Роковая встреча

Вдоль протоки Хамира, на левом высоком его берегу, раскинулась почти на километр деревня Козлушка. Обычная деревня, с деревообрабатывающим цехом, школой и клубом. А еще, с красивыми зелеными окрестностями.
Здесь-то и жили братья Снигиревы Иван да Пимен. Избы их стояли почти рядом, всего через один двор. Иван был худой, высокий и жилистый. Занимался скотоводством, вдвоем с братом держали они одну пасеку, ну и конечно, охотой промышлял. Весной и осенью птицу постреливал (глухарей, косачей, рябчиков), а зимой пушного зверька добывал.
Ружьишко у него было старое, дедовское еще – дробовик (тажно порох, тажно пыж, тажно дробь, тажно пыж)… Раз выстрелил и все, снова заряжай. Так оно и подвело его однажды.
Отправился как-то Иван косачей пострелять. Идет себе спокойненько по тропе, а как только стал скалу огибать, так нос к носу и столкнулся с медведем.
Не растерялся Иван, хвать ружье и выстрелил тому прямо в пасть. Но, не убил, только челюсти испортил. А заряжать второй раз уже поздно. Схватил его медведь и ну трепать. Все тело изодрал когтями, даже голову пытался жевать, да челюсти подбиты. Угомонился медведь, когда Иван уже перестал признаки жизни подавать. Завалил его ветками и ушел.
Вскоре Иван очнулся, встать не может и пополз к пасеке. Медведь тем временем решил проведать свою добычу. Вернулся, а мужика-то нет!
Взревел косолапый и пустился вдогонку. Ползет Иван потихоньку и вдруг слышит треск и сопение. «Ну вот и все, – подумал – теперь то уж не уйти» - и додумать не успел, как сгреб его медведь и давай лапами драть, да подбитой пастью мусолить. Живого места не оставил, и голову и лицо изодрал. Успокоился наконец, снова закидал ветками и уковылял прочь.
Только к ночи очнулся Иван. «Неужели живой?» Прислушался – тихо вокруг. И пополз из последних откуда-то взявшихся сил, к пасеке. Очень длинным показался ему этот путь.
Вот и омшаник. «Кажись добрался», - пробормотал Иван, заползая на трап. Уже возле окна услышал он за спиной рычание. Как огнем полоснуло по сердцу Ивана. Рванулся он вперед и слетел вниз с омшаника, на солому. В следующий момент увидел в проеме окна рычащую морду медведя, который смотрел вниз и как будто решал, прыгать ему внутрь или убраться восвояси. Ранен был мишка, видно сильно ослаб. Порычал немного, повернулся и ушел.
Это последнее, что увидел и запомнил Иван. Не видел и не чувствовал он, как родной его брат Пимен, богатырского сложения мужик, под которым прогибалась спина его кобылки, аккуратно вытащил его из омшаника и, на той самой кобылке доставил в деревню, к единственной знахарке, которая долго и упорно выхаживала Ивана, всеми известными ей способами. Больше года лечила его знахарка. На ноги поставила, но страшные шрамы так и остались у него на теле и на лице, на всю оставшуюся жизнь.
Надо сказать, что прожил еще после этого Иван лет сорок, а то и поболе.  Уже к восьмидесяти ему было, когда он поведал эту историю. А теперь, я передаю ее вам.