под собою ног, вошла в свою келью. Не чужда роскоши, Ангелина даже свою скромную монастырскую обитель смогла облагородить. Ложе и стол из черного дерева, два табурета из бла-городного ореха, древняя икона в золотой оправе в красном углу — все это свидетельствова-ло о вкусе хозяйки кельи и, в то же время, о ее богатстве. Даже черный монашеский наряд выглядел на ее ладном, стройном теле куда наряднее и торжественнее, чем ему подобало бы. Да и сама игуменья еще довольно молодая, была необычайно красива. Особенно сейчас, когда полуобнажившись и распустив свои длинные, от природы вьющиеся каштановые волосы, которые в отблесках свечей в серебряных подсвечниках отливали чистейшей медью, она любовалась собою.
И все-таки что-то, гнетущее ее душу, давило на нее всей тяжестью. Какое-то кошмарное предчувствие не отпускало ее целый день. Измучившись за день, она наконец-то легла и, как ей показалось, мгновенно заснула. Ночь была душная и Ангелина во сне отбросила ногами одеяло, оставшись в одной ночной сорочке.
И вдруг откуда-то свысока ей послышался чудесный неземной голос:
— Ты, дочь моя возлюбленная, в которой мое благоволение. Вот, я посылаю ангела моего пред лицом твоим, который приготовит путь твой пред тобою.
Ангелина задрожала всем телом, покрылась испариной и села на постели. Сон тут же окончательно покинул ее, когда она увидела открывающуюся дверь своей кельи. Сопровождаемый ярким свечением, весь в белом, с проглядывающими за спиной крыльями, в келью вошел ангел и светлым голосом  произнес:
— Радуйся, благодатная! Господь с тобою. Благословенная ты между женами.
Мороз пробежал по коже Ангелины. “О боже! Неужто ты посетил меня в моей скромной обители?” И, словно прочитав ее мысли, ангел произнес:
— Не бойся, Ангелина, ибо ты приобрела благодать у бога.
И тут игуменья соскочила с ложа и бросилась перед ангелом на колени. Она ползала перед ним и лобызала носки сандалий.
— Вот, я — раба господня! Да будет мне по слову твоему.
Ангел отошел от нее на шаг и, слегка пригнувшись, положил ей на голову свою большую ладонь.
— Встань, дочь моя, и слушай, что я скажу.
Ангелина поднялась, машинально поправила волосы и, напрягши внимание, приготовилась слушать.
— Запомни, Ангелина, все, что я скажу. И все это ты должна исполнить в точности, и в скорости, ибо у господа бога нашего не останется бессильным никакое слово, коли ты ослушаешься его.
Ангелина стояла, кротко опустив голову. Ангел подошел к ней, провел рукой от лба по лицу, груди до пояса и почувствовал, как она вся задрожала.
— Всевышнему стало известно о темных делах, творящихся в святой обители. Особо о том, что в подземных кельях страдают не за веру, а по злому умыслу, мученицы, дщери господни. Ежели ты не ведаешь о том сама,  то я прислан господом нашим, чтобы открыть тебе на то глаза и потребовать предоставить в мои руки все бумаги, имеющиеся в сей обители. Ждать буду три дня и три ночи. На четвертый день должен я вознестись к всевышнему и доложить о свершении сего дела. Надеюсь, ответ мой богу будет утешительным для тебя, благословенна дева.
Ангел медленно стал приближаться к Ангелине. Та также медленно отступала к своему ложу.
— Дух святой найдет на тебя, а сила всевышнего осенит тебя.
Ангел остановился и дважды перекрестил игуменью. Та еще больше задрожала всем телом и вновь упала к его ногам.
— Вот, я — раба господня. Да будет мне по слову твоему.
И Ангелина впала в беспамятство на несколько минут. Когда она очнулась, ангела в келье уже не было.

                Глава девятнадцатая

На следующее утро, обеспокоенная непривычно долгим отсутствием в молельне игуменьи, сестра Евлоха, вся трепеща, подошла к двери Ангелиновой кельи. Приложив ухо к дереву, она словно пыталась услышать что-то сквозь эту толщу. Но внутри было тихо. Тогда она решилась войти. И тут же остолбенела.
Она никогда не замечала, чтобы мать игуменья с самого утра стояла в своей келье на коленях под иконой и усердно отбивала поклоны, рьяно молясь и шепча молитву.
Сообразив, что она уже не одна, мать Ангелина поднялась и повернулась к сестре Евлохе. Лицо настоятельницы было уставшим от полубессонной ночи, но выглядело просветленным.
— Что с тобою, матушка? - почему-то шепотом спросила ключница.
— Сю ночь мне было видение,- торжественно ответствовала Ангелина.- Ангел небесный явился в мою обитель и напутствовал меня.
— Как!? - даже прикрыла рот ладошкой от удивления сестра Евлоха.
— Три ночи спустя он снова должен снизойти до меня.
— Ты... святая, матушка,- сестра Евлоха рухнула на колени и начала неистово креститься.- Ангел господень общается только со святыми.
Ключница приблизилась к игуменье, облобызала ее ноги и спиною вперед, не поднимаясь с колен, удалилась из кельи.
Известие о снисхождении ангела к матушке-настоятельнице молнией разлетелось по обители. Не все, естественно, однозначно отнеслись к этому. Иные и вовсе посчитали это очередной причудой сестры Евлохи. Тем не менее на кухне было дано приказание готовить торжественную трапезу во имя всевышнего и облагодетельствованной им матери игуменьи. А лицо старца Аги впервые покрылось улыбкой. Он с особым тщанием собрал букет красных и розовых роз и преподнес их с поклоном матери Ангелине. Когда же она, растроганная, стала благодарить его, глаза их на мгновение встретились, взгляды пересеклись. У настоятельницы непроизвольно побежали по коже мурашки.
И потом, сидя за трапезой, она долго не могла успокоиться — перед ее глазами все время стояло лицо и, особенно, глаза старца. Что-то они ей напомнили.

                Глава двадцатая

Сэр Бромлей вынул из кармана жилетки часы, посмотрел на них, снова спрятал и тронул тростью плечо кучера.
— Трогай!
Лошади резво понеслись вперед, к вилле Тикки. Удовлетворенный сэр Бромлей откинулся на спинку сиденья и взглянул на лазоревое безоблачное небо. Настал и его час выйти в счете вперед.
Сэр Бромлей настоял, чтобы до его приезда виллу окружили со всех сторон наблюдатели-”топтуны” и внимательно следили не только за тем, кто входит и выходит, но и за тем, что делается внутри ограды виллы.
Кучер остановил экипаж у самых ворот виллы, сэр Бромлей велел ему дожидаться, а сам со своим неизменным саквояжем подошел к воротам и несколько раз ударил металличе-ским кольцом по металлической же ленте, опоясывающей ворота. Спустя несколько минут заскрежетали внутренние засовы и одна половинка ворот слегка приоткрылась и в появившемся проеме сэр Бромлей увидел уже знакомое ему лицо управляющего Ману.
— Синьор Бромлей!? - искренне удивился Ману.- Чем обязаны вашим посещением.
— Простите, Ману, но привел меня к вам весьма неожиданный повод. Видите ли, во время моей вынужденной остановки у вас несколько дней назад, я, по своей рассеянности, оставил на вилле одну маленькую вещицу, которая весьма дорога мне, как память о покойнице-матушке.
Лицо Ману расплылось в улыбке и он отворил половинку ворот пошире.
— Проходите... сэр,- сделал он ударение на последнем слове.
На сей раз ответил улыбкой сыщик.
— Я вижу, мы с вами вполне можем найти общий язык.
Сэр Бромлей перед тем, как войти, повел глазами по сторонам. Все в порядке: его люди были наготове.
— А что хозяйка? - по дороге к дому поинтересовался сэр Бромлей.- Мне и сегодня не доведется поблагодарить ее за гостеприимство?
— Увы. Синьора Лайма редко приезжает сюда. И сегодня ее нет тоже. Но о вас она уже знает и дала мне понять, что и в дальнейшем будете в ее доме жданным гостем.
Они вошли в просторную гостиную и тот же самый слуга снова по молчаливому знаку управляющего взял у гостя трость, перчатки и цилиндр. Через минуту он вернулся с под-носом в руке, на котором лежал розовый батистовый носовой платок. Сэр Бромлей тут же узнал его. Слуга посмотрел на Ману, тот указал глазами на ломберный столик.
Когда слуга в очередной раз покинул гостиную, Ману обратился к гостю:
— Итак, синьор, ваша потеря нашлась?
— О да, Ману. Премного вам благодарен. Этот платок дорог мне, как память о покойной матушке. Вот уже много-много лет он путешествует вместе со мной, и впервые случилось, что я его потерял.
— Простите, сэр,- перебил Бромлея управляющий.- У вас есть еще ко мне какие-нибудь вопросы?
— Помнится, прошлый раз вы были со мной гораздо любезнее, и потом...
— Я хотел только спросить вас, синьор, есть ли у вас ко мне еще сиюминутные вопросы, или я могу ненадолго отлучиться, чтобы дать указание повару приготовить легкие закуски и достать из погреба лучшие сорта вина,- осклабил Ману свои ослепительно белые зубы.
Сэр Бромлей улыбнулся. Опять управляющий едва не переиграл его.
— Да, синьор Ману, у меня есть еще к вам вопросы, но я, естественно, оставляю их на потом. На десерт, так сказать.
Ману вышел, а сэр Бромлей подошел к столику с подносом, взял платок, приложил его к губам, затем, аккуратно сложив, положил его в нагрудный карман пиджака, подошел к креслу, придвинул к нему саквояж и сел.
Прислушался. В доме было тихо. Во всяком случае, в гостиную никаких подозрительных шорохов и шумов не проникало. Сиюминутное сомнение: здесь ли начать нелицеприятный для управляющего разговор, или пригласить его в более соответствующее для таких целей помещение, — закончилось победой первого варианта. В конце концов, арестовать Ману никогда не поздно, а в более привычной для него обстановке управляющий может быть более откровенным.
Открылась дверь, слуга вкатил столик с закуской и открытой бутылкой старого “кьянти”, наполнил два бокала (для гостя и для Ману) и молча удалился, лишь вежливо перед тем впустив в гостиную управляющего. Ману подошел к столику, взял в руку бокал, пригласив сделать то же самое и сэру Бромлею, а затем сел в кресло напротив.
Пригубив вино, Ману внимательно взглянул на гостя.
— Итак, сэр, я весь внимание.
  Cэр Бромлей, сделав также глоток, поставил бокал на столик, встал, подошел к одной двери, приоткрыл и тут же снова закрыл ее, затем к другой.
— Сэр, поверьте мне на слово, ни одного звука из нашего разговора слуги не подслушают. Синьора Лайма весьма придирчиво проверяет своих слуг прежде, чем принять их на работу.
— Допустим,- удовлетворенно кивнул сэр Бромлей и вернулся на свое место.
Несколько секунд взгляды собеседников молча изучали друг друга.
— Синьор Ману, я вот уже второй раз посещаю сей гостеприимный замок, но не только в глаза еще не видел его хозяйку, но даже не знаю, кто она такая.
— Простите, синьор, моя госпожа не любит, чтобы о ней распространялись, пусть даже и дорогим иностранным гостям. Если вас это удовлетворит, могу лишь сказать, что синьора Лайма — очаровательная женщина, каких еще поискать, что ее уважает сам князь Фернандо, не однажды посещавший эту виллу и сидевший как раз в том кресле, которое сейчас занимаете вы.
— Меня это не удовлетворяет, синьор Ману. Я, в данном случае, представляю интересы самого князя Фернандо,- сэр Бромлей вынул из кармана доверительную записку, заверен-ную подписью правителя и государственной печатью.
Ману еле заметно вздрогнул и откинулся на спинку кресла, поставив бокал с недопитым вином на стол.
— Поймите, Ману, я не хотел бы осложнять наши с вами отношения, поскольку вы мне симпатичны. Но мне бы хотелось, чтобы и вы платили мне откровенностью. И еще — вилла окружена и отсюда не выскочит даже мышь.
— Хорошо. Что вас конкретно интересует?- необычайной белизны белки больших глаз Ману сверкнули злым огоньком.
— Когда в первое мое посещение виллы из-за проклятой непогоды, я, услышав подозрительные шумы и увидев сквозь щели в ставнях странного человека со странным мешком на плече, подумал было, что обитатели этой виллы (возможно, даже без ведома хозяйки) занимаются чем-то незаконным. Побеседовав с министром двора Бертуччи, я понял, что все здесь гораздо сложнее. Поэтому и решился еще раз наведаться сюда (благо, и повод был — я забыл здесь подарок своей матушки). И мне хотелось бы выяснить — действительно ли хозяйка виллы синьора Лайма находится в полном неведении относительно того, что творится здесь или?..
— Уверяю вас, синьор, что все то, о чем вы только что говорили, вам просто привиделось. Не вы первый, кому в грозу мерещится в этом доме невесть что.
— Вот как? А кому, простите, еще в этом доме мерещилось нечто подобное?
— Я так понимаю, что это допрос?
— Вы совершенно правы.
— В таком случае, я отказываюсь отвечать. Мне хозяйка платит за то, что я сохраняю порядок на вилле, а не за то, что я ее подставляю.
— Ну, вот вы и ответили на мой первый вопрос. Вы уверяете меня, что все, что здесь происходило в ту ночь, происходило без ведома синьоры Лаймы. Так или нет?
Ману молчал, положив руки на подлокотник кресла и немигающим взглядом глядя в пол.
— Так или нет?
Ману молчал.
— Ну хорошо, не желаете здесь отвечать, заговорите в пыточной.
Сэр Бромлей встал, подошел к окну, открыл его, выглянул во двор и зычным голосом прокричал:
— Всем сюда!
Затем повернулся к управляющему.
— И не валяйте дурака, Ману. Вилла окружена.
Но не успел он договорить, как Ману молниеносно вскочил, резко схватил за горлышко бутылку, в один прыжок подскочил к сэру Бромлею и, обливаясь вином, с размаху ударил его по голове. Сэр Бромлей упал. Ману резко вспрыгнул на подоконник, оглянулся вокруг и выпрыгнул во двор. Однако далеко убежать ему не удалось. Его быстро сбили с ног, скрути-ли за спиной руки и посадили в экипаж, куда через несколько минут доставили и пока еще не пришедшего в себя сэра Бромлея.
Экипаж отправился к апартаментам министра двора Бертуччи.

                Глава двадцать первая

В пыточной Ману раскололся. Его допрашивал в присутствии сэра Бромлея сам ми-нистр двора Бертуччи. Разумеется, поначалу Ману отрицал начисто само предположение об участии в похищении девушек и себя самого, и синьоры Лаймы. Однако Бертуччи умел, ко-гда надо, быть жестким и не останавливался даже перед запугиванием и прямыми угрозами. Ману понял, что ему не выкрутиться — ведь этот гадкий англичанин умеет строить доказательства, мастерски вплетая в них и свои предположения и домыслы. Для Ману главным было сейчас — выкрутиться, предупредить синьору Лайму о грозящей ей беде. Как ни странно, Ману больше боялся своей госпожи, способной достать предателя где угодно (даже в тюрьме), нежели министра двора. К счастью, сегодня должен прибыть на виллу Тикки покупатель, а в такие дни приезжает и сама синьора Лайма. К тому же, есть надежда, что он успеет вернуться на виллу до приезда синьоры Лаймы и сможет под страхом божьей кары заставить молчать слуг о происшествии на вилле. Главное, не опоздать, а для этого нужно что-то придумывать.
— Ну что ж, видимо, без палача нам не обойтись,- Бертуччи устало опустился на треногий стул рядом с сэром Бромлеем и взял со стола колокольчик.- Педро!
— Не надо палача, синьор!- вдруг заговорил Ману.
В ту же минуту дверь в пыточной камере отворилась и в ее проеме появился палач Педро.
— Вот это уже лучше,- Бертуччи махнул рукой Педро и тот, все поняв, тут же вновь удалился. - Я надеялся, что ваше благоразумие возьмет верх.
— Чистосердечное признание облегчит мою участь?
— Разумеется! Даже более того: если вы нам поможете распутать весь клубок преступлений, его высочество отблагодарит вас по-княжески.
— В таком случае, мне сегодня необходимо быть на вилле, ибо приедет один очень важный клиент, который всегда имеет дело только со мной и мое отсутствие его весьма насторожит.
Ману полностью овладел собой и готов был к схватке с любым противником. Сэр Бромлей оценил это состояние Ману — он любил сильных противников. Со слабыми ему было не интересно и ужасно скучно.
— Но вы же понимаете, - произнес сэр Бромлей,- что прежде, чем принять решение о том, отпускать вас на виллу или нет, сказанного вами совершенно недостаточно.
— Всю правду я вам все равно не расскажу. Я ее и сам не знаю. Могу лишь сказать, что моя хозяйка — синьора Лайма — страшный человек. Врага своего или предавшего ее она достанет, когда ей угодно и откуда угодно. Поэтому, разговаривая с вами, я уже рискую своей жизнью.
— Ну, не разговаривая с нами, вы тоже рискуете,- прервал Ману Бертуччи.- Я бы хотел сейчас уяснить для себя, почему ваша госпожа никогда не появляется в свете и видел ли ее кто воочию? Или это нечто, наподобие призрака?
— Что вы, синьор министр,- Ману испуганно перекрестился.- Моя хозяйка более чем реальный человек. Но на своей вилле появляется нечасто. Где живет все остальное время — не знаю. Появляется она, в основном, тогда, когда на виллу приезжает очередной покупатель за товаром...
— Что за покупатель? Что за товар? - спросил сэр Бромлей.
— Покупатель бывает разный, даже заграничный. А товар...
— Ну же!- подгонял допрашиваемого сэр Бромлей, желая поскорее разрешить свои догадки по поводу предполагаемой продажи девушек.
— Товар — живой. Девушки, продаваемые в наложницы, проститутки или рабыни.
Торжествующий сэр Бромлей как бы свысока взглянул на министра двора. Тот же слегка преклонил перед сэром Бромлеем голову, отдавая дань его интуиции, и тут же снова переключился на Ману.
— Значит, сегодня приедет покупатель?
— Да!
— Подданный его высочества или иноземец?
— Не могу сказать.
— Будет ли сегодня на вилле и ваша хозяйка? - поинтересовался сэр Бромлей.
— Не могу сказать.
— Жаль! А я так тешил себя мыслями лично выразить ей признательность за ночное гостеприимство.
— Синьоры! Мы здесь теряем время. Очень скоро на виллу должен подъехать покупатель и, если меня там не окажется, начнется переполох и “лавку” попросту закроют.
Бертуччи с Бромлеем переглянулись. Они оба просчитывали в уме различные варианты дальнейшего хода событий. Разумеется, Ману не говорил всей правды, но даже рассказанная полуправда впечатляла. Бертуччи был доволен тем, что предусмотрительно оставил на вилле и вокруг нее тайных соглядатаев. Но рваться на виллу Ману могло заставить не только стремление предупредить об опасности ту же синьору Лайму или человека, знающего о ее местонахождении в любой момент.
— Опишите нам синьору Лайму,- попросил сэр Бромлей.
Ману на секунду задумался.
— Она прекрасна, как мадонна. Витые кудри каштановых волос, полный, слегка вздернутый нос, алые губки. Среднего роста с тонкой талией. 
 — Так. Кто-нибудь из высокоподданных его высочества видел наяву синьору Лайму?
Ману на несколько мгновений заколебался, но опытный сэр Бромлей тут же уловил это колебание.
— Только правду, Ману. Помните, только правда поможет смягчить вашу участь.
— Возможно, но я в этом не уверен, министр сыска Жосимар.
— Понятно,- сэр Бромлей повернулся к Бертуччи. - Господин министр, я принял решение. Я поеду на виллу Тикки вместе с Ману.
— Но это невозможно,- испугался тот, но Бромлей его будто не услышал.
— Моя легенда: я — иноземный покупатель, по наводке из-за границы вышел на Ману. Мне нужны наложницы для продажи одному восточному хану, владения которого принадлежат короне моего короля. Обо мне, естественно, Ману заранее не знал, но, воспользовавшись тем, что сегодня на вилле будет еще один покупатель, он и пригласил меня на аукцион. Осмотрев всех представленных мне девушек, я откажусь от них под предлогом, что среди них нет той, которую я ищу и слухи о красоте которой дошли до ушей моего хана. Я имею ввиду — мисс Мальву.
— Это невозможно!- лепетал побледневший до кончиков ушей, вконец запуганный Ману.
— Вы же не будете отрицать, сэр,- сделав ударение на последнем слоге, улыбнулся сэр Бромлей,- что похищение невесты принца — это дело рук синьоры Лаймы и ее банды?
— Я ничего не знаю, синьор министр.- взмолился Ману.
— Браво, синьор Бромлей,- трижды хлопнул в ладоши Бертуччи.- От имени его высочества князя Фернандо я одобряю ваш план. Действуйте!
— Вперед, Ману!- скомандовал сэр Бромлей.
                ___________________
Они приехали на виллу Тикки вовремя. Покупатель еще не появился, но от него уже был гонец: ждали с минуты на минуту. Была на вилле и сама синьора Лайма — Ману это понял сразу. Но синьора тоже была тертым калачом: когда слуга доложил ей, что управляющий вернулся не один, а с неким иноземцем, она насторожилась, велела выяснить, кто он и, ежели это возможно, призвать к ней Ману.
Сэр Бромлей, не спускавший глаз с Ману и предупредивший его заранее, что при попытке уединиться сэр Бромлей предпримет адекватные меры, по косым взглядам управляющего понял, что поездка на виллу более чем удачна: дома сама хозяйка, а вскоре должен появиться и покупатель. Значит, самое время найти соглядатаев Бертуччи и дать им сигнал. А там уже ждут наготове гвардейцы князя Фернандо.
Перед Ману вырос гигант Хозе, слуга синьоры Лаймы. Управляющий тут же встрепе-нулся и бросил очередной косой взгляд на сэра Бромлея.
— О, Хозе! У меня приятная новость,- Ману жестом указал на гостя.- Сей иноземец, оказывается, искал меня по всему княжеству с просьбой от одного восточного хана продать в его гарем одну, но самую лучшую наложницу. Поможем господину?
Хозе склонил голову в приветствии, сэр Бромлей ответил ему тем же.
- Конечно, поможем, если восточный хан обеспечил тугим кошельком своего гонца,- произнес Хозе, изучая иноземца.
— Об этом не извольте беспокоиться,- сэр Бромлей так же оценивающе разглядывал Хозе.
— Но самое интересное, Хозе, что синьор Бромлей, пересекши границу нашего княжества, попал в сильный ливень и вынужден был остановиться на ночь на вилле Тикки, а на следующий день поехал ее же и разыскивать,- Ману как-то нервно засмеялся.
Хозе сразу же изменился в лице. Поклонился еще раз гостю и вышел. Сэр Бромлей не сразу, но уловил все же тонкость последних слов Ману и его нервный смешок. Он почувствовал, что Ману в этом эпизоде его переиграл.
— Кто это был?- поинтересовался сэр Бромлей, надеясь все-таки, что гол в его ворота не будет засчитан.
— Хозе является личным слугой синьоры Лаймы,- осклабил в улыбке свой белозубый рот управляющий виллы Тикки.
Сэр Бромлей вскочил и подбежал к  той двери, за которой исчез Хозе. Но он уже действительно исчез. Как, возможно, и сама синьора Лайма. Сэр Бромлей резко повернулся в ту сторону, где сидел Ману. Тот тоже собирался исчезнуть. В три прыжка сэр Бромлей настиг его и ухватил за ворот рубахи.
— Ну что ж, Ману, два-два — это еще не мое поражение.
Поняв, что ему не вывернуться, Ману повернулся к Бромлею лицом.
— Я вас не понял, сэр.
— Я говорю, не печетесь вы о своей судьбе, Ману.
— Напротив,- улыбнулся тот.
Во двор виллы въехала карета.
— Ну, вот и покупатель пожаловал,- Бромлей полез во внутренний карман жилетки и достал боцманский морской свисток.- Будьте хоть сейчас благоразумны, Ману, не спугните гостя.
Сэр Бромлей трижды посвистел в свисток и один из соглядатаев тут же бросился через черный ход подавать сигнал гвардейцам.

                Глава двадцать вторая

Покупателем оказался симпатичный рыжеволосый с пышными бакенбардами и щегольски подстриженными усиками молодой человек. Одетый по последней моде, в цилиндре и с тростью с набалдашником из слоновой кости, он производил впечатление чересчур ветреного, живущего не по средствам человека. Впрочем, первое впечатление нередко бывает обманчивым. И вскоре сэр Бромлей смог убедиться в его осторожности и даже деловитости. Что, кстати, является обязательным условием для человека его рода занятий.
 — Ну-с, господа хорошие, наконец-то я до вас добрался,- отдавая цилиндр Ману, покупатель внимательно и с любопытством осматривал помещение, несколько раз бросив косой взгляд на сэра Бромлея.- Все эти ваши предосторожности, знаете ли, просто уматывают человека. А мне нужно быть свежим, иначе я могу ошибиться в выборе товара...
И тут молодой щеголь прервал свою словесную эскападу и резко повернулся в сторону сэра Бромлея, едва не ткнув его тростью в грудь.
— Что это вы на меня так смотрите, синьор? Вы кто?
— Я совершенно с вами согласен,- сэр Бромлей кончиком указательного пальца отвел трость в сторону.- Но вынужден согласиться и с уважаемым Ману, ибо все эти меры предосторожности отнюдь не лишни. Вполне возможно, что вокруг виллы полно соглядатаев и шпионов князя Фернандо. Вы же не хотите остаться здесь навсегда, не правда ли, синьор...
— Каппучино, - слегка кивнув головой, представился щеголь.- Честь имею!
И тут же, не давая Каппучино что-либо сообразить, сэр Бромлей полуобернулся к Ману.
— Итак, синьор Ману! Насколько я понял, второй покупатель прибыл. И мы теперь можем спуститься в ваше подземелье и осмотреть ваш товар.
— Да, да! Нечего нам здесь разговоры водить. Перейдемте к делу, синьоры,- согласился Каппучино.
— Да, но...- Ману на какой-то миг растерялся. Он понял, что сэр Бромлей его переигрывает. Если он сейчас спустится в подземелье, то всех — и его, Ману, и этого щеголя Каппучино, и остальных слуг вместе с доктором — арестуют. И уже никто из них не отмажется. А синьора Лайма доберется до него даже в тюрьме и рассчитается за то, что навел сюда сыщиков. А разве это он навел?..
— Ну же, Ману, мне не терпится увидеть моих девочек,- Каппучино стал нервно постукивать набалдашником трости по своей ладони.
— Видите ли, синьоры,- наконец нашелся Ману, злобно глянув на сэра Бромлея.- Согласно порядкам, установленным здесь моей госпожой, я не могу одновременно с вами двумя спуститься вниз. Во избежание всевозможных эксцессов, так сказать. На тот случай, если вам обоим понравится один и тот же товар...
— Логично,- тут же согласился сэр Бромлей.
Он понял, что Ману загоняет его в западню: если первым в подземелье спустится он, то Каппучино все быстро объяснят слуги и он исчезнет; но если первым спустится Каппучино, то Ману наверняка сам ему все объяснит и выпроводит его с глаз долой каким-нибудь потайным ходом.
— Но как же быть тогда? - с явным огорчением произнес молодой человек.
Сэр Бромлей буквально на миг опередил открывшего уже было рот Ману.
— Есть очень простой способ избавиться от эксцессов,- сэр Бромлей торжествующе посмотрел на Ману.- Предлагаю в спорных случаях бросать монету,- сэр Бромлей вынул из кармана жилетки серебряный динар и положил его себе на ладонь.- Я выбираю решку. Стало быть, выигрышным для синьора Каппучино будет орел.
— Согласен! Идемте, Ману!
Управляющему ничего не оставалось делать. Он видел перед собой только два лица — одно, наяву, ухмыляющееся лицо иноземного сыщика, и второе, словно в тумане, злобно беспощадное лицо синьоры Лаймы.
Они прошли в маленькую комнату с камином. Ману нашел сбоку от камина тайную кнопку. Камин сдвинулся в сторону, обнажив черную стальную дверь. Повернув колесо на этой двери, Ману отворил ее. Открылась лестница, на двадцать ступеней сходящая вниз. С обеих сторон путь освещали висящие в жестких держалах факела. Шедший последним, чуть сзади Каппучино, сэр Бромлей оглянулся, идут ли следом гвардейцы, вызванные им услов-ным сигналом. Капитан гвардейцев взмахнул рукой — все в порядке, раньше времени они себя не выдадут.
Они остановились посреди большого светлого зала.
— Ждите здесь. Я должен отдать приказание привести девушек сюда,- голос Ману предательски задрожал.
 — Нет! Мы вместе с вами пойдем к ним сами... А то вдруг вы спрячете от нас самых красивых.
Сэр Бромлей улыбнулся, но все же уловил встревоженный взгляд Каппучино. Ману с ненавистью взглянул на сыщика, потом перевел глаза на щеголя, молча умоляя его остановиться здесь. Но Каппучино этой мольбы не понял (видимо, Ману был плохим гипнотизером), хотя тревога еще больше овладела им. Он несколько раз оглянулся, но ничего подозрительного не заметил.
— Ману, вы очень нелюбезны со своими клиентами. Я вынужден буду пожаловаться на вас вашей госпоже.
— Хорошо!- огрызнулся Ману. - Идемте, но видит бог, я сделал все, что мог.
— Вам это зачтется, Ману.
Они вошли в следующую комнату и тут же замерли в неожиданности. Перед ними у стены стояли три совершенно голые девушки, одна другой краше. Сбоку от них стояла, видимо, надзирательница — строгая дама средних лет со стеком в руках и в черном длинном платье. Слева от двери стоял стол, на котором были разложены различные медицинские инструменты. За столом на стуле сидел пышнобородый и от этого еще более круглолицый доктор.
Мгновенно оценив обстановку, сэр Бромлей воскликнул:
— Так это и есть ваш товар, Ману?
И тут же прошел к правой стене, где имелся еще один выход.
Услышав условный сигнал, капитан гвардейцев скомандовал:
— Вперед!
И пятнадцать вооруженных ружьями и пиками солдат ворвались в комнату.
— Действуйте, капитан!- сэр Бромлей вынул из кармана жилетки тот самый, с вышитыми матушкой вензелями, платок и стал утирать вспотевший лоб.
— Синьоры, именем его княжеского высочества, вы арестованы!
Каппучино дернул за набалдашник своей трости и обнажил клинок. Но воспользоваться им не успел — два дюжих гвардейца тут же скрутили его.

                Глава двадцать третья   

Князю Фернандо доложили об аресте на вилле Тикки. Он пребывал в неописуемом гневе: преступники в его княжестве! Не он ли во всеуслышание заявлял, что в его стране преступность изжита на корню, а единственная тюрьма была лишь для порядка. Так положено (не известно, правда, кем и когда): каждой стране нужна хоть одна тюрьма, ни одна страна существовать без тюрьмы не может. В противном случае, это будет не страна, а скворечник: внутри тепло и мягко, снаружи светло и просторно. А когда слишком светло и слишком просторно, это уже нехорошо. Человек тогда теряет чувство уверенности и реальности. Ведь он знает, что, чтобы ни совершил, его все равно не накажут. Когда же есть тюрьма, человеку есть смысл себя сдерживать, чтобы (не дай бог!) не угодить туда.
А теперь что же выходит: что он лгал? Что он, князь Фернандо, лгал всему миру, будто он всех преступников держит под контролем и даже само понятие “преступление” подавляющему числу жителей его страны неведомо? На самом же деле оказывается совершенно иначе.
Князь призвал к себе на совет министра двора Бертуччи и министра кабинета Доризора. Пусть они придумают, как выпутаться из этой истории, и посоветуют, что делать дальше.
Доризор был шокирован этими событиями не менее князя. Рушилась вся, создаваемая им годами, система обогащения и опутывания всей страны паутиной страха и раболепства. И во всем повинен этот пес Бертуччи. Это он вызвал сыщика из мировой сыскной службы. Неподкупный, бескорыстный болван! И ради кого он старается? Ради этого слащавого слюнтяя в розовых очках? Или ради его наивного наследника? Тьфу!
Но надо было что-то говорить. Ведь на него в этот момент направили свои взоры и князь, и Бертуччи. О чем же они его спросили, черт подери?
— Я настолько поражен происшедшим, что просто отказываюсь что-либо понимать,- нашелся Доризор.
— Я вас, однако, возвысил на этот пост вовсе не для того, чтобы вы отказывались понимать что-либо, а для того, чтобы в любых ситуациях вы способны были дать вполне опре-деленный совет,- князь Фернандо был явно недоволен.
— С позволения вашего высочества я бы задал несколько вопросов синьору Доризору? - министр двора вопросительно посмотрел на князя.
— Да, Бертуччи. Я бы тоже хотел услышать, как на них ответит Доризор.
— Синьор Доризор, насколько я понял, вы впервые обо всем этом услышали только сейчас и здесь?
— Увы, это так!
— Но не вы ли министр кабинета? И не ваши ли министры, наоборот, должны узнавать в первую очередь обо всех событиях, происходящих в государстве, принимать срочные меры и докладывать о своих успехах его высочеству?
 — Браво, Бертуччи!- захлопал в ладоши князь Фернандо.- Что вы на это ответите, Доризор?
— Ваше высочество,- Доризор был совершенно спокоен.- Синьор Бертуччи, безусловно, прав в том, что я должен первым узнавать обо всем. Но только в том случае, если меня о намечаемых акциях своевременно ставят в известность. Я же не могу отвечать за успех или неуспех акции, которую возглавляет иноземец, не являющийся подданным вашего высочества, и, к тому же, получивший благословение от вас лично, ваше высочество.
Князь Фернандо кивнул головой, уже готовясь признать правоту министра своего кабинета, но Бертуччи упредил его.
— А разве не в ваши обязанности, Доризор, входит первым узнавать о пересечении иноземцами границ нашего государства? Ведь синьор Бромлей, в данном случае, пересек границу княжества как частное лицо, не будучи приглашенным его высочеством.
Князь Фернандо весь светился радостью. С другой стороны, Бертуччи был настроен решительно идти до конца. И Доризор понял, что, хотя бы внешне, нужно спасать свою шкуру.
— Ваше высочество, - глубокий вздох вырвался из груди министра кабинета.- Я не совсем понимаю этот допрос с пристрастием. Коли речь идет о поимке преступников, то логичнее было бы, если бы здесь сейчас находился министр сыска Жосимар.
— Мне кажется, министр кабинета прав,- наконец вставил свое слово князь Фернандо.
— Безусловно, он был бы прав, ваше высочество, если бы речь шла о простом преступлении. Но, в данном случае, мы говорим о деле государственной важности: о банде, похитившей невесту нашего любимого наследника. И в этом смысле, чем меньше людей знает тайну, тем больше шансов сохранить ее в тайне. К тому же, ваше высочество, скажу откровенно, я с некоторых пор не очень верю и не очень доверяю Жосимару.
Оба, и князь Фернандо, и министр кабинета, одновременно с удивлением посмотрели на Бертуччи. Но если первый был просто искренне удивлен этими словами, то второй по-настоящему испугался: “Неужели он и в самом деле что-то пронюхал? Или просто блефует?”
— Но если министр двора не доверяет кому-то из министров кабинета, он имеет право требовать его отставки,- задумчиво произнес князь.
— Но только в том случае, ваше высочество, если у министра двора есть на то веские основания,- парировал Доризор.
— В этом я вполне согласен с вами Доризор,- кивнул Бертуччи.- Я потому пока и не настаиваю на отставке. Даже более того, на аресте Жосимара, подчеркнул слово “арест” Бертуччи,- что у меня пока нет против него никаких улик, кроме показаний арестованного управляющего виллой Тикки некоего Ману.
Бертуччи зорко, не отводя глаз, следил за реакцией Доризора и, естественно, от его взгляда не укрылось, как при последних словах министр кабинета вскинул голову и заметно побледнел. Именно в этом и хотел убедиться Бертуччи — Доризор и Жосимар связаны одной нитью. Разумеется, чтобы не разорвать эту нить преждевременно, говорить князю об этом  не следует. С него пока хватит одного Жосимара. В остальном им, скорее, сможет помочь на-следник, принц Сильвио. Здесь Бромлей прав.
— Но в таком случае, нам необходимо тщательно проверить верноподданнические чувства министра сыска Жосимара.
— Именно об этом я и хотел просить разрешения вашего высочества,- улыбнулся Бертуччи, довольный тем, что эту идею, без подсказки с его стороны, да еще в присутствии Доризора озвучил сам князь Фернандо.
— Я даю на это свое монаршее соизволение.
Фернандо протянул вперед полусогнутую в кулаке руку для поцелуя. Первым приложился губами к его руке Бертуччи, затем Доризор.
— Действуйте, синьоры! И обо всем тут же немедленно докладывайте мне.
Министры поклонились и, сделав несколько шагов спиной вперед, покинули тронный зал.

                Глава двадцать четвертая 

Третий день был на исходе. Ночью к ней снова должен был явиться ангел господень. Какое-то невероятное возбуждение , как и при той, первой, встрече, посетило игуменью Ангелину. Грудь ее вздымалась высоко. На висках выступили едва заметные капельки пота. Даже не притронувшись к вечерней трапезе, Ангелина, благословив всех к ужину, вышла в монастырский двор глотнуть свежего воздуха. Она почему-то боялась нового визита ангела. Хотя почему боялась — понять не могла.
Войдя в цветник, она едва ли не нос к носу столкнулась со старцем Аги. Встреча для обоих была столь неожиданной, что они непроизвольно вздрогнули и тут же отпрянули в разные стороны. Немного успокоившись, они улыбнулись друг другу. Глаза их встретились и игуменье даже показалось симпатичным уродливое лицо старца. Но вдруг... снова мурашки пробежали по ее телу. Глаза, колючие, проникающие в самую душу глаза Аги... Старец, извинившись за нечаянную встречу и непроизвольный испуг, поклонился игуменье и пошел дальше по своим делам.
Ангелине вдруг вспомнилась ночная встреча с ангелом. И его взгляд... Она плотно сжала губы, что делала всякий раз, когда начинала сердиться. Повернулась и пошла назад. Встретив по дороге к своей келье одну из сестер, велела ей призвать к себе ключницу Евлоху.
Евлоха прибежала к игуменье вся запыхавшись. По лицу Ангелины она поняла, что случилось нечто непредвиденное. По опыту Евлоха знала, что в такие моменты игуменью лучше ни о чем не спрашивать. Сама скажет все, что нужно. И Евлоха, склонив голову, молча ждала. Настоятельница еще некоторое время нервно перебирала пальцами четки. Наконец, она отложила их в сторону.
— Ты где нашла старца Аги?
— В рыбацком поселке,- засуетилась сестра Евлоха.- Рыбаки указали мне на его халупу, стоявшую в лесу на отшибе.
— Ну, и как он тебе кажется?
Сестра Евлоха поняла, что мать-настоятельница спрашивает ее об этом не из праздного любопытства. Но, поскольку она не знала еще, что задумала Ангелина, то и не решалась ответить, дабы не попасть впросак.
— Справляется ли со своими обязанностями? Что ты молчишь, Евлоха?- повысила голос Ангелина.
— Да, вроде бы, у меня нет к нему нареканий.
— Ничего подозрительного в нем не замечаешь?
— Н-нет,- после некоторого раздумья ответила сестра Евлоха.
Ангелина снова взяла в руки четки. Некоторое время молчала.
— А глаза?
— Что глаза, матушка?
— Ты когда-нибудь видела его глаза?
— Господь с тобой, матушка,- перекрестилась сестра Евлоха.- Не хватало еще такому страшилищу в глаза заглядывать. Я при нем и дохнуть боюсь, не то что в его глаза посмотреть.
— Ну, вот что,- Ангелина отложила четки, с шумом поднялась. В голосе ее снова появился металл. - Готовься к всенощной, сестра Евлоха. Я приказываю тебе всю эту ночь и утро, не смыкая глаз, следить за кельей старца Аги. И днем, по возможности, следи за каждым его шагом. Но только так, естественно, чтобы он этого не заметил. Все, иди!
Сестра Евлоха, привыкшая беспрекословно подчиняться приказам настоятельницы, на сей раз все-таки была сильно удивлена подобным заданием. “Чем уж ей мог насолить этот уродец?” - покачала она головой. Задумавшись, она не заметила, как приблизилась к келье старца Аги. А тут и он вышел навстречу. Сестра Евлоха даже ойкнула от неожиданности и, на секунду приостановившись, взглянула на старца. “Глаза!”- вспомнила Евлоха вопрос Ангелины. Она поймала взгляд Аги и оторопела. Она поняла, ЧТО так удивило настоятельницу. Старец, не издав ни звука, прошел мимо, даже не оглянувшись. Зато сестра Евлоха долго смотрела ему вслед, постоянно крестясь. Глаза. Удивительно молодые (не выцветшие, как у стариков) и даже насмешливые глаза. И тут она вспомнила, как легко он поднимался в гору, когда она первый раз привезла его на остров. У нее непроизвольно даже рот открылся и ей пришлось прикрыть его ладонью.

                Глава двадцать пятая   

Целый следующий день незаметно следила сестра Евлоха за старцем Аги. Но ничего подозрительного заметить так и не смогла. Помолившись после вечерней трапезы, сестра Евлоха приготовилась ко всенощной. Она действительно умаялась за день, но ослушаться настоятельницу не могла. впервые она видела ночной, безжизненный монастырь. Ей даже стало страшно. Гробовая тишина, стоявшая в здании, была сродни могильной. Прокравшись к самой двери старца Аги и перекрестившись дрожащею рукой, сестра Евлоха приложилась ухом к старому мореному дубу.
Тишина!
Постояв в нерешительности несколько минут, она начала медленно, миллиметр за миллиметром, приотворять дверь. Мурашки бегали по коже. Она в ужасе соображала, что скажет старцу, если тот вдруг не спит и бодрствующе встретит ее. Срам-то какой! Чего он только не подумает! И “старая ключница совсем с ума свихнулась”- будет самым мягким.
Но, к счастью, в тот момент старец спал на своем ложе молодецким сном, слегка похрапывая. Сильнее приоткрыв дверь, она близоруко сощурилась, окинула взглядом келью, ища что-нибудь подозрительное. Но в этой темени разве что увидишь?
Тут старец резко всхрапнул и зашевелился. Сердце у Евлохи едва не выскочило из груди. Она подалась назад, ударившись плечом о створ двери. Прикусив палец, чтобы не вскрикнуть, она выскочила в коридор, прикрыв за собой дверь и неистово крестясь. Пробежав бесшумно по коридору по диагонали, она вся прямо вжалась в нишу двери чьей-то кельи. В темноте и в треволнении она никак не могла сообразить — чьей же.
Казалось, прошла целая вечность прежде, чем она успокоилась. Еще столько же прождала она, напряженно всматриваясь в ту нишу, где была дверь садовника. Там по-прежнему было тихо.
Занималась заря на дворе.
Уже совсем было собралась сестра Евлоха удалиться в свою келью на отдых, решив, что игуменье Ангелине в очередной раз что-то почудилось, как вдруг в келье старца Аги явственно послышалась какая-то возня. Евлоха насторожилась. Сердце ее снова забилось учащенней.
Через некоторое время из кельи старца вышел некто весь в белом, с подсвеченными крыльями. “Боже мой! Ангел господень!” - одними губами беззвучно пролепетала сестра Евлоха. буквально вся задрожав и упав ниц, она на несколько мгновений отключилась от мира сего. Но именно это и оказалось ей на руку — ангел, оглянувшись вокруг, не заметил ее. Придя в себя, практически не дыша, она проследовала за ним, ежесекундно осеняя себя крестом.
Ангел медленно приближался к келье настоятельницы. Евлоха, перебегая из ниши в нишу, не отставала от него. Наконец Ангел остановился у нужной ему двери, еще раз оглянулся вокруг и толкнул дверь. Она легко подалась вперед. Было слышно, как негромко вскрикнула Ангелина.
— О, ангеле небесный!- прошептала она и сползла на колени, крестясь и прижимаясь лбом к холодному полу.
— Покайся, грешнице, ибо приблизилось царствие небесное!
Это были последние слова, которые услышала сестра Евлоха. Дальше ангел плотно притворил дверь и, как ни прислушивалась ключница, как ни прикладывала ухо к звуконе-проницаемому дереву, ничего услышать было нельзя.
Ударив от досады своим кулачком по стене, Евлоха отпрянула и пошла назад.
Быстро добравшись до кельи старца Аги, сестра Евлоха, крестясь, приоткрыла ее, прислушалась, напрягая слух. Было тихо и спокойно. Даже сопения спящего человека не слышно. Тогда она смелее отворила дверь и вошла внутрь. Келья была пустой. Евлоха зажгла свечку, осмотрела помещение — постель не прибрана, хотя все остальное аккуратно лежало и висело на своих местах. Не найдя ничего подозрительного, Евлоха пальцами затушила огонек и стала размахивать рукой, разгоняя запах парафина.
  Выяснив все, что хотела, она вернулась к келье настоятельницы Ангелины. Спрятавшись в нишу соседней двери, стала ждать. Впрочем, ангел вышел от Ангелины довольно скоро. Проводив его до двери старца и подождав, пока там все не утихнет, Евлоха почти бегом направилась к Ангелине. Вся в страхе долго стояла перед дверью, прислушиваясь и не решаясь войти. Наконец робко постучала. Дверь тут же отворилась и Евлоха даже отпрянула — настолько мрачным было лицо настоятельницы.
— Ну? - жестко бросила Ангелина, пропуская Евлоху в келью.
— Ой, матушка, сдается мне, что это не ангел, а сам диавол во плоти,- Евлоха то и дело осеняла себя крестным знамением.
— Рассказывай, что видела. Не медли!
— А ничего не видела, матушка. Страху только натерпелась.
— Ты в своем ли уме, Евлоха?
— То есть, я хотела сказать, что пока из его кельи не вышел ангел, старец был на месте. Как только он пошел к тебе, матушка, и старец исчез.
Ангелина после этих слов уже не слушала ключницу. Она поняла, что ее раскрыли, засветили. Более того, она была в такой прострации, что даже проговорилась о том, что карта монастырских подземелий спрятана в сундуке у ключницы Евлохи. Значит, до ее полного разоблачения осталось не так уж и много времени — если найдут карту, найдут и подземный ход к ее вилле. Остается только надежда на то, что ее преследователи заблудятся в лабиринте.
— Хорошо, сестра, спасибо. Ты отлично поработала и даю тебе отдыха два дня. Сиди и не показывайся на люди. Ты заслужила. Твои обязанности в эти дни будет исполнять сестра Гортензия.
— Что ты, матушка. Я и не устала вовсе.
— Я сказала, отдыхай!
Сестра Евлоха поклонилась и вышла. Ангелина нервно ходила взад-вперед по келье, заламывая пальцы. Давно она не была в таком бешенстве — ее явно переиграли. Она остановилась перед зеркалом, взглянула на себя, сжала губы в узкую ленточку. Схватила со столика глиняную чашку и в сердцах швырнула ее в зеркало. Звон разбитого стекла привел ее в чувство. Она поправила волосы и подошла к кровати. Секунду стояла задумавшись, затем на-клонилась и сдвинула кровать с места. подтащила ее почти к самой двери, обежала вокруг и около самого угла вытащила из гнезда в полу складывающуюся ручку двери. Потянула ее на себя и подняла крышку подполья.
— Дебора!- позвала Ангелина.
Через некоторое время снизу показалась голова женщины, как две капли воды похожей на Ангелину.
— Вылезай на свет божий. Пришел твой час!
Пока двойница поднималась по лестнице, Ангелина коротко ее инструктировала.
— Все поняла?
— Да.
— И смотри: ни единым жестом, ни единым движением, ни единым словом ты не должна выдать себя ни монашкам, ни этому лазутчику Аги, никому. Иначе — смерть! Поняла?
— Очень хорошо.
— Я думаю, три дня нам хватит, чтобы навести в стране порядок... И прибери в келье! Тогда, возможно, и ты вернешься на свое место.
Ангелина спустилась в подполье. Дебора закрыла за ней люк, поставила на место кровать и принялась за уборку.

                Глава двадцать шестая

Следы и интуиция довели Альберто до прибрежного рыбацкого поселка, полтора десятка домов которого раскинулись на добрые полмили вдоль берега к подножию невысокой редколесистой горы.
Только сейчас Альберто понял, как он устал и как проголодался. С трудом дошел он до корчмы, устроившейся на самой вершине скалы, на краю поселка. Войдя туда, сел за стол у окна. Завидев незнакомца, к нему тут же подошел корчмарь.
— Что будем заказывать?
Альберто глянул снизу вверх на хозяина и усталым голосом произнес:
— Если можно, я тут немножко посижу, передохну. Я долго шел и страшно устал. А что касается... мне бы одну воблу и кварту пива.
Корчмарь ушел за прилавок, а к Альберто тут же подсел один рыбак со своей деревянной кружкой.
- Я слышал, ты долго шел. Путешествуешь или ищешь чего?
— Ищу,- Альберто вытянул ноги и, облокотившись о спинку стула, устало выдохнул. Немного помолчал. Рыбак неспеша поцеживал свое пиво.
Подошел корчмарь, принес пиво и рыбу. Тут же сел за стол — коли человек пришел издалека, значит, может поведать нечто интересное.
Через некоторое время Альберто пришел в себя, подобрал ноги, устроился поудобнее, сделал пару глотков, отодвинул кружку и начал чистить рыбу. Затем поднял глаза.
— Ну, так чего ищешь-то?- наконец прервал тишину рыбак.
— Не чего, а кого,- отделяя чешую от рыбины, ответил Альберто.
Рыбак с корчмарем переглянулись и придвинулись поближе к Альберто. Тот дочистил рыбу, оторвал кусок, сунул в рот, наслаждаясь несколько мгновений, опять отхлебнул пиво.
— Невесту у меня украли.
— Понятно,- махнул рукой разочарованный корчмарь, собираясь встать.
— Понятно, да не совсем,- тут же парировал Альберто.- В том-то и дело, что все было сделано так, будто она утопилась. Это Кассия-то, которая плавает, как русалка!
— Ну-ка, ну-ка, поведай,- заинтересовался рыбак.
— Ну ладно, слушайте,- вздохнул Альберто и начал рассказывать о том, как он при-шел из города в деревню, а родители Кассии уже похоронили свою дочь; как он не поверил им и нашел на берегу ее кольцо; как он выяснил о некоем загадочном экипаже и кучере, у которого есть охранное письмо самого министра сыска. И о том, как следы этого экипажа привели его сюда и где-то здесь внезапно затерялись...
— Вот и не знаю я, как дальше быть и что делать,- Альберто снова отхлебнул пиво.- Все концы, видать, упираются в воду, ну, а как их со дна-то вытащить и не знаю.
Корчмарь с рыбаком переглянулись. Горе этого человека было таким неподдельным, что рыбак не смог промолчать.
— Послушай, бродяга! Твой рассказ тронул мою душу, зачерствевшую на постоянных ветрах. Не знаю, смогу ли тебе чем-то помочь, но расскажу кое о чем.
Альберто почувствовал важность момента и придвинулся поближе к рыбаку.
— В последние годы нередко доводилось нам, рыбакам, наблюдать довольно стран-ную картину. Особенно в светлые лунные ночи убеждались мы, что это не ночные кошмары, не корабли-призраки или летучие голландцы, а вполне конкретные, пусть и таинственные, яхты приближаются к острову, некоторое время стоят у его берегов. К ним почти бесшумно подходят шлюпки, чтобы через какое-то время вернуться назад. Мы ведь на остров возим продавать рыбу. Настоятельница неплохо нам платит. И мы, грешным делом подумали, что эти ночные посетители острова — наши конкуренты, таким нехитрым образом пытающиеся сбить цену на рыбу. Решили мы, что так не пойдет. Не хотелось бы оставаться без верного заработка. Собрались мы, десяток баркасов, и решили проучить нечестивцев. В одну из без-лунных ночей тихо подгребли мы к такой яхте и совсем уж собрались брать ее на абордаж, как вдруг увидели довольно странную картину: почти одновременно с нами причалила к борту яхты одна шлюпка с довольно странными пассажирами — трое дюжих молодцов стали поднимать на борт двух, судя по габаритам и возгласам, девушек, которые изо всех сил со-противлялись и пытались вырваться. Мы хотели было вступиться за них, стали кричать. Но, тем самым, вспугнули команду яхты. Шлюпка тут же отчалила к берегу, а с яхты раздалось несколько ружейных выстрелов в нашу сторону. К счастью, обошлось без крови. Но мы по-няли, что это не наши конкуренты ( да и цена на рыбу оставалась прежней), но и яхты стали осторожнее, выставляя дозор в полумиле от судна. Но еще мы поняли, что на этом чертовом острове творятся какие-то черные дела...
Рыбак замолчал, залпом допив остаток своего пива. Альберто был поражен этим рас-сказом. Он молчал несколько минут, затем тронул рыбака за плечо.
— Слушай, приятель, доставь меня на остров. У меня нету денег, но я готов отрабо-тать, сколько надо. Чует мое сердце, что вершатся там черные дела, и что моя Кассия мается в плену у преступников.
—  И не проси, не буду этого делать,- рыбак порывался встать, но Альберто придер-жал его за рукав.- Даже за деньги не стал бы этого делать.
— Но ты-то чем рискуешь?- стал уговаривать его Альберто.- Ты же все равно возишь туда рыбу, так?
— Ну, так.
— Значит твой очередной визит на остров не вызовет никаких подозрений.
— Да, но меня знают, а тебя нет.
— А я исчезну до того, как ты причалишь к берегу.
— А толку? Монастырская стена настолько высока и прочна, что тебе все равно не проникнуть внутрь.
— А это уже мои трудности.
Рыбак некоторое время молчал, раздумывая, но тут на выручку Альберто пришел кор-чмарь.
— Послушай, Франческо, а почему бы тебе, и правда, не помочь человеку.
Рыбак махнул рукой.
— А, бог с тобой! Послезавтра в ночь я выхожу в море. На остров я тебя доставлю, а обратно выбирайся сам, как знаешь.
— Спасибо, приятель!- улыбнулся Альберто и в благодарности стал трясти его руку.

                Глава двадцать  седьмая

Дебора стала забываться во сне. Слезы после непрерывного почти часового плача вы-сохли. Она отмолилась в углу под иконой, разобрала постель и легла. Сон начал одолевать даже мысли...
Но вдруг она почувствовала, что дверь в ее келью открывается и какое-то неясное све-чение озаряет помещение. Она резко села на кровати, прижав к себе согнутые в коленях ноги и натянув одеяло по самый подбородок. Хотела закричать, но голос неожиданно пропал. Раз-дался только некий нечеловеческий хрип.
Ангел вошел в келью, прикрыв за собою дверь, и, вытянув вперед правую руку, мед-ленно приближался к Деборе.
— Вот я, ангел небесный! Отец мой, всевышний, требует меня к себе. И свидание сие последнее у нас. Готова ли ты, грешнице, к покаянию?
— Свят! Свят! Свят!- одними губами шептала Дебора, беспрестанно крестясь.- Боже милостивый, спаси и сохрани мя!
Ангел подошел вплотную к кровати и коснулся лба Деборы. У той, наконец, вернулся голос и она, задрожав всем телом, коротко вскрикнула и вскочила на ноги.
— Помилуй мя, ангеле небесный! Не я грешна, а я жертва! И оттого страдаю вдвойне. Вознеси мя с собою к господу богу нашему, ему одному смогу покаяться я. Он один меня поймет и простит. А здесь, в этой диавольской обители никому не верю! Все здесь продали свою душу диаволу во плоти, нечестивой сестре моей Ангелине. Не верю и тебе, ангеле, прости меня, грешную.
Дебора рухнула на кровать и забилась в нервных судорогах. От подобного поведения монахини ангел опешил. Какое-то время он просто стоял, не решаясь ничего предприни-мать...
И тут догадка осветила его чело. Он выпрямился, дернул плечами, расшнуровал курт-ку и “крылья” с грохотом упали на пол. Он вынул из специально устроенного на спине кар-мана газовый фонарик и осветил им лежавшую женщину. Перевернул ее на спину. Та при-крыла ладонями глаза от близкого света.
— Ты — не Ангелина! Но ты знаешь наверняка, где настоятельница.
— Я настоятельница, - дрожащими губами произнесла Дебора.- А ты кто: человек или ангел? А может такое же порождение Антихриста?
Ангел подошел к столику, зажег свечу в подсвечнике, затушил свой фонарь и снова вернулся к кровати. Но, боже, какое сходство с Ангелиной! Он опять растерялся. Лицо, воло-сы, даже голос ее. Но повадки и поведение?.. И все-таки он заметил, что его появление в ке-лье вызвало неподдельный страх и смятение у монахини. Ангелина, привыкшая уже к его визитам, не смогла бы так искренне вести себя. И он начал понимать, что Ангелина исчезла. Его предположения о двуличности настоятельницы стали приобретать черты реальности. Поэтому и в голосе его зазвучали металлические нотки, оттенок елейности исчез.
— Я хочу знать, дочь моя, кто ты еси и куда подевалась настоятельница сего монасты-ря?
Шок от внезапного появления ангела начал проходить и Дебора постепенно брала себя в руки.
— Я и есть настоящая настоятельница монастыря. Но ты - не ангел и крылья твои — никому не нужная бутафория.
— Не тебе судить обо мне, грешница! А ежели ты настоящая настоятельница, то на тебе двойной грех: во-первых, ты повинна в двуличности, а во-вторых, в исчезновении (а может и смерти?) Ангелины.
— Нет! Не приписывай мне грехи другого человека, пусть и родного мне по крови... Не я двулика, а она; не я исчезла, а она!
Этих слов было достаточно. Скрываться далее под маской ангела смысла не имело. Следовало, как можно быстрее, выяснить всю подноготную.
Развенчанный ангел взял стул, приставил его к кровати и сел, глядя в глаза монахине.
— Да, ты права — я не ангел! Хотя моя служба близка к ангельской. Я полицейский. И поэтому в твоих интересах говорить мне только правду. В противном случае...
— Не надо меня пугать!- словно заслонившись от ангела-полицейского, Дебора вытя-нула руки вперед.- То, что я пережила за последние два с небольшим года, страшнее страш-ного суда. После этих мук и унижений, меня уже ничто не пугает. А что касается правды... Я — человек набожный, и, как перед богом, клянусь, я два эти года молчала. Даже под пытка-ми. Но тебе почему-то верю. А может просто надоело молчать... Хорошо, слушай.
Зовут меня Дебора Кастильони. Я родилась в довольно богатой дворянской семье. Мне прочили хорошее будущее и прекрасную семью. Я училась в Сорбонне, в числе немно-гих девиц. Был у меня и жених, граф, с которым  я познакомилась там же во Франции. Я по-любила его, он, как мне казалось тогда, полюбил меня. Однажды я решилась пригласить его к нам в имение на лето. Познакомить с родителями, подготовиться к свадьбе. Родителям он также понравился. Я была на седьмом небе от счастья. Мы обручились, стали готовиться к свадьбе. Но незадолго до нее я вдруг совершенно случайно застала его... в постели с моей младшей сестрой. Я была в ужасе. Он, конечно, начал оправдываться тем, что спутал меня с ней, что назвал ее Деборой, а она откликнулась... Да, я забыла сказать, что мы с сестрой по-хожи, как две капли воды... Но я поняла, что подобные оправдания могут иметь место и дальше. Ведь я очень хорошо знала характер своей сестрицы. Она способна опутать любого. Мы с нею, как лед и пламень: я холодна, она жгуча; я покладиста, она жестока; я бесхитрост-на, она коварна... В общем, я приняла решение принять постриг и уединиться в монастыре, несмотря на уговоры родителей. Так я стала сестрой Ангелиной. Видимо, мои добродетели, мое ревностное служение богу было оценено сестрами по заслугам и спустя шесть лет, после смерти прежней настоятельницы, отцы церкви возвели меня в сан игуменьи и поставили во главе монастыря маргариток...
Спустя еще три года пути мои снова пересеклись с моей сестрой. Видимо, она очень жаждала этой встречи. Подавив меня своим характером и коварством, она заставила меня принять ее игру в двойника и в переодевания. С тех пор и начались мои мытарства. Я сидела до поры в подполье своей кельи и замаливала грехи. И свои, и ее. А она... Что уж она здесь делала, не знаю, как не знаю и того, что она делала, уходя по подземным ходам, слышала только крики и стоны несчастных пленниц.
— Карта? Есть ли карта подземных ходов?- перебил полицейский исповедь монахини.
— Да, в мою бытность настоятельницей, карты, как и все ключи, хранились в келье у ключницы.
— Как же зовут твою сестру?
Их взгляды пересеклись. Она испытующе смотрела на него какое-то время. Он выдер-жал ее взгляд. И тогда она, глубоко и печально вздохнув, тихо произнесла:
— Вообще-то наши родители нарекли ее Дианой. Но она, слава богу, отреклась от родного имени, не успев запятнать его. И сейчас известна под именем... синьоры Лаймы.

                Глава двадцать восьмая

Рыбак Франческо выполнил свое обещание — взял с собой в ночной выход в море Альберто. Втайне от своих товарищей по рыбацкой артели (среди которых, не исключалось, могли быть и соглядатаи министра сыска), велев Альберто набросить на голову брезентовый капюшон, усадил его на весла и, приблизившись к острову до полумили, негромко произнес:
— Берег видишь?
— Вижу,- кивнул Альберто.
— Доплывешь? Здесь не больше полумили. Ближе подвезти тебя, извини, не могу.
— Спасибо, не беспокойся. Конечно, доплыву.
Альберто пожал руку Франческо и двум его помощникам-сыновьям и, перекрестив-шись, нырнул в темное, пугающее своей неизвестностью, море.
— Эй, послушай!- полувскрикнул ему во след рыбак.
Вынырнувший Альберто повернул голову к лодке.
— Через две ночи я снова выйду в море. В это же время буду на этом же месте. Если нужно будет забрать тебя, разожги на берегу костер.
— Спасибо, друг! Не знаю, чем и отблагодарить тебя.
— Ладно! Удачи тебе, искатель! Весла на воду,- приказал отец сыновьям.
Альберто благополучно доплыл до берега. Взобрался на один из прибрежных валунов и лег на живот, отдыхая и обсыхая. Лежа и размышлял. Есть ли смысл предпринимать что-либо сейчас? Ведь он не знает ни местности, ни расположения монастыря, ни даже в какой части острова находится. Лучше всего дождаться первых солнечных лучей, а там уж и дви-гаться. Он отдавал себе отчет, что поиски могут закончиться и неудачей, и все же надеялся на чудо.
Ночной ветерок начал пробирать до самых костей. Альберто встал, повертел головой вокруг, будто что-то мог разглядеть в этой кромешной тьме, чуть разбавленной мелкими и редкими звездочками. Не найдя ничего лучшего, спрыгнул с валуна и, согнувшись в три по-гибели, устроился под ним, укрывшись от ветра. Таким образом и провел остаток ночи, даже вздремнув пару часов.
Альберто уже дважды обошел вокруг монастырских стен, пытаясь найти хоть какую-то лазейку. Стены, действительно, как и предупреждал рыбак, были высоки и неприступны. Альберто на втором круге руками прощупывал буквально каждый сантиметр стены. Все было тщетно. Здесь бы ему очень пригодилась веревка, но он не догадался попросить ее у Франческо. Видимо, придется вернуться на берег и затем снова повторить попытку, но уже запасшись необходимым подспорьем.
Альберто в отчаянии отбежал от стены на десяток метров на взгорок, в надежде оттуда хоть что-то увидеть. Все напрасно. Он опять пошел, прощупывая стену. Миновал задние ворота, предварительно подергав их. И вдруг сзади кто-то зажал его, словно  железными клешнями. Ему даже охнуть не удалось — так была сжата грудная клетка. Впрочем, клешни вскоре разжались и Альберто был отброшен спиной вперед к каменной стене. Сильно ударившись головой, он даже потерял сознание. Но когда открыл глаза, увидел перед собой уродливое лицо старца Аги. От этого вида он чуть было снова не впал в беспамятство, но резкая встряска всего его тела привела Альберто окончательно в чувство.
— Ну, старик, силища у тебя, как...- Альберто даже не нашел слова для сравнения.
— Ты кто такой? Как здесь оказался и чего ищешь?- старец Аги, на всякий случай, продолжал прижимать Альберто к стене.
— Я — простой бродяга. Хожу по миру безо всякой причины.
— На этот клочок земли еще ни один человек не приходил без какой-либо причины. Ты же не хочешь сказать, что дошел сюда по дну морскому или долетел, подобно птице, по воздуху.
— Да ты, я вижу, старик — не простак. Ну что ж, не буду с тобой лукавить. Привело меня сюда горе. Пропала моя невеста. И следы ее привели меня на этот остров. Чует мое сердце, неладное что-то творится в этой божьей обители. И даже, если ты мне не поможешь проникнуть внутрь, я, рано или поздно, все равно туда проберусь.
Их взгляды встретились. Старец увидел в глазах пришельца настоящие искренность и печаль. Альберто, понятное дело, раскрывшись таким образом, рисковал, но и он встретил в глазах старца понимание и доверие.
Старец Аги раздумывал недолго. Ему нужен был помощник и этот юноша — просто подарок судьбы. Ситуация складывалась так, что необходимо было ускорить поиски карты подземных ходов, но и, одновременно, лишний раз не растревожить зашевелившееся змеиное гнездо. Был, конечно, и определенный риск с его стороны — что, если синьора Лайма настолько хитра и бесстрашна, что рискнула пойти ва-банк.
— Как тебя зовут, юноша?
— Альберто.
— Так вот, Альберто, ты прав на счет монастыря. И могу тебя уверить, что управляет этим логовом ангелов настоящая сатана... Я очень рад, что судьба привела тебя сюда именно в этот момент. Я берусь помочь тебе, если ты обещаешь слушать меня беспрекословно и де-лать все, что я тебе скажу. Таким образом и ты мне поможешь. Согласен?
Альберто внимательно посмотрел на старца. В конце концов, он ведь его заведет внутрь монастыря, а там...
— Хорошо, я готов выполнять твои приказы, но только до той поры, пока буду чувст-вовать, что мои действия приближают меня к моей Кассии. В противном случае, я сделаю все, чтобы навредить тебе.
— Идет!- старец Аги протянул Альберто руку и тот был поражен большим несоответ-ствием между страшным, уродливым старческим лицом и сильной, мускулистой, по виду совсем молодой рукой.
— А теперь ступай за мной. Я проведу тебя в свою келью так, чтобы тебя ни одна ду-ша не видела. И не выказывай оттуда носа, пока ты не понадобишься мне. Впрочем, могу сразу утешить — понадобишься ты мне очень скоро.
Старец Аги открыл створку ворот, заглянул внутрь и тут же, повернув голову к Аль-берто, негромко скомандовал:
— Пошли!

                Глава двадцать девятая
Визирь Махмуд получил  сигнал от Жосимара и немедленно велел капитану подни-мать паруса. Природа в эту ночь стала их союзницей. Беззвездная и безлунная ночь, легкий бриз, дувший в направлении острова Инферно. Эмир Анвар спал в своей каюте безмятежным сном праведника, полностью положившись на своего верного визиря.
Операция вступила в решающую фазу. План был разработан до мельчайших подроб-ностей. Этой ночью яхта эмира покидает удобную бухту на необитаемом островке, где вос-точные гости и дожидались своего часа, выходит в открытое море, затем входит в залив, ми-нует остров Инферно и, зайдя за нависающую над морем скалу, укрывшись от посторонних глаз, пережидает грядущий день. В следующую ночь к яхте подойдет шлюпка с пленницей, ее поднимут на борт и тут же капитан вновь должен вывести яхту в открытое море с тем, чтобы до рассвета она успела покинуть территориальные воды княжества.
Визирь Махмуд, как ни странно, веривший в успех мероприятия, все же сильно волновался. И, как всегда в таких случаях, достал чубук и закурил травку. Он смог окончательно успокоиться и лечь спать только после того, как капитан доложил ему, что яхта укрылась под скалой в означенном месте.

                Глава тридцатая
На том же месте, что и прошлый раз, на пустынном берегу среди скал сэр Бромлей дожидался своего агента. События принимали неожиданный поворот. В своей камере был отравлен управляющий виллой Тикки Ману, так практически ничего и не успевший расска-зать следствию. Князь Фернандо уже начинал нервничать — ведь приближался намеченный заранее день бракосочетания наследника престола принца Сильвио с баронессой Мальвой, а последняя все томилась в неизвестном плену. Да и была ли она вообще жива? Похитители ее не подавали никаких сигналов. Два дня отвел князь на поиски Мальвы, пригрозив уволить весь кабинет в случае, если поиски не увенчаются успехом.
Впрочем, благодаря своему помощнику, сэр Бромлей уже ухватился за кончик клубка и начал его разматывать. Синьора Лайма — вот имя, которое позволит распутать этот клубок до конца. Но, во-первых, она неуловима, особенно после ареста Ману, во-вторых, она осто-рожна и для того, чтобы просить у князя санкции на ее арест, нужно иметь веские на то осно-вания и не менее твердые улики. Пока ни того, ни другого, кроме предположений и логиче-ских умозаключений, на которые сэр Бромлей был мастер, не было.
А вот и помощник. Инкогнито, как всегда, появился тихо, но сэр Бромлей на сей раз успел заметить его приближение и издалека поприветствовал его поднятием руки.
— Есть хорошие новости, сэр,- Инкогнито протянул руку для приветствия.- Я, нако-нец, выяснил, где находится карта подземелья. Не в келье настоятельницы это точно. Мы с истинной Ангелиной все там обыскали. Сегодня вечером, во время ве-черни мы, я уверен, овладеем ею.
— Ты сказал — мы.
— Так точно, сэр. Мы — это я и Альберто, юноша, ищущий свою невесту, следы ко-торой теряются на острове.
— Ты в нем уверен?
— Как в себе, сэр. Именно он и поможет мне, пока я буду отвлекать ключницу, оты-скать в ее келье старинную карту.
— Синьора Лайма не появлялась в монастыре?
— С тех пор нет, сэр. Мы условились с настоящей Ангелиной, что она оставит мне знак в случае, если ей опять придется уйти в подполье. А как у вас дела, сэр?
— А мне тебя порадовать нечем. Ману отравлен в своей камере. Князь Фернандо от-вел на все про все только два дня. Синьора же Лайма исчезла, бросив даже своего телохрани-теля Хозе. Боюсь, как бы она не покинула пределы княжества, даже несмотря на то, что князь приказал закрыть границу наглухо. Вилла Тикки, насколько это возможно, обследована, но потайной подземный ход так и не найден.
— Можно сделать одно предложение, сэр?
— Я всегда готов выслушать собеседника, ты же знаешь, Генри.
— Я подумал... То есть, когда я встретил Альберто, пытающегося проникнуть во что бы то ни стало внутрь монастыря и когда я узнал, какие причины им двигают, я вдруг поду-мал, сэр... Ведь у принца Сильвио тоже украли невесту. В таких случаях человек становится или бесшабашно безрассудным и тогда он может наломать таких дров, или чрезвычайно рас-судительным и тогда он может свернуть горы, но своего добиться. Я полагаю, вы хоть немного изучили характер принца. И если это позволяет привлечь его к следствию, от этого будет только польза.
Сэр Бромлей задумался. Безусловно, Генри прав. Надо бы поговорить с министром двора Бертуччи. Но, в любом случае, как бы разговор с Бертуччи не завершился, о нем не должен узнать князь Фернандо. Если же Сильвио согласится помочь ему, задача поимки пре-ступников значительно упрощается, ибо что можно совершить да-же против министра двора, того не позволительно делать в отношении наследника трона.
— Пожалуй, здесь я с тобой соглашусь, Генри. А теперь слушай меня внимательно. Завтра все должно решиться и нам необходимо согласовать свои действия.
  Сэр Бромлей снял кепку с большим козырьком, вытер платком пот со лба и медленно пошел вдоль берега. Генри последовал за ним. Так они и ходили до тех пор, пока не вырабо-тали четкий и ясный план дальнейших действий.

                Глава тридцать первая

Сэр Бромлей, взвесив все за и против, допросив всех тюремщиков, включая и началь-ника тюрьмы, пришел к выводу, что в отравлении управляющего виллой Тикки мог быть напрямую замешан министр сыска Жосимар. По распоряжению самого князя Фернандо (с подачи, естественно сэра Бромлея и министра двора Бертуччи) за камерой Ману было установлено неусыпное наблюдение и усиленный караул. Никто не мог войти туда незаметным и пронести с собой что бы то ни было. Даже пища предварительно проверялась. Ману берегли, как зеницу ока. Еще бы! Единственный свидетель, а может и участник, черных деяний, творившихся на вилле. В камеру к Ма-ну в любой момент  по любому поводу и без какой бы то ни было проверки могли входить только два человека — сэр Бромлей и министр сыска Жосимар. Поскольку по совершенно понятным причинам, англичанин исключил себя из возможных отравителей свидетеля, то остается только один подозреваемый — Жосимар. А если учесть еще и несколько странное поведение Жосимара при поиске похитителей Мальвы, то все подозрения выглядят довольно логичными. Об этом и доложил сэр Бромлей министру двора Бертуччи. Тот долго не мог с этим согласиться, но все же поддался уговорам сэра Бромлея, на всякий случай, проверить и эту версию.
— Если я окажусь неправ, я готов публично принести свои извинения синьору Жоси-мару,- предложил сэр Бромлей.
После короткого раздумья, министр двора согласился с этим, но тут же спросил:
—  И каким же образом вы собираетесь проверять Жосимара.
 —  А вот для этого мне нужна не только полная ваша поддержка, синьор Бертуччи, но и деятельное участие его молодого высочества принца Сильвио.
— Гм,- министр двора почесал ладонью правой руки подбородок.- Это сильно услож-няет дело. Для начала я должен согласовать этот ваш план с его высочеством князем...
— А вот этого делать ни в коем случае нельзя,- прервал Бертуччи сэр Бромлей.
— То есть как нельзя!- возмутился министр двора.- Речь идет о возможной угрозе для здоровья наследника престола, а вы мне запрещаете поставить о том в известность его высо-кочтимого монарха-отца.
— Уверяю вас, ни о какой угрозе речи и быть не может. Даже отпетый преступник не посмеет физически прикоснуться к наследнику престола, не говоря уж о человеке, занимаю-щем министерский пост. Если же вы сообщите князю о наших с вами намерениях относи-тельно Жосимара, то его высочество, в силу своей благородности и бесконечной веры в  вер-ноподданнические чувства своих министров либо запретит это делать, либо, не дай бог, при-зовет к себе Жосимара и расскажет ему о наших подозрениях, попросив того либо опроверг-нуть их, либо сознаться. И таким образом, подозреваемый будет предупрежден о замышляе-мом и сделает все возможное, чтобы замести не только свои следы, но и даже косвенные ули-ки своих сообщников.
 — Да, но в таком случае я не могу взять на себя смелость просить его молодое высо-чество принца Сильвио о подобной услуге.
— Поверьте, синьор Бертуччи, для человека столь юного возраста, пусть и обременен-ного высоким титулом, участие в нашем эксперименте будет подобно некоей игре и он с удовольствием согласится поиграть с нами. Уж коли мне доверился сам князь, то доверьтесь и вы. Уверяю вас, я найду ключи к сердцу  юноши, объясню ему все детали и он согласится. Беседовать с ним я буду в вашем присутствии, так что, если я перейду какие-то дозволенные рамки, вы вполне можете остановить меня и прекратить весь наш разговор.
Бертуччи долго ходил взад-вперед по своему огромному кабинету, заламывая пальцы и почесывая ладонью подбородок, пока наконец не остановился рядом с сэром Бромлеем и, слегка покрутив пуговицу на его кителе, утвердительно кивнул головой:
— Хорошо, я согласен. Я вам верю. Немедленно посылаю за принцем.
И Бертуччи дважды хлопнул в ладоши.

                Глава тридцать вторая

 Министр кабинета Доризор рвал и метал. Он предполагал, что иноземец с Бертуччи замыслили нечто страшное, но никак не мог получить сведения, о чем они говорили. Ни один придворный слухач, несмотря на угрозы и лесть, на обещание хорошо оплатить добытые ими сведения не был в состоянии хоть что-то услышать. Сэр Бромлей был весьма искусным сыщиком и меры предосторожности принял самые что ни на есть серьезные. Доризору оставалось лишь строить догадки да просчитывать возможные ходы своих противников. А ходы эти, нужно признать, были очень необычными и просчитать их заранее было не под силу даже такому опытному интригану, как министр кабинета Доризор. Сжав в кулак свою волю, он приказал Жосимару держать ухо востро и быть начеку в любое время суток, а синьоре Лайме посоветовал на время исчезнуть и затаиться в своем монастыре, постаравшись избавиться от странного старика-садовника чем раньше, тем лучше, пообещав в том ей содействие.
Когда принцу Сильвио министр двора Бертуччи вкратце рассказал о ситуации с поис-ком Мальвы и поимкой преступников-похитителей, юноша очень расстроился. Близился день свадьбы, а его невеста была все еще неизвестно где. Однако, когда иноземный сыщик предложил принцу принять участие в поимке похитителей, Сильвио оживился.
— Да, да, конечно, я с удовольствием наподдам преступникам! - воскликнул принц.
— Ваше молодое высочество,- остудил его пыл министр двора,- наподдавать преступ-никам — это задача уважаемого сэра Бромлея, коему ваш батюшка на то выдал все права. Вам же предстоит задание более ответственное и от того, как вы с ним справитесь, будет зависеть и успех всей операции.
Принц тут же опять заскучал, но все же согласился выслушать сэра Бромлея.
— Ваше молодое высочество,- сэр Бромлей достал свой батистовый платочек и вытер вспотевшие от волнения шею и лоб.- У меня к вам большая просьба. Все то, о чем вы здесь узнаете и что услышите, должно остаться между нами. Об этом, до поры-до времени, должны знать только мы, здесь находящиеся, т.е. вы, синьор Бертуччи и я. Ни ваш батюшка, князь Фернандо, ни министр кабинета Доризор, ни кто бы то ни было другой не имеют права уз-нать ни сотой доли того, что я сейчас скажу.
— Как, и даже батюшка?- это уже начинало нравиться принцу. Тайны он любил и хра-нить их умел.
— И даже ваш батюшка,- повторил сэр Бромлей.- Ибо он, по своей доброте, может случайно нанести вред всей нашей задумке.
— Клянусь, что сия тайна умрет вместе со мной!- торжественно провозгласил принц.
— Ну, умирать и тайне, и, особенно, вам совсем не обязательно,- улыбнулся сэр Бром-лей.- Но, в любом случае, клятву вы дали, а значит, я могу приступать непосредственно к делу.
Сэр Бромлей еще раз взглянул на министра двора Бертуччи, сидевшего в кресле в за-думчивости, приложив ладонь ко лбу. Затем прошелся несколько раз по кабинету, наконец остановился перед принцем, также сидевшем в кресле, и, глубоко вздохнув, заговорил.
— У меня есть основания подозревать в участии в преступлении министра сыска Жо-симара...
— Ка-ак! - Сильвио даже привстал от неожиданности, но повелительным жестом руки сэр Бромлей заставил его снова сесть.
— Я сказал вам, что есть основания подозревать, но не сказал, что Жосимар преступ-ник. И мне необходимо выяснить, прав я или нет. А именно для этого мне и понадобится ваша помощь, принц. Вы должны будете довести его до такого состояния, чтобы он не смог уйти от дуэли с вами...
— Дуэль!!- восхищенно воскликнул принц Сильвио.
— Как это сделать, я вам подскажу, все остальное будет зависеть от вашей сообрази-тельности и напора. Дуэль же мне нужна будет лишь как повод для того, что-бы синьор Бер-туччи имел основания арестовать Жосимара. После ареста мне не составит большого труда заставить Жосимара сознаться в содеянном или же полностью оправдать его.
— Да, но, в таком случае, синьор Бромлей, министр сыска окажется без вины винова-тым,- вмешался в разговор министр двора Бертуччи.- И весь гнев князя Фернандо за арест безвинного падет на меня и, в какой-то степени, на вас.
— Но именно поэтому также я не хотел бы, чтобы о нашей операции узнал его высо-чество. Если Жосимар невиновен, он будет тут же с извинениями выпущен на свободу и я смогу убедить его сохранить все в тайне.
— Не переоцениваете ли вы свои силы, синьор Бромлей?
— Нет, я просто доверяю своей интуиции, которая меня еще ни разу, слава богу, не подводила.
— Синьор Бромлей, я прошу вас побыстрее объяснить, что мне нужно делать. А вы, синьор Бертуччи, зря не тревожьтесь. Уж я смогу, в случае чего, заступиться за вас и за синь-ора сыщика перед отцом.
Оба признательно склонили головы.
— А теперь, принц, слушайте меня внимательно, все запоминайте, потому что в даль-нейшем вам придется некоторое время действовать одному. Ни синьора Бертуччи, ни тем более меня в то время не должно быть рядом с вами, чтобы не испортить всего дела.
Принц Сильвио весь превратился в слух. Он был горд тем, что его привлекли к опера-ции по освобождению Мальвы. Будет что ей рассказать за свадебным столом.

                Глава тридцать третья 

  Принц Сильвио неожиданно для всех появился на балу, устроенном в честь дня рож-дения синьоры Паулинии, дальней родственницы князя Фернандо. Принц не появлялся в свете с тех пор, как была похищена его невеста. Гостей на некоторое время даже охватил столбняк по этому поводу. Но принц Сильвио, улыбаясь и не обращая внимания на застывших в изумлении людей, пробирался к тому месту, где восседала в своем кресле из черного дерева синьора Паулиния. Вдруг принц сделал не понятный для остальных вираж, свернув несколько в сторону, и, как бы невзначай, наступил на ногу и слегка после этого подтолкнул присутствовавшего на балу министра сыска Жосимара. Тот едва удержался на ногах, облокотившись спиной о стоявшую сзади него даму.
— Простите, синьора,- извинился Жосимар, поправляя фрак, отдуваясь и зло глядя на наследника престола.
А принц в это время уже подходил к виновнице торжества, встал перед ней на одно колено, поцеловал ее руку в белой перчатке и воскликнул:
— Дорогая тетушка, даже в этот скорбный для меня час я не мог отказать себе прийти к вам и поздравить вас с днем рождения. Ведь у меня не так много родственников, чтобы игнорировать их семейные праздники.
Тетушка Паулиния даже прослезилась, часто-часто замахав веером и приложившись губами ко лбу принца.
— Спасибо, мой дорогой. Я очень тронута.
Синьор Джузеппе, супруг Паулинии, встал со своего, такого же прекрасного, как и у жены, кресла, подошел к принцу, поднял его с колена и, склонив голову, указал рукой на свое место.
— Ваш визит к нам, ваше молодое высочество, был столь неожиданным, что мы даже не приготовили для вас кресло. Но пока слуги принесут новое, я приглашаю вас занять мое место.
— Вы, тетушка, даже не соизволили пригласить наследника престола на свое торжест-во,- удобно устроившись в кресле, принц Сильвио повернулся к тетке.
— Только потому, что вы в печали, ваше молодое высочество,- опустив глаза, произ-несла синьора Паулиния.- Мы не посмели тревожить вас.
— Почему же, я был бы только рад. А теперь получается, что я сам к вам напросился.
— Ни в коем случае!- воскликнул синьор Джузеппе, присаживаясь на кресло, которое ему только что принесли слуги.- Мы всегда рады видеть у нас и вас, и вашего батюшку, на-шего благословенного монарха.
— Что же касается моей печали,- принц Сильвио вскинул голову и взглядом тут же отыскал Жосимара,- то, пользуясь тем, что здесь присутствует министр сыска, я бы хотел спросить его, как идут дела с поимкой похитителей моей невесты?
Министр сыска Жосимар побледнел, но тут же взял себя в руки и направился к прин-цу.
— Ваше молодое высочество, мы делаем все возможное, чтобы отыскать следы юной баронессы Балох.
— Вы уже целых пять дней делаете все возможное, а проку от того никакого. За эти пять дней можно было прочесать все наше княжество вдоль и поперек два раза. А кроме того, заглянуть под землю и на дно морское. Не хотите ли вы сказать, что вы это сделали?
Жосимар замялся, не найдясь с ответом.
— Вот видите, тетушка! И мой батюшка терпит эту бездарь на таком важном посту. Если он не может отыскать похитителей моей невесты, то как он может вообще ловить пре-ступников. У меня складывается впечатление, что и сам министр находится заодно с ними.
Жосимар побледнел еще больше. В зале воцарилась мертвая тишина. Синьор Джузеп-пе махнул рукой, отпуская оркестр и слуг. Те неслышно удалились. Все взгляды были на-правлены либо на принца, либо на Жосимара.
— Либо Жосимар попросту труслив, как заяц, коли боится растревожить бандитский улей,- продолжал нагнетать принц.
— Ваш-ше молодое высочество!- прошипел, шатаясь, министр сыска.- За подобное оскорбление в публичных местах полагается вызывать на поединок. И только ваше положе-ние, да мое уважение к вам и вашему батюшке не позволяет мне этого сделать.
— Полноте, Жосимар! Вы — уважаете меня и моего батюшку? А то я не знаю, как вы в своем кругу о нас высказываетесь! Да вы точно трус, лицемер и подонок!
— Ваше молодое высочество, - взяла его за руку, пытаясь успокоить тетушка Паули-ния, но принц вырвал руку и стукнул кулаком по подлокотнику.
— Ну так вот, Жосимар! Если вы боитесь, то мне давно хотелось попробовать, как вы искусны в фехтовании. Я вызываю вас на дуэль! И если вы посмеете отказаться, я сделаю все, чтобы вас убрали с вашего поста и, более того, сгноили в тюрьме!
Никто никогда не видел еще принца Сильвио в таком гневе. И поэтому никто не знал, как следует себя вести. Все понимали, что такой вызов оставлять без ответа нельзя, в против-ном случае, Жосимар будет морально уничтожен, но и принимать этот вызов нельзя — ведь принц находится под защитой закона. Смотреть на Жосимара было жалко. А он и сам огля-дывался в попытке подсмотреть решение дилеммы в глазах и позах присутствующих. Но все, кого касался взгляд опального министра, тут же опускали голову.
— Я жду вашего решения, Жосимар!- настаивал принц Сильвио.
 И Жосимар решился. В конце концов, пора проучить этого хамоватого юнца. Ведь не обязательно убивать его, можно только слегка ранить. К тому же, много свидетелей тому, что не он затеял эту ссору.
— Я принимаю ваш вызов, принц.
— Вот и отлично! Драться будем сегодня же. Время и место встречи вам передаст мой секундант.
Принц Сильвио поднялся, поклонился тетушке и решительно направился к выходу.
— О боже! Что теперь будет? - синьора Паулиния замахала веером.
— Необходимо немедленно поставить обо всем в известность его высочество князя Фернандо,- поднялся синьор Джузеппе.- Нужно предотвратить трагедию.
Принц Сильвио блестяще справился со своей задачей. Ни сэр Бромлей, ни министр двора Бертуччи не могли даже и ожидать ничего подобного. Оставалось теперь как можно быстрее выманить Жосимара, не давая ему опомниться и предпринять что-либо. Место дуэли было определено заранее — небольшая травянистая полянка на морском берегу, укрытая за скалой. Именно там, за этой скалой и будут находиться гвардейцы во главе с сэром Бромлеем и Бертуччи, чтобы мгновенно приступить к операции по поимке Жосимара.
Жосимар был не на шутку испуган. Он понял, что весь этот скандал принц затеял не спроста и не по своей инициативе. Понял он и чья то была подсказка. Но как удалось проклятому иноземцу привлечь на свою сторону принца? А значит, наверное, и самого князя Фернандо. Жосимар не мог даже предположить, что князь был не в курсе. Дело приняло весьма серьезный оборот. Пока не поздно, нужно оповестить министра кабинета и синьору Лайму.
— Анри! -позвал он своего помощника и, едва тот вошел, закричал, уже мало контро-лируя себя.
— Быстро ко мне гонца! Быстро, сию секунду!
Но секунда эта длилась бесконечно долго. Жосимар уже не ходил, а почти бегал по кабинету. И когда дверь открылась и в проеме появился гонец, Жосимар набросился на него с кулаками.
— Где тебя носит, черт подери?! Я черт-те сколько тебя жду!
— Но мне только минуту назад Анри сказал, что вы меня призываете,- стал оправды-ваться гонец.
— Ты еще дерзить мне будешь!- министр сыска схватился за пистоль, но тут в кабинет вбежал Анри и схватил Жосимара за руки.
— Синьор министр, но на самом деле прошло всего несколько минут, как вы мне пе-редали этот приказ.
Жосимар остыл.
— Ладно, оставь нас, Анри.
Едва гонец покинул министерство сыска, подъехала карета с посланцем  принца Сильвио. Принц настаивал на немедленном прибытии Жосимара к месту дуэли, предоставляя для этого даже свою карету. Посланец стоял перед министром сыска в окружении двух гвардейцев и Жосимар понял, что сопротивляться бесполезно. Он надел шляпу и направился к выходу.

                Глава тридцать четвертая

Когда министр кабинета Доризор узнал от гонца о случившемся, он побагровел. Это конец! Если дуэль состоится, это будет конец. Этот дурак Жосимар не знает законов страны, в которой живет. Не мог молча проглотить обиду от юнца. Зачлось бы потом! Идиот! Таким образом, он погубит не только себя, но и всех и вся. Дело погубит, которое позволяло им безбедно существовать и чувствовать себя хозяевами этой страны на протяжении уже нескольких лет. Все княжество жило в страхе. А что теперь? Все рушится! И во всем повинен этот английский пес из мировой сыскной службы.  Слишком умен и хитер оказался. Но нужно же что-то предпринимать!
— В каком месте состоится дуэль?
— Не знаю, синьор Доризор,- пожал плечами гонец.- Полагаю, о том не ведает и сам синьор Жосимар, ибо принц сказал ему, что сам назовет место и время дуэли.
— О мой бог! Какого же идиота ты мне подсунул в министры сыска... Молнией скачи на виллу Тикки, пусть обо всем немедля сообщат синьоре Лайме. Она сама сообразит, что нужно делать.
— Слушаю, синьор.
Министр кабинета Доризор приказал тут же подавать карету.
— В министерство сыска!
Но он опоздал. Жосимара в карете наследника престола уже мчали к месту дуэли.
— О черт! В каком направлении они поехали?- Доризор то снимал, то вновь надевал перчатки.
— В сторону побережья, синьор Доризор,- ответствовал Анри.
— И ты не мог его удержать от этого шага?
— Я сам обо все узнал слишком поздно,- сокрушался Анри.- Меня ведь не было на ба-лу у синьоры Паулинии.
— Садись в карету, поедешь со мной,- после короткого раздумья приказал Доризор и, захлопывая дверцу, крикнул кучеру:
— Трогай!
                _________________
Синьор Джузеппе с супругой попросили немедленной аудиенции у князя Фернандо.
— Ваше высочество, ваше высочество!- перебивая друг друга, заохали супруги, упав перед князем на колени.- Какое несчастье, какой скандал! Вы должны немедленно, немед-ленно остановить вашего сына. Пока не произошла беда.
— В чем дело, синьоры?- заволновался князь Фернандо.- Нельзя ли более внятно и спокойнее? Из ваших сбивчивых речей я так ничего и не понял, хотя уже озноб  волнения  прошелся по моему телу.- Садитесь и начинайте свой рассказ не спеша и по порядку.
Супруги, как могли, поведали князю обо всем случившемся у них на балу. Князь захо-дил быстрыми шагами по залу, заламывая пальцы.
— Как вы могли! Почему вы не удержали принца от необдуманных действий и слов?
— Мы пытались, ваше высочество, но он был в таком состоянии, что никого и ничего не видел и не слышал, кроме себя,- пыталась оправдаться синьора Паулиния.
— Ваше высочество, вам нельзя сейчас терять ни минуты, необходимо спасать прин-ца,- прервал жену синьор Джузеппе.
— Вы правы, кузен! Эй, кто там,- князь Фернандо позвонил в колокольчик.
Тотчас же явился слуга.
— Министра двора Бертуччи ко мне немедленно!
— Его нет во дворце, ваше высочество,- поклонился слуга.
— Ну, так пошлите за ним.
— Слушаюсь!
                _____________________
Дуэлянты были готовы. Выбраны шпаги, отмерено расстояние. Принц предупредил, что будут драться один на один, без свидетелей и секундантов до первой крови. Жосимар, остывший после бала и полностью взявший себя в руки, попытался отговорить принца от дуэли, но тот был настроен решительно и никаких возражений и отговорок не принимал. Более того, снова стал поддевать министра сыска.
— Вы — трус, Жосимар! И не пытайтесь меня отговорить, здесь вас все равно никто не слышит и не оценит вашего благородства. Готовьтесь! Я начинаю.
Принц Сильвио принял позу фехтовальщика, как учил его фехтовальный наставник. Министр сыска стал звереть. Этот юнец совсем охамел, пора, и правда, его проучить. Ну что ж, когда-то он, Жосимар, считался одним из лучших фехтовальщиков в сыскной школе. Вспомним молодость!
Жосимар вдохнул полную грудь свежего морского воздуха. Глянул вверх, где кружи-лись над морем чайки. Вершина скалы бросала большую и такую же лысую, как и она сама, тень на поляну. Солнце не очень жгло. Дышалось легко и приятно. Жосимар поднял свобод-ную руку вверх и выставил руку со шпагой вперед.
— Ну что ж, принц, я готов!
Они скрестили шпаги, но едва успели сделать несколько ударов по клинкам, как из-за скалы выскочили гвардейцы, а за ними министр двора Бертуччи.
— Жосимар, бросьте оружие! Именем его высочества, вы арестованы!
— Бертуччи, вы же мне обещали дать хотя бы три минуты для драки, но еще и одной не прошло, как вы вмешались.
— Ваше высочество, я не могу больше рисковать вашей жизнью.
Гвардейцы окружили Жосимара. В этот момент из-за скалы появился и сэр Бромлей.
— В чем дело, Бертуччи? За что меня арестовывают?
— Пока за нарушение двух указов его высочества князя Фернандо: о неприкосновен-ности наследника и о запрещении дуэлей.
Министр двора Бертуччи не мог лишить себя удовольствия самолично надеть на быв-шего теперь уже министра сыска наручники.
— А в третьей причине ареста, я надеюсь, мы разберемся с вами вместе.
Жосимар взглянул на стоявшего в стороне улыбающегося сэра Бромлея и плюнул в его сторону.
— Я надеюсь, синьор Бертуччи, что его высочество во всем разберется и каждому воз-даст по справедливости.
— Я тоже на это надеюсь, Жосимар.
В это время вдали показалась карета министра кабинета Доризора. Она стремительно приближалась и Бертуччи с сэром Бромлеем переглянулись. Не тот ли самый это кончик клу-бочка, который они так тщетно пытались отыскать? Они ждали, что произойдет.
Анри первый заметил Жосимара в окружении гвардейцев и министра двора    Бертуч-чи. Он тронул Доризора за локоть и кивнул в направлении толпы людей. Доризор присмот-релся и также все понял. Он опоздал.
— Гони вперед, не останавливаясь!- высунувшись в окно, крикнул кучеру министр кабинета.

                Глава тридцать   пятая

В монастыре была вечерняя молитва. Все сестры, включая игуменью Ангелину и ключницу Евлоху, находились в церкви. Момент был самый подходящий и старец Аги еще раз взглянул на Альберто.
—  Ну, молодой человек, готов ли ты к подвигу?
— А то!- хмыкнул Альберто.
— Ну, тогда пошли. И смотри, успех операции, во многом, будет зависеть от тебя. Моя задача — задержать ключницу. С учетом молитвы, думаю, минут на тридцать меня хва-тит. Следовательно, у тебя есть целых полчаса на поиски. Идем?
— Пошли!
По пустым, безлюдным коридорам они быстро добрались до кельи ключницы Евлохи. Старец Аги без проблем открыл дверь ее кельи и, окинув ее опытным взглядом, кивнул Аль-берто.
— Сначала проверь вон тот сундучок. Сердце мне подсказывает, что план находится там. Ну, а ежели там нет, действуй по своему разумению. Давай!- старец Аги хлопнул Аль-берто ладонью по плечу и прикрыл за ним дверь. Оглянувшись и не заметив никого и ничего подозрительного, направился в церковь.
Альберто откровенно дрожал всем телом. Впервые он попал в такой переплет и чувст-вовал себя настоящим вором. Да он и был сейчас таковым — ведь следовало выкрасть сек-ретную бумагу. Впрочем, он оправдывал себя и свои последующие действия желанием по-мочь властям расправиться с бандой преступников (во всяком случае, так его убеждал сей престранный старец), а также побыстрее отыскать свою невесту, свою дорогую Кассию. А для этого, он готов пойти даже на преступление. Господь его поймет и простит.
Альберто перекрестился, глубоко вздохнул и подошел к сундуку.
Рыться следовало как можно более осторожно, чтобы прежде времени не навлечь по-дозрения. Сестра Евлоха, кто бы она ни была (преступница или невинная жертва преступного замысла) не должна обнаружить обыск в своей комнате, а зна-чит, и поднять переполох. Всему свое время. Старец знает, что говорит и действует.
Старец Аги встал у входа в церковь, оперся спиной о стену, разрисованную фреской. Молча молился и почти немигающим взглядом следил то за игуменьей, то за ключницей. Игуменья была настоящей, значит, синьора Лайма пока хозяйничает на побережье. Это не-сколько облегчает ход событий. В крайнем случае, она поможет попридержать и сестру Ев-лоху. Главное, чтобы поиски искомого привели к успеху. Он надеялся на Альберто и верил в этого юношу.
Альберто мало-помалу успокоился и уже твердыми руками делал свое дело. Аккурат-но перебирал личные вещи сестры Евлохи, складывал их тут же на лавку и, таким образом, добрался до самого дна сундука. Но в нем ничего не было! Опеча-ленный Альберто распря-мился так, что хрустнули все кости. Почесал затылок. Огляделся вокруг, заглянул под ложе, едва не уткнувшись при этом носом в горшок. Поморщившись, отодвинул его подальше и пошарил рукой по полу. Пусто. Поставил горшок на место и встал. Прощупал постель. За-стыл в раздумье. Время шло, а поиски ни к чему не приводили. Того и гляди вернется хозяйка кельи. Альберто подошел к двери, приложился ухом, прислушался. Вроде бы все было тихо.
Решив, что пора складывать вещи на место, подошел к лавке, взял в руку первую пор-цию одежды, поднес ее к сундуку. И тут его осенило. Бросив платья прямо на пол, он стал ощупывать и постукивать по сундуку со всех сторон. Он как-то где-то слышал о том, что в некоторых сундуках и ларях специально делают двойное дно, в котором прячут самые сокро-венные тайны... Так и есть! Альберто вынул из-за пазухи нож, который ему предусмотри-тельно вручил старец Аги, и начал отковыривать боковую стенку. Капли пота покрыли его лицо, лоб, руки, но он не замечал этого. Он в этот момент не заметил бы даже вернувшейся в келью хозяйки. Но, к счастью, ее еще не было.
Вот оно! Альберто развернул пергаментный свиток. Именно то, что нужно. Он поце-ловал пергамент, сунул его за пазуху и бросился к выходу, забыв про нож, который остался лежать на полу рядом с сундуком. Но уже в коридоре вспомнил о беспорядке, который оста-вил после себя в келье. Быстро вернулся и уложил вещи в сундук, естественно, уже не помня, в каком порядке они были прежде. Словно на крыльях влетел он в келью старца Аги и когда тот вернулся, то увидел сияющее от счастья лицо юноши.

                Глава тридцать шестая 

Сэр Бромлей торжествовал. Перед ним на стуле сидел, волком глядевший на него ис-подлобья, министр сыска Жосимар. А за спиной сэра Бромлея расположились министр двора Бертуччи и сам князь Фернандо. Князь был обескуражен, взволнован чрезмерно и, вследствие этого, растерян, как ребенок, попавший в трудную ситуацию. Министр сыска оказался преступником! Кому же тогда верить? Впрочем, может, подозрения и не оправдаются. Ведь Жосимар пока ни в чем не признался. Но, припираемый к стенке фактами, он отбивался и отрицал все менее настойчиво и убедительно.
— Каким образом был отравлен государственный свидетель Ману, управляющий вил-лой Тикки? - продолжал допрос сэр Бромлей.- Ведь он сидел в одиночной камере и входить к нему могли лишь два надзирателя, специально подобранных и проверенных ( кстати, вами же), и вы. Значит, яд ему могли дать либо они, либо вы. Мы допросили обоих надзирателей, они поклялись на библии и под пытками, что они ничего не знали о яде.
— Я тоже ничего не знал о яде.
— Тогда кто знал?
— Не знаю.
— Вы уверяете, что всех принимаемых на службу в свое ведомство тщательно прове-ряете на благонадежность, психическую устойчивость и физическую выносливость. Каким образом могло получиться, что баронессу Мальву Балох похитили прямо из княжеского сада? Без предварительного сговора или прямого указания начальника здесь не могло обойтись. Ваша вина, следовательно, либо в том, что вы у себя под носом проморгали преступный сго-вор, либо в том, что вы непосредственно отдали приказ о похищении нареченной невесты его молодого высочества.
Князь Фернандо отвлекся от своих нелегких мыслей и стал с удовольствием следить за логикой развития допроса. Ему все более нравился этот средних лет плотно сбитый белокурый англичанин. Надо бы по окончании эпопеи отписать королю похвальный отзыв об этом сыщике.
— Вы знали, какие черные дела творятся на вилле Тикки?- продолжал свою атаку сэр Бромлей.
  — Нет.
И тут в допрос вмешался министр двора Бертуччи.
— Жосимар, клянусь вам, если вы будете отвечать со всей откровенностью, я буду просить у его высочества князя Фернандо,- Бертуччи повернул голову в сторону князя и слегка поклонился,- сделать к вам снисхождение и не наказывать слишком строго.
Князь Фернандо согласно кивнул головой.
— Итак, повторяю свой вопрос,- сэр Бромлей достал платок и вытер вспотевшие лоб и шею. Ему становилось душно в этом помещении.- Вы знали, что на вилле Тикки существует подпольная тюрьма, куда свозились похищенные для продажи девушки?
— Нет!- Жосимар уже начал терять самообладание.
— Вы знакомы с синьорой Лаймой?
— Впервые слышу это имя.
— Странно,- сэр Бромлей поднялся с табурета, на котором сидел все это время, обо-шел вокруг допрашиваемого, остановился перед ним и заглянул в его глаза.- Странно, а вслед за вами задержанный нами министр кабинета Доризор на допросе показал, что это именно вы, Жосимар, познакомили его с синьорой Лаймой и с тем ремеслом, которым она занимается.
Вот он, его удар под дых! Сейчас главное, чтобы не подвели его Бертуччи с князем. Если они хотя бы жестом выдадут свое удивление или еще того хуже, игра будет проиграна. Сэр Бромлей, не моргая, следил за реакцией Жосимара, одновременно вслушиваясь в то, что творится за его спиной. Но, к счастью, князь и его первый министр не расслышали вопроса, который сэр Бромлей задал нарочно гораздо тише, нежели предыдущие.
Жосимар сначала побледнел, затем стало видно, как кровь ударила ему в виски. Сэр Бромлей даже чувствовал, как лихорадочно работают мысли Жосимара, который пытался понять, правду говорит сыщик о задержании Доризора или блефует. Но по непроницаемой маске лица этого проклятого иноземца невозможно ничего прочитать. Более того, он сам читает по его, Жосимара, лицу.
— На этот вопрос, синьор, я буду отвечать только в присутствии самого синьора До-ризора.
— Хорошо,- сэр Бромлей облегченно вздохнул: его фокус удался, ниточка сомнения покрыла лицо Жосимара, а это уже означает, что можно приплюсовать к преступной банде и самого Доризора.- Хорошо,- сэр Бромлей вернулся на свое место и сел.- Мы устроим вам оч-ную ставку с синьором Доризором, но чуть позже. И он, и вы пока еще не все рассказали нам из того, что вам известно. Как только мы поймем, что поодиночке вам уже сказать нечего, мы тут же дадим вам побеседовать друг с другом в нашем присутствии.
— Ваше высочество, господин Бертуччи!- сэр Бромлей повернулся к ним.- Я закончил свой первый допрос господина Жосимара.  Если у вас нет к нему отдельных вопросов, я бы не хотел сейчас более задерживать арестованного. Ему нужно дать отдохнуть и несколько прийти в себя.
Это было сказано таким тоном, что ни Бертуччи, ни даже сам князь Фернандо не ре-шились ослушаться агента всемирной сыскной службы. Они поняли, что первое действие драмы пришло к своему логическому завершению, и не стали противиться этому.

                Глава тридцать седьмая

Альберто воспользовался тем, что в эту ночь, как и было договорено ранее, его у ост-рова будет ждать рыбак Франческо. Он сообщил об этом старцу Аги и тот дал добро Альбер-то отправить через рыбака на побережье  весточку своему шефу.
Пришла пора решительных действий. Старец Аги приказал Альберто отправляться в море и немедля возвращаться назад. Он будет его ждать в келье настоятельницы Ангелины. Сегодня, и не позже, ее нужно будет арестовать и спуститься в подземелье, освободив то-мившихся там пленниц.
Когда Альберто ушел, старец Аги решительно и даже со злостью дернул себя за воло-сы. Парик полетел прямо на постель. Дернул веревку на талии — деревяшка горба с грохотом плюхнулась на пол. Он подошел к рукомойнику, глянул на себя в зеркало и скривился от уродства, которое ему приходилось терпеть на своем лице ради дела. Снял грим, смыл краску, причесался. Старец Аги, таким образом, безвозвратно скончался. В его келье теперь находился младший агент сыскной службы, помощник сэра Бромлея Генри, таинственный Инкогнито, изредка появлявшийся на ма-териковом берегу. Генри подошел к столику, зажег еще одну свечу, достал из тайника схему тайных ходов, положил ее на стол, развернул. Долго стоял, изучая и покачивая от удивления головой.. Наконец, свернул ее опять в трубку, сунул за пазуху и решительно направился к двери.
Коридор был пуст. Генри быстрым шагом направился к келье настоятельницы. Глав-ное, не дать уйти синьоре Лайме. Он нюхом чуял, что она должна наведаться в монастырь именно сегодня. И Ангелина укроет его в своей келье до ее появления, а там, возможно, по-доспеет и Альберто.
Однако синьора Лайма переиграла Генри. Она появилась в монастыре несколько раньше, чем он того ожидал. Появившись, тут же призвала к себе сестру Евлоху. Та, вся дро-жа, явилась тут же. Да не одна — с гостинцем. Синьора Лайма даже испугалась вида Евлохи: растрепанная, бледная, насмерть перепуганная, слова подбирала с трудом.
— В чем дело, Евлоха? - крикнула синьора Лайма в своем обычном здесь монашеском одеянии.
— Б-беда, ма-атушка, ой беда.
— Ну?!
— Вот,- сестра Евлоха протянула настоятельнице сверток.
— Что это? Разверни!
— Не могу, матушка. Б-боюсь.
Синьора Лайма схватила сверток, рывком развернула его, встряхнула. Со звоном упал на пол нож. Тот самый нож, который оставил в келье у Евлохи обрадовавшийся находке Альберто.
— А-а, зарезать меня хотела!- неописуемым гневом вспыхнули глаза лже-Ангелины.
— Свят, свят, свят, господь с тобой, матушка,- закрестилась сестра Евлоха.- Нож этот я нашла в своей келье, придя с вечерней молитвы.
— Значит, пока ты молилась, к тебе наведались гости?
— Истинно так, матушка!
Синьора Лайма поняла, что ее раскрыли. И, возможно, сегодня же многое решится. Но что же ей делать сейчас? Скрываться дольше под личиной настоятельницы не было никакого смысла. А преданная и недалекая Евлоха ей может пригодиться.
Синьора Лайма подошла к столу, взяла бумагу, перо, макнула его в черниль-ницу, бы-стро написала несколько строк, присыпала тертым клеем, свернула бумагу в трубку и повер-нулась к Евлохе.
— Слушай меня, сестра Евлоха. В стенах монастыря зреет заговор против меня и всех монахинь. Я подозреваю в сем заговоре садовника Аги,- Евлоха в испуге снова закрестилась.- Все будет зависеть от тебя. Я не могу сейчас покинуть стены обители, дабы уберечь ее от происков коварного злодея. Но ты должна стать нашей спасительницей.
— Смогу ли я, матушка?- Евлоха упала на колени, прикоснувшись лбом к башмакам настоятельницы.
— Встань, сестра, и слушай меня внимательно. Возьмешь вот эту записку, спустишься в подземелье и бегом отправишься на побережье. Найдешь министра кабинета Доризора и передашь ему эту записку.
— Матушка, в царствие диавола ни за что не спущусь.
— Спустишься или душа твоя тут же покинет твое никчемное тело,- синьора Лайма схватила нож и поиграла им перед лицом ключницы.
Та заплакала.
— Я же не выйду оттуда живой, матушка. Смилуйся!
— Если хочешь жить, выйдешь. Я тебе расскажу, как нужно идти и каких примет дер-жаться. Слушай внимательно, второй раз повторять не буду.
Евлоха спустилась в подземелье со стенаниями и причитаниями. Синьора Лайма не стала даже задвигать кровать над люком. Зачем? Сегодня она и сама навсегда покинет эти стены, помогавшие ей в ее грязном деле столько лет...
Дверь кельи резко открылась и на пороге появился молодой человек. Генри. Она тут же увидела его глаза и признала в нем ангела и старца Аги. И он понял, что перед ним не Ангелина. Что ж, это, может, и к лучшему.
— Ну, вот мы и снова встретились, мать-настоятельница. К тебе снова снизошел ангел господень.
— Пошел прочь, сыщик поганый! — синьора Лайма схватила со стола нож и прыжком приблизилась к Генри.
Тот не ожидал подобного поворота событий и лишь в последний миг успел увернуть-ся.
— Синьора Лайма, не усугубляйте свое преступление.
Но она его не слышала. Развернувшись и изловчившись, она все-таки всадила нож ему в плечо. Перед глазами Генри поплыли радужные круги, но он устоял на ногах и схватил здоровой рукой руку синьоры Лаймы, не давая той снова ударить его ножом.  Борьба продолжалась несколько минут. Синьора Лайма оказалась довольно сильной женщиной и Генри никак не удавалось совладать с ней. Но и она поняла, что зря теряет время. Нужно уходить. Собравшись с силами, она рывком оттолкнула от себя сыщика. Тот отлетел к стене, ударившись об нее головой. Синьора Лайма тут же подскочила к нему, замахнувшись ножом. В этот момент в дверном проеме появился Альберто. От неожиданности синьора Лайма даже присела.
— Это она, не дай ей уйти.
Альберто в нерешительности смотрел то на истекавшего кровью Генри, то на разбу-шевавшуюся женщину, не зная, что делать. Воспользовавшись этим, синьора Лайма броси-лась к подземному ходу и скрылась во тьме.
— За ней же, ну! Уйдет! - из последних сил кричал Генри.
Альберто впервые увидел Генри без маски и был этим обескуражен. К тому же, он был ранен.
— Я не могу тебя бросить в таком состоянии.
Альберто наконец отошел от шока, подскочил к кровати настоятельницы, рванул про-стынь, оторвал от нее ленту, подбежал к Генри. Тот вырвал ленту из рук Альберто и от зло-сти пнул его ногой.
— Пошел за ней, уйдет же! Держи план! Я за тобой спущусь.
Генри стал прикладывать простынь к ране. Альберто схватил план и бросился в под-земелье. Генри, придерживая простынь рукой, последовал за ним.
Синьора Лайма не привыкла сигать в подземелье. Она всегда спускалась степенно, не спеша. А тут прыгнула и неудачно подвернула ногу. Вскрикнула от боли, но тут же взяла  себя в руки и резко позвала:
— Дебора, ко мне!
Через какое-то время рядом появилась ее сестра.
— Помоги мне подняться, я поскользнулась.
Дебора подала синьоре Лайме руку, та ухватилась в нее мертвой хваткой и встала. Острая боль сначала пронзила ногу, но затем немного отпустила.
— Слушай меня внимательно,- Дебора почувствовала, что ее сестра нервни-чала. По-жалуй, впервые за все эти годы.- За мной погоня. Меня хотят погубить. Ты должна спасти меня. Беги вперед и топай ногами как можно громче. Уведи их от меня. И, клянусь тебе, по-сле этого я оставлю тебя в покое.
— Не верю я тебе.
— Я сказала, вперед, беги,- закричала не своим голосом синьора Лайма, подтолкнув Дебору, сама укрывшись в темной глубокой нише.
Но та не успела сделать и нескольких шагов, как сзади ее кто-то схватил за платье.
— Стоять!
Это был Альберто. Он повернул голову назад и крикнул:
— Синьор, не спешите, я поймал ее.
— Молодец, Альберто!
Придерживая раненую руку, подоспел Генри, разматывая веревку, которой он обмо-тался заблаговременно еще в своей келье, готовясь к операции.
— Вяжи ее! - он бросил веревку Альберто.
Даже в этой полутьме мать Ангелина узнала (и голос его подтвердил ее догадку) “ан-гела”-полицейского, навещавшего ее в келье. Увидев, что он в крови, она задрожала и броси-лась к нему.
— Синьор, вы ранены?
Генри так же узнал ее.
— О, ч-черт! Альберто, отпусти ее. Это настоящая мать Ангелина. Мы опять упустили ее. И правда, сущий дьявол.
— Позвольте, я перевяжу вам рану.
— Некогда, мать-игуменья, нам в лазареты играть. Простите, но нам необходимо не-медленно поймать вашу сестру. Не то она таких дел наворочает.
— Вы поймаете ее, синьоры. Она никуда от вас не уйдет.
Мать Ангелина разорвала рубаху Генри, затем приподняла подол своей рясы, оторвала от исподней юбки полоску, достала из кармана свой носовой платок, приложила его к ране и перебинтовала ее. Тело Генри покрывалось дрожью от прикосновения ее теплых, ласковых рук. В голове у него поплыло и он еле смог выговорить:
—  Я вас не понял, мать-игуменья. Вы сказали, что синьора Лайма никуда от нас не уйдет? Значит, вы знаете, где она?
— Да, она здесь, совсем недалеко от вас...
— Как?!- Генри отвел ее руку. - Она здесь?
Мать Ангелина молча кивнула головой и указала лицом в сторону ниши. Генри пере-глянулся с Альберто и также молча дал ему команду приблизиться к нише, и сам, отстранив рукой мать Ангелину, подошел туда же.
— Нехорошо, синьора, убегать от полиции. Таким образом, вы признаетесь в своем преступлении. Выходите на свет божий, синьора Лайма. Вам некуда отсюда де-ться.
Синьора Лайма поняла, что на сей раз она проиграла окончательно. Она вышла из ук-рытия и ненавидящим взглядом окинула свою сестру.
— Я тебе этого никогда не прощу, сука. Из тюрьмы достану.
— Я буду молиться за тебя сестра,- опустив глаза, кротко ответствовала мать Ангели-на.
Альберто связал синьоре Лайме руки за спиной, держа другой конец веревки в своей руке.
— Спасибо, мать- игуменья за содействие. Я думаю, всевышний отблагодарит вас за это.
— Ступайте с богом, дети мои. За вас тоже я буду молиться. А вас, ангел мой избави-тель,- мать Ангелина немного помолчала и кротко вздохнула,- была бы рада снова увидеть в своей обители.
Она перекрестила его. Он взял ее руку и поцеловал тыльную сторону ладони.
— Благословите нас на удачу, матушка,- попросил Альберто.- Чтобы нашел здесь я свою невесту, а принц Сильвио свою.
— Благословляю вас!- мать Ангелина перекрестила обоих.
— Ну, синьора, ведите нас к своим узницам, да поживее,- подтолкнул синьору Лайму Генри.
Они ушли в темноту подземелья, а настоятельница монастыря еще долго смотрела им вслед.

                Глава тридцать восьмая

  Министр кабинета Доризор знал, что очень сильно рисковал, но выхода не было. Ес-ли Жосимар во всем признается (а у Доризора не было уверенности, что Жосимар будет мол-чать, как рыба), то он, Доризор, будет первым, кого арестует этот княжеский прихвостень Бертуччи. Поэтому Доризор немедленно отправил гонца на яхту эмира Анвара с требованием немедленно прибыть к нему и тут же ехать за “товаром” на виллу Тикки, чтобы уже оттуда, через подземные ходы навсегда покинуть эту вожделенную, но оказавщуюся не до конца гостеприимной, землю.
 Уничтожив все могущие его скомпрометировать бумаги, Доризор в последний раз окинул взором свой пышный, устроенный по его вкусу и прихоти кабинет, и позвал Анри.
— Анри, друг мой, мы уходим. Покидаем этот кабинет. Покидаем навсегда. Возьми с собой самое необходимое и через пять минут я жду тебя в карете.
— Куда поедем, синьор?
— Для начала в тюрьму.
— В тюрьму? Вы шутите?
— Боюсь, что мне уже никогда больше не придется шутить на этой земле. Мы поедем в тюрьму, Анри, проведать нашего друга Жосимара. А затем... Затем нас ждет увлекательное морское путешествие.
До тюрьмы они добрались довольно быстро и без приключений. Так быстро, что сест-ра Евлоха, посланная синьорой Лаймой, естественно, не успела добраться до Доризора. Впрочем, даже если бы она и передала министру кабинета послание своей госпожи, оно мало что нового сказало бы ему. Доризор и так все уже понял.
Доризор с Анри прошли внутрь тюремного двора. Им навстречу выбежал старший надзиратель. Он собирался перегородить пришельцам дорогу, но, узнав министра кабинета, несколько замялся.
— В чем дело, как там тебя?
— Даниелло, синьор Доризор.
— В чем дело, Даниелло? Ты хотел мне что-то сказать?- не останавливаясь, спросил Доризор.
— Да, синьор. Мне не велено никого пускать сюда до особого распоряжения, - стар-ший надзиратель бежал следом, придерживая у бедра шпагу.
— Кем не велено?
— Министром двора Бертуччи, синьор.
— Тогда все в порядке. У меня есть то самое особое распоряжение синьора Бертуччи.
Надзирателю наконец удалось обогнать Доризора и перегородить ему дорогу.
— Виноват, синьор Доризор. Но вынужден просить вас предъявить мне это письменно распоряжение.
Доризор побагровел.
— Что-о!! Ты не веришь мне? Ты не веришь мне, министру кабинета его высочества?
— Верю, синьор, но вы же понимаете, я человек маленький.
— Хорошо,- успокоился Доризор.- Анри, покажи Даниелло особое распоряжение.
— Да, синьор.
Анри рывком выхватил шпагу из ножен надзирателя и проткнул его ею. Тот только тихо всхрипнул.
Они ускорили шаг. Вошли в здание тюрьмы. Спустились по ступенькам в тюремный коридор. Им навстречу вышел еще один надзиратель.
— Виноват, синьоры, сюда нельзя.
— Бумага с особым распоряжением министра двора Бертуччи находится у старшего надзирателя Даниелло. Еще что-нибудь, синьор? - Анри вплотную подошел к надзирателю.- Ты что, не знаешь, как следует разговаривать с его превосходительством министром кабине-та, синьором Доризором.
— Все в порядке синьоры,- забряцал ключами надзиратель.- Если Даниелло вам раз-решил пройти сюда, тогда все в порядке. Вы, наверное, к синьору Жосимару?
— Ты, однако, догадливый малый,- усмехнулся Доризор.- Именно к нему ты нас сей-час и отведешь.
— Слушаюсь.
Надзиратель побежал вперед. Глянул в волчок камеры, где находился Жосимар. По-вернулся назад, к Доризору и согнул голову в поклоне.
— Сию минуту, синьор Доризор.
Надзиратель отыскал нужный ключ, вставил его в замочную скважину, повернул два раза, затем открыл дверь. Жосимар вскочил с нар.
Доризор вошел в камеру, за ним надзиратель. Доризор недовольно повернулся к нему и прошипел:
— Пшел вон!
Анри взял надзирателя под руку и довольно бесцеремонно вытолкнул в коридор.
— Как бы чего не вышло, синьор...- жалобно пропищал надзиратель.
— А ничего и не выйдет, - Анри прикрыл дверь камеры, вынул из-за пазухи нож и всадил его в самое сердце надзирателя.
— Вот так встреча, синьор,- искренне обрадовался Жосимар.
— Я бы на вашем месте так не радовался, идиот. Что вы натворили?
— Я сделал все, что мог. На допросе ничего не сказал. Не поддался даже на провока-цию. Мне сказали, что вы тоже арестованы.
— Вы — идиот, - еще раз повторил Доризор.- Вы что, не могли избавиться от этого мальчишки? Вы что, законов страны не знаете? Вам ни в коем случае нельзя было соглашать-ся на дуэль.
— Спасите меня, синьор. Вытащите меня отсюда. По гроб жизни служить вам буду. Как собака буду верным.
Доризор осмотрел камеру. Увидел на привинченном в углу столе кувшин с водой, ря-дом кружку. Подошел к столу, налил воду в эту кружку, сделал маленький глоток, затем не-заметно для Жосимара всыпал туда порошок из перстня.
— Выпейте воды, остыньте и расскажите мне все, что вы рассказали им.
Жосимар взял кружку в обе руки и посмотрел Доризору в глаза.
— Бог свидетель, я ничего не рассказал им такого, о чем они и сами уже не знали.
— В любом случае, вы завалили дело, которое вам поручили. Пейте же!
Жосимар пригубил кружку и жадными глотками выпил почти все, что было налито.
— А теперь рассказывайте,- дьявольская усмешка покрыла лицо Доризора.
— Значит так...
И вдруг Жосимар позеленел, схватился за горло, затем за грудь. Выползшими из орбит глазами он посмотрел на Доризора.
— Зачем же так, си...- прохрипел он и свалился замертво.
Доризор быстро вышел из камеры и на ходу бросил Анри:
— А теперь на виллу Тикки. Надеюсь, там нас уже ждет визирь Махмуд со своими людьми.
Доризор не ошибся. Визирь с пятью своими телохранителями, пройдя через черный ход, уже ждал Доризора в подземном этаже виллы Тикки.

                Глава тридцать девятая

Синьора Лайма пыталась, как могла, запутать Генри с Альберто, но вскоре поняла, что это бесполезно. Не очень доверяясь ей, они сверялись по карте и, когда выяснили, что она ведет их не в ту сторону, Генри пригрозил навсегда бросить ее связанную с кляпом во рту в одном из тупиков лабиринта, куда синьора Лайма пыталась их завести. После этого она сми-рилась и вскоре привела их в темницу, на удивление хорошо освещенную и обставленную.
Навстречу им выбежал начальник подземной темницы Никколо, вооруженный лишь дубинкой да связкой ключей. Увидев свою хозяйку в столь жалком виде, он даже оторопел. Его сизый от злоупотребления спиртным нос почуял большие неприятности.
— Где пленницы, тюремщик?- грозно вопросил Генри.- И не думай дурить, иначе раз-делишь участь своей хозяйки.
— Что вы, что вы, синьор. Разве я могу не уважать закон? Я ведь стою на его страже.
—   Ну, это мы еще разберемся, на страже чего ты стоишь. Веди нас в камеру Мальвы.
Никколо, переминаясь с ноги на ногу, взглянул на синьору Лайму. В ее глазах он про-читал неописуемый гнев. Буквально секунды ушли у него на внутреннюю борьбу с собой и своими чувствами: что хуже (или лучше!) подыграть хозяйке или выполнить волю аресто-вавшего ее человека.
— Какой Мальвы, синьор?- на всякий случай переспросил Никколо и пожалел, что всего какой-то час назад отпустил Пьетро на отдых. С каким  удовольствием сей-час он спихнул бы на своего помощника всю эту канитель.
— Ты мне перестаешь нравиться, тюремщик. Где невеста принца, я тебя спрашиваю?
— Ах, эта, ну, так бы сразу и спросили. А то по имени. Нечто я обязан знать всех этих девиц по имени...
— Значит, Мальва  здесь не одна?- тут же встрепенулся Альберто.- Ну-ка, открывай все камеры, сволочь тюремная.
Альберто бросился к Никколо и схватил его за грудки.
— Ну-ну, молодой человек. Зачем же на пожилого синьора так кидаться. Нечто я не понимаю, как повернулось дело?- Никколо, звеня ключами, пошел вперед, за ним все осталь-ные.- Никколо же не глуп. Всех освобожу... Впрочем, всех-то и нету. Только две несчастные и остались.
Дойдя до одной из камер, закрытой мощной дубовой дверью, Никколо долго пытался вставить ключ в замочную скважину. Наконец, ему это удалось. Дверь со скрипом, но до-вольно быстро отворилась. Все четверо вошли внутрь и остановились. Сидевшие до этого на постеленной прямо на полу соломе две девушки испуганно прижались к стене и тыльной стороной ладони прикрыли глаза от неожиданного света от факела, установленного в кори-доре прямо напротив двери в камеру.
— Кассия! Милая моя невестушка?- закричал Альберто, бросившись к одной из деву-шек.-- Я верил, что ты жива. И я нашел тебя.
Кассия наконец тоже узнала своего суженого и крепко обняла его, прижавшись к нему всем телом и разрыдавшись.
— Ну, а вы, стало быть, тогда и есть Мальва, нареченная невеста принца Сильвио?- обратился ко второй девушке Генри.
Мальва, и сама готовая разрыдаться от радости за Кассию, только и смогла, что кив-нуть головой.
— Позвольте представиться — агент Всемирной сыскной службы Генри Бробек. Я здесь по заданию своего шефа, сэра Бромлея, и с полного одобрения его высочества князя Фернандо. Я пришел освободить вас, синьорита и  доставить во дворец его высочества.
Услышав последние слова, Никколо задрожал, выронил на пол ключи и пулей выско-чил в коридор. Спустя всего несколько минут он был уже далеко от этой проклятой камеры. Он старался как можно быстрее покинуть это чертово подземелье и спрятаться подальше от ужасной своей судьбы. Альберто устремился было за ним в погоню, но его остановил окрик Генри.
— Не надо, Альберто! Пусть бежит, нам он ни к чему. Он всего лишь навсего раб сво-ей хозяйки. А вот саму хозяйку нужно привязать цепями покрепче. Она нам еще пригодится. Ну-ка, помогите мне, леди и джентльмен.
Генри подошел к синьоре Лайме подтолкнул ее к тому месту, где была привязана к цепям Кассия. Подобравший с пола ключи Альберто протянул их Генри, но Кассия резко выхватила их у жениха и сама подбежала к синьоре Лайме.
— Я хочу сама заковать ее в цепи.
Кассия защелкнула один наручник и принялась было за второй, но ее за руку остано-вил Генри.
— Я думаю, синьора, вы не будете возражать, если вторую руку ей закует в наручники баронесса Балох. Она ведь натерпелась не меньше вашего.
— О да, конечно! Мальва, держи ключ.
Мальва улыбнулась и защелкнула наручник.
— А теперь, друзья, нужно поскорее убираться отсюда на волю. Мало ли что может натворить паршивый надзиратель,- скомандовал Генри.- Да и потом, вполне вероятно, что эта дьяволица каким-нибудь образом сообщила о своей беде сообщникам и, возможно, нас уже ищут.
Но прежде, чем покинуть камеру, Кассия подошла к синьоре Мальве и плюнула ей в лицо, та лишь зашипела в ответ, вытеревшись плечом.

                Глава сороковая

Никколо несся по подземелью, как угорелый. Зная назубок весь лабиринт, он, не заду-мываясь, бежал в нужном направлении, которое должно было вывести его на побережье. Однако достигнуть побережья ему не удалось: он едва не сбил с ног министра кабинета Доризора, протаранив его своим животом. Доризор удержался на ногах лишь благодаря тому, что сразу за ним шли Анри и визирь Махмуд. Они-то и приняли на себя тело Доризора.
— Ты кто такой?- вскричал взбешенный таким хамством Доризор.
— Я, я...
— Говори немедленно, или тут же лишишься жизни,- подставил нож к горлу тюрем-щика Анри.
— Я н-надзиратель... у-у синьоры Лаймы,- пролепетал Никколо.
— Ага, так ты-то нам и нужен,- обрадовался Доризор.
— Где синьора? Веди нас к ней!
— О-она... она,- Никколо трясся, как в лихорадке.
— Ну же, или тебе жизнь надоела?- Анри надавил на нож и из бычьей шеи тюремщика закапала кровь.
— Ее схватили...
— Кто посмел? Где?- закричал Доризор.
— Там,- махнул рукой назад Никколо.- Слуги князя Фернандо.
— А что с пленницами?- голос визиря Махмуда задрожал.
— О-о-они же их освоб-бодили.
Визирь Махмуд гневно глянул на министра кабинета, но тому уже было не до визиря: нужно было спасать собственную шкуру, а только синьора Лайма знала, где выход в грот, в котором всегда наготове стояла яхта с командой опытных и преданных матросов.
— Веди нас к ней немедленно!- скомандовал Доризор.
Никколо, разумеется, не имел никакого желания возвращаться назад, где его могли арестовать слуги князя Фернандо. Однако путь вперед ему загораживали солдаты визиря да и у этого министерского прихлебателя уж слишком острый нож и не менее зверское выражение лица. Нечего делать, Никколо пришлось повернуть назад.
    Генри шел впереди, держа перед собой карту, определяя путь. Альберто шел на шаг сзади, неся в руках факел. Мальва и Кассия, держась за руки, едва поспевали за мужчинами. Вдруг Генри резко остановился. Не ожидавшие этого девушки уткнулись прямо ему в спину.
— Тс-с-с!- Генри приложил к губам указательный палец и зашептал.- Тише! Мне ка-жется, впереди чьи-то шаги.
Наступила гробовая тишина. Все четверо превратились в слух. Впереди дей-ствительно раздавался звук чьих-то шагов. Причем, судя по тому, что шаги были тяжелые, шли мужчины в сапогах и этих мужчин было много. Альберто с девушками испуганно переглянулись и с надеждой посмотрели на Генри.
— Что будем делать?- громким шепотом спросил Альберто.
— Все зависит от того, кто идет к нам навстречу. Я не исключаю вероятности, что сэ-ру Бромлею с помощью слуг синьоры Лаймы на вилле Тикки удалось найти выход в подзе-мелье. И тогда это могут быть наши друзья.
— А если это слуги синьоры Лаймы? - спросила Мальва.
— В таком случае, нам придется очень трудно.
— Но что же делать, синьор Генри?- подала голос и Кассия.- Как же нам узнать, кто там: наши друзья или наши враги?
— В любом случае, я считаю, первое, что нужно сделать — это затушить факел,- после некоторого раздумья произнес Генри.
— Но мы же останемся в полной темноте,- возразил Альберто.
— Да, и поэтому перестанем быть отличной мишенью для наших врагов.
— Вы правы, синьор,- согласился Альберто, но не успел он бросить факел на землю и наступить на него ногою, как впереди послышался чей-то окрик.
— Вон они, синьор министр! Я их вижу!
— Это голос надзирателя Никколо, я узнала его,- горячо зашептала Кассия.
— Да, но министром вполне может быть и наш друг Бертуччи, и наш враг Доризор,- Генри одолевали сомнения.
— Вперед! Держи их!- закричал Доризор.
Здесь уже сомнений быть не могло: нужно было спасаться. И вся четверка, без коман-ды, дружно повернула назад. Мужчины снова оказались впереди и каждый из них взял де-вушку за руку — Альберто свою Кассию, Генри —  будущую принцессу Мальву. В другой руке Генри держал карту, которая, впрочем, в кромешной темноте могла принести малую пользу.
Тем временем сзади раздался дикий крик — это тюремщик Никколо наступил  босой ногой ( пока он удирал от Генри, потерял одну сандалию) на еще тлеющий факел. Жизнь Никколо спасло лишь то, что он тут же присел, согнувшись в три погибели. В противном случае, его тут же обезглавил бы острый клинок одного из воинов визиря Махмуда, едва не доведенный до инфаркта этим криком.
Анри выхватил факел у министра кабинета Доризора и возглавил погоню, на всякий случай, таким образом, прикрывая своего господина. За Доризором бежал, прихрамывая и тяжело дыша, визирь Махмуд. Наконец, он дернул за рукав Доризора:
—  Прошу вас, господин Доризор, не так быстро.
— Но тогда мы их упустим,- процедил тот сквозь зубы.
— Вряд ли, синьор министр,- крикнул откуда-то сзади догнавший всех Никколо. Его тоже заразил азарт погони.- Они скорее здесь заблудятся, чем убегут от нас. Они вряд ли знают все закоулки этого дьявольского лабиринта.
— А ведь этот тюремщик прав, синьор,- Анри замедлил бег.- Может и не стоит за ни-ми гнаться? Лучше самим спастись.
— Что значит, не стоит!- повысил голос визирь Махмуд.-  Ведь там наложница моего светлейшего эмира.
Эти слова взбесили Доризора. Он вырвал из рук Анри факел и протянул его Махмуду.
— Держите факел, визирь! И желаю вам удачи в поимке беглецов. Мне плевать на на-ложницу вашего эмира, когда речь идет о моей собственной жизни или смерти.
— В таком случае, и мне плевать на вашу жизнь... или смерть,- визирь взял факел в одну руку, другой щелкнул пальцами и Доризора с Анри тут же окружили солдаты эмира.
И тут тюремщик Никколо проявил недюжинный дипломатический талант.
— Синьоры, синьоры! Стоит ли ссориться в такой час — беглецы практически в за-падне, синьора Лайма совсем недалеко отсюда. Она поможет и беглецов поймать, и вывести нас из этого подземелья.
Наступила тревожная пауза. Обе стороны были в раздумье. Но благоразумие взяло верх.
— Ты прав, Никколо,- кивнул головой Доризор.
Он взял из рук визиря факел и передал его тюремщику.
— Веди нас к синьоре Лайме.

Никколо был недалек от истины, убеждая синьоров, что беглецам самим не выбраться из этого подземелья. Они и правда заблудились. Они бежали вперед, гонимые страхом и не было времени рассмотреть карту и определить свое место нахождения. Они попали в какое-то помещение, видимо, одно из тюремных, поскольку весь пол был усеян рассыпавшимися скелетами людей. Под ногами трещали кости, попадались то и дело скелеты. Девушки визжали от ужаса, да и мужчины, хотя и не подавали внешне виду, внутри изошли дрожью и покрылись испариной испуга. В одном месте они едва не провалились в колодец, который пришелся как нельзя более кстати, ибо давно уже у всех пересохло во рту.
Наконец, где-то  впереди замаячил, казалось, спасительный лучик света. Впро-чем, до спасения было еще очень далеко — это всего лишь навсего крохотная щель в скале. Однако и она могла помочь. Во всяком случае, Генри разложил на земле карту и уже мог кое-что рас-смотреть, по крайней мере, попытаться определить, где они оказались.
 
                Глава сорок первая

Никколо привел Доризора и визиря в камеру, где раньше находились Мальва с Касси-ей, а сейчас была прикована к стене цепями злая, как голодная тигрица,  синьора Лайма. Увидев вошедших в камеру Доризора и Никколо, она поняла, что пришло ее спасение. И от осознания этого она тут же впала в беспамятство. В чувство ее привел сам Доризор, от души отхлеставший ее по щекам. Очнулась синьора Лайма уже освобожденная от цепей с помощью острейшего, как бритва клинка одного из солдат эмира, разрубившего железо, словно какую деревяшку.
— Не думал я, синьора, что вы позволите посадить себя на цепь, словно беспородную дворнягу,- иронически произнес Доризор.- А посему, с освобожденьицем вас. 
— А вы не иронизируйте, Доризор,- уловила его тон синьора Лайма.- Еще не известно, что вас ждет, когда вы покинете это дьявольское подземелье.
— А уж меня не ждет ничего хорошего, это точно, если мы выйдем отсюда без налож-ниц. Мой достославный правитель, да продлит аллах его жизнь, очень не любит ослушников своей воли,- запричитал визирь Махмуд.
— Если девицы со своими спасителями еще не вышли отсюда, то никуда они не де-нутся,- возразила синьора Лайма.- Они скорее сгниют здесь заживо, чем выберутся наружу.
— Они еще здесь, моя синьора,- тоном верного пса заговорил тюремщик Никколо.- Мы их встретили, когда шли освобождать вас.
— Тогда, визирь, я позволю себе сделать вам предложение выделить под начало моего тюремщика двух своих воинов. Они обшарят здесь каждый закуток и, если никого не найдут, то сами останутся здесь навечно.
Визирь Махмуд задумался над этими словами, сказанными тоном, не терпящим воз-ражения. Наконец он поднял глаза на синьору Лайму.
— Вы не оставляете мне другого выбора, о мудрейшая из женщин. Я согласен.
Он кивком головы указал двум солдатам следовать за Никколо и те покорно приложи-ли руку к сердцу.
Синьора Лайма махнула рукой тюремщику, тот тут же развернулся и вышел в кори-дор.
— Мужчины мне не нужны, но с голов девиц чтоб ни один волос не упал,- крикнула она им во след.
— Ну что ж, синьоры, а нам пора тоже двигаться на свет божий,- окончатель-но при-шла в себя синьора Лайма и осклабилась в улыбке.- Признайтесь, кому из вас доводилось бывать внутри женского монастыря среди сонма нетронутых монашек?
На лицах мужчин заиграла хищная улыбка.
— Ну, так я вам сейчас предоставлю такую возможность.
Она решительным шагом направилась к выходу из камеры, остальные последовали за ней.
Настоятельница Ангелина молилась в углу под иконой, когда услышала снизу, из подполья какой-то шум. Подумав, что это, вероятно, возвращаются Генри с Альберто, а возможно вместе с освобожденными ими пленницами, Ангелина поднялась с колен, подошла к кровати и отодвинула ее, освобождая крышку люка. Каково же было ее удивление, когда она увидела голову поднимающейся из подземелья синьору Лайму. Хищная улыбка обезобразила  лицо последней.
Ангелина от неожиданности потеряла дар речи. Она отошла к стене и оперлась о нее спиною, чтобы не упасть.
— Ну, вот мы и снова встретились, сестра. Не ждала уж поди? Позвольте вам предста-вить, синьоры, временную настоятельницу сей обители, мать Ангелину,- синьора Лайма по-вернулась к поднявшимся мужчинам, которые всем своим видом показывали, что они также не были готовы вот так сразу оказаться в келье самой настоятельницы. Они были в некотором замешательстве.
— Что вы имели  ввиду под словом “временная”?- поинтересовался министр кабинета Доризор.
— А то и имела ввиду, что настоящая настоятельница здесь одна.
Синьора Лайма подошла к Анри, вытащила у него торчавший из-за пояса нож и на-правилась к Ангелине.
— Сначала я думала отдать тебя на развлечение этим подонкам,- негромко заговорила она.- Но потом мне стало жалко видеть твои долгие мучения. Хоть ты и предала меня, но в нас с тобой течет кровь одних родителей. И поэтому я желаю тебе быстрой смерти.
Синьора Лайма коротко замахнулась и всадила Ангелине нож в самое сердце. Даже мужчины вздрогнули, испугавшись этой женщины. Кровь хлынула из груди Ангелины, она захрипела и стала медленно оседать на пол. Синьора Лайма вытерла нож о рясу монахини и бросила его хозяину. Анри лишь в последний момент успел ухватить нож за рукоятку.
— А теперь, синьоры, вперед, за стены монастыря, где нас ждет яхта с верными мне матросами, а значит и спасение.
Синьора Лайма открыла дверь кельи и решительно вышла в коридор. В этот момент по нему шло несколько монашек, которые, увидев выходящих из кельи настоятельницы воинственных мужчин, завизжали от испуга и бросились наутек. В монастыре начался переполох.
А тем временем четверка беглецов продолжала блуждать по подземному лабиринту. Генри все чаще и чаще вглядывался в карту, пытаясь определить направление движения. Си-лы девушек уже были на исходе, но они старались не подавать вида и молча шли туда, где, как им казалось, брезжил призрак выхода.
И вдруг Генри радостно закричал, теребя карту:
— Нашел! Братцы мои, я, кажется, нашел этот проклятый выход. Я все не мог понять, что означает эта закорючка. Слышите? Подуло свежим воздухом. Вперед, друзья мои.
И где только взялись силы. Все четверо чуть не бегом бросились туда, откуда дул ве-терок.

                Глава сорок вторая

 Лазутчики доложили министру двора Бертуччи, о том, что в одной из бухт они обна-ружили яхту эмира Анвара. Бертуччи тут же доложил об этом князю Фернандо и тот, нако-нец-то убедившийся в правоте своего министра двора, отдал приказ действовать. Три корабля княжеского флота тут же подняли якоря и направились в бухту, имея приказ блокировать яхту эмира и ни за что не дать ей улизнуть до конца всей операции. Четвертый же корабль, флагман княжеского флота, взял курс на остров Инферно. На корабле, помимо князя Фернандо и министра двора Бертуччи, находились также наследник престола принц Сильвио, сэр Уильям Бромлей и барон Балох, которого князь лично пригласил участвовать в этом, как он его назвал, десанте.
Едва сойдя с трапа корабля на берег, князь Фернандо с Бертуччи удивились странной суматохе, творившейся в стенах монастыря. Во-первых, ворота были открыты, во-вторых, монашки бегали сломя голову, не зная, где остановиться. Это лишний раз подтверждало пра-воту сэра Бромлея и уверенность в этой правоте министра двора Бертуччи. Князь Фернандо уже не сомневался в том, что он отдал правильный приказ высадиться на острове.
Появление гвардейцев князя на монастырском дворе никак не предполагалось заго-ворщиками. И это застало их врасплох. Они уже готовы были покинуть эти стены, но дорогу им загородили князь со свитой, а гвардейцы, по команде Бертуччи, тут же окружили их со всех сторон. А все этот проклятый визирь. Куда он запропастился? Пока его искали, упусти-ли время. Но его солдаты ни за что не хотели идти без своего господина. Принялись искать по всему двору, просмотрели часть келий, пока, наконец, синьора Лайма не остановилась и не топнула ногой.
— Пусть эти прихвостни визиря, если им хочется, остаются и сами ищут своего разгу-лявшегося хозяина. Мы и без него прекрасно доберемся до яхты.
— Вы правы, синьора, всякое промедление сейчас смерти подобно.
И они втроем, Бертуччи, синьора Лайма и Анри, направились к воротам, а воины аллаха, предоставленные самим себе, тут же разбежались ловить монашек. Оттого и застали “десантники” панику на монастырском дворе.
— Вы — подлец, Доризор,- князь Фернандо вне себя от гнева подошел к бывшему ми-нистру своего кабинета и дважды ударил его предварительно снятой перчаткой по лицу.- Я возвысил вас, доверил вам возглавить свой кабинет, а вы оказались изменником. Вас ждет суд и казнь. Что теперь обо мне может подумать наш иноземный гость, синьор Бромлей? Ведь я уверял его всячески, что в моей стране все прекрасно, все...
Князь Фернандо махнул рукой, губы его задрожали, глаза повлажнели. Он отошел в сторону. Зато настал черед говорить Бертуччи.
— Где баронесса Мальва, Доризор?
— Не знаю.
— Вы отдаете себе отчет, что тем самым усугубляете свое наказание?
— Смертную казнь к одному и тому же человеку дважды все равно не применят,- зло ухмыльнулся Доризор.
— Где моя дочь?
— Где моя невеста?
Одновременно набросились на Доризора и синьору Лайму барон Балох и принц Силь-вио. Бертуччи и сэру Бромлею стоило больших трудов оторвать их от арестованных и успо-коить.
— Честное слово, мы не знаем,- решил вступиться за своего господина Анри.- Мы их встретили в подземелье, но они бежали от нас. Они свободны и, возможно, где-нибудь уже ждут вас. Может быть даже и в стенах этого монастыря.
Это несколько всех успокоило. Бертуччи приказал увести арестованных на корабль и отдать под охрану капитана. Остальные же направились в монастырские помещения.
Особенное усердие проявлял в поисках принц Сильвио. Только сейчас он понял, как соскучился по Мальве, понял, что она ему была небезразлична. Он бы отдал все, чтобы ее сейчас увидеть живой и невредимой. И министру двора Бертуччи требовалось прилагать большие усилия, чтобы держать принца “на поводке”, не отпуская от себя и от князя ни на шаг.
В одной из келий они наткнулись на солдата эмира, боровшегося с монашкой и сры-вавшего с нее одежду. Та не кричала, понимая, что это бесполезно, а молча отбивалась, со-вестя мусульманина. Гвардейцы князя тут же схватили негодяя за шиворот и выволокли в коридор, с тем, чтобы немедленно отправить его на корабль, а затем судить. Князь Фернандо попытался было заставить принца Сильвио покинуть монастырь и идти на корабль.
— Не подобает юному существу видеть все эти мерзости.
— Однако, батюшка, я хотел бы первым встретить мою невесту. Я верю, что мы най-дем ее здесь в одном из казематов.
— Ваше молодое высочество, это монастырь, а не тюрьма, здесь кельи, а не казематы,- наставительно произнес министр двора Бертуччи.
— А по мне одно другого стоит — и там, и там люди не свободны, а заперты в стенах.
— Как можно, Сильвио!- возмутился князь Фернандо.- Ты оскорбляешь веру такими словами.
— Простите, батюшка! Это все от того, что я очень опечален  тем, что до сих пор ни-как не могут найти мою Мальву.
Эти слова успокоили князя и он пошел дальше. Они дошли до кельи настоятельницы. Глазам их предстало ужасное зрелище — игуменья лежала распластанная в луже крови. Принца стошнило и его тут же вывели на воздух. Князь быстро прикрыл нос платком и тоже вышел.
— Распорядитесь похоронить мать-игуменью со всеми подобающими почестя-ми,- приказал он Бертуччи. Тот склонил голову в знак согласия.   
Они шли по пустынному коридору, заглядывая в кельи, предварительно постучав и испросив разрешения войти, если там кто-то был. Они остановились у очередной кельи. Дверь ее была чуть приоткрыта и оттуда доносились стоны. Все настороженно переглянулись друг с другом. Бертуччи знаком дал команду капитану гвардейцев. Тот указательным пальцем отобрал двух гвардейцев, втроем они на цыпочках подошли к двери и, по команде капитана, дружно распахнули ее, так же дружно заорав:
— Не шевелись! Именем его высоче...
Они осеклись на полуслове, увидев необычную для этих стен картину: толстый голый визирь Махмуд возлежал на голой же монахине (ею оказалась сестра Илона, дождавшаяся наконец этого часа) и оба с упоением занимались любовью.
Следом за гвардейцами в келью вошли Бертуччи и князь. Пораженный увиденной картиной, князь на секунду замирает, теряя дар речи, затем срывает с головы шляпу и закрывает ею свое лицо. Лишь после этого он немного приходит в себя.
— О боже! Монашка... в келье... в обнаженном виде... с мужчиной...- от негодования у князя спирало дыхание.- И это в моей целомудренной державе? О времена! О нравы!
Князь заломил руки и вскинул очи горе. А тем временем гвардейцы не без удовольст-вия наслаждались увиденной картиной. Первым, как тому и подобает, опомнился капитан гвардейцев. Он вынул шпагу, подошел к постели и со всей силы плашмя ударил шпагой по заднице, казалось, ничего не слышавшего и никого не видевше-го визиря Махмуда. Тот от неожиданности подскочил и свалился на пол.
— Что ж это за жизнь,- в сладкой истоме произнесла сестра Илона.- Даже за этими метровыми стенами не дают спокойно заняться любовью.
— В моей стране я не потерплю пустых прелюбодеяний!- закричал взбешенный князь.- Всех разгоню! Всех!.. И сам уйду в монастырь.
Князь зарыдал, уткнувшись в плечо подоспевшего барона Балоха.
Весь монастырь был обыскан, все монахини допрошены. Никто не видел здесь Маль-вы и даже ничего об этом не слышал.  Принц Сильвио от расстройства заплакал. Ничего не оставалось другого, как покинуть монастырь и идти на корабль, а там допросить Доризора и синьору Лайму. Да и с эмиром Анваром пора была уже разбираться.
А в это время Генри с товарищами наконец-то добрались до выхода. Они еще, правда, не знали, где находятся — на острове ли еще или уже на материке. Но это и не важно. Глав-ное, что они выбрались из этого проклятого лабиринта. Главное, что над ними снова было солнце, под ногами трава, а перед глазами лазурное и теплое море.
— Эге-гей! Мы снова на воле!- закричал от радости Альберто и начал отплясывать ка-кой-то дикий танец. К нему тотчас же присоединилась Кассия, за ней Мальва. Наконец, не удержался и самый старший из них — Генри. Они, взявшись за руки, кружились, кричали и смеялись во весь голос.

                Глава сорок третья
 
Корабль князя Фернандо вошел в бухту как нельзя более кстати. Разбушевавшийся эмир Анвар, возмущенный своим заточением в бухте, приказал капитану яхты идти на абор-даж и, во что бы то ни стало, прорваться сквозь преграду. Он понимал, что стрелять по нему не будут, потому и осмелел. Адмирал княжества пытался урезонить иноземного гостя, пока-зывая тому издалека грамоту князя Фернандо, согласно которой он и действует.
— Если твой князь хочет войны, он ее получит! - неистовствовал эмир Анвар.- Слы-ханное ли это дело, задержать яхту монарха дружественной страны! Вперед, капитан!- ско-мандовал эмир.
Его небольшая, в сравнении с военными судами, яхта приблизилась едва не вплотную к кораблю, на котором находился адмирал.
— Баграми! Баграми держи ее!- отдавал приказы адмирал.- Давай на сближение!- при-казал он капитану близстоящего судна.- Его нельзя выпускать. Слишком быстроходна его яхта.
В этот-то момент и появился княжеский флагман. Картина предстала перед  глазами князя Фернандо великолепная — три больших военных  корабля окружили небольшую яхту эмира Анвара и с трех сторон держали ее баграми, канатами, сетями. А на яхте все это пыта-лись разрубить и вырваться на свободу. Принц Сильвио, наблюдавший за этой картиной смеялся от души. Улыбался и сэр Бромлей. Ему, представителю великой морской державы, были смешны морские потуги правителей маленьких стран. На море он, как и любой англичанин, чувствовал себя, как рыба в воде, а потому и вел себя слишком надменно. Впрочем, стараясь не особо демонстрировать это.
Князь Фернандо взял из рук капитана корабля рупор и приложил его к губам.
— Советую вам, эмир, успокоиться! Это я отдал приказ адмиралу задержать вас, как человека нарушившего законы моей страны.
— Что вы имеете ввиду, князь?
— Я встретил вас, как желанного гостя, а вы повели себя, как последний негодяй — повелели похитить для своего гарема нареченную невесту нашего престолонаследника.
— Вас ввели в заблуждение, князь.  Я не велел похищать никакую невесту! Это козни моих врагов, да отсохнет у них язык.
— В таком случае, пусть отсохнет язык у вашего визиря, эмир, который и сознался нам в этом злодеянии.
Князь, не поворачиваясь, махнул рукой и на палубу тут же вывели почти раздетого (когда его выводили из кельи, ему даже не дали возможности одеться) и связанного визиря Махмуда.
— А шайтан тебя возьми! Да покарает тебя аллах за то, что оговорил своего владыку! - визжал эмир Анвар.- Попадись мне в руки, тут же останешься без своей глупой башки.
Визирь заплакал и опустился на колени.
— О мой повелитель! Меня заставили сознаться под пытками, меня пытали...
— Лучше б ты проглотил свой язык! Дайте, дайте мне его сюда.
— Нет, эмир! Человек, совершивший злодеяние на земле моего княжества должен быть судим моим судом. Вам же я дарую свободу с условием, что никогда ваша нога не сту-пит на мою землю, а ваша яхта или другое ваше судно не войдет в мои территориальные во-ды. Но прежде, чем я отпущу вас, я вынужден обыскать вашу яхту, так как у нас есть подоз-рение, что на ней могут находиться наши подданные.
— Ты хочешь воевать со мной, князь? Не советую! Своих обид и унижений я не забы-ваю и не прощаю.
— Ну что ж, в таком случае, я гораздо более великодушен, чем вы. Обыщите яхту эмира, капитан,- князь повернулся к капитану гвардейцев.
Вскоре на палубу эмирской яхты высадился таможенный десант.

                Глава сорок четвертая
 
Конечно же, на яхте никого не нашли и в расстроенных чувствах все возвращались назад. Впереди флагман, за ним корабль, где находился адмирал, следом остальные. На борту царило унылое молчание. Сэр Бромлей стоял у правого борта, когда корабль проходил мимо острова Инферно. Он также был опечален тем, что исчез его верный помощник Генри, кото-рому должна перепасть половина успеха этого дела. Слава богу, близорукостью англичанин не страдал и даже несмотря на задумчивость он увидел, как по берегу острова бегают четверо человек, машут какими-то тряпками и, судя по всему, кричат.
— Сэр!- повернулся сэр Бромлей к капитану корабля.- Взгляните-ка в подзорную тру-бу. Не кажется ли вам, что люди, там, на берегу, зовут нас.
Капитан приложил к глазу окуляр подзорной трубы и тут же согласился с иноземцем.
— Вы правы, синьор! Нас зовут, и, если у меня нет обмана зрения, среди этой четвер-ки находится и нареченная невеста нашего принца.
Едва услышав это, принц Сильвио кубарем слетел с трапа, где, на возвышении, он си-дел рядом с князем, и выхватил у капитана подзорную трубу.
— Это она, она! Это Мальва! Слышите, батюшка, барон! Мальва жива и здорова! Эге-гей!- принц отдал трубу капитану, сорвал с себя рубашку и начал ею размахивать в воздухе.
— Ваше молодое высочество!- попытался было его урезонить министр двора Бертуч-чи, но князь Фернандо слегка тронул его за рукав.

— Не трогайте его, мой славный Бертуччи. Он радуется, как ребенок, потому что, в сущности, и есть еще настоящее дитя.
— Право на борт!- отдал команду капитан корабля.
Принц Сильвио первым вскочил в шлюпку, которую снарядил капитан для того, чтобы забрать на борт четверых молодых людей. Более того, принц даже не стал дожидаться, пока лодка причалит к самому берегу. Он выпрыгнул в воду и, бредя по пояс в воде, радостно размахивал руками и кричал. Мальва бросилась ему навстречу. Так, в воде,  они и встретились, заключив друг дружку в горячие объятия. Принц Сильвио не удержался и чмокнул Мальву в щеку, отчего оба сразу же зарделись.
— Идите сюда, принц, я хочу вас познакомить со своими спасителями,- они уже вы-шли на берег и Мальва тянула принца за руку к стоявшим неподалеку своим товарищам.
— Это Кассия. Она скрашивала мое горестное пребывание в темнице и я хочу, чтобы она теперь все время оставалась при мне.
— Здравствуй, Кассия. Спасибо тебе, что не давала скучать моей Мальве,- принц про-тянул девушке руку и та поцеловала тыльную сторону его ладони.- Что же касается того, чтобы она осталась при тебе, нет ничего проще: с нами на корабле приплыл и твой батюшка, барон Балох.
Мальва захлопала в ладошки и запрыгала от радости.
— А этот молодой человек — жених Кассии. Представляешь, он искал ее по всей стране. Даже родители Кассии поверили в то, что она утонула, а Альберто верил до послед-него и был с лихвой вознагражден за свои мытарства.
— Я искренне восхищен вами,- принц пожал руку Альберто, а тот просто онемел от близости наследника престола и даже поблагодарить его за комплимент не смог.
— Ну, а это самый главный наш спаситель, синьор Генри. Представляешь, чтобы спа-сти нас, он переоделся горбатым стариком и устроился садовником в монастыре...
— А-а, вы, наверное, и есть тот самый помощник сэра Бромлея, о котором он столько рассказывал?- перебил невесту принц Сильвио.
— Точно так, ваше молодое высочество. Осмелюсь спросить, как себя чувст-вует сэр Бромлей? Здоров ли он?
— Здоров, здоров, он также с нами на корабле...
— Ваше молодое высочество,- позвал принца старший матрос с шлюпки,- его высоче-ство князь Фернандо делает нам знаки, что пора возвращаться на судно.
— Сейчас идем.
— Синьор Генри даже был ранен, когда схватился с этой преступницей синьорой Лаймой,- Мальва показала на перевязанное плечо Генри.
— Не беда, вернемся на корабль, я велю тут же осмотреть вас нашему доктору.
Наконец-то молодые люди уселись в шлюпке, старший матрос скомандовал:
— Весла на воду!
Через какое-то время все благополучно вернулись на корабль. Была радостная и тор-жественная встреча. Сэр Бромлей обнял и расцеловал Генри, затем представил его князю Фернандо и министру двора Бертуччи.
В то же время и Мальву представили сэру Бромлею — ведь это благодаря , в первую очередь, ему ее удалось вырвать из лап преступников.
Затем во дворце князем был дан великолепный бал, на котором было объявлено о предстоящей свадьбе наследника престола с молодой баронессой Мальвой Балох, а также о награждении орденом Сокола двух славных подданных английской короны, великолепных  и бесстрашных сыщиков сэра Бромлея и Генри. И напоследок, князь уведомил почтеннейшую публику о предстоящем публичном суде над бывшим министром кабинета Доризором и другими преступными личностями, имена которых в этот торжественный момент он даже упоминать не хочет.
До свадьбы сыщиков не отпустили домой. Они там присутствовали в качестве почет-ных гостей. Точнее, свадеб игралось сразу две. Мальва настояла на этом. В экипаже принца доставили прямо во дворец родителей Кассии, Паоло и Луизию. Те, несмотря на великую радость, не забыли все-таки взять с собой медный браслет, который они берегли пуще зеницы ока с тех пор, как Альберто ушел на поиски их дочери. И Альберто торжественно, в присутствии принца и Мальвы, надел этот браслет на руку Кассии. Затем им вручили от имени принца дорогие подарки и усадили за стол рядом с коронованными женихом и невестой. Веселье продолжалось несколько дней.
Прощаясь с сэром Бромлеем и Генри, князь Фернандо прослезился, а министр двора Бертуччи от имени его высочества вручил обоим княжескую грамоту, в которой было пропи-сано, что они отныне и навсегда являются почетными гостями его высочества и могут в лю-бой момент, когда им вздумается, приезжать в княжество, где будут встречены со всевоз-можными почестями. И в конце следовала приписка, что князь Фернандо жалует дворянину сэру Бромлею в вечное и неотъемлемое владение... виллу Тикки с правом распоряжаться ею по своему собственному усмотрению.