Марыся - дочь Одессы

   Есть особый тип женщин. Они располагают к себе сразу. С ними всегда легко. Кажется, всю жизнь было знакомо лицо, манера говорить, улыбка. Не зависимо от возраста они притягивают взгляд какой-то загадкой.
   Такая «таинственная» женщина появилась однажы в моём далёком детстве. Она была очень красива. Горели искрами её пронзительно-озорные, лукавые глаза. Прямые, всегда подстриженные, густые, черные волосы  она упрямо не завивала никогда.
   Она была невероятно свободолюбива. Обо всём имела личное мнение, которое, впрочем,  не навязывала никому, но которое никогда не боялась высказывать. Это всегда поражало.
   Для меня остаётся загадкой, как с таким характером ей удалось выжить в годы войн, репрессий, гонений. Ей – оставшейся одной с ребёнком на руках в тяжелейшем тридцать третьем; ей - в окупированном городе в сорок первом; ей - скрывавшей долгое время еврейских детей - школьных друзей дочери; ей - волею судьбы оставшейся одной, без близких и  друзей, в небольшом молдавском городе.
   Болгарка по отцу, одесситка по рождению, она была очень гостеприимна. Готовила обычно традиционные одесские блюда, но когда в доме ничего, кроме овощей, не было, варила невероятно вкусный и  краснющий борщ,  по какому-то особенному болгарскому рецепту.
   Однако лучшим угощением за столом была беседа. Она рассказывала, а я будто видела первые одесские трамваи, что сменили конку, на которой в детстве ездила она; слышала крики торговок  Привоза, зазывающих к рядам с серебристой, очень нежной черноморской скумбриёй; ощущала аромат, идущий от гор рыжих апельсинов, привозимых китайскими торговцами восточной экзотикой; пробовала кетовую и черную икру прямо из больших бочек ложками. Будто совсем рядом раздавался скрип и лязг «биндюгов» - больших грузовых телег, запряжённых красавцами тяжеловозами, что везли товар на Староконный рынок.
   Она многое пережила за свои восемьдесят восемь лет, но дух её, как и лицо, обрамлённое не седеющей гривой, был не подвластен времени. Всё также рассказывала одесские анекдоты и про соседку Сару , а смеялась так заразительно, что стновилось ещё смешнее. Она , как и все одесситы её поколения,  любила подтрунивать. Шутки её были остроумными и не обидными , а юмор добрым.Она очень  много читала и знала. В старости выписывала газеты и покупала книги, несмотря на мизерную пенсию. Живо интересовалась достижениями науки, ценами на рынке, необычными явлениями и особенно тем, что происходило в родной Одессе. Она приезжала в любимый город даже тогда, когда ей было уже за восемьдесят. –Какие наши годы !- отвечала она на удивлённые возгласы моих соседей.
   Непоседливая, она была удивительной рукодельницей. Меня поражало её исскуство кружевного вязания. До последних дней своих  не сидела без дела, придумывая всё новые узоры и техники. Её отличали огромная щедрость и доброта.  Связанные за многие месяцы скатерти необыкновенной красоты она раздаривала приятелям, знакомым. Пинетки их внукам, вывязанные её руками, были похожи на пирожные. 
   Для меня остался  тайной источник стойкости и жизнелюбия этого человека, сохранившего на всю жизнь тонкий ум, трезвость мышления и чувство юмора.
   До конца своих дней она была моим другом, хотя нас разделяло почти сорок лет.
   У неё не было регалий. Она работала простым бухгалтером районо. Её знали многие в городке, но только я называла её Марыся.
   Она была необычайно интересным человеком и просто... настоящей  дочерью Одессы.


публикация в газете "Одесский вестник"