Соцветие мысли

«Две вещи несовместные» объединял в себе Василий Яковлевич Цингер (1836 – 1907): математику и ботанику. Он преуспел в обеих науках, но занимался еще и механикой, гидродинамикой, философией… «Не обилием научных трудов стяжал профессор Цингер свою известность, а характером этих трудов. Все, что он писал, при глубине содержания отличалось ясностью, законченностью формы», – говорил его ученик Николай Жуковский.

Отец русской авиации особо подчеркивал образность геометрического мышления Цингера. «Геометрический» подход помогал Василию Яковлевичу и в ботанике, ставшей «факультативной» страстью профессора Московского университета. В этой, казалось бы, далекой от математики науке он стяжал славу систематизатора, который первым «навел порядок» в представлениях о растительном мире Тульской губернии и всей Средней России.


Математический мезальянс

Представительница одного из древнейших дворянских родов Мария Раевская немало удивила родителей, предпочтя знатным женихам небогатого преподавателя математики. Дед Василия, обрусевший немец,  был экономом московской Голицынской больницы и радением о благе пациентов выслужил потомственное дворянство. Отец–педагог в штате учебных заведений не состоял, зарабатывая на хлеб частными уроками. А сын его хотя и пошел по отцовской педагогической стезе, но с академическим уклоном: после окончания физико–математического факультета Московского университета получил степень кандидата наук и право на трехлетнее совершенствование знаний в этой отрасли при альма-матер. Одновременно читая студентам курс математической физики, Василий защитил диссертацию магистра математических наук по теме «Способ наименьших квадратов». Ее название мало что говорит далеким от математики людям, но сведущий совет университета без проблем избрал Цингера на штатную должность доцента по кафедре чистой математики. А через пять лет – после защиты диссертации «О движении свободной жидкой массы» – утвердил в степени доктора чистой математики.

Книжный червь, ученый сухарь, казалось бы – а такую жену отхватил! Кстати, сестры Марии тоже нашли мужей вне аристократического круга: одна вышла за учителя провинциальной гимназии, другая стала женой обедневшего дворянина, служившего по земству. «Это Магдалина (так обычно величали Марию) им пример подала», – судачили в свете. Но молодые супружеские пары внимания на сплетни не обращали, в аристократическом обществе не бывали, а дружили между собой. Центром их общения стало имение Магдалины в Мелеховке Тульского уезда – в доме, где царили счастье и взаимное доверие, всегда были рады гостям.


Ботанику поверив геометрией

Василий Яковлевич, читавший тогда университетские курсы математической физики и теории света, проводил в Мелеховке все свободное время. Типичный горожанин, москвич по рождению, он неожиданно для себя открыл здесь всю прелесть природы среднерусской полосы России. Особенно его влекла ботаника. Растительное богатство окрестностей, разнообразие ботанических форм восхищало. Однако, как с огорчением выяснил Цингер, цельного представления о местной флоре наука не имела, сведения о ней были отрывочны либо вовсе отсутствовали. Математический ум Василия Яковлевича просто не мог смириться с такой неразберихой…

Возникшим по этому поводу недоумением Василий Яковлевич поделился с выпускником Московского университета, впоследствии приват-доцентом Новороссийского университета Дмитрием Кожевниковым – таким же любителем природы, жившим в селе Никитском Епифанского уезда. Так появилась идея создания своеобразной «сводки» о растениях. Но охватить все, что растет и цветет на лугах и в лесах Тульской губернии, сами они, конечно, не смогли бы даже с привлечением родных и друзей. И тогда при поддержке губернского предводителя дворянства в апрельском номере «Тульских епархиальных ведомостей» 1878 года появилось «Приглашение к собиранию растений»: «Проф. В.Я. Цингер и Д.А. Кожевников готовы взять на себя разработку и издание Тульской флоры; но предоставленные только собственным силам, они едва ли будут в состоянии выполнить подобное предприятие даже по истечении многих лет, так как для этого нужен материал, собранный по возможности из всех разнообразных местностей губернии… Надеясь встретить в образованном населении Тульской губернии сочувствие к научному предприятию и принимая в соображение легкость и общедоступность самого дела – собирания и сохранения растений, упомянутые выше лица решились обратиться к жителям Тульской губернии с покорнейшею просьбою принять участие в этом деле и тем оказать существенную помощь при составлении Тульской флоры». Это, по словам инициаторов приглашения, «обнаружило бы многие интересные факты относительно изменения растительности при переходе от северной области хвойных лесов к степной, черноземной полосе Украины».

В ответ ученые получили значительное количество гербариев и рисунков растений. Итогом их обработки стал «Очерк флоры Тульской губернии», изданный в 1880 году в Санкт-Петербурге по распоряжению Общества естествоиспытателей. В предисловии к книге Цингер и Кожевников благодарили участников «ботанического похода» и привели список лиц, которые собрали более пятидесяти видов растений. В составленную авторами «сводку» вошло 890 видов. Гербарный материал, на котором она была основана, и сейчас хранится в Московском университете и столичном Ботаническом саду. 
 

«Реакционый миросозерцатель»

Василий Яковлевич проработал в Московском университете 37 лет, и был все это время одним из наиболее уважаемых членов профессорской коллегии. Его избирали секретарем факультета, членом университетского суда, деканом факультета, проректором. Имелась у него и дополнительная нагрузка – с 1892 по 1899 годы Цингер параллельно директорствовал в Александровском коммерческом училище.

«Начав преподавание и самостоятельные научные труды в сфере вопросов прикладной математики, Ц. скоро сосредоточил свое внимание на геометрии, преимущественно синтетической, – отмечает словарь Брокгауза и Ефрона  – Преподавание этого предмета было у нас новостью, и Ц. поставил его на высоту, вполне соответствующую университетской кафедре. Изящество изложения и глубина научных идей привлекали к Ц. много учеников, из среды которых вышло несколько его последователей на научном поприще. Геометрическое направление, выразившееся во многих трудах этих ученых и имеющее свои корни в лекциях Ц., принесло немало пользы для разъяснения и решения многих трудных вопросов как математики, так и механики».

Одним из таких учеников был всемирно известный астроном, создатель астроботаники и астробиологии Гавриил Адрианович Тихов. Он вспоминал, что «величественная фигура известного профессора и его громкий голос оставили неизгладимое впечатление». Но куда большее впечатление производили его лекции. «Своей любовью к образному геометрическому мышлению В.Я Цингер увлекал молодых механиков, направляя их труды по тому пути, по которому следовали великие геометры Ньютон, Пуансо, Понселе и Шаль», – писал Жуковский. По его словам, Василий Яковлевич соединил интерес к проблемам проективной геометрии, новой в то время теоретической дисциплины, с интересом к механике, которой посвятил ряд работ, отличающихся блестящим геометрическим изложением сложных вопросов. Именно он создал научную школу московских геометров и стоял у истоков авторитетной Московской философско-математической школы, идеи которой были направлены на разрешение классических социологических антагонизмов «индивид – общество» и «свобода – необходимость» с помощью новых, математико–философских инструментов.

Такие подходы нравились далеко не всем. При советской власти эта философская школа в связи с так называемым «Делом Промпартии» (1930) и разгромом научной статистики (первая «волна» – после демографической катастрофы, вызванной голодом 1932 – 1933 годов, вторая «волна» – после «неправильной» переписи 1937 года) была объявлена реакционной. «Эта школа Цингера… поставила математику на службу реакционнейшего «научно-философского миросозерцания», – подчеркивалось в брошюре «На борьбу за диалектическую математику», вышедшей в 1931 году. А статья 1938 года «Советская математика за 20 лет» говорила об отрицательном значении «для развития науки реакционных философских и политических тенденций в московской математике», и в дальнейшем об идеях Московской философско-математической школы в советской литературе практически не упоминалось.

Василий Яковлевич до этих оценок не дожил, хотя никогда не болел и по врачам не ходил – был трезвенником и вел здоровый образ жизни. Имел лишь одну вредную привычку: заядлый курильщик, он не расставался с трубкой. Свои последние годы Цингер провел в тульском имении, предаваясь главным образом своему любимому занятию – изучению растений.


*  *   *

«Факультативной» страстью к растительному миру Василий Яковлевич «заразил» сыновей, которые в Мелеховке не только выросли, но и определили жизненный путь. Николай стал профессиональным ботаником. Об одной из его работ, вышедшей в год юбилея Дарвина и дарвинизма, профессор Тимирязев писал, что она «принесла бы великому ученому большее удовлетворение, чем многочисленные похвальные слова, которые слышны на протяжении года в разных точках земного шара». Младший, Александр, не только стал известным физиком и механиком, но и написал книгу «Занимательная ботаника» (1927), вызвавшую широкий интерес натуралистов. Это о нем Лев Толстой сказал: «У Цингера при значительном числителе очень маленький знаменатель, что делает его большой величиной».   

Великий писатель был очень высокого мнения и о самом Василии Яковлевиче. Побывав на IХ Съезде русских естествоиспытателей и врачей, где тот выступил с докладом о значении науки для духовной жизни человека, Лев Николаевич восклицал: «Ах, какой молодец Цингер, Цингер-то какой молодец!.. Да, конечно, это и нельзя иначе думать!»