Индейская индейка

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.




Как – то раз наша мама решила про меня с отцом, что раз мы с ним уже вполне взрослые люди, - одному практически пятьдесят (без пяти лет), - а второй уже целых четырнадцать (практически двадцать), то можно нас оставить вдвоём в ответственный момент. Взяла и улепетнула в канун Рождества к своим (со)родичам на Лысую гору ( три последних слова зачеркнуты).

За час до вылёта она нас подробно проинструктировала, как нужно вести себя вообще и на Рождество в частности. Отдельный инструктаж был посвящён правилам обращения с рождественскими птицами перед высадкой их в печку.

Слушайте сюда внимательно.

Сначала вытащите индюшку из морозилки. Положите её размораживаться. Включите духовку на самый малый огонь, чтобы она начала прогреваться. И почистите картошку. Вам на двоих хватит восьми – десяти крупных. И на следующий день даже останется. Ну-да. Ну-да. Закивали мы. Картошка. Ха. Дело знакомое. Картошки на балконе и в погребе было хоть залейся, и мы давно научились с нею обращаться. Пока будете чистить картошку, птица растает. Угу-угу – кивнули мы с отцом. Само собой.

Возьмёте здесь – мама показала, где – чёрный и красный молотый перец, смешаете с солью (показала щепоткой, сколько), натрёте индюшку этой смесью. Мамахен нахмурила лоб. Перец кончается, но вам – внимательный взгляд на меня и на отца – должно хватить. С запасом. На пять раз ещё хватит.

…Дальше. Задумалась. Нет, на вертел вам пока ещё рано. Не справитесь. Просто уложите на протвинь. Снова задумалась. Сделаете средний огонь и будете переворачивать через каждые полчаса, поливая образовавшимся соком. Руки в духовку не суйте. Сок загребайте ложкой на длинной ручке. Через полтора часа насыпьте туда – на протвинь – резанную картошку – , прикрутите огонь на самый маленький и через двадцать минут вынимайте. Всё поняли?

– «Конечно», – закричали мы с папой, – «Что за занудство? За кого ты нас держишь?» и так далее.

Мама, довольная, оседлала метлу и в мгновение ока унеслась.

Наступил вечер Рождества.

Мы вытащили, как нам и было велено, индейку из морозильника. Включили духовку разогреваться. И дальше послушно делали всё, как нам велела главица семейства. (Хорошо, что она нам не сказала: "А потом, когда всё закончите, взявшись за руки, прыгайте с балкона.)

Когда дело дошло до «натереть чёрным и красным молотым перцем», произошла короткая заминка. Отец смущённо посмотрел на меня, а я – на него. "Щепотка" - понятие растяжимое. У каждого она своего размера. И мы, два великовозрастных авантюриста - чего там думать, трясти надо - после секундного замешательства от души натёрли нашу индейку в три с половиной руки так, что на ней места белого не осталось. Правда, на неё почему-то ушёл весь перец, находящийся в перцехранилище. Мама как сказала? «Натереть» сказала. Она же не сказала: "Осторожно, олухи, не увлекайтесь", или "Чуть-чуть, остолопы, а то испортите".

И далее мы честно следовали инструкции, ни на йоту не отступая.

Получилось всё просто великолепно. Никто не обжегся, ничего не сожгли и не зажгли, запах по всей квартире стоял невообразимый, шампанское на верхней полке холодильника лежало и охлаждалось до самой что ни на есть благоприятной во всех отношениях температуры. В общем, идиллия.   

Индюшка получилась мягкой, сочной, ароматной. С хрустящей корочкой красивого золотисто-коричневого цвета и.

...И совершенно не пригодной для перорального использования по причине чудовищной остроты этой самой корочки. От нашего совместного чуда поварского искусства можно было бы, в случае необходимости, прикуривать. Или запросто поджечь им небольшой осаждённый город, забросив катапультой через крепостную стену.

Никогда – ни до, ни после. Даже в самом страшном грузинско-абхазском сне, мне не доводилось совать в рот ничего более обжигающего. Получилась  какая-то кулинарная Герника, воплощённая в индейке. Или, может быть, даже целая Хиросима.

Мы с отцом кусанули её раз, кусанули два – и, весело друг другу улыбаясь, отложили в сторону. До правильной температуры охлаждённое советское шампанское несколько утешило нас в нашем разочаровании. Я-то, конечно, только пригубила. И отец выпил не больше бокала. Он был совсем-совсем не по этим делам. Несмотря на испорченную птицу мы так мило посидели за столом, глядя развлекательные передачи советского центрального телевещания. Так нам с ним было хорошо и спокойно, как уже не будет никогда, наверное. Мы ведь не знали, что через два-три мига всё полетит в полные тартарарЫ. 

По большому счёту – праздник всё-таки удался. Ведь есть, что вспомнить? Если бы не наша переперчённая "Гернико-Хиросима", то и вспоминать бы было нечего. А так – полновесный новеллино-экспромт сочинился.

Вернувшаяся через два дня мамахен в очередной раз убедилась в нашей с отцом полной человеческой несостоятельности. Ни на день вас нельзя оставить, ни на день.

Вот и не оставляй, пожалуйста. А то мало ли чего мы ещё натворим.

…На дворе стоял январь восемьдесят второго. Ещё не умер Брежнев, это должно было произойти через долгих семь месяцев. И до развала Союза оставалось целых восемь бесконечных, и, как это теперь понимаю, совершенно драгоценных, лет.   

                * * * * *

В заголовке миниатюры - аллюзия на одну из любимейших песен автора "Настоящий индеец" в исполнении группы "Ноль" из СПБ.

                ///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\

Иллюстрация: Ирина Васильева (СПБ), "Натюрморт с курицей", холст, масло, 2015.


 ©Моя сестра Жаба