Вот и пятница, декабрь

Что понесло меня в Грецию, объяснить не могу. Скорее всего, мерзопакостная жизнь в постоянном ожидании чего-то гадкого. Жизнь без надежд и без просвета. Жизнь–тревога, жизнь-беда, жизнь-боль...

А может,- ветреная хмурая осень без единого синего пятнышка над головой. Подхватила, и понесла. Понесла, понесла ненужным хламом.

Или - долгий творческий застой.

Или - хандра в связи с этим застоем.

А может, - простое желание убедиться в том, что там, "в Гриции всё есть", как обещал великий Чехов.

Не знаю...

Кто-то сказал:

- Терминал "А". Борт номер 108. Поторопитесь - посадка закончена.

- А как туда пройти? - спросил я.

- Прямо, - сказал кто-то. - Поторопитесь - посадка закончена.

Я, было, побежал, но потом вернулся. Я постоянно куда-то возвращаюсь. Куда-то. Не всегда туда, где мне рады и где меня ждут.

- Мне нужно в Грецию, - сказал я. - Вы уверены, что этот борт мой?

- Уверены. Поторопитесь - посадка закончена...

И оказалось, что мой борт меня ждал.

И оказалось, что на этом борту мне были рады...

И приветливые стюардессы, и улыбчивые пассажиры. Они, я думаю, все понимали, что пишущие люди на дорогах не валяются, что их надо беречь при любых обстоятельствах, при самых глупых режимах. Потому что даже у внешне несокрушимых и даже вульгарных писателей души бывают очень нежные и ранимые. Что уж говорить о...

Приветливая стюардесса пристегнула на моей талии ремень безопасности, помахала рукой и с улыбкой ушла за ширму, отделявшую салон от кабины пилотов.

Потом, я заметил, долго разглядывала меня сквозь узкий просвет между шторками ширмы.

А когда самолёт набрал высоту и погасли предупредительные табло, из-за ширмы в салон вошёл командир авиалайнера крепыш грек.

- Что с вами? - негромко спросил он по-гречески, склонясь надо мной. - Мы все видим, что с вами не всё в порядке. Это так?

- Так, - по-гречески негромко ответил я.

- Что случилось?

- Я не знаю, как мне жить.

Командир авиалайнера задумчиво кивнул.

- Этна! - окликнул он, наблюдавшую за нами стюардессу. - Позови Анасиса!

К нам подошёл ещё один крепыш грек с нашивками на рукавах.

Нагнулся, долго смотрел мне в глаза.

- А я что говорил? - глянул он на командира. И опять посмотрел мне в глаза. - Здесь же всё написано, как на папирусе: человек в западне.

- Выход есть?

- Только один.

- Зонтик?

- Зонтик.

- Вы когда-нибудь летали с зонтиком в руках? - спросил меня командир.

- Нет.

- Мы вам можем предложить только один выход из создавшегося положения - полёт с зонтиком с высоты десять тысяч метров.

- Зачем?

- Мы этого не знаем определённо, но предполагаем, что... Анасис, изложи суть своей теории.

- Вы слышали что-нибудь о писателе Маркесе? - спросил Анасис, не отрываясь от моих глаз.

- Да.

- Помните, в одном его произведении, когда умер уважаемый всеми глава рода, пошёл дождь из микроскопических жёлтых цветков?

- Помню.

- Просто так человек написать об этом не мог. Он должен был предварительно прыгнуть с зонтиком с высоты десять тысяч метров.

- Почему вы так думаете?

Анасис пожал плечами:

- Такова моя теория. Сидя за столом, такого во век не напишешь.

Он сделал знак рукой стюардессе Этне.

Этна принесла три разноцветных зонтика - красный, жёлтый и голубой.

- Выбирайте! - сказал командир авиалайнера. - Красный - цвет любви, жёлтый - цвет разлуки, голубой...

- Но я же на такой высоте превращусь в сосульку!- перебил его я.

- Чем так жить, - сказал командир авиалайнера, - лучше разбиться звонкой сосулькой, слетевшей с большой высоты.

- Но можно и не разбиться, - сказал Анасис. - Пример тому - великий Маркес!.. Удачи!

Где-то рядом прозвучал громкий хлопок.

На меня пахнуло холодом.

Я открыл глаза...

За распахнутой ветром форточкой метался первый снег.