Записки Романовой

Введение.

Мое имя Елизавета Николаевна Романова. Я родилась 19 марта 1902 года. Моя лучшая подруга - Анастасия Романова. Сколько я себя помню, мы всегда были вместе. Всегда неразлучны. Общие шалости, общие горести, общие радости.  Анастасия – самый светлый человек, которого я когда-либо знала. И она единственный человек, по которому я искренне скучала.

Часть 1. Жизнь при дворе.
Я жила в Петербурге во времена прекрасных дворцов, пышных балов и последнего императора Российской империи – Николая II. Это было счастливое время, беззаботное. Мой отец был советником и хорошим другом императора. А мать, фрейлиной княгини Александры Фёдоровны. Поэтому все свое детство я провела с царскими детьми. Эти четыре девочки и юный Алексей Николаевич были для меня как родные, несмотря на то, что у меня был свой брат, Иван. Мы жили во дворце. Мне очень повезло - у меня была отдельная комнатка, очень маленькая, крохотная, но моя, личная, в то время как даже Анастасии делила комнату с сестрой, Марией. У меня было все, что нужно: семья, друзья и поклонники.
***
Мое первое воспоминание было о бале. 1906 год. Ноябрь. Это был грандиозный вечер. Я помню себя гуляющей за руку с мамой. На меня смотрели люди, мне улыбались женщины, умилялись и хотели поцеловать. Моей брат был старше меня на два года. Ему тогда было шесть. Ему не нравилась опека, он вечно пытался от нас убежать. Моя мать была хорошей женщиной, доброй, строгой, но справедливой. Она, сколько я себя помню, всегда умела подать себя. Она была довольно высокой, темноволосой и кареглазой. Настоящей царицей, какой и должна быть фрейлина. Отец был похож на военного. Я была похожа на него, светловолосого и зеленоглазого, умудренного жизнью и очень добродушного человека. В тот день отец был рядом с Его Императорским Величием Николаем, поэтому я его плохо помню.
В тот день меня познакомили с милой девчушкой, Анастасией. Она была очень доброй и непоседливой. Старше меня на один год, она сразу же взяла меня под свое крыло. С тех пор нас не видели по отдельности. Я сразу же полюбила её, неугомонную, веселую и любящую проказы. О, она была самым жизнерадостным человеком в моей жизни! Не будь ее, не было бы и меня, какой я была до последней минуты своей жизни.
***
1908 год. Мне шесть лет. Июнь. Сегодня мы в семейном кругу будем отмечать День Рождение Анастасии. Это будет тихий, скромный ужин. Должны прийти только самые близкие, ее семья, я и мой брат, и Григорий Распутин, святой старец и верный друг семьи Романовых. Сегодня я еще не видела Анастасию, но знаю, что сейчас она крутится перед зеркалом, примеряя все свои наряды. Я приготовила ей подарок, самую красивую куклу с такими же рыжими, как у княжны, волосами. Знаю, что брат подарит ей золотую подвеску, конечно, он не сам выбрал, родители заставили, но она была действительно изумительнв. Я надела красивое изумрудное платье, мама заплела мне две косички, которые едва доставали до лопаток, и к пяти часам дня мы уже были в малом зале. Я сразу же подбежала к Анастасии, она была настоящей царевной – вышитое золотом платье, распущенные волосы, она сияла изнутри. А потом я увидела его: Григория Распутина. Анастасия всегда была рада ему, она любила его. В меня он вселил страх. Григорий Ефимович был в черной рясе, у него была желтая старая кожа и цепкий взгляд. Я не боялась обычных священников, но в его присутствии я покрывалась мурашками с ног до головы. Анастасия пела и цвела, она была действительно счастлива, и этим сумела заразить и остальных.
***
Июль 1910 года. Мне восемь лет. Сегодня мы впервые с императорской семьей отправимся в путешествие. Императорская яхта Штандарт отплывает в восемь утра. А как не хотелось вставать рано. Анастасия, на удивление, бодрая. Хотя она всегда была хмурой, если разбудить рано. А последний год только так и было. Начались наши с княжной занятия. Грамматика, арифметика, английский язык. День за днем мы вместе с княжной постигали все новое. Она ужасно не любила учиться. Хоть раз в неделю сбегала с уроков, и я конечно вместе с ней. И раз за разом нас неизменно ловили. Княжну и меня лишали сладкого на три дня, но это нисколько нас не расстраивало и тайком от родителей мы сбегали на кухню, где все нас любили и обязательно подкармливали. Об этом, к сожалению, прознал мой брат, и теперь приходилось делиться с этим хулиганом. Это слово я услышала от отца, когда тот в очередной раз ругал Ивана, за разорванную книгу. Не знаю, что это значит, но это определенно что-то нехорошее, а значит, моему брату подходит как нельзя кстати.
Мы плывем уже очень долго, даже неугомонная княжна стала уставать. А вот брату явно не повезло – у него морская болезнь, поэтому уже давно сидит зеленый. Анастасия все время над ним подшучивает. Я, который час сижу в каюте и рисую. Рисую землю, надеясь, что она будет очень скоро. Княжна забегает уже в третий раз.
- Лизи, пойдем скорее наверх – тормошит меня княжна – Посмотрим на твоего братца. Он там уже давно сидит. Знаешь, он так похож на лягушонка – засмеялась она и я вместе с ней.
 – Ну, Лизи, ну пойдем – начала она меня упрашивать, видя, что я не соглашаюсь, - Я спрашивала у отца, и он сказал, что еще немного и мы приплывем – только после этих слов я встала и, оправив платье, отправилась за княжной.
На палубе действительно сидел брат. И я постаралась отойти как можно дальше, уж очень у него был хмурый взгляд. Мы сидели с Анастасией, она увлеченно рассказывала о таинственном острове, про который, недавно читала. Император был в каюте, вместе с моим отцом, они, оставаясь вдвоем, всегда занимались государственными делами.
Наконец, мы увидели берег. Он был едва различим, но это точно была земля. У всех открылось второе дыханье, а Анастасия потащила меня танцевать. Наш корабль пристал к берегу через двадцать минут. Мы встали в Бухте Штандарта. Уже через час женщины стали собирать еду на пикник. Был полдень, когда мы вышли на пляж из Ливадийского дворца. Император и мой отец начали устраивать корт для тенниса. Удивительно было смотреть на императора за обычной работой.
Мой брат очнулся. Точнее его морская болезнь, наконец, отошла. Наше спокойствие отошло вместе с ним. Он решил нам отомстить, но он один, а нас двое. Поэтому мы, смеясь, убегали от него, но почему-то бегал он в основном за Анастасией. Её он и повалил в траву и щекотал, так, что она чуть ли не плакала от смеха. А я, пока он не видит, подошла сзади и осыпала его голову травой. Мы бегали и смеялись еще час, пока старшие готовились к обеду.
А потом все пошли купаться. Мы смеялись и брызгались, плавали и ныряли, пугали друг друга, внезапно появляясь рядом из воды. В-общем, вселились. И так целыми днями. А один раз, мы с женщинами даже пошли в магазин. Разумеется, накупили себе много всего интересного. Мне купили замечательную шляпку, а Анастасии новое платье. Все были счастливы. Но время на острове подошло к концу и со слезами на глазах мы вновь погрузились на корабль и отчалили.
***
Декабрь. 1912 год. Мне десять. Сегодня мы играли в снежки. Было очень весело и шумно. Все смеялись, и, разумеется, все были в снегу. Мы построили большую крепость, настолько большую, что она обвалилась на нас. Анастасия выбралась почти сразу, а я еще пять минут лежала в снегу. Все девчонки были красными, разрумянившимися. Реснички давно стали белыми, как у Снегурочек. Но всем было хорошо. Я заметила, что княжна несколько раз пыталась подставить подножку своим сестрам. А один раз она так сильно кинула снежок в Татьяну, что та упала. Анастасия и все окружающие ужасно перепугались, я заметила, что снежок ранил княжну Татьяну - на ее щеке алела царапина. Быстро прибежали родители. Анастасия плакала и клялась, что не хотела. Она была наказана. Ей запретили видеться со мной три дня. Это было самое серьезное наказание не только для нее, но и для меня.
***
Апрель. 1913 год. Мне одиннадцать. По дворцу ходят ужасные слухи. Слухи о Распутине. Я прекрасно понимаю, о чем говорят взрослые. Они говорят, что он пристает к княжнам. Но Анастасия говорит, что он замечательный. Не хочет верить. У меня он вызывает только страх. В последнее время он еще сильнее пожелтел и стал надрывно кашлять. Находиться при этом невыносимо. Я сторонюсь его, но все же очень часто натыкаюсь, в коридорах, в залах. Там, где его быть не должно. Заметила, что он все время что-то шепчет, сомневаюсь, что это молитвы, больше походит на проклятья. Мать велит держаться от него подальше, брат старается все время быть рядом со мной или Анастасией. Заметила, что он странно на нее смотрит. Скоро будет бал. Думаю, он пригласит Анастасию на танец.
***
1913 год. Месяц спустя. У нас случилась радостное событие, хотя для кого как – Григория все-таки отослали от двора. Я радовалась весь день, пока не увидела зареванную Анастасию, княжна искренне сожалела об уходе Григория. Она писала ему письма, и говорила, что никогда не забудет.
Наступил долгожданный бал. Я ошиблась, Иван не пригласил Анастасию. Более того он старался ее не замечать. А наша княжна весь вечер напролет флиртовала с молодыми солдатами. Меня несколько раз приглашали на танец. Думаю, со стороны это было очень смешно, высокий солдат и маленькая я. Хотя я все же выше Анастасии, несмотря на то, что младше. 
А к нам приехал настоящий иностранец. Более красивого мужчину я не видела. Черные волосы, голубые глаза. Он казался холодным как лед, но притягивал взгляды, завораживал. Это был посол из Дании – герцог Эрнест. Он приехал к моему отцу и императору. Они оба были напряжены, когда уходили из зала вместе с герцогом. Анастасия бросила своего очередного кавалера и прибежала ко мне.
- Ты его видела? Боже, какой он красивый. Я обязательно с ним потанцую. Интересно, у него есть жена? Как ты думаешь? – я удивленно посмотрела на княжну. Ей же всего двенадцать.
- Анастасия, он же старше тебя как минимум на десять лет – возмутилась я.
- А тебя вообще на одиннадцать! – разозлилась княжна – А ты стоишь и чуть ли слюни в его сторону не пускаешь!
- Простите меня великодушно княжна, что вызвала Ваше раздражение – ответила я, склоняясь в поклоне. Внутри меня кипела обида. Анастасия развернулась, не сказав ни слова, и ушла. Это была наша первая серьезная ссора. Да еще из-за мужчины, который в два раза нас старше. И который запал мне в душу. Нет, я не влюбилась, но запомнила уж точно.
С Анастасией мы не разговаривали две недели. Точнее разговаривали, но не как друзья, а как княжна со слугой. Я впервые кланялась перед ней. Это были самые тяжелые две недели, которые еще обострял конфликт княжны и Ивана. За спиной шептались, что нас хотят прогнать со двора, но все наладилось. Мы с Анастасией помирились, а после разрыдались. Это был тяжелый вечер, но тогда мы пообещали друг другу, что никогда мужчина не встанет на пути нашей дружбы.


Часть 2. Мучительные перемены.
1914 год. 1 августа. Мне двенадцать. Германия объявила России войну. Все плакали. Анастасия, ее сестры, моя мама, которая никогда раньше не показывала своего горя, все придворные дамы. Это было действительно ужасно. Осознание того, что жизнь, которая текла мирно и прекрасно вдруг в один миг может рухнуть, невыносимо. Казалось, война нас никогда ни коснется, а тут… Не передать словами всю боль и страх, который мы испытали. Мой брат просил у отца разрешения идти воевать. Отец, а вслед за ним и мать, сильно отругали Ивана. Он еще долго ходил хмурый. А однажды он попытался сбежать. К счастью, его очень скоро поймали. Мать посадила его под домашний арест. Я и Анастасия, тайком приносили ему сладости с кухни. Но он не оставлял своих идей по поводу участия в войне.
***
1915 год. 5 июня. Мне тринадцать лет. Сегодня день рождения Анастасии. Сегодня, по традиции, когда ей исполнилось четырнадцать лет, Анастасия стала почетным командиром Каспийского 148-ого пехотного полка. Она была очень красивой. И впервые в этот день собранной. В этот действительно знаменательный день она хотела казаться уже достаточно взрослой. И только самые близкие люди видели в ее глазах панику. Да, не просто страх, а настоящую панику. Но все же она с собой справилась и была на высоте.
А мне сегодня представили моего будущего мужа – Дмитрия Романова. Он был старше меня на один год. Произвел впечатление высокомерного и жестокого мальчика. Да, он был красивым, но отталкивал своей тщеславностью. Держался, как будто сам был императором. Но все же пришлось быть с ним рядом весь день и изображать покорную собачку на привязи. Я должны быть с ним. Так решили наши родители. Это поднимет положение моей семьи еще выше. И ради них, я готова на все.
***
1915 год. Сентябрь. Я снова видела герцога Эрнеста. Он пришел по каким-то делам к моему отцу. Мы с матушкой и братом сидели в гостиной у камина.  Мама занималась вышиванием, брат сидел хмурый и изучал историю, я рисовала. Когда открылась дверь, я единственная подняла голову. И сразу же столкнулась взглядом с прищуром голубых глаз. Он смотрел пристально и чуть улыбался. Герцог, казалось, ни на минуту не постарел.
Моя мать, наконец, оторвала голову от вышивки и посмотрела на вошедшего.
- Герцог Эрнест! – воскликнула она, - Какая честь! Вы должно быть к моему мужу?
- Рад вас приветствовать леди, джентльмен – склонил он голову. Его голос был низким, вибрирующим, в словах чувствовался небольшой акцент, но произношение было прекрасным. Я встала с кушетки и сделала книксен. Мой брат посмотрел на меня очень хмуро.
- Герцог, прошу вас, проходите в кабинет, мой муж уже там – пригласила мать мужчину и последовала за ним.
Только они вышли, как Иван накинулся на меня.
- Что ты делаешь? Ты смотрела на него как влюбленная девица.
Я попыталась что-то ответить, но брат перебил меня и наклонился к уху:
- Думаешь, я не знаю, из-за чего вы поссорились с Анастасией два года назад? – спросил он и посмотрел в мои перепуганные глаза – Да, она мне все рассказала, знаешь, она была на тебя так обижена.
- А я не могу все время следовать прихотям княжны! – воскликнула я. Теперь брат смотрел на меня удивленно.  – Это было два года назад! Два! Года, ни недели, ни месяца! Года! Все уже давно прошло. Поклон - просто проявление вежливости и воспитанности. Понимаешь? – к концу своей речи я уже шептала. Иван лишь задумчиво кивнул.
Мама вошла в гостиную, на её лице было встревоженное выражение. Но она села и не стала отвечать на наши вопросы.
Герцог Эрнест пробыл у нас еще несколько часов, затем уехал.
***
1915 год. Декабрь. Сегодня императрица объявила, что отдает некоторые помещения дворца под госпиталь. Пришлось потесниться, теперь мы спим вместе с матерью, отцом и братом. Но в нашей семье царит гармония, поэтому все восприняли это мирно. В отличие от некоторых других. Но слово императрицы – закон для всех. И теперь эти люди потеряли расположение императорской семьи.
Императрица и ее старшие дочери стали сестрами милосердия и помогают в госпитале. Анастасия, я и Мария решили им помогать. Мы развлекаем солдат как можем. Я часто им пою колыбельные и романсы. Мария рассказывает им история, а Анастасия учит их читать и писать. Мама говорит, что наша помощь очень важна. Мы отвлекает солдат от боли. Но не обходится без смерти. На моих руках умер солдат. Я плакала очень долго. Анастасия начала курить. Я долго на нее смотрела, а потом и сама взяла сигарету в руки. Война – это ужасно. Невыносимо. Только что я говорила с человеком, он радовался, что выжил, и вот уже его глаза остекленели.
***
1916 год. 19 марта. Сегодня мне исполняется четырнадцать. Не стали отмечать. Кругом боль и смерть. Совсем не радостно. Анастасия подарила мне книгу «Пьесы Шиллера», ее личную, с пометками на полях. Это был действительно царский подарок. Уже вечером мне пришла загадочная коробочка, в ней был комплект украшений с изумрудами. Ни подписи, ни поздравления. Наверно, это мой жених прислал. Больше некому.
***
1916 год. Ноябрь. Становится холодно. Холодно не только из-за раннего снега. Но и от предчувствия чего-то ужасного. Что может быть ужаснее войны? Сегодня отец собрал всю семью вместе. Он рассказал нам, что среди простых рабочих зреет недовольство. Он просил нас быть осторожнее. Он отменил наши с матушкой походы по магазинам. Мои руки теперь всегда ледяные. Глаза уставшие и отстраненные. Я все время провожу с больными.
Сегодня я задержалась, сильно задержалась. Уже было около полуночи, когда я вышла из лазарета. Свечи горели очень редко. Император экономил на освещении. Я прошла уже три коридора, когда впереди послышались шаги и мужские голоса. В тусклом свете я заметила трех мужчин из прислуги. Они пошатывались и переругивались. Я оглянулась вокруг, спрятаться было негде. Мужики меня заметили и начали приближаться.
- Надо же, дворянская девчонка одна и так поздно – начал один. По голосу я поняла, что они смертельно пьяны.
- Что же ты стоишь, подойди, красавица – выплюнул другой.
- Аристократка, почему тебе дано все, а нам ничего? – наклонился ко мне третий и обдал пьяным дыханием, - Почему нам приходится горбатиться на вашего императора за гроши? Ты нам заплатишь! Заплатишь за все! Ответишь за все наши мучения! – мужики наступали, я не знала, куда мне деться, куда бежать.
- Стоять! – послышался сзади ледяной голос, - Немедленно отошли от нее.
- А что ты нам сделаешь? Ты один, а нас трое! – не отступал один из них.
Послышался щелчок. В руке у мужчины был револьвер. Мужики заметили, наконец, что перед ними не просто служака, а настоящий воин. Они отступили, и, спотыкаясь, побежали.
- Ты в порядке? Они тебя не тронули? – спросил герцог Эрнест, а это был именно он, опуская оружие.
- Я… в порядке – пролепетала испуганная я.
- Ты очень бледная, - сказал он и взял меня за руку, - И холодная. Ты почему так поздно гуляешь по дворцу? Не знаешь, какая в империи обстановка?
- Я все знаю, и я в порядке – ответила я, забирая у мужчины руку, - спасибо Вам, что спасли меня, я пойду, пожалуй, - сказала я, делая осторожный книксен.
- Я тебя провожу - сказал он. Я испуганно на него посмотрела, - Со мной ты в безопасности, не стоит бояться.
Он довел меня до комнаты и развернулся. Родителям я ничего не рассказала, а тех мужчин нашли убитыми на следующее утро.
***
1916 год. 16 декабря. Сегодня погиб Распутин. Мне было все равно, но Анастасия искренне расстроилась. Она и ее сестры плакали, сильно. С надрывом. Наверное, все же слухи, ходившие про него, были ложью. Я поддерживала девочек, как могла. Смерть близкого человека всегда остается шрамом на сердце. А Григорий Ефимович был для них близким человеком.
По дворцу пошли слухи о том, что я, якобы, развлекалась с тремя мужиками, чтобы меня не коснулась революция. Они считали, что я продала себя, за право остаться богатой. Это заявление, откровенно говоря, меня подкосило. От моей репутации не осталось и следа. Мой, так сказать, жених, объявил, что не хочет брать в жены грязную женщину. Я хотела вернуть ему подаренный комплект украшений, как бы мне не было жалко, но он сказал, что это не его, что он даже ни разу не видел эти украшения в глаза. Я удивилась, но украшения оставила. Родителям пришлось рассказать всю правду. Они были очень благодарны герцогу Эрнесту и послали ему подарок.
***
1917 год. Февраль. Революция разгорелась. Искра, случайно кинутая мной в готовый хворост, разожгла огонь, мощный, забирающий с собой, сжигающий недовольных. Дворец окружили войска. Насколько я знаю, княжнам об этом не говорили. Девочки заболели корью. Не самое подходящее время. Я заметила, что мы с Анастасией отдалились друг от друга. Страх, ставший нашим постоянным спутником, превратил распускающих прекрасных мечтательных девушек в жестких, приземленных и потерянных женщин. Я заметила седину у многих, у императора и императрицы, у матушки и отца, у старшей сестры Анастасии. Царская семья, всегда живая и веселая, медленно, день за днем угасала.
***
1917 год. 1 февраля. Сегодня у нас был вечер. Не бал, нет. Вечер, для близких и родных людей. Императорская семья, моя семья, Романовы, те, кому не безразлична судьба Российской империи и императора. Не было танцев и смеха, это был вечер, когда каждый понимал – дни Российской империи сочтены. Это был вечер траура.
На следующее утро нам сообщили, что Николай подписал документ об отречении и об отказе от престола.
***
1917 год. 8 февраля. Захватчики, гордо именовавшие себя временным правительством, решили перевести императорскую семью под домашний арест в Царском селе. Так это звучало официально. На самом деле там проще было контролировать, что бы при малейшем неповиновении уничтожить. Все близкие люди отправились с ними. Мы не могли бросить их в столь тяжелое время. Анастасия плакала. Эта жизнерадостная девушка в последнее время стала тускнеть. Солнечный лучик закрыла туча.
Мне приходится все реже открывать тетрадку. За нами постоянно кто-то наблюдает. Становится все страшнее. Тучи сгущаются.


***
1917 год. Июнь. Мне пятнадцать лет. Я пережила столько, сколько не переживали многие. Жить стало тяжко. Мы перешли на хлеб и воду. Некогда великая богатая семья была вынуждена чуть ли не побираться.
Гулять мы ходили очень редко, как только выходили из дома, люди за заборами кричали, свистели и ругались. В первый раз я очень испугалась. Это было очень неприятно. Раньше я не слышала таких грязных слов – солдаты, побывавшие на войне, не позволяли себе ругаться в нашем присутствии, даже боль терпели, стиснув зубы.
Девочкам пришлось побрить головы. Они плакали, видя, как их некогда роскошные волосы падали на пол. Чтобы хоть как-то поддержать их, я начала носить платок, скрывая свои. Алексей, их брат тоже решил побрить голову, несмотря на возражении матери.
***
1917 год. Август. Мы едем в Тобольск. На старом поезде, под флагом японской миссии Красного Креста, с запасного пути. В строжайшей тайне. Никто об этом не знал. Мы спрятали все драгоценные вещи в одежду, подушки, зашили в корсеты. Мы выглядели самыми настоящими оборванками. Это была настоящая ссылка. Тому, чему подвергали императоры прошлых лет виновных, подвергли и императорскую семью.
***
1917 год. Мы, наконец, приехали. Пришлось еще плыть на пароходе. В этот раз зеленое лицо брата не радовало, а печалило. Анастасия все время сидела с ним рядом. Похоже, она влюбилась в Ивана. Даже не верится, что в такие темные времена может произойти что-то светлое.
Нам сообщили, что некоторое время нам придется пробыть на пароходе, потому что дом, в котором мы должны будем жить, не доделан. Бывшая княжна все время проводит с Иваном.
Прошло восемь дней. Наконец-то дом доделали. Нас под конвоем доставили в двухэтажный особняк.
***
1917 год. Сентябрь. Наша жизнь в Тобольске очень однообразна и скучна. Для меня единственным развлечением стали книги. Я их прочитала уже целую стопку. А Анастасия все время проводит с Иваном. Они ведут себе как настоящие влюбленные. Держатся за руки, уединяются, о чем-то часто шепчутся. Родители не могут им этого запретить, потому что они единственные, кто выглядит хоть чуть-чуть, но счастливыми.
Нам разрешили ходить в ближайшую церковь на службу. Местные жители были к нам гораздо терпимее, и все же солдатам приходилось выстраивать живой коридор. Кто знает, может быть это для того что бы мы не сбежали. Хотя куда нам бежать?
***
1917 год. Декабрь. Я заметила, что Анастасия как-то резко пополнела. И не я одна. В глазах родителей стояла тревога. Не знаю, о чем они думали, но императрица переживала, что она растолстела от еды. Хотя все мы прекрасно понимали, что от тех крох, что нам дают, нельзя растолстеть. Я решила поговорить с княжной откровенно, мне она могла довериться и я пригласила ее прогуляться вечером в парке.
- Анастасия, с тобой все хорошо, - спросила я, заметив, как она была грустна, - Ты сама не свое последний месяц.
- Лизи… - прошептала она, по ее щеке скользнула одинокая слезинка, - Ведь ты прекрасно понимаешь. Нам осталось столь мало времени. А мы так хотели жить.
- Стаси, ты ведь не хочешь сказать, что вы с Иваном нарушили запрет? – простонала я, уже понимая, что так оно и есть.
- Я люблю его, Лизи, и он меня тоже любит. Мы не могли иначе.
- Но, дорогая, ты же понимаешь что сейчас это слишком опасно – встревожилась я.
- Наша любовь будет охранять нас ото всех бед – сказала она и погладила свой животик. Я никому не рассказала об этом разговоре. Когда, она будет готова, сама расскажет.
Но шли недели, а она хранила ото всех свой секрет. Они с братом были счастливы. Ничего другого им не надо. И я за них безумно счастлива.
А на Рождество случилось горе. Анастасия потеряла ребенка. Её переживания были слишком сильны. После этого она еще сильнее сблизилась с моим братом. Так никто не узнал о тайном и не родившемся малыше Анастасии.
***
1918 год. Апрель. Месяц назад мне исполнилось 16 лет. К нам приехал чёртов представитель правительства. Императора было решено судить по всей строгости закона. С ним отправились Императрица и моя матушка. Мы провожали их со слезами на глазах.
После отъезда никто не смог уснуть, мы собрались в маленькой комнате, и меня попросили почитать. Я выбрала роман «Три мушкетера». Всем понравилось.
Мы долгое время не получали никаких известий от Императора. Все переживали, но каждый по отдельности. Казалось, поделись ты с кем-нибудь и станет еще хуже.
***
1918 год. 3 мая. Наконец пришло письмо от императрицы. Чувствовалось, что она была очень взволнована – буквы были резкими с сильным наклоном вправо. Она писала, что им пришлось задержаться в Екатеринбурге. Она писала, что мы должны «правильно распорядиться медикаментами». Это было кодовое название драгоценностей. Это был единственный шанс на спасение. Мы могли попытаться выкупить свои жизни и свободу. Ведь люди так падки на золото. Весь день мы не выходили из спален. Я нашла все свои старые кольца и браслеты. Я нашла свой изумрудный набор, подаренный мне неведомо кем. Не знаю почему, но им я дорожила больше всех других украшений. И я его так ни разу никуда не надела.
***
1918 год. 19 мая. Нам доставили решение правительства о переводе к родителям. Мой отец заметно поседел. В тот момент он мне показался слабым, но так же бесконечно любящим свою семью.
На следующий день мы снова сели на пароход. У нас отобрали почти все вещи, (дневник я спрятала в одежде), а затем развели по разным каютам, и я услышала, как в замке проворачивается ключ. Нас заперли. Я почувствовала себя мышью в мышеловке. Когда-то с Анастасией мы устанавливали такие. Было очень интересно смотреть на отчаянные попытки мыши освободиться. А теперь мы сами в роли этих мышей. И никаких шансов на свободу. Кажется, это было так давно. Воспоминания накатывали одно за другим. И уже через полчаса я провалилась в мучительный и липкий сон.
Мы плыли на пароходе два дня, затем нас под конвоем пересадили на поезд. И все повторилось: отобрали вещи, заперли в отдельных купе. Я почти все время спала. Иногда что-нибудь рисовала. В окне были леса, поля. Природа Урала. Очень красивая, но дикая.
Наконец поезд остановился. И тут случилось самое страшное – нам запретили оставаться рядом с императорской семьей. Мы плакали, вырывались, но солдаты пригрозили нам ружьями и отец нас увел.
***
1918 год. 18 июня. Нас поселили в старом, обветшалом доме, насквозь продуваемом ветрами. Ночи стояли очень холодные. Мать заболела. Её мучил надсадный кашель. Нам выделили десять банок тушенки. Уже старой. Но хоть это. Первую банку мы съели в первый же вечер. Голод был невыносимым. Мать спрятала оставшиеся банки в самое холодное место - под кровать.
Сегодня Анастасия празднует свое 17-летие. Нам не разрешили не то что увидеться с ней, но и даже передать подарок. В этот день я четко поняла, что наша жизнь подходит к своему завершению. Нас уничтожают.
***
1918 год. 16 июля. Сегодня к нам приехал сам герцог Эрнест. Удивительно, что его пропустили, ведь никого до этого не пускали. Мы были рады его видеть. Очень долго мы сидели с ним за пустым столом и разговаривали. А затем он предложил мне прогуляться. Мы стали ему объяснять, что нас не пускают, но он не слушал. Герцог взял меня за руку и повел к выходу. Нам тут же преградили путь. Герцог что-то тихо сказал и солдат с ошарашенным лицом отступил. Думаю и у меня, и у моих родных лицо было такое же.
Мы пришли в ближайший парк. Меня прохожие даже не замечали. Все смотрели на красивого мужчину. Он посадил меня на скамейку, а сам присел рядом.
- Елизавета, послушай. Я приехал не просто так. У меня для тебя печальная новость. Я знаю, что вы с княжной Анастасией были очень дружны… - замолчал он, подбирая слова, - Сегодня был подписан приказ о расстреле императорской семьи и всех приближенных.
До меня долго не доходили слова, а когда я поняла, ужас сковал все мое тело.
- Послушай меня, послушай внимательно, все будет хорошо. Я тебе обещаю. Все будет хорошо. Ни о чем не волнуйся – Эрнест пристально посмотрел в мои глаза, и я поняла, что волноваться уже действительно больше не о чем.
Он поднялся и потянул меня за собой. Я неохотно встала. Он еще раз посмотрел в мои глаза, невольно притянув мой блуждающий взгляд, и вдруг резко поцеловал. В этом поцелуе была нежность, прощание и что-то еще, далекое и непонятное.
Это был мой первый и последний поцелуй. Домой я пришла одна. Эрнест проводил меня и ушел куда-то. Я не плакала. Я смогла удержать на лице обычное выражение. Но я так и не смогла поднять глаз.
За нами пришли поздно вечером, когда мы сидели рядом с братом на его постели. Он гладил меня по голове и рассказывал сказку о счастливом будущем. Сказку, которая не сбудется никогда. Нас привели в какой-то подвал. Родители поняли, что произойдет дальше. Отец и мать поседели на глазах. Брат крепко сжал мою руку. Мы смотрели вперед гордо и стоически. Мы да последних секунд не отвели, не закрыли глаз.
Раздались щелчки. Это был наш конец.