Реалити...

Предварительная подготовка к завтрашним полетам. Я – штурман эскадрильи, обязан её организовывать и контролировать. Организовал, теперь контролирую. Осматриваю класс, вижу штурмана корабля, хохла украинской национальности, по выражению лица которого, хорошо заметно, что мыслями он где-то далеко от полетов. Подхожу для визуального и голосового  контакта.
- О чем задумался, детина?
- О кроликах, Михаил Владимирович…
- А что так? Все о полетах, а ты о кроликах?
- Вот закончится этот кошмар в стиле «милитари», пойду на дембель,
поеду домой, буду кроликов разводить…
- А почему кроликов?
- Потому, что «кролики - это не только ценный мех…».
- Хорошие у тебя мечты, но, не совсем к месту. Давай, ты подумаешь о
том, как завтра, в полете на радиус, подойдешь на рубеж в заданное время,
а то у тебя не все с этим хорошо.
- Понял, но ведь полеты – это так приземлённо…
- Приземлённо – это уже для меня, а для тебя, выход на цель в заданное время, пока еще, - голубая мечта.



   Случился выходной день. Ребята зашли, сидим у меня дома,
о жизни разговариваем, выпиваем немного, по чуть-чуть.
Командир позвонил, сказал, что в «город» поедет, оставил
меня «старшим за все». Ничто не предвещает…
Опять позвонил командир:
- Тут, «на твоем» КПП, лейтенант ногу себе прострелил,
ничего страшного, медиков я вызвал, ты давай, разберись,
доложишь, куда надо, а я же в «город» уехал, меня нет.
Ну вот, день «перестает быть томным». Позвонил и я в полк:
- Оперативный! На КПП «самострел», лейтенант себе в ногу
выстрелил, медики уже там, вызови комэску, пусть замену
выставит, собери все данные по лейтенанту, пока ничего не
докладывать, я в лазарет, и пусть комэска туда подойдет, как
только все данные тебе выдаст.
   Побрел в лазарет… Так…, лейтенант лежит бледный, трясется,
но больше от страха, пуля прошла на вылет, доктор проявляет
знания и умения, все идет по плану, если так можно сказать.
- Ну чё, лейтенант?
- Да я…, это…
- Конкретнее, что ты все намеками?
- Ну сидел, скучно, достал пистолет, разобрал, хотел получше
изучить…
- Молодец! Теперь ты даже знаешь, как бывает больно, когда пуля
проходит через ногу, будешь всем рассказывать. Что дальше?
- Сижу, детальки изучаю, и вижу, что к КПП едет машина командира.
Я быстренько пистолет собрал, но задергался, и контрольный выстрел
сделал после того, как машинально передернул…, а я уже бежал встречать
командира.
- Все понятно. Спасибо, что не в командира выстрелил. Ладно, не бойся,
накажем тебя не больно, ты уже сам себя наказал.
Пришел комэска. Мне не хочется с ним разговаривать, но надо:
- Ну чё, бля…?!
- А я чё?
- Ты за все!!!
- Ну да…
- Ладно, завтра поговорим подробнее, а сейчас выставить у койки
лейтенанта пост из его товарищей и начальников, и караулить до
утра, чтобы он, от страха, ничего с собой не сотворил, да не давайте
ему много пить, знаю я вас.
   Пошел я в штаб, проверил макет доклада о травме, разрешил доложить
в штаб ВВС, выслушал обратную реакцию, плюнул на все, и ушел домой,
вспоминая о том, что сам был таким же лейтенантом, и тоже разбирал
пистолет, сидя в наряде, несмотря на то, что это категорически запрещено.
Выходной был безнадежно испорчен…



На этот «Военный Совет» нам с командиром лететь совсем не хотелось. Мы знали, что нас будут «хвалить не вынимая» за то, что совсем и не относилось к выполнению боевых задач и плана летной подготовки, - придурошный контрактник нашего полка полез в трансформаторную подстанцию за «цветметом», в результате чего сам превратился в головешку, и на сутки был обесточен гарнизон. Но лететь пришлось…
«Военный Совет» прошел, как и ожидалось, каждый, кому удавалось взгромоздиться за трибуну, не упускал возможности лягнуть наш полк, и его командира, заслуженного летчика, командовавшего полком около 10-ти лет, и презиравшего это скопище бездельников, которое гордо называло себя штабом ВВС. Короче, к концу этого дня, нервы нам сильно повредили, несмотря на то, что в процессе каждого перерыва в заседании, мы принимали немного «успокоительного» в кабинетах штаба. Но, все плохое когда-нибудь заканчивается, закончился и этот «Военный Совет»,  мы поехали на аэродром, где нас ждал самолет.
На аэродроме стоял наш Ан-26, он уже «звенел и подпрыгивал», мы быстро загрузились, и помчались в свой гарнизон, весело выпивая и закусывая, пытаясь забыть, как сон, весь этот спектакль, где нас забыли похвалить за выполненные боевые службы, и план по налету. Летели два с половиной часа, поэтому, выпили не так уж и мало, но в принципе, были вполне в норме, ну, как обычно.
Прилетели поздно ночью, к 24.00, мороз «под тридцатник», поэтому быстренько залезли в «Уазик» и поехали к командиру домой, там его высадили, и в штаб, мне надо было сдать «секреты», дождаться доклада от начальников штабов остальных частей о сдаче «секретов», доложить об этом в штаб ВВС, и лишь потом идти домой. Ну, сижу у оперативного дежурного, позвонил домой, доложил, что прилетел живой, в телевизор смотрю, жду докладов. В штабе тишина, только внизу дежурный по полку шевелится, бдительность изображает. И вдруг, внизу какое-то возбуждение возникло, голоса какие-то…
Вышел я на лестницу, и вижу своего командира, которого мы только что домой отвезли. Командир злой, на мой немой вопрос только рукой махнул в сторону своего кабинета, пошли, мол, ко мне. Ну пошли, разберемся. Зашли в кабинет, командир сорвал с себя осточертевшие  шинель и «шапку с ручкой», бросил все на диван, и выкрикнул – «Ты представляешь, эта …, она мне сказала - где пил, туда и иди!».
Надо пояснить, что у командира не все хорошо было с женой, которая служила прапорщиком у нас в полку. Уж и не знаю, что ей не нравилось, то ли то, что мы план по подготовке командиров кораблей не всегда выполняли, или то, что у планшетистки-холостячки родился ребенок, очень похожий на командира, и весь гарнизон об этом судачил. Ну, вы поняли, с претензиями была, такая, неравнодушная…
И вот мечется командир по кабинету, злой, как собака, а я на него смотрю, и чего-то не понимаю. Нет, командира я понимаю, нельзя же обижать командира дома, особенно после того, как нас обижали на «Военном Совете» целый день, но вот во внешнем виде командира мне что-то не нравится. Я напрягся, остановил командира, и внимательно его осмотрел. Вроде, все на месте, но чего-то не хватает. Не, мы, конечно, выпивали в самолете, да и время уже позднее, но не могу суть ухватить, и все тут. Ладно думаю, как там у Есенина, - «… Большое видится на расстояньи…», отошел я от командира, глянул на него издалека, и понял – на нем не  было обуви, ну совсем не было, то есть, стоял он в одних носках. Ничего не говоря, показал командиру на его ноги. Он просто оторопел, а когда смог говорить, его опять понесло – «Ну ты глянь, какая …, до чего довела, так разозлила, что даже ботинки забыл надеть!». Я слушал этот крик души, а сам думал, что это хорошо, что мы ночью прилетели, и никто не видел, как начальник гарнизона, в 30-ти градусный мороз, в одних носках идет по улице. Я еще много о чем подумал, и о том, что мне тоже надо идти домой, и у меня ведь там тоже жена, и тоже прапорщик…
Мои думы прервал командир – «Ну что стоишь, неси спирт, не видишь, командир ноги чуть не отморозил, надо что-то делать». И еще пару часов мы с ним «что-то» делали, пока его не сморило, и мне не удалось ускользнуть домой.
А запасные ботинки нашлись у командира в кабинете, как-то получил на складе, и забыл домой отнести.