Краткий экскурс в историю

Тысяча восемьсот первый год, как верно следует из истории, является годом коронации Александра первого, царя, на период царствования которого выпала нелегкая доля ведения войны с Наполеоном, вынужденного отступления, тяжелых потерь среди военнослужащих, полнейшего уничтожения, разграбления крестьянского имущества, сожжения домов и целых деревень, разграбления и сожжения столицы, наконец, и в завершение, крайняя близость к полнейшему поражению в страшной, кровопролитной, голодной войне. Однако Бог распорядился иначе – история взяла курс на иной путь развития. И вместо победы, объединенные войска Наполеона, состоящие не из одних единственных французы, потерпели тягчайшее поражение. Но речь не совсем о том. Военные действия в данном случае я привожу, как второстепенное историческое действо, но как первостепенную причину откладывания назревших в умах некоторых государственных деятелей и просвещенного общества реформ, главной из которых была отмена крепостного права. По этому критерию, а именно по желанию воплотить эту реформу в жизнь, как я считаю, в первую очередь, и нужно оценивать качество правления царей, их руководительские способности, нравственные ориентиры. На долю каждого из царей, после Александра 1-го выпала, прямо скажем, нелегкая доля. Практически каждому из них приходилось сталкиваться с тяжелым выбором, совершая то, к чему был совершенно не готов, за исключением Александра 2-го, в качестве главной своей заслуги отменившего крепостное право, найдя в этом большую и гласную поддержку общества. Не секрет ведь, что просвещенное общество положительно поддерживало его начинания, но, как стало недавно известно, некоторые правящие круги были категорически против данной реформы, и вообще против многих других, проводимых Александром. Судя по всему, неоднократные покушения курировались, в том числе и некоторыми недовольными из числа властоимущих. Это весьма прискорбно. Потому как впоследствии случилась та страшная и кровавая катастрофа, которую, вполне возможно, удалось бы частично избежать, снизив градус ожесточения, а соответственно и уровень кровавости. Словом, эта реформа назрела, и никто с этим тогда открыто не спорил, да и сейчас едва ли таковые найдутся. Но лично я бы хотел несколько упорядочить этот краткий анализ. Я не собираюсь разбирать ход ведения войн и многих других реформ, хотя, вполне допустимо, что именно эти войны и направленность реформ качественно влияли на принятие этого судьбоносного для страны решения. Проще говоря, крепостных крестьян гораздо менее обременительно для власти было отправить на войну, в качестве рядовых солдат, ведь, даже с тем условием, что среди дворян и считалось высокой честью быть военным, но при том обязательно офицером, штабс-капитаном, словом, в звании, достойном аристократического положения, а никак не в звании обыкновенного рядового. По этой непременно причине, в ряде других, конечно же, таких, например, как сбор повышенного налога для тех же военных действий и тому подобные причины, как я смею предполагать, и откладывалось долгожданное освобождение крепостных. Касательно всего  периода царствования Александра первого этот вопрос получает очевидное разрешение. Однако хотелось бы разобраться, какие истинные мотивы двигали последующим царем, Николем первым, какими рациональными или нерациональными доводам руководствовался он в полнейшей заморозке этой реформы. Допускаю, что его крайняя вспыльчивость при восстании декабристов и то, что, (опираясь на исторические хроники) он первым поднес факел к пушке, вполне объясняются гневом предположения, что покушаются на его царствование, и даже жизнь. И действительно, восстание декабристов вполне можно было расценить, на первый взгляд, как ультиматум, невыполнение которого грозит радикальным свержением правителю. Но так ли это было на самом деле? Действительно ли декабристы планировали свержение законного царя? Я полагаю, вряд ли; да и сама история это подтверждает. Руководствуясь рациональными соображениями, основанными на анализе исторических процессов, можно положительно заметить, что у сознательных революционеров всегда есть вожди, даже если так можно выразиться, целая обойма этих вождей, дабы, наверное, если убьют одного, возвести на престол другого, или, на крайний случай, третьего. Правда, все эти доводы вполне справедливы только в том случае, если революция имеет хот частицу рационального начала, а не абсолютно стихийна, хаотична, и движима одной единственной целью – самоуничтожением народа, как сейчас, например, происходящая в Сирии. Думаю, в восстании декабристов (я даже сомневаюсь, что правильно называть его восстанием, правильнее было бы выступлением) не было намерения смены режима, иначе бы оно тщательнее подготовилось. Самое распространенное мнение и я абсолютно соглашаюсь с ним, заключается в том, что эти весьма уважаемые и достойные высоких наград и званий дворяне, попросту посчитали, что у них больше влияния на царя, чем у кого бы то ни было, и в любом случае им удастся, что называется, выкрутиться из затруднительного положения, и выступление закончится вполне безобидно – царь пойдет на уступку и они, быть может, прослывут героями, но самое главное, освободят свою совесть и совесть тех, кто давно мучился этим бесправным положением крестьян. Вполне вероятно, что выступление бы и закончилось безобидно, если бы не присутствие тех крестьян, представителей которого тоже созвали, но не для полномасштабного наступления, а скорее, для массовки, который, точно вол шел в том направлении, котором вел его хозяин, и до окончания выступления, наверное, не понимал подлинно, что, собственно говоря, происходит. Легко можно себе представить со стороны это выступление, глазами молодого царя – Николая, действительно, при многочисленности людской, вполне походившее на восстание. Сложно, между тем, хорошо понять и разделить дальнейшие действия Николая первого, приказавшего некоторых сослать в Сибирь, некоторых же –  предводителей – повесить на площади. И даже при той счастливой случайности, что веревка в один чудесный момент оборвалась, что считалось в те времена своего рода знаком, опираясь на который обычно повторно не вешали, все-таки повесили. Чего и говорить, вешать умели всегда, и на Руси, и далеко за ее пределами. Но все-таки. Допустим, декабристы в целом были трагической ошибкой, вызванной чрезвычайной вспыльчивостью молодого царя, обусловленной его желанием удержать власть и предотвратить подобные выступления в будущем; допустим, что последующее правление сопровождалось страхом потерять власть и гневом в отношении бунтарей. Однако все-таки стоит заметить, что выступление декабристов было в 1825 году, а Николай первый правил по 1855-й включительно, и соответственно имел достаточно времени, чтобы прийти, наконец, в себя, остудиться, одуматься, и выполнить хотя бы частично народную волю, как большей части дворянства, так определенно и всех крепостных. Но этого, к несчастью, не происходит. Во всю свою жизнь он остается царем надменным, и как описывает его Лев Толстой, жестоким. Он, пожалуй, самый жестокий, гордый и несправедливый царь из всей плеяды, берущей начало свое от Александра первого и оканчивающейся Николаем вторым, которого обыкновенно и считают самым бездарным царем, ставя ему в вину революцию 1918 года, однако, я думаю, несправедливо. Дело все в том, что, (здесь употреблю название, данное ему Александром Солженицыным) ко времени начала правления Николая второго, красное колесо уже даже не начинало крутиться, оно уже крутилось, крутилось вовсю, и во вращении своем, поглощало умы, сердца, и в первую очередь дворянства, а затем уже и крестьян. И справедливо заметить, что от царя в сложившихся условиях немногое зависело; в то время как от Николая, от его опрометчивого поступка, ставшего символом, что мирным протестом решительно ничего не добиться, помимо ссылки и виселицы, и от всего последующего правления, заморозившего одну из важнейших реформ той эпохи, зависело многое. Именно в то морозное декабря, на площади перед зимним дворцом, когда расстреливали и вешали дворян, а затем ссылали их в Сибирь, народ внятно для себя уяснил, что мирным протестом ничего не добиться. Народ-то, конечно, на площади присутствовал, прямо скажем, немногочисленный, но, разумеется, весть быстро по России разнеслась, распустилась, и дошла, разумеется, до последующих поколений, и декабристы стали мало того, что мучениками, но и безусловным примером того, что мирные протесты, не то чтобы совсем не замечаются, но подавляются властью жестоко. 
 За Николаем первым, как хорошо известно, наступило царствование Александра второго, эпоха просвещения и освобождения, Александра, который, все-таки, несмотря на разногласия и разночтения к радости гуманистов отменяет-таки в 1862 году крепостное право. И довольно-таки распространенно мнение, что это самым тесным образом связано с его убийством. Я же в свою очередь полагаю, что не совсем связано, и даже более того, вообще не связано. Не отрицаю, что это в определенной степени обусловило, может быть, недостаточность охранительных мер, но никак не само убийство, ни в коей мере не мотивы его. Вполне вероятно, что террористы прошлого определенно имели что-то общее с террористами нынешними – они убивали и умирали за идею, причем, идею разную, время от времени меняющуюся. Это очень хорошо изображено в произведении того же Толстого, «Божеское и человеческое», где отбывший долгое тюремное заключение в одиночной камере за совершенное преступление революционер, в общении с революционерами нового времени, не находит ничего общего – они, живущие в эпоху Александра третьего уже осуждают убийство Александра второго, которое он-то одобрял, что невольно заставляет его глубоко задуматься. И даже не он один одобрял, но многие революционеры его эпохи считали это своего рода победой. Но прошло совсем мало времени, чтобы радость эта рассыпалась, угасла, сменилась на уныние и осуждение сего поступка. Однако Александра второго это к жизни не вернуло, дело было сделано.
 И ведь достаточно весомое противоречие возникает в анализе его подлого убийства в сопряжении с проведением этой жизненно-важной для страны реформы. Оно, по правде говоря, не связуется ни с какой логикой. Абсолютно ведь иррациональное действие. Однако же, повторюсь, оно было осуществлено. И это подлинный исторический факт.
 Проблема, однако же, помимо прочего заключается в том, что прошлое волей-неволей оказывает влияние на будущее, так как люди делают выводы, в том числе и из исторического прошлого. И это, пожалуй, главная идея моего рассуждения, потому что все остальные настолько уже упрочнены в сознании не только ученых-историков, но и учителей, и школьников, и не вижу большой нужды их развивать. Скорее, это даже не идея, это в большей степени опровержение другой идеи, но опровержение сильное, аргументированное. Я полагаю, что террористы убили царя, тем самым выполнив, как они сами вероятно считали, свою земную трансцендентную роль, и тем самым воплотили в жизнь идею, идею, как видимо, зародившуюся в умах, быть может, теперь чего скрывать, даже и врагов России, и при том для них не было особой важности, каков был уже этот царь, какие имел заслуги перед Отечеством и перед теми же крестьянами, каковыми обладал он личными качествам. Им даже не было важно то, что его убийство, наверняка, ожесточит власть, заставит ее быть жестче в отношении не только их самих, но и этого простого народа, за права которого они как бы боролись. Впрочем, основная мысль моя заключена в том, что Александра второго убили не за отмену крепостного права или вообще какие-либо реформы, проводимые им, а потому единственно, что он был царем, и, наверняка, если бы даже ничего не отменял, все одно был бы убит, и даже если бы был вместо него Александр третий, то, наверняка, бы произошло абсолютно то же самое. Но этого уже нельзя знать достоверно, в истории невозможны исправления. Однако вместе с тем (я бы и не писал, наверное, если бы недавно не услышал эту идею, что революции и цареубийства случаются не под куполом жестких режимов, а именно при послаблении оных) нельзя и не учитывать колоссальную значимость этого царя, трудившегося ради вверенного ему Богом народа, и убитого подло, бесчеловечно. Как уже мало-помалу выясняется, террористами движет идея убийства, чувство необъяснимой, всепоглощающей ненависти, желание погибнуть самим и других увести за собой. Ведь прекрасно же знали подготовители и исполнители убийства Александра второго, что минимальное наказание, им грозящее – это тюремное пожизненное заключение, но вопреки ожиданиям их повесили, в первый раз, наверное, за долгую историю государства Российского рядом с мужчинами повесили и женщину. Справедливо заметить, что Александр третий уже совершенно не церемонился с убийцами и революционерами, даже и кружками, революционными объединениями и прочими подобными организациями. Однако все предпринятые им меры задержало революцию ненадолго. Быть может, случилось это отчасти, потому что произошла полная консервация политического строя. Наряду с цензурой, смертной казнью за тяжкие преступления, борьбой с вредоносными идеями самопожертвования ради убийства, были остановлены и реформы. Полагаю, если бы он, надорвав организм, не умер раньше срока, то, наверняка бы, революция свершилась при нем. Однако он не дожил. Но не то важно. А важно то, что не в послаблении пут, отягчающих народ, причина многих народных возмущений и тем более революций, а именно в закабалении, в удушении, в создании условий, при которых люди кое-как выживают, в психологическом давлении и так далее. И обязательно нужно эти канаты, путы, кандалы, образно выражаясь, время от времени, ослаблять, или, лучше того снимать вовсе. Для того и нужны, и важны для нашей страны гражданские объединения, правозащитные организации и, разумеется, общероссийский народный фронт. Дабы  не радикальными методами, убийствами и уничтожением отстаивать интересы народа, попавшего в трудную жизненную ситуацию, а мирными, законными методами. 


Рецензии
Пожалуй, заручаясь узами предельной откровенности, неверно видеть причину падения Российского империи, в результате революции тысяча девятьсот восемнадцатого года, единственно в одних действиях монархов и приближенных к ним реформаторов. Безусловно, они влияли и влияли весьма весомо на последующий ход событий, однако, нельзя забывать, что, с учетом прежних реалий, а именно отсутствия широкого информационного поля, иных достоверных источников информации, монархи и их приближенные не всегда знали подлинную ситуацию в регионах, на то время – губерниях, и более того, если и им и докладывали какие-либо правдивые сведения, люди, им преданные, и монархи вмешивались с искренним желанием установить справедливость, и справедливость на время устанавливалась, то далеко не всегда она не была благом для крестьян впоследствии. Иными словами, как выходит уже и из истории Социалистической империи, персонам, занимающим высокие положения, демонстрируются, как правило, выгодные детали политического интерьера. Здесь без художественного оборота, правда, не обойтись. И помимо того, что справедливость устанавливалась лишь на время так, еще, ко всему прочему, наверняка, после ее установления, гнев помещиков обрушивался на крестьянские головы с новой силой, как бы в отместку за уязвленное самолюбие. Известно ведь, что некоторые властьимеющие в иной раз весьма тяжело переносят приказы вышестоящих, и обыкновенно за обиды, принижение с их стороны, срываются на нижестоящих. А с тем еще непременным условием, что, начиная только с правления Александра второго, политика государства Российского взяла курс на действенное освобождение крестьян от крепостной зависимости, можно, пожалуй, верно заключить, что крестьяне так и не освободились по-настоящему от нее. Объясню почему. Хорошо известно, что крестьянский народ, начиная с Екатерины второй, да, даже можно сказать, с правления Петра первого, был крайне безграмотен, в политических вопросах несведущ, и мало просвещался помещиками, дабы слишком не был разумен. Если помните указание Петра: «подчиненные перед начальством своим должны иметь вид придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». В этом указании отчетливо угадывается точное следование философии Ницше: «Для чего воспитывать рабов, как господ». Одним словом, подразумевается полное отсутствие какой бы то ни было необходимости народного просвещения. Впрочем, надо признать, что в иной раз и крепостные не особенно-то горели желанием просвещаться, однако, вместе с тем, склонно полагать, что и пренебрежительное, временами даже жесткое, бесчеловечное отношение их не устраивало. Едва ли, в самом деле, кто-нибудь из крестьян разделял мнение героя «Войны и мира» Андрея Болконского, что, дескать, крестьянина бьют и ему от этого только лучше, то есть, быть битым – заложено в его природе, в уподобление неразумной скотины, которая и та, кстати говоря, не особенно-то рада ударам хлыста. Тем паче человек – с его чувствами, эмоциями, амбициями переживаниями. Скажут, возможно, какие амбиции могли быть у невольных рабов, рождавшихся и живших с сознанием своей несвободы, впитавших с молоком матери свою подневольность, и ничего не видавшего, кроме своей избы, деревни, леса, поля, речки, и будут категорически неправы, потому что исключают всего одну единственную истину, высказанную однажды Достоевским и нашедшую подтверждение и в последующих поколениях: «глубок человек, как море, особенно современный нервный человек».
Разумеется, крестьянские амбиции были не столь высоки, как у помещиков, самолюбие не столь ранимо, материальные потребности были значительно ниже, и оттого некоторым помещикам бытие их и сознание казались чуть ли ни примитивны. Однако не стоит исключать и общих для всех живущих необходимостей, свойственных, наверное, всем и каждому, правда, в разной степени. Это обеспечение себя материальными благами – свойственное очевидно всем и каждому, обеспечение семьи – качество уже присущее меньшем количеству народа, обеспечение отстаивание интересов группы, ячейки, народа – совершенно малому числу людей. Тем не менее, теперь уже, по прошествии множества лет становится очевидным, что и крестьянам все эти потребности были свойственны, что и они обладали желанием жить, растить детей, быть уважаемыми своим, по крайней мере, обществом. Однако помещики этого желания решительно не замечали, точнее, не хотели замечать. Любовь к власти – великая сила, редко отпускающая человека, тем более полной власти над личностью, над душой и телом. Эта любовь и погубила некогда Великую империю. Не революционеры, ведь, если бы у них не было народной основы, они бы и остались бы в истории, как бунтари, убийцы, в крайнем случае, как люди, заблудившиеся в мировоззренческих картинах, но именно помещичья любовь к власти над личностью. Ведь не секрет, что помещики не просвещали народ свой крепостной, не создавали для его освобождения всех необходимых условий, не отпускали его. Формально, формально было замечательно, но то было только на бумаге. На деле же, можно смело заявить, что получив вроде бы свободу, крестьяне так и остались в полной зависимости от помещиков. А между тем, красное колесо уже крутилось и засасывало, и одно в полной мере и полной своей весомости накладывалось на другое, и вершились те значительные и кровавые для нашей страны события, которые долгое время трактовались, как великие, теперь же трактуются иначе, а правильно, как об этом писал Лев Толстой, видеть ее. Кого именно – следует из отрывка одной недавно прочитанной мной замечательной повести.
«Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, – правда. (Лев Толстой. 26 июня 1855 года. Севастополь в мае)

Дмитрий Швец 7   13.12.2015 18:12     Заявить о нарушении