Романс

Пламя свечи колыхалось в такт её голоса. Пожилая женщина посмотрела на притихшую девочку, допела романс и улыбнулась:
- Нравится?
- Очень.
- Это я сама обработку сделала. Ну, чуть-чуть изменила звучание. Всё то же самое, вроде, а звучит более душевно. Проникновенней. Любовь, боль, трагедия, как провод оголённый, при таком звучании. У соседей режиссёр один комнату на лето снимал, услышал как-то, как я пою, прибежал ко мне с магнитофоном и говорит, что не должна мелодия эта пропасть. Ну, я ему спела. Он суетится, нервничает, и при этом всё твердит, что обязательно в фильме его этот романс прозвучит. Может, и прозвучал. Да вот только ни режиссёр не появлялся больше, ни фильмов я не видела, потому что телевизор не смотрю. Он предлагал мне самой спеть этот романс в его фильме. Да куда же я от хозяйства уеду? Да и возраст не тот. И образование у меня… только средняя школа за плечами. Какая из меня артистка? Молодость ушла. Одни воспоминания только и остались о ней. В зеркало вот уже который год не смотрюсь: боюсь, должно быть. А вдруг не узнаю себя в той, что там отразится? Испугаюсь ещё, - засмеялась женщина.
- Ты красивая, - сказала шестилетняя девочка. – А когда поёшь, светишься вся. И на бабушку совсем не похожа. Ты молодая. 
- Скажешь, тоже, - смутилась женщина. – Что-то свет всё не дают. Авария где-то, не иначе. Придётся нам спать ложиться при свечах, как в старину.
- А мне нравится. Тени прыгают по потолку и стенам, словно ищут что-то. А пламя свечи дрожит, будто замёрзло. Но это же огонь, огонь не может замёрзнуть. Тогда… почему дрожит? Боится чего-то?
- А может, пламя свечи говорит так с нами, а мы его не понимаем? – включилась в игру внучки бабушка.
- Точно! Как жаль, что мы с тобой не знаем языка огня. Правда?
- Правда. Оно бы многое смогло нам поведать, - вздохнула бабушка.
- А ты посмотри на улицу. Что там происходит, расскажи, - попросила девочка.
- Солнышко село, темно на улице, скоро звёзды появятся, - пообещала бабушка девочке, сидящей в инвалидном кресле.
- У меня скоро ножки станут здоровыми, врач сказал, что операцию сделает, и я снова буду бегать.  Ну? Что там?
- Клён и каштан словно заглядывают к нам в окно, может, ищут тех, которых помнят или просто любопытно, что мы с тобой тут делаем?
- А на полу – кружевные узоры.
- Слышишь звучание ветра? Глаза закрой, услышишь лучше его песню. Будто голос подаёт он с поля, а неизвестно откуда взявшаяся скрипка подпевает ему заунывно-протяжно, словно плачет о чём-то, а потом, потом они сливаются воедино. Стон сливается со скрипом деревьев…
- Редкими ударами веток в окно, - продолжила внучка.
- Может, никак приют не отыщет, страдалец? Нет ему пристанища нигде. Вот ветер и носится по свету…
- Он свободен. Он может летать, куда захочет. Тогда чего ему не хватает? Почему он плачет так заунывно?
- Может, потерял что, а найти не может?
- Как я маму и папу? – спросила девочка.
- Ты знаешь, что их нет в этом мире, - сказала бабушка.
- А ветер не знает. Вот и ищет тех, кого любил, а найти не может. Ветер всхлипнет и ждёт, кто ему ответит? А никто не отвечает.
- Что-то печальным получилось сегодня вступление у нашей сказки, - вздохнула бабушка.
- Давай тогда оставим её продолжение на завтра, когда выглянет солнышко, - предложила девочка.
- Можно и так, - согласилась бабушка, закрыла штору, отошла от окна и посмотрела на кроху, сидящую среди подушек в инвалидном кресле: в местной больнице списанное оказалось, вот соседка медсестра и подсуетилась. 
Странно видеть ребёнка в огромном кресле, но что делать, если ничего другого у них нет. А всё время носить внучку на руках тяжело стало. Бабушка погладила девочку по голове и вздохнула. Внучка выжила после той катастрофы, а её родители – нет. И доктор, действительно, говорил, что операция должна помочь. Только она об этом не сообщала внучке, а слышать их разговор с доктором малышка никак не могла. Впрочем, после трагедии бабушка не раз замечала, что у внучки открывается иное видение. Её незатейливые предсказания сбывались с поразительной точностью.
- К нам почтальонша идёт, а зонтик не взяла. На обратном пути под дождь попадёт, - вдруг сообщила девочка.
- И чего ей надо на ночь глядя? – не удержалась бабушка.
- Телеграмму она нам от доктора несёт, известие хорошее. Его друг берётся оперировать меня. Нам завтра надо в город ехать.
- Господи, - прошептала бабушка. – Помоги нам, Господи, - и в это время раздался стук в дверь. – Иду-иду, - прокричала она и выбежала на террасу, прикрыв за собой дверь.
Через минуту она вернулась в комнату с телеграммой в руках.
- Ну, что, Зоенька, будем собираться?
- Да, да! Я буду снова бегать! И в школу пойду сама, как все дети, ножками.
- Мы тебе портфель купим, тетради, ручки и карандаши.
- А ещё альбом для рисования и учебники.
- Хорошо, милая, купим, обязательно купим, - сказала бабушка и вдруг расплакалась. – Услышал Бог мои молитвы.
- Ты чего плачешь, баб Насть? Всё же будет хорошо. Я знаю. Послушай, как ветер смеётся, над разломленной пополам луной. Сейчас туча спрячет её, дождь начнёт землю поливать, а почтальонша не успеет до дома добежать. И зонта у неё нет. Надо было ей наш предложить.
- Да как предложить, когда дождя не было, да он и сейчас… - начала она и вдруг услышала стук капель по крыше, - а вот и дождичек. Нам завтра зонт тоже нужен будет.
- Нет. Утром дождь перестанет и до нашего возвращения не начнётся вновь, - сказала Зоя. - Много вещей не бери. Мне халат, тапочки, зубную щётку, пасту, себе в дорогу сама знаешь, что брать, - девочка прикрыла глаза.
- Э-э-э, да ты спишь уже никак? – спросила бабушка. – Пойдём, я тебя уложу, а потом собираться в дорогу буду.
Она взяла ребёнка на руки и отнесла в спальню.
- Только вот операция денег стоит и немалых, где ж мы их возьмём с тобой, моя Зая? Ладно, пусть хоть проконсультируют и скажут, сколько нам надо собрать.
- Нам ничего не надо будет платить. За нас уже заплатили.
- Господи! И кто же это? Откуда такой благодетель?
- Это не благодетель. Это отец того парня, что сбил нас на дороге. Он отправил его далеко-далеко, испугался, что мы судиться будем. А теперь в церковь ходит. Это ему монах в одном очень старом монастыре сказал, что искупать грехи надобно.
- Мы твоих родителей всё равно не вернём, ни мамку, ни папку. А сын его уже наказан. Ему придётся с этим жить, - бабушка поцеловала Зою, и, вытирая слёзы, вышла из комнаты.
«А с кем судиться-то? Виновника аварии так и не нашли. Свидетелей – тоже. Дело как-то уж очень быстро закрыли», - подумала женщина.
Утро выдалось солнечным, тёплым. Бабушка посмотрела на спящую внучку и вздохнула:
- Жалко будить, но пора нам в путь-дорогу собираться. Господи, как же я тебя до вокзала-то дотащу с сумкой через плечо?
- Не надо тащить, - пробормотала Зоя, не открывая глаз, - сейчас Виктор постучит к нам в дверь. Он вещи принесёт от своей дочки. Красивые. Ты скажи ему. Что нам на вокзал надо. Он нас на своей машине довезёт, - она открыла глаза. – Иди, открывай.
- Так никого на крыльце нет.
- Сейчас появится, - улыбнулась девочка.
- И вправду идёт от калитки к крыльцу. Чудные дела твои, Господи, - женщина перекрестилась и побежала открывать соседу дверь.
Уже на вокзале, она обняла Виктора, поблагодарила за помощь.
- Так я уж вас посажу, а потом домой поеду, - сказал он, улыбаясь.
- Дядя Витя, не пей воду из автомата, когда нас проводишь, - сказала девочка.
- Это ещё почему?
- Она холодная очень, заболеешь.
- Ладно, буду до дома терпеть, - пообещал он.
Девочка покачала головой.
- Не веришь? – спросил сосед.
Зоя ничего не ответила, лишь вздохнула. Он посадил бабушку с внучкой в поезд и уже на вокзале, когда собирался опустить монету в автомат, вдруг замешкался. Парень, стоявший за ним, посоветовал ему не тянуть резину. Виктор пропустил его вперёд.
- Ой! – воскликнул парень, - ледяная вода, аж зубы сводит. Да где ж такую раздобыли?
Виктор ничего не ответил, резко повернулся и пошёл к машине.
«Вот же, пигалица», - подумал он.
В поезде бабушка пыталась скрыть свои переживания, чтобы они не задели её любимую внученьку.
- На работу тебя возьмут и со мной жить в одной палате разрешат. Нам оплатили отдельную палату…
- Господи, милая, что ты говоришь? Какая работа? Я же не врач и не медсестра, чтоб меня в больницу взяли на работу…
- Ты полы будешь мыть. Мы им понравимся. Вот увидишь.
- Господи! Где они и где мы с тобой? Это всё равно, что небо и земля…
- Но одного без другого не бывает, - сказала девочка.
- К сожалению, бывает. И горизонт, где будто бы они соприкасаются – иллюзия. Нет этой линии соединения. И небо над океаном – тоже небо…
Девочка сделала вид, что не услышала сказанное бабушкой. Чудеса начались сразу же, как только они переступили порог больницы.
- Анастасия Андреевна, вы не согласитесь поработать санитаркой в нашей больнице, пока ваша внучка будет находиться у нас? Жить будете в двухместной палате, которую оплатил спонсор, пожелавший остаться неизвестным. Еду вам будут приносить из столовой в палату. Да и зарплату получите. Деньги вам не помешают.
- Я согласна, - сказала Анастасия Андреевна и протянула свой паспорт.
Из кабинета главврача её проводила медсестра вначале в палату к внучке, потом выдала белый халат, показала, где находится подсобка на их этаже, объяснила, что входит в обязанности санитарки, и словно испарилась. Анастасия Андреевна вздохнула, прошептала:
- Где наша не пропадала, - и приступила к работе.
Она заканчивала уборку кабинета главврача, когда в слегка приоткрытую дверь услышала:
    - Выдающееся совершенство похоже на несовершенное, но его действие не может быть нарушено…
Анастасия Андреевна вздрогнула, потому что фраза, которую любил повторять её муж, была произнесена с теми же интонациями. Ей даже показалось, что и голос похож на голос её Серёженьки. Но муж ушёл из жизни пятнадцать лет назад. Ей захотелось увидеть того, кто это сказал. Она распахнула дверь, но в коридоре никого не оказалось.
- Померещилось, видно, - прошептала она и вернулась в кабинет, чтоб закончить уборку. – Да, как мал промежуток между молодостью и старостью. Может, именно поэтому мне кажется, что только вчера мы с Серёженькой бежали под дождём, когда возле моего дома он впервые поцеловал меня, а сегодня я проснулась бабушкой с внучкой на руках, а рядом больше никого. Только мы с ней, да напасти, как стая волков, обступили нас со всех сторон и воют, протяжно так, душу всю наружу выворачивают от безысходности и неминуемости предстоящего. Хоть плачь, хоть подвывай от тоски неземной, от страха. Да только вряд ли изменится что от воя моего. Эх, и молиться не научилась толком. Хотя если Бог вездесущ, он поймёт мою просьбу и так. Я же не за себя просить буду. Ну? – Анастасия Андреевна замерла на мгновение и мысленно попросила силу небесную помочь её внученьке. – Я думаю совсем необязательно молиться часами. Как говорил ходжа Насреддин, «насыщает не время, проведённое в корчме, а количество съеденного плова». 
Она улыбнулась и решила ещё раз обойти свои «владения», проверить, всё ли в порядке, не упустила ли чего: везде ли полила цветы, вытерла ли пыль в недоступных местах, блестят ли раковины и туалеты чистотой, не нужна ли её помощь больным. В последней палате лежала весьма привередливая особа. Никто не хотел связываться с ней. Её всё не устраивало. Но её палата – это часть «владений».
- Вы сказали, когда уходили, что навели порядок у меня в палате, - произнесла женщина, едва Анастасия Андреевна открыла дверь. – У меня было время проверить. И я утверждаю, что порядком здесь не пахнет, - она вызывающе посмотрела на худенькую санитарку.
- Два несовместимых суждения не могут быть одновременно истинными, - спокойно произнесла Анастасия Андреевна.
- Значит, один из нас говорит правду, а другой лжёт.
- Всё верно, два суждения, одно из которых является отрицанием другого, не могут быть одновременно ложными, одно из них истинно, другое – ложно.
- Остаётся выяснить, кто прав, - улыбнулась женщина.
- И вы уверены, что мы сможем с вами это сделать? Без третьего, независимого лица нам не обойтись в данной ситуации. А стоит ли вообще что-то выяснять, не проще ли сообщить о своих заблуждениях? Может причина претензий находится за пределами очевидного? Если человек признаётся, что лжёт, то лжёт ли он или говорит правду? – спросила Анастасия Андреевна.
- Кто вы, милое создание?
- Всё, что я скажу, не удовлетворит вас в полной мере, ибо в любой правде есть ложь и наоборот.
- Почему вы оказались на этом месте?
- Нет объяснения, которое бы устроило обе стороны в полной мере. Если я сообщу вам, что так сложились обстоятельства, то буду вынуждена рассказывать об этих самых обстоятельствах. Одно будет вытекать из другого, тянуть третье, требовать назвать четвёртое, а то, с чего всё началось, останется не разрешённым. Моя задача не уменьшить поток ваших претензий, а выполнить честно то, что положено. Так что, вам придётся повременить с претензиями, пока я не проверю сама обоснованность их.
- Для нянечки вы слишком умны. Что заставило вас взяться за швабру?
- Умение спрашивать об одном и том же разными словами меня восхищает, но ваша настырность не делает вам чести. Извините, - произнесла Анастасия Андреевна, - вы были не правы: здесь, действительно, чисто, - она улыбнулась и вышла из палаты.
В коридоре её догнала старшая медсестра и спросила:
- Ты знаешь, кто лежит в последней палате?
- Очень несчастная женщина. Одинокая, желающая всеми правдами и неправдами обратить на себя внимание.
- Да, но она ещё и весьма влиятельная особа. Это Анна Петровна. У неё связи…
- Но они не делают её счастливее. К тому же ей приходится соответствовать созданному молвой образу, а от этого ей всё сложнее вернуться к себе настоящей. Она любит спорить, а для этого ей нужен достойный партнёр. А поскольку она не находит его, то возмущение выливается в примитивные и весьма абсурдные формы, которыми она владеет в полной мере, - вздохнула Анастасия Андреевна.
- А нам-то что делать? – спросила старшая медсестра.
- Лечить.
- Да она здоровее всех нас вместе взятых, - еле слышно произнесла дежурная медсестра и покачала головой.
- Я думаю, что ваши пилюли здесь бессильны. Ей душу врачевать надо.
- Мы не священники, чтоб душой заниматься, мы тело врачуем… как можем…
- Я понимаю, - как-то смиренно произнесла Анастасия Андреевна. – Извините.
А вечером она рассказала внучке о женщине, которая всем недовольна.
- А ты спой ей.
- Я полы должна мыть, а ты мне предлагаешь концерт для неё организовать?
- А ты мой полы и пой тихонечко так, словно ты одна в помещении оказалась. Будто забылась. 
- Ох, чует моё сердце, Зоенька, нарвусь я на неприятность…
- Не-а, она удивится, а потом попросит бросить швабру в угол, сесть рядом и спеть для неё. Надо, чтоб она расплакалась…
- Донесут главврачу. Он взгреет меня по первое число. И придётся мне свернуть свои эксперименты с пением.
- Ему понравится. Вот увидишь, - засмеялась внучка.
Анастасия Андреевна убралась везде, кроме последней палаты. Постучалась в дверь, дождалась, когда ей ответят, поздоровалась и стала мыть полы, тихонько напевая, как советовала внучка.
- Вы чего там себе под нос бубните? – спросила Анна Петровна.
- Пою, - произнесла Анастасия Андреевна.
- Да бросьте вы свою швабру…
- Это работа моя. Я бы рада бросить, да не могу. Вот сейчас домою, вынесу ведро, руки вымою, тогда и поговорить можно будет. Подождёте или возмущаться опять будете?
- Подожду, - вдруг улыбнулась Анна Петровна.
Минут через двадцать Анастасия Андреевна вновь постучалась в дверь палаты, где лежала капризная пациентка в гордом одиночестве.
- Заходите! – крикнула женщина. – Я жду вас.
Анастасия Андреевна взяла стул, села возле кровати и молча посмотрела в глаза Анны Петровны.
- Вы не обижайтесь на меня. Характер у меня не сахар, осознаю. Но обо мне потом. Извините, как вас зовут?
- Анастасия Андреевна… Настя…
- А я Анна… У вас голос потрясающий. Вы мне всю душу вывернули своим пением. Я хотела бы вас попросить, если возможно, - женщина смутилась и замолчала.
- Вы хотите, чтобы я спела для вас?
- Да-да. Если можно…
- Отчего ж нельзя, спою…
- Настенька, извините меня за любопытство. Кто вы? Женщина, с интеллектом учёного, певица, каких ещё поискать надо, и вдруг – санитарка в больнице…
- Жизнь сюрпризы мне преподносит и не всегда позитивные. Это муж у меня учёный был, профессор, микробиолог. А я всегда при нём. У нас разница в возрасте большая была. Я в восемнадцать лет за него вышла. Школу окончила, отца похоронила, а мать раньше из жизни ушла, поехала поступать в институт, да не сдала экзамены, а вот с Серёженькой познакомилась. В двадцать доченьку родила. У нас в доме часто собирались друзья мужа, такие же учёные. Они дискутировали, а я слушала, смотрела на них восхищёнными глазами. Учёные, профессора, а как дети порой. Серёженька просил меня спеть для друзей, уж очень ему нравилось, как я пою. И я пела. Иногда часами. А они слушали со слезами на глазах. Мой муж говорил, что  «музыка – искусство интонаций». А интонации – ключ к подсознанию человека. Его друзья советовали мне в консерваторию  поступать. Но какая учёба, если на руках ребёнок малый, да мой профессор ещё один ребёнок. Дом большой, хоть и старый, ни домработниц, ни кухарок у нас не было, всё сама успевала. А вокруг дома сосны да берёзы. Серёженьке предлагали квартиру в городе, да он отказался. Уж очень любил он родительский дом. Вот так и жили, в любви да согласии. Дочка по стопам отца собиралась пойти, он с ней занимался. А пятнадцать лет назад Серёженьки не стало. Не увидел он ни радости моей, ни боли.  Дочь институт окончила, на работе познакомилась с хорошим человеком. Гошу тётка воспитала. Он сирота с двенадцати лет. Потом внучка родилась, Зоенька. У меня радостных забот прибавилось. А год назад в их машину врезался один юнец и уехал с места аварии. Если б сразу скорую вызвал, может, Лизонька и Гоша живы остались. Зоеньку спасли, только врачи вердикт вынесли, что ходить не будет. А потом доктор один обследовал её, обнадёжил нас. Добрый человек деньги на операцию перевёл. Вот мы и приехали с внученькой. А жить мне негде, да и денег нет, вот мне главврач и предложил у них поработать. Я с внучкой в одной палате живу… Операция у неё завтра очередная. Она у меня герой…
- Виновника аварии нашли?
- А чего его искать? Он и так наказан. Ему жить с этим придётся. А дочь с зятем не вернёшь. Это его отец деньги заплатил за операцию, я так думаю. Мальчишка-то молодой, восемнадцать всего. А в милиции нам сказали, что дело закрыли, потому что ни одного свидетеля не оказалось, а добровольно никто не пришёл сдаваться. Я думаю, что его отец отправил куда-нибудь подальше. Откуда знаю про мальчишку? Внученька сказала. Она у меня необычный ребёнок. Ой, разговорилась я что-то. Ну, слушать песни-то будете? – спросила она и, не дожидаясь ответа, запела.
В коридоре возле палаты склочной пациентки толпились люди: медсёстры, ходячие больные из других палат. Многие из них вытирали выступившие слёзы.
- Это что за митинг? – спросил главврач.
- Тише, ради Бога, тише, - попросила старшая медсестра. – Божественное пение. Всю душу выворачивает. И как такое возможно только? – она всхлипнула.
За дверью наступила тишина, а потом стоящие под дверью люди услышали слова романса:
- Вот вспыхнуло утро…
Мелодия старого романса звучала чуть иначе, отчего сам романс приобретал иной, более глубокий смысл. А голос будил что-то в душе давно забытое, когда через сострадание приходит очищение, и в странном полёте к неведомым высотам открывается то, что ты когда-то знал, но почему-то забыл. Забыл о той силе, без которой ничто не может родиться на земле. Энергия Любви пронизывала пространство, наполняла всё вокруг радостью и светом, вопреки словам романса, вселяла надежду, что всё самое лучшее ещё впереди, и оно обязательно придёт, надо просто верить и ждать.
- Это Анна Петровна? – удивлённо глядя на собравшихся, спросил главврач.
- Что вы! – взмахнула рукой дежурная медсестра, - это санитарка наша новенькая. Усмирила дикарку. Она вот уже час, как поёт для неё.
- А вам делать больше нечего? – с напускной строгостью спросил главврач, пытаясь скрыть выступившие слёзы.
- Так мы меняемся, - сказала старшая медсестра. – Может, попросить её, чтоб она и для других больных концерт устроила? Вы б поговорили с ней…
- Попробую, но ничего не обещаю, - сказал он.
- Тихо что-то. Разговаривают. А вот о чём, не слышно. Всё, товарищи, концерт окончен, расходимся, расходимся по палатам и служебным местам, - тихонько проговорила старшая медсестра, дождалась, когда все разошлись, и покачала головой: - Это надо же! Нашла всё же подход к её душе. Вот тебе и Анастасия Андреевна.
Анна вытерла слёзы и прошептала:
- Спасибо. Я от страха монстром стала. И замуж не пошла по той же причине. За мной ухаживал хороший человек, а я отказала. И детей родить не захотела. У меня душа будто скукожилась вся. В пятнадцать лет у меня мать от рака умерла. Мы с отцом и бабушкой остались. А через пять лет – отец с тем же диагнозом ушёл из жизни. А ещё через пять лет – бабушка. Я институт к тому времени окончила, молодой человек появился. Бабушкин диагноз вышиб у меня почву из-под ног. Какой-то злой рок завис над нашей семьёй. Вот тогда я и приняла решение, чтоб никому не делать больно, ни мужу, ни детям. Лучше в одиночестве встретить то, что мне предначертано. А с тридцати пяти лет стала ежегодно ложиться на обследование. И вот уже четыре года пытаюсь поймать болезнь за хвост, пока она не прижилась. Моя мать в тридцать пять ушла из жизни. У меня ничего не находят. А я с какой-то маниакальной настойчивостью обследуюсь и обследуюсь. Мне кажется, что врачи халатно выполняют свои обязанности. Я придираюсь к ним. И вместо радости, что я здорова, и благодарности Богу за это, я с подозрительностью смотрю на вручаемое мне заключение. И испытываю некое разочарование. Я отказалась от личной жизни, а ради чего? Последнее время меня всё больше посещают сомнения в правильности собственного решения. Но время ушло. Зато в карьере преуспела, - Анна склонила голову. – И что мне делать, Настенька?
- Жить, милая. Жить не ради себя. Перестать бояться. Я слышала, что в родильном отделении  от девочки отказались. Её пятнадцатилетняя мамочка умерла на операционном столе, от кого ребёночек, она так и не сказала. Её отец воспитывал. Жена лет восемь назад ушла из жизни. У отца – стресс. Он отказался забирать внучку. Всё твердил, что она виновата в смерти его дочери. Врачи ещё не оформили документы в дом малютки. Из больницы проще забрать. Вот тебе и семья будет, а одним брошенным ребёнком меньше.
- Мне ещё неделю здесь лежать. Я позвоню влиятельным людям. К тому же у меня знакомые в администрации города. Удочерить помогут. Документы,  все справки оформят в экстренном порядке. Лишь бы сердце отозвалось. Мне надо посмотреть на неё и с врачами поговорить, - она вскочила с кровати.
- Ну, я тогда пойду?
- Да-да, - сказала Анна Петровна.
А через неделю, когда взбалмошная пациентка забирала девочку из больницы, прибежал опомнившийся сорока пятилетний дед и потребовал вернуть ему ребёнка. Врачи напомнили ему об официальном отказе, сказали, что её уже удочерили. Дед, опустив голову, пошёл к выходу. Молоденькая медсестра сжалилась над ним и сказала, показывая на симпатичную женщину:
- Вон, видишь, твоя внучка в руках одинокой мамаши. Она такси вызвала. Если поторопишься, глядишь, к внучке в придачу ещё и жену получить сможешь.
- Спасибо, милая, - выкрикнул мужчина.
Анастасия Андреевна увидела в окно улыбающуюся Анну Петровну, а рядом симпатичного подтянутого мужчину. Он что-то страстно объяснял женщине. И вдруг произошло чудо. Она протянула ему ребёнка, взяла под руку и они пошли к остановившейся возле выхода с территории больницы машине.
- Ну, вот. Глядишь, и с ребёнком, и мужем домой вернётся. Храни их, Господь, - прошептала Анастасия Андреевна.
Врач, сделавший Зое операцию, обнадёжил бабушку:
- Реабилитацию пройдёт, и можете домой уезжать. У нас специалисты хорошие.
- У вас руки золотые. Случай-то неординарный был. Нам сколько профессоров приговор выносило, а вы Игорь Ильич поставили её на ноги…
- Да, но пришлось серию операций проводить. За один раз не сумел.
- Важно, что она полноценным человеком будет, и в школу своими ногами пойдёт, а не на кресле инвалидном поедет. Спасибо, доктор.
- Я хотел спросить, - Игорь Ильич замялся. – Ваша внучка, действительно, обладает даром видеть будущее, или это всё же её фантазии?
- После аварии, она говорит о том, что должно произойти. Объяснить она вряд ли сможет, откуда знает. И вам что-то сказала? Напугала?
- Да нет. В том-то и дело, что обрадовала. Только не знаю, правда ли это?
- Пока она ещё ни разу не ошиблась. Мы через пару недель покинем вас.
- Она тоже самое сказала. А я хотел бы задержать вас ещё на неделю.
- Попробовать хотите изменить то, что она вам сказала? Пробуйте. Только не забывайте про обстоятельства, которые могут сложиться иначе.
- Посмотрим. К нам в отделение вчера привезли мальчишку лет шести. Из-под завала вытащили. Пятиэтажка в результате взрыва газа обрушилась. Три человека погибли, включая его родителей, человек пять получили травмы. А он оказался под завалом, думали, что шансов у него выжить никаких не осталось. А он выжил. Травма позвоночника. Если не сделать операцию, останется калекой на всю жизнь. Смотрел снимки, сегодня оперировать буду. Ваша внучка сказала, что они в одну школу пойдут, и  за одной партой сидеть будут.  И операция успешно пройдёт. 
- В какой он палате? – спросила Анастасия Андреевна.
- К нему никого не пустят, к операции готовят.
А в коридоре Анастасия Андреевна столкнулась с главврачом. Посмотрела на перевязанные пальцы правой руки и не удержалась:
- Что случилось?
- В подворотне вчера двое юнцов на женщину напали, а я рядом оказался. И вот… перелом двух пальцев. Для нейрохирурга – это приговор. Хотя, наверное, время пришло уступить место молодым. На пенсию через месяц уйду. Дела приведу в порядок и уйду. Я Игоря Ильича на своё место рекомендовал. Вы про мальчишку слышали? Хочу забрать. С женой я развёлся ещё лет пять назад. Она моложе меня на двадцать лет была. За границей теперь живёт. Детей у меня нет. Я думаю, всё улажу. Игорь Ильич говорит, что даже в случае успешной операции на правую ногу малыш будет слегка прихрамывать, и это уже не исправить. Хочу снять домик на лето за городом. Серёженьке полезно будет.
- Кому? – переспросила Анастасия Андреевна.
- Мальчику, которого я усыновить хочу…
Через две недели, перед самой выпиской внучки из больницы, Анастасия Андреевна пришла проведать Серёженьку. Она вошла в палату и закрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть: на кровати сидел мальчишка удивительно похожий на её мужа. Она пообщалась с ним, оставила фрукты, а потом пошла к главврачу.
- Увольняться пришла. Хочу спросить, удалось ли оформить документы на усыновление?
- Один влиятельный человек помог.
- Я видела мальчика сегодня. Моего мужа тоже Сергеем звали. И на правую ногу он прихрамывал, ходил с тростью. В детстве с дерева неудачно упал. Так вот мальчик удивительно похож на моего мужа, который  пятнадцать лет назад ушёл из жизни.
- Нет. Я не верю в бредни про реинкарнацию…
- Я обняла его и ощутила, что люблю этого мальчишку, будто собственного ребёнка. Что-то такое родное исходит от него… и как это объяснить, я не знаю. Вы хотели за городом пожить. У нас с Зоенькой дом большой и участок, словно в сосновом бору. Старый профессорский дом. Вот адрес, - она протянула тетрадный лист с адресом и чертежом, как добраться от станции до них. - Приезжайте, Пётр Иванович, вместе с сыном. Мы будем ждать…
- Спасибо. Только при условии, что по вечерам вы будете нам петь… - он улыбался, - ну хоть иногда, под настроение.
- Конечно. Я согласна.
- Мы приедем. А если…
- Если понравится, то можете остаться навсегда. Они же ровесники с моей внучкой.
- Нам-то понравится. А вам?
- И нам, - улыбнулась Анастасия Андреевна.
Пётр Иванович обнял свою недавнюю работницу и прошептал:
- Вы чудо. Я тогда под дверью Анны Петровны, когда вы пели романс, стоял и плакал. Мне показалось, что моя зачерствевшая душа оттаивать начала. А потом Серёжа. Я всё думал, что в одиночестве сопьюсь, если работать брошу. Ведь мне уже шестьдесят. У меня же весь смысл жизни в работе заключался. Нет-нет, я не пью. Это всего лишь мои опасения, озвученные, когда смысл иной появился. Теперь…
- Всё будет хорошо. Лишь бы успеть детей на ноги поставить. Хотя Зоенька утверждает, что правнуков дождусь… и ещё нянчить буду…   
Она подошла к окну и увидела кружащегося над деревьями больничного парка орла, а внизу свою внучку, в новом корсете, присланном спонсором, ярко-красном халатике и белой косынке. Она медленно шла по аллее, держась за руку Игоря Ильича, и что-то говорила, говорила, говорила. А следом за ними медсестра везла пустую больничную коляску на всякий случай.
- К моменту моего ухода с должности и Серёжа вот так же…
Он посмотрел на Анастасию Андреевну и спросил:
- И где же ты была всё это время? Как же я жил, не зная о твоём существовании?
- Я свои испытания проходила, а вы – свои. Всё срастись должно было, чтоб правильно, чтоб ценили каждую минуту жизни, осознавая, что их, этих минут, может и не так много отпущено нам. Значит, не количеством, а качеством удивлять друг друга должны.
- Орла видишь? Говорят, что это символ Духа. Может, он прилетел поддержать нас в принятии решения, от которого будет зависеть наше будущее?
- Да всё уже давно принято… там, - Анастасия Андреевна показала на небо, где продолжал летать кругами орёл, и улыбка преобразила её лицо.


Июнь 2015 года