Он пришел. Глава 65. Дочь

18 мая 2017 года

Сан-Франциско, Калифорния, США

16:35

Мы долго гуляли по набережной. Потом зашли в ресторан – уже в другой, чисто морепродуктовый – пообедать. Потом снова долго гуляли.

Когда Диана убежала куда-то в очередной магазин сувениров – она просто обожала разнообразные безделушки - и мы остались одни, Лаура неожиданно серьёзно предупредила меня:

«Она найдёт способ показаться тебе нагишом. Так что будь морально готов…»

«Зачем это ей?» - удивился я.

«Она уже женщина» - улыбнулась Лаура. «Не в смысле утраты девственности...»

Я кивнул. «Я понимаю»

«… поэтому ей очень важно знать, что она красивая. Что её тело эстетически привлекательно. Не эротически, чувственно, сексуально и так далее – это ей школа демонстрирует каждый божий день, а именно эстетически…»

«Что её не тупо хотят, а ею восторгаются, восхищаются и так далее?»

«Именно. А поскольку ты у нас сертифицированный эстет мужского пола…»

«Понятно». Хотя эта перспектива меня нисколько не привлекала. И не радовала.

Радовало меня другое. Я необычайно, невероятно тактилен. Для меня очень важно прикасаться к женщинам, особенно к так или иначе эмоционально близким. С Лаурой я был готов обниматься, ласкаться… да хоть просто держаться за руки всегда, везде и всюду. Причём вечно. С Дианой же…

Между мной и дочей Лауры словно возникла непреодолимая тактильная стена. Мне не только не хотелось к ней прикоснуться, мне, наоборот, хотелось к ней не прикасаться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но не потому, что Диана была мне неприятна – ничто не могло быть дальше от истины.

А потому, что дотронуться до неё было… всё равно, что испачкать, испортить что-то бесконечно светлое. Божественное. Святое. Поэтому девушка была для меня навсегда off limits. Неприкасаемой. К счастью, я очень хорошо читал – и в её глазах, и в её ауре – что она чувствовала ровно то же самое. Она воспринимала меня исключительно как отца. И никак иначе.

Я позвонил организаторам мероприятия и предупредил их, что приду с женой и дочерью. Странно, но никак иначе я Лауру и Диану уже не воспринимал. С другой стороны, а как ещё я должен был воспринимать свою вторую половинку и её произведение? Мы ведь теперь – отныне и навсегда - были не то чтобы в одной лодке, а в одном коконе.

За пределами которого остался весь остальной мир. Включая Эмили и все остальные… мои бывшие женщины. Которые остались в моей прошлой жизни. Ибо моя жизнь естественным образом разделилась на «до» и «после». Встречи с Лаурой, то есть.

За дальнейшую судьбу «моих женщин» я не беспокоился. Еще до встречи с моей «второй половинкой» я предусмотрительно сформировал трастовый фонд для каждой из них в размере двух миллионов долларов. Как раз на такой вот случай. Эмили получит десять. Поэтому с финансовой точки зрения они от расставания только выиграют.

Вопросы аннулирования моего брака будут решены мгновенно – пойти против решения Тайной Инквизиции в Церкви не рискнёт никто, тем более, по такому ничтожному поводу. С эмоциональной и духовной точки зрения оснований для беспокойства тоже не было, ибо я зажег в их душах не пламя болезненной и разрушительной страсти, а огонь истинной, целительной, благодатной и созидательной Любви.

Которую они найдут способ использовать, чтобы зажечь такой же огонёк в душах другого мужчины. Выйдут замуж, нарожают детей и будут жить долго, достойно, безбедно и счастливо.

Я вдруг вспомнил историю с куполом. Куполом собора святого Павла в Лондоне.

Лондон удивительный город. Самый мой любимый на свете. Идёшь по улицам центра города - и чувствуешь величие Империи. Империи, над которой веками не заходило солнце и которой больше нет. В подвалах Адмиралтейства, где Черчилль жил в самое тяжёлое время "битвы за Англию" понимаешь, что Вторую мировую войну выиграли два человека – Уинстон Черчилль в Европе и Дуглас МакАртур на Тихом океане.

Я влюбился в Лондон с первой секунды пребывания на его земле и целыми днями бродил по его улицам, площадям, переулкам... Но самые яркие впечатления - это храм святого Варфоломея тринадцатого века. И купол. Купол собора святого Павла. Того самого. На Трафальгарской площади.

Тогда я ещё не был католиком - я крестился в Первой баптистской церкви города Арлингтон, штат Техас, в благословенных Соединённых Американских Штатах. Но в храме святого Варфоломея... Там всё как в XIII веке - камни, крыша... только скамейки в часовне заменили на более современные. И мягкие.

Не знаю, что на меня накатило (это был 1998-й год, кстати), но как только я вошёл в небольшую часовню внутри храма, ноги сами подкосились... и я просто рухнул на колени. Я не помню, сколько я там простоял. Час? Два? Три? Или десять минут?

Я словно погрузился в нечто совершенно удивительное. Светлое, тёплое, бесконечно доброе и ласковое. Бесконечно любящее. Я не молился, у меня в голове не было ни мысли... только какая-то очень приятная пустота. Заполненная... наверное, это и есть ничем не замутнённая Благодать Божья. Ничего подобного я никогда нигде не чувствовал. Ни до, ни после. Даже в католических храмах (тот храм был англиканским). Хотя... изначально-то он был очень даже католическим...

А потом я пошёл на Трафальгарскую площадь. В храм святого Павла - одно из величайших творений человеческого гения. Там шла англиканская служба (храм действующий). Я пришёл почти к концу службы... в конце которой священник спросил, кто хочет и готов принять Святое Причастие. Я... не знаю, что на меня нашло... Ведь у баптистов нет Святого Причастия, они не верят в превращение хлеба и воды в Тело и Кровь Христову...

Но я сделал шаг вперёд и принял Святое Причастие. Принял в себя Христа. Поэтому первое моё причастие в жизни оказалось вовсе не католическим. А очень даже англиканским. Впрочем, это неважно.

А потом... а потом я шагнул под купол. И улетел. Всё вокруг перестало существовать. Лондон, инвестиционный банк, в котором я тогда работал, Россия... даже, наверное, я сам. Не было ничего, кроме удивительного состояния полёта. Полёта вверх. В добро, свет, тепло, любовь. Мне стоило просто неимоверных усилий выйти из-под купола…

И вот сейчас мы – я, Лаура и Диана – стояли под точно таким же куполом. Стояли, держась за руки. Я держал за руку Лауру, она – свою дочь.

Я вдруг вспомнил ещё одну историю. Еще более раннюю – из самого начала «лихих девяностых», когда с грохотом рухнул железный занавес и ошарашенную Россию наводнили проповедники самых разнообразных религиозных конфессий и деноминаций. В одно прекрасное утро я обнаружил в своём почтовом ящике небольшую брошюру одной из протестантских сект, которых в результате катастрофы Реформации по всему свету развелось великое множество.

Текст брошюры представлял собой довольно стандартный набор обычной сектантской галиматьи, поэтому я его – как обычно – благополучно проигнорил. А вот рисунок… рисунок был совсем другое дело.

Сюжет рисунка – выполненного и на высоком профессиональном уровне, и с огромной любовью к адресату – был очень прост. Сложенные в запястьях и разведённые в стороны ладони рук – Божьих, естественно – охватывающие человеческую семью. Мужчину, женщину и ребёнка. Защищающие их от демонов тонкого мира и всех напастей мира физического, плотного. С такой защитой все возможно – и ничего не страшно. Никто и ничто. Ни в мире плотном, ни в тонких – бестелесных – мирах.

«Дети мои, просто любите друг друга, а Я вам дам всё необходимое для счастья». Нет, всё-таки, наверное, семья без детей действительно неполноценна. А по-настоящему счастлива лишь нормальная, традиционная семья с детишками.

Мероприятие проходило в конференц-зале отеля с кратким и ёмким названием W. Собственно, это была целая сеть недорогих (скорее, впрочем, приемлемых по цене) отелей, в которых я останавливался в Лос-Анжелесе, Атланте и прочих городах США, которые мне приходилось посещать по делам. Несколько месяцев я вообще жил напротив одного такого отеля, периодически ужиная в баре, расположенном в уютном вечнозелёном дворике с бассейном. Кормили вкусно – этого у них не отнимешь, но баснословно дорого.

Мы прибыли в W где-то часа за полтора до мероприятия, ибо несколько устали от длительной прогулки. Лаура изъявила желание побродить по бутикам (в лицо её уже довольно давно не узнавали, да и вообще она, как говорится, несколько «вышла в тираж», поэтому ни папарацци, ни назойливых поклонников могла не опасаться).

Оставив меня с Дианой наедине. Видимо, решила, что нам нужно пообщаться тет-а-тет, и, чем раньше, тем лучше.

«Это не очень хорошая идея» - осторожно начал я. Ибо возможные поползновения Дианы насчёт обнажёнки следовало безжалостно пресечь на корню.

«Какая именно?» - удивлённо улыбнулась девушка.

«Показать мне твоё обнажённое тело»

«Почему?» - нимало ни смутившись, спросила Диана. «Это же чистая эстетика. Никакой эротики, чувственности, тем более, сексуальности. Дети и родители спокойно ходят вместе на нудистский пляж. Мое тело тебе нравится, я это вижу…»

Я вдруг вспомнил фотовыставку литовского фотографа Римантаса Дихавичуса в Московском Доме Журналистов. Этот без преувеличения гениальный фотограф умудрялся снимать обнаженных женщин на фоне строгой литовской природы так, что в его фото не было вообще ни чувственности, ни эротики, ни сексуальности. Одна чистая, рафинированная эстетика. Идеальное сочетание красоты обнажённого женского тела и великолепной нетронутой прибалтийской природы.

«Потому» - спокойно парировал я, «что в этом нет никакой необходимости. Мне не нужно видеть тебя обнажённой, чтобы ответить на твой экзистенциальный вопрос…»

«Вот как?» - снова удивилась она. «Поясни, плиз»

«Я умею в некотором роде видеть сквозь одежду…»

«Очень интересно» - усмехнулась Диана, явно не ожидавшая такого поворота.  «И где же ты, позволь поинтересоваться, этому научился?»

«У мамы» - спокойно ответил я. «У неё тоже было хобби. Она обшивала всю нашу семью и всех своих многочисленных родственников. А поскольку всё это происходило на моих глазах многие годы…»

«… это и выработало в тебе отменный вкус в женской одежде, и научило действительно видеть сквозь оную» - закончила за меня девушка.

Я кивнул.

«И что же ты видишь сквозь мою одежду?» - заинтересовано спросила она.

Я пожал плечами. «Ты, разумеется, ещё растёшь и развиваешься физически. Поэтому твое тело пока ещё несколько по-девичьи нескладное, хотя уже очень даже эстетически привлекательное. А через год, максимум два, ты расцветёшь и превратишься в очень красивую девушку. Юную женщину, если тебе это больше нравится…»

«Больше. Гораздо больше. Я вообще… после того, как мы с мамой… в общем, нам много что пришлось пережить… чувствую себя очень взрослой. Поэтому мне очень комфортно с мамой, а теперь и с тобой тоже. А что касается моих сверстников и даже постарше, я стала неисправимой мизантропкой»

«Заметно» - подумал я. Но промолчал.

«Ладно» - нехотя согласилась она. «Уговорил. Обещаю до совершеннолетия перед тобой не раздеваться. В смысле, никакой обнажёнки. Одеваться обещаю в высшей степени консервативно и целомудренно. Но с условием…»

«Каким ещё условием?» - недовольно спросил я.

«Ты будешь заниматься со мной шоппингом. Помогать мне выбирать одежду. И бельё тоже»

«И бельё?»

«Не волнуйся» - успокоила меня Диана. «У меня очень консервативный вкус. То, что я ношу под верхней одеждой, не сильно отличается от купальника. Точнее, практически не отличается»

«А вот когда мне исполнится восемнадцать и я стану совершеннолетней» - лукаво улыбнулась она, «я точно покажу тебе себя нагишом. И ничего ты с этим не сделаешь…»

Мне это начало надоедать. Причем капитально так надоедать.

«Послушай, Ди, откуда у тебя такой нездоровый интерес к раздеванию?»

Ответ меня удивил. Сильно удивил. И это ещё очень мягко сказано.

«Ты по жизни Пигмалион. Ваяешь Галатей. Причем успешно так ваяешь…»

«Ваял» - поправил я её. «В прошедшем времени»

«Добро пожаловать в настоящее» - улыбнулась Диана. «Я – твоя дочь. Притом тинейджер. Поэтому Галатея по определению. Причём я тебе обещаю, что буду самой послушной и самой успешной твоей Галатеей. С большим отрывом. Благо наконец-то нашла Мастера. Учителя. Наставника. Которого искала всю свою маленькую жизнь…»

Я в этом нисколько не сомневался (в смысле успешности, то есть). Только вот при чём тут обнажёнка…

«А обнажёнка тут при том» - она снова прочитала мои мысли, «что Пигмалион сотворил Галатею обнажённой. Чтобы восхищаться и её телом тоже» - добавила она.

«Поэтому ты хочешь…»

«Чтобы ты восхищался и моей Личностью, и моим телом» - кивнула Диана. «Ибо одно неотделимо от другого…»

Я пожал плечами. Девичьи тинейджерские фантазии. К счастью, не самые худшие. Да и за четыре года до их практической реализации много воды утечет. Ниагара. Амазонка. Нил. Дунай.

Я вдруг вспомнил свою первую Галатею. Самую первую. Галатей у меня было немало и каждая была чем-то да замечательна. Но, как и во всех других занятиях, больше всего запомнилась именно первая.

Звали её… впрочем, неважно. Пусть будет просто Галатея. Шёл 1989 год – со всеми прелестями поздней перестройки. Галатея была женщиной симпатичной, но донельзя затюканной совковой действительностью. Работала в какой-то дыре заштатным программистом не шибко высокого полёта.

Что я в ней увидел – сам не пойму. Наверное, что-то всё-таки было. Хотя внешне она была совершенно не в моём вкусе. Выше и старше меня (мне было 23, ей 24), не сказать, чтобы уж очень образованная и эрудированная… да и женственности в ней было не очень. Но что-то всё-таки было, иначе бы я за неё не взялся.

Как женщина она меня особо не интересовала (мы с ней так ни разу и не переспали), а вот как Галатея…. В общем, взялся я за неё. Я тогда работал в одном из первых компьютерных совместных предприятий с совсем иными возможностями, чем в её «скобяной лавке».

Гонял я её по полной программе, но в конце концов за несколько месяцев «вылепил» довольно неплохого преподавателя (я тогда руководил учебным компьютерным центром). Не темачил (хотя пару раз чуть не выпорол). Может, и зря не выпорол. А может, не зря.

И вот как-то в преддверии очередной компьютерной выставки (незабвенного Софтула) потребовалось нам, чтобы кто-то представлял один из программных продуктов, которым мы тогда продавали. Я предложил её кандидатуру; гендиректор не возражал (у нас была серьёзная нехватка кадров).

Сначала решили провести тестовую презентацию – внутри компании. И вот вышла моя Галатея к огромному ТВ, на котором крутился рекламный ролик, взяла микрофон… И преобразилась. Она просто сияла. Сияла от счастья. Каким-то удивительно мягким, тёплым и прекрасным внутренним светом. Серая мышка превратилась в Королеву. В самую настоящую Королеву.

Конечно, в первую очередь это была её собственная заслуга, ибо пахала она как проклятая, переламывая себя, снимая комплексы и осваивая совершенно новое и жутко страшное для неё искусство публичных выступлений. Но и я… скажем так, руку к этому приложил.

Я сидел на самом последнем ряду в демонстрационном зале, восхищаясь её преображением и думал, обращаясь к самому себе: «Даже если ты больше ничего в жизни не добьёшься, ты свою жизнь уже прожил не зря». Я многое в жизни повидал и многого добился, но до сих пор та презентация остаётся одним из ярчайших и прекраснейших впечатлений моей жизни.

А потом… а потом она понеслась вперёд и вверх просто с космической скоростью. Стала одним из лучших преподавателей России по компьютерным сетевым технологиям, объехала полмира; сертификатов у неё как звёзд на небе. Получила престижнейшую награду из рук президента Микрософта… в общем, очень успешная женщина. Замуж вышла за любимого и любящего человека, родила дочь.

Она ни разу не стояла передо мной на коленях, но она стояла передо мной на той презентации, сияющая от счастья с микрофоном в руке. И второе для меня бесконечно дороже первого…

От воспоминаний меня оторвала Лаура, вернувшаяся из похода по бутикам с объемистой добычей. Отдала доче ключи, попросив её отнести добычу в машину. Та с удовольствием согласилась. И сразу убежала на парковку.

«Никогда не думала, что смогу доверить мужчине свою дочь. Самое дорогое, что у меня есть. А тебе доверяю. Полностью»

«Почему?» - спросил я. Ибо мне было действительно это очень интересно.

«Почему доверяю?» - переспросила кинодива.

«Ну да»

«Я видела, как ты на неё смотришь. В твоём взгляде не было ничего, кроме чистой, спокойной и праведной отцовской Любви. И ещё…»

Она сделала многозначительную паузу.

«… я увидела, что, если ей или мне будет грозить опасность, ты эту самую опасность просто растерзаешь. Как разъярённый Лев. Мир перевернешь и перетряхнёшь, но растерзаешь…»

Она улыбнулась.

«Это совершенно неполиткорректно и совсем не по-калифорнийски, но я чувствую себя с тобой как за каменной стеной. И, судя по взгляду Ди, она тоже…»

«Хотелось бы надеяться» - подумал я.

Диана вернулась. Пора было отправляться на мероприятие.