Генерал Терпиловский голова на плахе

(Документальный рассказ)


Военный городок Боровка, сто километров западнее Витебска. 30 июня 1941 года, кабинет начальника Лепельского минометного училища. Телефон, соединявший с Москвой, вдруг затрещал всполошно.

- Генерал-майор Терпиловский слушает!

- На проводе народный комиссар обороны Союза ССР Тимошенко. Вы назначаетесь начальником Лепельской группы войск. Приступайте!

Борис Робертович медленно опустился в кресло. Нет, он не был в растерянности от бухнувшего взрывом известия. Разве ему, кадровому офицеру, не были знакомы крутые повороты? Словно пороги в размеренном течении реки, они вносили в судьбу невероятные неожиданности. Так было в семнадцатом году, когда старая армия клокотала, а потом распалась.

Терпиловский тогда безоговорочно подчинился революционному водовороту и, без принуждения, добровольно, вступил в новую, рабоче-крестьянскую, армию. А что оставалось делать? Армейская нива была его хлебом, он избрал военную стезю еще в молодости, поступив юнкером в Александровское училище. Шел по стопам своих предков-костромичей, присягнувших на верность Отечеству. Из поколения в поколение тянулась нить ратной службы, и самодержец отметил их род почтением, наградив дворянским титулом.

Борис считал своим долгом хранить семейные традиции. Он ничего не скрывал. Когда заполнял учетную карточку реввоенсовета в 26-м году, в графе «социальное положение», открыто указал: «личный дворянин».

А чего было скрывать? Кому надо, знали о нем всё. Первую мировую закончил в чине штабс-капитана тяжелой артиллерии. Был ранен. Верность новому, пролетарскому, строю доказывал, распространяя большевистские лозунги и защищая от белых Симбирск – родину коммунистического вождя, Владимира Ильича Ленина. 

Теперь это был главный козырь в руках Терпиловского. Причем, осознанно приобретенный. Он действительно проникся идеями Ленина и по-настоящему считал, что пришло время социальных преобразований, что жизнь надо менять. Отступников не поддержал: уйдя на Дон, они встали на путь вооруженного сопротивления, что грозило развалом русского государства, вело к еще большему обнищанию и скатыванию масс в пропасть.

Большевики его опыт использовали на всю катушку. Он руководил операциями, работая в красноармейских штабах восточного направления, сражался с белочехами и колчаковскими дивизиями, участвовал в экспедиционном походе против Унгерна в Монголию.

Окончательную преданность марксисткому делу доказал, подавляя крестьянские бунты в Иркутской губернии в 21-м году, носил как почетные революционные награды - золотые часы, подаренные командованием 5-й армии и орден боевого Красного знамени. 

Красногвардейские чиновники все чаще рассматривали его кандидатуру как приемлемую для комиссара – идейного вдохновителя армейских масс. Хотя сам Борис Робертович был не в восторге от «перевоплощения», «активного участия, - откровенно писал в анкете, - в революционной деятельности не принимал».

…Приказ из Москвы отдавался эхом всей последующей деятельности. После смерти Ленина его, как порядочного русского офицера, всё чаще посещали мрачные мысли: во власть шли свежеиспеченные люди, далекие от справедливых и честных правил, избравшие руководством к действию не методы убеждения и коллективного обсуждения, а меры устрашения и насильственного подавления инакомыслия, малограмотные. Вот и сейчас он перевел беспокойный взгляд на портрет вождя советского государства – Сталина, и комок беспричинной тоски сдавил мужественное горло. Иосиф Виссарионович пристально смотрел на бывшего царского офицера, будто спрашивая: боишься меня?

Терпиловский был не робкого десятка. Но вся его последующая деятельность – во имя социалистической революции и всеобщего достатка – приучила к нелишней осторожности. Вторую учетную карточку для реввоенсовета он заполнял, тщательно обдумывая каждую запись. Зная отношение новоявленной власти ко всему самодержавному, в графе о национальности писал не «великоросс», как прежде, а «русский», а в графе о бывшем сословии поменял «личного дворянина» на «интеллигента». Борис и тут не врал. В бытность свою учащимся изучил три иностранных языка: английский, французский и немецкий. В отличие от сталинской верхушки, тратившей силы на террор, он много учился и многое приобрел.

«Donnerwetter!» - мысленно «выругался» Борис Робертович. Полученные знания могли вывести его на плаху. Перемещение в Лепель было не случайным, Сталин вершил судьбы бывших царских военачальников одним махом.

Терпиловский был знаком со многими репрессированными сослуживцами, относился к той категории военспецов, которые поддерживали новаторские идеи. Он был знаком с Тухачевским по совместной деятельности, когда отбивали Симбирск, и позже их пути неоднократно пересекались: когда поступал в Военную академию РККА и работал во всероссийском штабе (оперативное управление), подчиненном Михаилу Николаевичу Тухачевскому. А когда тот стал командующим Ленинградским военным округом, в город на Неве перебрался и Борис Робертович - занял должность начальника военно-инженерной школы.

…Генерал тяжело вздохнул: «Как бы сложилась его судьба, если бы у Тухачевского не разладились отношения с Климентом Ворошиловым, исполнявшим обязанности наркома и стоявшим ближе к Сталину?»

При мысли о вожде в сознании Бориса Робертовича мелькнула провокационная мысль. Отождествляя свою карьеру с тухачевской, он каждый раз задумывался о небольшом нюансе, который все острее проникал в мозг и не давал покоя. У Тухачевского тоже были дворянские корни и воспитывался он также в Александровском училище,  знал немецкий язык. Не это ли сыграло свою роль, когда маршал был обвинен в шпионаже на пользу Германии, и поплатился жизнью?

Не хотелось вникать в суть обвинения, но мысль упрямо сверлила мозг: «А не потому ли Сталин казнил известного маршала – чтобы тот не препятствовал его дальнейшим планам?»  И каждый раз, когда речь заходила о «немецких шпионах», как в кино, рисовалась картина сталинского выбора. Складывалось так, что с обострением советско-германских отношений набирали обороты сотрудничества с Америкой. Сталин закупал там моторы для самолетов и фордовские двигатели для бронированных машин, расплачиваясь советским золотым запасом… И получалось, что он способствовал иностранному капиталу! Выходило, что Сталин косвенно поддерживал зарубежных воротил, их доходы от военных поставок стремительно росли.

…Холодок растекся по телу Бориса Робертовича. Он был на краю пропасти. В 1928 году он работал старшим руководителем Военно-политической академии имени Н.Г.Толмачева. И так случилось, что партийцы-академики приняли взрывную резолюцию – о том, что в армейской жизни набирают силу отрицательные явления. А реввоенсовет, который возглавлял Ворошилов, на своем расширенном заседании подверг резолюцию резкой критике. Пришлось исправлять положение и принимать новый документ, который осуждал предыдущий.

Но раскол в научной военной среде был налицо, и вскоре последовали массовые увольнения, аресты преподавателей и бывших выпускников.

Машина террора, набирая обороты, ползла вверх, к руководителям высшего ранга. По «делу военных» был приговорен к смертной казни Тухачевский, и карьера Бориса Робертовича тоже покатилась вниз. В 1936 году он был снят с должности начальника и военкома Ленинградской военно-инженерной школы (кстати, она явилась в 1941 году единственным в стране военно-учебным заведением, способным готовить офицеров-электриков по эксплуатации боевых машин реактивной артиллерии «Катюша», и была эвакуирована, как ни странно, на родину Бориса Робертовича – в Кострому). Терпиловского задвинули в немыслимые «дебри» - сначала «начальником  военной подготовки учащихся МВО», а затем «начальником Мичуринских КУНС запаса»…

Новая должность – начальник Лепельского минометного училища - тоже выглядела из разряда «подальше от двора», но больше походила на возврат к прошлому, была с оттенком  «тухачевского наследия» - правда, в другом ключе. Тухачевский был автором воинской базы под Лепелем - когда советско-польская граница отодвинулась от Бреста. Именно он присмотрел уникальное место между Западной Двиной и Березиной, прикрытое густой сетью небольших озер и речной долиной Уллы.

В связи с расширением агрессивной политики гитлеровской Германии 116-й километр железнодорожной ветки из Орши – так именовался район дислокации частей, привязанных к станции Иконки, -  приобрел особое значение. А боевые действия СССР на Халхин-Голе, Хасане, в Испании и Финляндии  показали реалистичность теоретических задумок стратега Тухачевского, четко проступила необходимость модернизации вооружений. На смену лошадиной упряжи шли ревущие моторы: танковые и самолетные. И вставал призрак использования оружия массового поражения.

По линии службы Борису Робертовичу пришлось соприкоснуться с отравляющими веществами. Не только тогда, когда испытал лично на себе, в окопах первой мировой, на австро-германском фронте. Но и значительно позже, в 1926 году, когда, будучи начальником штаба 18-го стрелкового корпуса, по совместительству руководил Иркутским районом военхимобороны. Он не был в восторге от идеи применения газов, а склонялся всецело к наработкам в области ракетного вооружения, был артиллеристом и хорошо представлял перспективы дальнейшего совершенствования этого вида техники.

Назначение в Лепель манило новыми предпосылками, минометное училище  приоткрывало небывалую страницу в артиллерийском деле - становилось кузницей  офицерских кадров для ракетных расчетов.

Конечно, Терпиловского никто не посвящал в «святая святых» верховного командования, однако подспудно он улавливал: Сталин уже не доверял взглядам недалекого Ворошилова и, кажется, осознал, что можно получить солидную выгоду от использования новаторских идей убиенного им прогрессивного маршала.   

Свой первый приказ на новом месте Терпиловский писал 7 августа 1940 года с большой надеждой. «С сего числа вступил в исполнение обязанностей начальника гарнизона 116 км», - гласил первый пункт. Далее шли параграфы, определявшие структуру гарнизонной власти. Заместителем по политчасти назначался батальонный комиссар Кучин (так в тексте, - авт.). При этом от тех же обязанностей освобождался представитель 87-го кавалерийского полка, батальонный комиссар Облогин. Гарнизонным врачом определялся военврач 2-го ранга Прощенко, а на хозяйственную должность ставился интендант 2-го ранга Иванов.

На всех важнейших участках гарнизонной службы расставлялись люди минометного училища. 

Это была своего рода маленькая революция. Начальник одного из важнейших военно-учебных заведений становился полновластным хозяином, ему теперь подчинялся кавалерийский полк – детище когда-то всесильного Ворошилова. 

Времена, действительно, менялись. Возвращались в строй опальные комбриги. Так, первый набор курсантов ЛМУ делал полковник Иван Корчагин, ранее побывавший в сталинском застенке. 

Коррективы вносило время. Статус училища рос, его перевели в лучшие бытовые и природные условия – в хвойный массив Боровка, и генерал-майор Терпиловский планировал уже первый выпуск офицеров: в декабре 1941-го года.   

Что столкновение с Германией неизбежно, стало ясно за неделю до 22 июня. 37-я стрелковая дивизия, часть из которой располагалась на 116-м километре, грузилась в вагоны и выдвигалась в сторону западной границы.

Терпиловский опасливо оглядывал пустующие помещения, и тревога гнездилась в сознании: ему, прошедшему всю первую мировую, был хорошо известен момент восточно-прусской операции 1914 года, когда погибла в самом начале войны 2-я русская армия. Как бы не повторилась та же участь! Танковые части вермахта очень подвижны, маневренны – совладает ли с ними слабо подготовленная советская армия? Одними лозунгами не закидаешь.

Что делать, если моторизованные немецкие силы ворвутся в междуречье, оставленное без прикрытия? Терпиловский чувствовал свою ответственность за жизнь 1600 новобранцев, он не успевал подготовить их к сражениям.

Однако, наученный горьким опытом сталинского давления, беспрекословно следовал указаниям верховного. А что он мог противопоставить?

…Борис Робертович снова посмотрел на портрет вождя: звонок по прямому проводу с требованием возглавить оперативную группу, казалось, исходил из необходимости - выручишь? Его можно было рассматривать как возвращенное утраченное доверие. Но почему в Москве, в верховной ставке, ни слова о судьбе учащихся? Неужели там рассматривают необстрелянную молодежь как составную часть его группы войск, как боевой контингент? 

Генерал сдавил руками голову: со стороны казалось, что человек ищет смысл бытия. Терпиловский не знал, как быть. Передовые части вермахта уже овладели Минском и подкатывались к Березине. Как артиллерист, он видел возможные маршруты прорыва и наиболее удобные позиции, чтобы выставить заслоны. И силы, пусть не значительные, но были. Один только 103-й противотанковый дивизион располагал восемнадцатью орудиями, а расчеты имели опыт ведения боевых действий в Финляндии. Правда, он привык воевать на тяжелых орудиях – гаубицах. А тут в основном пушки-«сорокапятки» да легкие минометы…

В замысел верховного командования его никто не посвящал. Он не знал, что сзади, на рубеже Витебск-Орша, концентрируются советские механизированные корпуса, и Сталин делает большие ставки на контрудар. Замысел был прост: удержать позиции справа и слева, в Полоцке и Борисове, а в пространство между Западной Двиной и Березиной двинуть бронированный кулак – направить более тысячи единиц танков: чтобы они вонзились в движущиеся колонны немцев и рассекли наступавший строй. Далее было делом техники: «расправив крылья», накрыть фашистскую саранчу - ударами справа и слева. При этом ошеломляющую роль должны были сыграть установки залпового огня – секретное сталинское оружие, первые образцы которого выдвигались под Оршу.

Верховный был настолько уверен в успехе задуманной операции, что помышлял только об одном: чтобы побольше ударных сил вермахта втянулось в междуречье – «убойное пространство».

Главное было – не раскрыть замысел, стоять на рубеже атаки до условного сигнала… 

О будущих офицерах минометного училища приходилось заботиться ему, генералу Терпиловскому. Он не знал, что Сталин накануне войны подписал исторический приказ: о формировании ракетных частей, и его подопечные рассматривались наиболее вероятными кандидатами на новые должности. Однако срывать их «с насиженного места» наверху не торопились: видимо, командование было в полной уверенности, что Лепельский контрудар завершится полной победой.

Борис Робертович оставался один на один с грозным противником. Теперь его судьба зависела только от немцев: как быстро они продвинутся. Вначале сохранялась надежда, что они вообще обойдут Лепель – пройдут стороной. И поначалу такие предпосылки были. Авиаразведка доносила, что от Минска танковые колонны повернули к Борисову.

Однако война очень быстро ломает первоначальные представления. Дивизии Гота неожиданно развернулись, избрав обходной маневр к Витебску и самый короткий путь к восточной столице Белоруссии – через Лепель и Уллу. Утром третьего июля первые моторизованные подразделения подошли к городу…

Теперь Борис Робертович Терпиловский жил ожиданием – как предотвратить самое страшное, как спасти ребят? К своему ужасу, он осознал, что их стало в два раза больше. К непосредственному контингенту минометного училища добавились курсанты-пехотинцы, отступившие из Вильнюса.

У него были два выхода: либо встать грудью на пути вероломного врага и погибнуть в схватке либо уйти на восток, под щит сосредоточившихся за спиной частей. Он имел право отступить. 1 июля пришел, наконец, приказ – не от верховного, а из Главного артиллерийского управления - эвакуировать ребят в Можайск.

Но было поздно. Железный путь на Оршу был закрыт. Обстановка усложнялась тем, что оставалась незавершенной основная задача - вывезти многочисленные склады, на которых хранилось до полутора тысяч вагонов различного армейского имущества: снарядов, мин, бомб, продовольствия.

Он понимал: отстоять город, дать серьезный отпор врагу на подступах к Лепелю – не в его силах. Он попросту не имел резервов.

И все же с ходу передовые части Гота не смогли ворваться в Лепель. Курсанты дали бой. Чем могли: минометами, «сорокапятками» и винтовочками. Терпиловский видел с командного пункта, как бравые немецкие солдаты пятились назад, подойдя к переправе, с западного берега Эссы. Он заставил их отступить!

Гот приказал своим танкистам занять позиции в отдалении, куда не долетали снаряды обороняющихся и где не могли их достать…

Ночь прошла в тяжелых раздумьях. Что делать дальше? Регулярные наши части на помощь не выдвинулись, поддержки было ждать неоткуда. Приказ предписывал – спасаться за высокими берегами Западной Двины.

…Они уходили под аккомпанемент взрывов – рвались заложенные на дорогах минные заграждения и не до конца вывезенные складские запасы. Уходили, оглядываясь на оставленные позиции и сохраняя уверенность, что скоро снова займут учебные классы.

Фашистские танки настигли их в двух десятках километров от Западной Двины. Первый батальон майора Серебрянникова был взят в клещи у деревни Сапеги, а два других столкнулись лоб в лоб у местечка Бочейково.

Бой был короткий, но смертельный. Курсанты дрались отчаянно, показывая молодецкую удаль и жертвуя собой. Генерал-майор Терпиловский сжимал кулаки, а вздутые от напряжения желваки на его измученном лице выдавали степень переживаний: было больно видеть. Он желал им сохранить свои жизни.

На другой берег реки переправились в сильно поредевшем составе. Курсантам приказали занять позиции в составе регулярной воинской части и держать переправу, пока наши мехкорпуса будут атаковать.

Контрудар провалился. Бездарная стратегия высшего армейского руководства могла похоронить, перемолоть весь оставшийся курсантский набор. И ребят, наконец, сняли с оборонительных позиций на северном берегу Двины и отправили к местам их дальнейшего обучения.

Терпиловского, когда он прибыл к месту нового расквартирования, поджидали сотрудники НКВД…

13.12/15


P.S. Чтобы убедиться в достоверности сведений о генерал-майоре, я запросил архивную службу ФСБ Российской Федерации. 19 февраля 2016 года последовал обстоятельный ответ.

Привожу дословно главную выдержку из представленного пояснения:
 
"Терпиловский  Борис  Робертович, 1892 года рождения, уроженец Костромы, член ВКП(б) с 1919 года (исключен в связи с арестом), с высшим военным образованием, начальник Лепельского минометного военного училища, генерал-майор.

Арестован 13 сентября 1941 г. Особым отделом НКВД Сибирского военного округа.

По  приговору  Военного  трибунала Сибирского военного округа от 5-14 декабря 1941 г. на основании ст. 193-21 п. «б» УК РСФСР осужден к высшей мере наказания  - расстрелу, с лишением воинского звания.

Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1942 г. высшая мера наказания заменена десятью годами лишения свободы в ИТЛ с отправкой на фронт.

Сведений о реабилитации и дальнейшей судьбе Терпиловского Б.Р. в материалах дела не имеется..."

Добавлено, что факты последующей деятельности Бориса Робертовича надо искать в архивах Министерства обороны Российской Федерации.

Март 2016.

P.S. Надеясь, что гриф секретности уже снят с "дела Терпиловского" (прошло более 70 лет), я решил с ним ознакомиться. Каково же было мое удивление, когда узнал вот что.

Оказывается, в мае 2016 года военная прокуратура ракетных войск стратегического назначения, рассмотрев материалы архивного уголовного дела в отношении Терпиловского Бориса Робертовича, вынесла решение об отказе в реабилитации.

Вот те на! Странное дело. Получается, что Президиум Верховного Совета СССР 6 апреля 1942 года фактически снял с него обвинения, заменив высшую меру наказания отправкой на фронт. Там Борис Робертович, как пишет Википедия, отличился, и не раз: был награжден орденами и медалями, получил очередное звание генерал-лейтенанта, занимал высокие командные должности, участвовал в освобождении Польши и боях на территории Германии.

И что ж теперь? Не реабилитировал себя даже столь высокими заслугами?

Непонятно...

Октябрь 2017.