Пронесло

      Как-то, по молодости лет, поехал я один, без жены, в отпуск. Путёвку мне дали в санаторий МВД Литовской ССР «Пушинас», расположенный  в городе Паланга. Премиленький городок неподалёку от Клайпеды, вылизанный так, что к моим штиблетам, до зеркального блеска начищенным греком в Москве,  за три недели не прилипла ни одна пылинка. «Пушинас» - означает сосновый. И действительно, всё побережье Балтики утопало здесь в соснах, воздух был хрустально чистый, напоённый запахом хвои и смолы. Было начало июня и между песчаными дюнами  прилично пекло, но стоило встать, как балтийский ветерок охватывал тело непривычным холодком. Я уж не говорю о температуре воды, зайти в море по горло по местному мелководью было для непривычных к моржеванию просто подвигом…
      В одну комнату со мною при распределении попали ещё два Женьки, оба из Тулы. Они служили в уголовном розыске. Один – сухощавый, поджарый, с крупным вислым носом на остром лице отличался тем, что  поглощал неимоверное количество пищи и соли. Садясь за столик в столовой, он, не пробуя блюд, высыпал в них всю солонку и потом ещё просил соли у соседей. Он тут же познакомился с поварихами и те с удовольствием и раз, и два, и три подкладывали ему добавку. Другой – гигантского роста, богатырского сложения, но – не спортсмен, рыхловат, был сыном начальника тульского  угро, но за папину спину не прятался. Оба были старлеями, а путёвки получили в качестве поощрения за бдительность.
       Через Тулу транзитом следовал  состав с вагоном Генсека Брежнева, и Леонида Ильича на перроне встречала местная знать. Ему должны были преподнести сделанную по спецзаказу саблю, эфес и ножны которой были усыпаны драгоценными каменьями, и именное, штучной работы местных мастеров ружьё, инкрустированное золотом.
       Оба Евгения несли службу в оцеплении, дабы не случилось какого эксцесса,  не прорвался к вагону Первого лица нежелательный тип. Женя – большой ( назовём его так) с высоты своего роста углядел в толпе мужичонку, который, несмотря на середину весны, был в тулупчике, драной шапчонке на голове. За его спиной болтался вещмешок. Но главное – через плечо висел ружейный чехол, явно не пустой… Переглянувшись, друзья кинулись к мужику, завернули ему ласты,  в таком согбенном состоянии довели до милицейской «канарейки» и затолкали в камеру, предварительно обыскав и отобрав ружьё. В остальном встреча высокого гостя прошла без происшествий. Впоследствии выяснилось, что мужик сломал ногу на охоте и прямо из леса, где его подобрали проезжающие  по лесному шоссе люди, попал на больничную койку. Мужика отпустили восвояси, а Женек наградили путёвками.
        Оба мои соседа были  неженатыми и при виде прекрасных созданий у них начиналось обильное слюноотделение, как у собаки Павлова перед кормлением. С кем закрутил  Женя –соленоед ( это я его так назвал), не знаю, но Женя –большой без памяти втрескался в нереальной красоты  девицу лет двадцати восьми, длинноволосую и длинноногую блондинку , с тонкими чертами лица, огромными синими глазами и  ярким, сочным ртом. Она вовсю с Женькой кокетничала и он мигом спустил всю наличность, водя её в кафе, пивбары и ночные клубы. Причём, девица умудрялась никогда не оставаться с большим парнем наедине, всегда рядом присутствовали  «соленоед»  или я.
Женька влез в долги, позвонил домой, чтобы перевели денег.
Не получая удовлетворения своим притязания, Женька   крутился в постели остатки ночи, постанывал и звал свою любимую в полудрёме. Он заметно осунулся и поскучнел, в его глазах горел негасимый огонь страсти и неутолённого желания, умело поддерживаемый опытной девицей.
       Но вот как-то утром его пассии не оказалось на завтраке. Женька весь извёлся, дефилировал по коридору мимо её дверей, чутко прислушиваясь к голосам за дверью, тянул шею за обедом, высматривая возлюбленную. Потом, не выдержав, подошёл к её столику и соседи сказали, что девушка неожиданно собрала вещи и уехала, не оставив ни своего адреса, ни номера телефона.
       Женька тосковал три дня и три ночи, пока не обнаружил на столике в холле, где почтальон оставлял письма, адресованные отдыхающим, конверт с письмом для неё, без обратного адреса. Женька, скоммуниздив письмо, притащил его в нашу комнату и принялся въедливо читать, покряхтывая и обливаясь потом. Одолев каракули, вскочил и, разразившись многоэтажным матом, какого мы от него, ребёнка из интеллигентной семьи,  не слыхивали, скомкал письмо и бросил в урну. А сам пулей вылетел из комнаты, пушечно громыхнув дверью.
        Его дружок, молча выудив письмо из урны и разгладив его на колене, углубился в чтение. Я молча следил за его шевелящимися губами. Вдруг мой «соленоед» весь напрягся, хлопнул  ладонью по ляжке и изрёк непотребное словечко, красочно характеризующее Женькину пассию. Возмутившее его место он прочёл мне вслух: «Ну ты и сука!- писал неизвестный адресат - Меня сифилисом наградила, а сама укатила в санаторий?! Ну, жди, я еду. Урою тебя на месте!!!».
         Так вот причина неожиданного отъезда девицы! Женька - большой  вернулся с бутылкой водки, концом колбасы и батоном. Он разлил водку по стаканам, на его крупном лице блуждала жалкая улыбка.
- Ну, за то, что пронесло!- выдохнул он и опрокинул содержимое стакана в рот.
- За пронесло! – эхом повторили мы, с дрожью представив Женьку с провалившимся носом,  и тоже  выпили. Почему-то стоя.

11-12 декабря 2015 г.