Герменевтика Эдвардса и христианское знание

ГЕРМЕНЕВТИКА ДЖОНАТАНА ЭДВАРДСА И ХРИСТИАНСКОЕ ЗНАНИЕ
Тед Ривера (2006)

Если толкование Библии так же старо, как и сама Библия, термин герменевтика" не появлялся в богословском применении до 1654 года, когда лютеранский богослов Иоганн Конрад Даннхауэр опубликовал свою работу "Hermeneutica sacra sive methodus exponendarum sacrarum litterarum". С этого времени данный термин стал представлять все поле чисто технического богословского исследования, занимающегося широким спектром понятий, связанных с пониманием и интерпретацией Писания. Говорить о герменевтике Джонатана Эдвардса по сути является анахронизмом. В то же время, Эдвардс может многое сказать о Библии, о том, как понять ее, и особенно - что делать с этим пониманием.
В каждую эпоху существует опасность считать ее интеллектуальные достижения вершиной мышления, по крайней мере в определенных сферах, пока чернила еще не высохли. При изощренности долгого герменевтического диалоге будет легко обесценить значение мыслителей прошлого, в том числе Эдвардса, как не стоящих разговора, ибо идущих не в ногу со многими преобладающими выводами. Однако Эдвардс использует трехмерный метод толкования, который заслуживает переоценки и рефлексии.  Хотя могут быть приняты многие подходы, чтобы рассмотреть его метод интерпретации, приведем лишь один пример, который будет кратким и весьма иллюстративным.
Одной из самых важных работ Эдвардса является та, что обеспечивает ядро его учения о понимании Писания и может служить основой рассмотрения его герменевтической программы. Это проповедь под названием "Христианское знание" (1). Она несет многозначительный подзаголовок "Важность и преимущество глубокого постижения Божественной истины". Этот акцент на необходимости тщательного изучения Писания для каждого христианина, явно присутствующий в данной работе, ни в коем случае не уникален для Эдвардса. Скорее, это регулярный акцент во многих его работах и наиболее частая тема его проповедей. Эта тема не случайно материализовалась из эфира XVIII века. У Эдвардса была жизненная привычка, стойкое расположение к систематическому изучению Писания, и вокруг этого вращалась вся его интеллектуальная и духовная работа по 13 часов в день многие годы подряд (2). Его знаменитые "Резолюции", написанные по большей части еще в ранней юности, выявили этот подход к христианской жизни: "Решено: изучать Священное Писание так неуклонно, постоянно и часто, как только я смогу, и настроиться на то, чтобы возрастать в познании его" (3). Эту ориентацию он сохранил на всю свою жизнь и придерживался ее и в своей последней работе, "О первородном грехе", завершенной им в 1757 году незадолго до смерти. Почти половину этой работы занимает ее вторая часть - "Наблюдения относительно некоторых частей Священного Писания, содержащих учение о первородном грехе" (4).
Писание никогда не было для Эдвардса чем-то второстепенным; его изучение было для него делом всей жизни. О.Уинслоу пишет: "Этот молодой человек был гением в поиске неисследованных вопросов в Писании" (5). Джон Герстнер заметил: ""В некотором смысле Эдвардс имел дело с интерпретацией Писания почти каждый день его жизни. Все его замечания во всех работах прямо или косвенно участвуют в этом предприятии. Мы никогда не сталкиваемся у него с проповедью, которая не начинала бы с текста Писания, не излагала бы и не применяла его на всем своем протяжении" (6). С самого начала следует отметить, что Эдвардс решительно поддерживал высокое мнение о Писании и что его "самой сильной и самой явной привязанностью был кальвинистский разум" (7). Джордж Марсден также обобщает эту позицию: "Эдвардс, как и его реформатские и пуританские предшественники по библицизму, строго следовал реформатскому принципу Sola Scriptura в качестве руководства во всех вопросах, касающихся богословия и Церкви. Многие из его убеждений и практик определились только и именно потому, что согласно его убеждению, им учит Писание. В то же время каждый библицист толкует Библию через свою традицию, и библицизм Эдвардса преломляется через его кальвинистское наследие" (8). 
Соответственно проповедь Эдвардса всегда следовала пуританским формулировкам, но ни в коем случае не рабски копировала их. В "Христианском знании" мы видим знакомый пуританский шаблон: текст, доктрина и применение в качестве трех основных глав (9). Перед тем как перейти к рассмотрению этих трех элементов текста, обратим внимание еще на один аспект, что резко подчеркивает особый фокус Эдвардса на Писании. Понаблюдать, что отсутствует в его проповедях, так же важно, как и обратить внимание на то, что в них есть - чтобы убедиться, что именно он стремится подчеркнуть. В этом отношении его проповедь ни в коем случае не является "современной". Его наиболее известная работа - "Грешники в руках разгневанного Бога" - обманчиво воспринимается как самая представительная, на самом деле это вовсе не типичная его проповедь (10). Она содержит ряд очень сильных образов-иллюстраций, количество и сила которых далеко не часты. Эдвардс  действительно часто использует метафорический язык и иллюстрации, но они обычно берутся у него непосредственно из Писания, а не из других источников, что контрастирует с современными иллюстрациями проповеди. Во многих проповедях Эдвардса трудно найти иллюстрации любого рода; кроме того, он очень редко цитирует другие проповедников или авторов в ходе проповеди. И лишь с иронией можно воспринять мнение, что Эдвардса вообще не интересовало, как воспринимаются его слова.
Общим эффектом от этих «отсутствующих» элементов является то, что Эдвардс сохраняет непоколебимый акцент на тексте, его доктринах и в конечном счете на его применении. Таким образом, он стремится, чтобы слушатели через его слова имели дело непосредственно с Богом. Общее впечатление у них может быть весьма тревожным: у Эдвардса нет ничего,  чтобы отвлечь слушателя или ослабить напряженность. Это показывает его твердую уверенность в Писании, как более убедительном, чем любая человеческая мудрость.

1.Текст

После прочтения Евр.5.12, текста для "Христианского знания", Эдвардс выводит полный контекст этого стиха и формулирует повод для написания своей работы. Он повторяет сам стих, а также его части неоднократно в течение проповеди, подчеркивая различные его аспекты. В целом Эдвардс делает в этой работе 43 ссылки или четких намека на библейские отрывки и почти четверть ее состоит из цитат Послания к Евреям. Таким образом, было бы справедливо заметить, что хотя это, как обычно, проповедь на отдельный стих по конкретной теме, Эдвардс склонен рассматривать текст как часть гораздо большего отрывка, и он также привлекает исторический фон по мере необходимости. В связи с этим, Эдвардс не связан границами текста, но довольно свободно привлекает различные отрывки в контекст толкования. Хотя он очень редко приводит греческие или еврейские тексты, он был знаком с языками оригинала и основательно использовал его. Уилсон Кимнах замечает: "В своей экспликации он никогда не педантичен, даже в тех редких случаях, когда он вводит еврейские  или греческие слова для уточнения определения; он объясняет тщательно, но не возится с мелочами" (11).

2. Доктрина

Как Эдвардс делает это в большинстве своих проповедей, он резюмирует краткое содержание основного учения текста: "Каждый христианин должен стремиться расти в познании Божественного". Эта конкретная проповедь, учитывая характер текста, расширяет доктринальные соображения больше, чем применение, что является редкостью для Эдвардса, который обычно уделяет основное внимание применению. "Богословие, - пишет он, - есть наука или учение, которое постигает те истины и правила, что касаются великого дела религии... Оно не постигается, как другие науки, лишь через улучшение естественного человеческого разума, но преподается самим Богом в Его книге, которую Он дал для нашего научения... нельзя сказать, что мы можем прийти к познанию какой-либо части христианского богословия в свете природы. Свет природы не учит нас истине, как она есть в Иисусе. Только слово Божие, содержащиеся в Ветхом и Новом Завете, учит нас подлинно христианскому богословию" (12).
Только Сам Бог способен научить людей Писанию. Все христианское знание находится, таким образом, в зависимости от Божественного откровения и тем отличается от любых других форм знаний. Чтобы мы не сочли, что это просто головное знание, Эдвардс объясняет: "В богословии нет ничего, ни одной доктрины или обетования, что не относилось бы к христианской жизни, к жизни для Бога во Христе" (13). Истинное знание отражается в послушном соответствии Божию откровению: "Таким образом, есть разница между наличием правильных спекулятивных понятий об учении, содержащемся в Слове Божием, и должным переживанием его в сердце" (14). Для Эдвардса сердце, чаще всего осмысляемое в понятии "религиозных чувств", должно реагировать на Писание с любовью, являемой верным послушанием (15).
Не может быть изучения Библии с пользой - или, иначе говоря, полезного герменевтического упражнения - без сопровождающей его внутренней реакции сердца и плодов в жизни. В этом свете можно видеть, как "Религиозные чувства" Эдвардса не столько указывают на отдельную программу, сколько намечают одну из многих тем, которые будут рассматриваться в его богословском арсенале. Первое же предложение этой работы подчеркивает тему, которая звучит весьма правдоподобно и в проповедях Эдвардса: Нет вопроса, который имел бы большую значимость для человеческого рода, и надлежащее решение которого сильнее касалось бы каждого отдельного человека, чем этот: «Каковы отличительные качества тех, кто пользуется благосклонностью Бога и имеет право на Его вечные награды? » (16). Отличительные черты или знаки здесь - это те плоды в жизни, которые имеют мужчины и женщины, чьи сердца были изменены Богооткровенным Словом. Это должно быть целью для всего христианского знания, для всякого правильного понимания Писания. Эдвардс постоянно призывает внимание своих слушателей к тому, чтобы рассмотреть сущность их отношений с Богом. Он пишет: "Не признак того, что религиозные чувства действительно святы и духовны, если они приходят с текстами Писания, удивительно доведенными до ума" (17). Таким образом, просто понимать Писание недостаточно: понимание без измененного сердца хуже, чем простое невежество. "И если сатана может так злоупотреблять одним текстом Писания, то он может делать это же и с другим. То, что такой-то текст является превосходным местом Писания, утешительным и драгоценным обетованием, не меняет его дерзости или способности. И если он может приводить на ум один утешительный текст, то он может привести и тысячу; и он может выбирать такие отрывки Писания, которые наилучшим образом послужат его цели; и он может нагромоздить обетования Писания, способные, из-за их извращенного применения им, удивительно устранить нарастающие сомнения и утвердить ложную радость и уверенность несчастного обманутого грешника" (18). Это полностью согласуется с тем, что Эдвардс хотел бы подчеркнуть в "Христианском знании": "Нет другого пути, по которому любые средства благодати могут принести нам пользу, кроме знания" (19).
Писание должно стать понятным нам, и этот процесс понимания является средством, с помощью которого Бог, как Он это предназначил, передает не только информацию, но и благодать. "Бог имеет дело с человеком как с разумным существом...  Бог дал нам Библию, которая является книгой наставлений. Но эта книга никоим образом не может принести нам пользу, если она не передает нам знаний; она была бы полезна для нас не более, чем если бы она была написана на китайском или на татарском языке, из которых мы не знаем ни одного слова. Так тайна Евангелия не может иметь должного результата для нас, если она не придет к нам путем передачи определенных знаний" (20).
Иными словами, любая "герменевтическая программа" в отрыве от внутренней работы Бога в сердце христианина, подтверждаемой плодами послушания, была непонятна для Эдвардса. Всем, кто готов обвинить в фанатизме ривайвелизм Эдвардса, поскольку он последовал всего через несколько лет после "Христианского знания", следует заметить, что они не в состоянии различить эту четкую связь, которую он последовательно проводит,  между рациональным пониманием Священного Писания и горячим откликом в сердце. Ответ человека может быть дан правильно, только если изначально имеет место четкое восприятие истин Слова Божьего: "Способность разума и понимания была дана ему для фактического понимания и знания. Если человек не имеет реального знания, эта способность остается у него втуне" (21).

3. Применение

В  этой конкретной проповеди граница между доктриной и ее применением является менее четкой и очевидной, чем это обычно у Эдвардса; то и другое здесь сильно переплетаются. Тем не менее уже с середины проповедь заметно склоняется к применению, а конкретные пункты последнего очень поучительны с учетом не только того, каким образом сам Эдвардс понимал Писание, но и того, как он увещевал других понимать их. Даже в этом моменте и меет место тесная связь между знанием Писания и действием. "Те, кто стремятся добиться роста в таком знании, не должны считать это маловажным, но все христиане не только должны делать это, но смотреть на это  как на часть их повседневной деятельности, и не малую часть. То, что они должны приложить к этому значительные усилия, соответствует их высокому призванию" (22). Если невозможно стяжать  благодать без знания Писания, то все христиане обязаны охотно и старательно искать истины, заключенные в нем. "Эти учения касаются всех людей.  Они о тех вещах, которые относятся к вечному спасению и счастью каждого человека. Простые люди не могут сказать: оставим эти вопросы служителям и богословам, пусть оспаривают их между собой, как смогут, они не касаются нас, ибо эти вопросы бесконечно важны для каждого человека" (23).
В этом свете важно будет заметить, что в этом разделе по применению "христианского знания" величайшая ценность Писания состоит в том, что оно придает проповеди силу. Мы должны понять, что Эдвардс говорит не на основе его собственной власти или понимания, а потому, что он убедился, что его проповедь основана на ясных учениях Писания. Учитывая плотность такого мотива, остается удивляться, как редко рассматривается этот акцент на Священном Писании в современных исследованиях Эдвардса. Патрисия Трейси пишет: "Желание повысить репутацию Эдвардса в качестве философа, когда его мышление находят по сути современным, лишь в ловушке устаревшего лексикона, искажает саму направленность его мысли. Его блеск не должен затмевать его историчности и контекста, даже если влиянию его идей реально не уделялось должного внимания" (24).
Чтобы показать, насколько этот акцент на Писании доминировал в служении Эдвардса и почему  это имеет прямое отношение к его пониманию Писания, необходимо рассмотреть несколько его ординационных проповедей, дающих направление новым служителям или кандидатам, которых Эдвардс рекомендовал к служению. Если есть четкие указания на то, как Эдвардс мыслил, какой должна быть картина понимания, обучения и проповеди Писания, то они именно здесь. При рукоположении преподобного Роберта Аберкромби Эдвардс призвал служителей к тому, что каждый из них должен быть "хорошо научен богословию, хорошо знаком с письменным Словом Божиим, сведущ в Писании, и должен быть в состоянии наставлять и убеждать своих слушателей.  А для того, чтобы быть ярким светом, он должен быть тем, кто действительно знает, что такое религия; тем, кто действительно знаком со Спасителем и путем спасения, чтобы учить других, ибо он может говорить лишь о том, что он знает, и свидетельствовать о том, что видел, а не быть слепым вождем слепых" (25). Аналогичным образом Эдвардс призывал преподобного Эдварда Биллинга: "Служители не должны делать того, что кажется им правильным при толковании Откровения согласно собственному разуму, но Откровение должно само толковать себя, и   способ, которым они должны толковать Писание, должен означать, что они позволят Духу Божьему диктовать их разуму, а затем сравнят результаты с другими требованиями Писания" (26). В другой ординационной проповеди он обобщает учение 1 Кор.2.11-13: "Служители не вправе проповедовать те вещи, которые им внушают их собственная мудрость и разум, но то, что им диктует свыше премудрость и ведение Божии" (27). Таким образом, возникает очевидная картина: идеи и страсти служителя должны быть подчинены Писанию, ибо он вправе учить только его содержанию.
Заключение "Христианского знания" согласуется с этим потоком мысли и является чрезвычайно емким обобщением акцента Эдвардса на необходимость для всех верующих охватить и усвоить как можно более широкий круг библейских истин. Он формулирует семь пунктов, которые можно назвать его подлинной герменевтической программой:
1. Усердно читайте Священное Писание.
2. Нельзя постичь Писание просто беглым чтением, без глубокого проникновения в смысл.
3. Покупайте и старательно используйте другие книги, которые могут помочь вам расти в этом знании.
4. Используйте с этой целью общение с другими людьми.
5. Ищите не роста знаний ради похвалы, и чтобы вы могли спорить с другими, но ищите его на благо ваших душ, и для того, чтобы вы могли практиковать его.
6. Обращайтесь к Богу, чтобы Он наставлял, и Он благословит вас этим знанием.
7. Практикуйте те знания, которые у вас есть (28).
Этот список может вызвать смущение у тех, кто готов строить образ Эдвардса в основном как философа, великого ума, оказавшегося в идеологической тюрьме XVIII в. Перри Миллер, один из тех, кто готов лишить Эдвардса тех уникальных понятий, что изложены в "Христианском знании", пишет, комментируя "Историю искупления": "Я согласен с тем, что если остановиться на поверхности повествования, "История дела искупления" воспринимается как книга для фундаменталистов, которую вряд ли можно упомянуть рядом с Гиббоном, Марксом, Шпенглером или Тойнби. По меркам современного источниковедения, археологии или сравнительного религиоведения это абсурдный трактат" (29). Очевидно, что Миллер действительно решил остановиться на поверхности. Став настоящим катализатором возрождения исследований по Эдвардсу, он и в то же время представитель всех, кто решил придать ему более удобоваримую для современности форму. В результате этого исторический Эдвардс, отстаивавший простое, внимательное чтение Писания, стал в определенных кругах неприемлемым. Как ни тревожно может быть то, что он просто вышел из моды, его последовательный акцент на том, как усердное постижение Писания должно быть переплетено с духовной жизнью, молитвой и преданностью, нельзя игнорировать. И несомненно, что именно такова была герменевтическая программа Эдвардса, которую старательно избегает современная наука при написании бесчисленных книг о нем (30). В другом контексте, Кевин Ванхузер предлагает оценить эту важную точку зрения, имеющую непосредственное отношение к способу работы Эдвардса: "По иронии судьбы, многие литературные критики никогда не поднимают тот вопрос, который я называю должным способом интерпретации:  в спешке, желая проанализировать и объяснить текст, они забывают искать понимание того, о чем этот текст и зачем он писался. Что еще мы можем сказать о критике, который обсуждает, каким образом роман отражает социально-исторический контекст и способ производства, работу бессознательного у автора или патриархальную идеологию эпохи, никогда не обсуждая то, что в первую очередь интересовало автора как такового?" (31).

4. Значение "Христианского знания"

В то время как в связи с толкованием Писания у Эдвардса могут быть рассмотрены и многие другие крупные темы, наиболее интересными из них являются две, которые одинаково ярко представлены в этой работе. Первая из них, которая формально может названа христологическим акцентом, пожалуй, является попросту акцентом на Личность и дело Христа. Такой акцент может рассматриваться как контрапункт, поскольку он присутствует в трех основных разделах проповеди, сначала кратко объясняя текст, и более полно в разделах, посвященных учению и применению. Без более широкого контекста проповеди можно ошибочно заключить, что эти самые мощные заявления Эдвардса являются выражением программы, никак не связанной с основным материалом его проповеди. На практике, однако, эти христологические утверждения очень часто служат кульминацией в ключевой точке аргументации, и часто очень восторженны. "Человек не может увидеть дивное превосходство и любовь Христа в Его делах для грешников, если его понимание не уяснит, каким образом эти вещи совершились. Он не может иметь вкус сладости и Божественного превосходства духовных вещей, если у него нет понятия о том, что такие вещи вообще существуют" (32). Далее он отмечает, что "все христиане учатся в школе Христа, где их дело - получать знание от Него, их общего Господина и Учителя, и от тех учителей, которых Он поставил" (33). В заявлении, кратко резюмирующем эту христологическую позицию, он добавляет: "Богословие охватывает все, что преподается в Писании, и поэтому все, что нам нужно знать, или должно быть известно, в отношении Бога и Иисуса Христа, в отношении наших обязанностей перед Богом и нашего блаженства в Боге. Богословие обычно определяется как учение о жизни по Богу или как, если быть более точным, как учение о том, как  жить для Бога во Христе. Оно   охватывает все христианские доктрины, как они есть, и все христианские правила, направляющие нас к тому, чтобы жить для Бога во Христе. В богословии нет ничего, ни одной доктрины или обетования, что не относилось бы к христианской жизни, к жизни для Бога во Христе" (34).
Второй важнейшей темой здесь является искупление, как личное, так и общее. Это тема, к которой Эдвардс возвращается с замечательной последовательностью и непротиворечивостью во всех своих проповедях и во многих больших произведениях. Такая вещь у Эдвардса, как самоанализ, возможно, вызывает вопросы чаще, чем любой другой мотив в его проповеди, и может рассматриваться в качестве основополагающего аспекта этой озабоченности. Эдвардс четко понимал значимость своего служения; все члены его собрания неизбежно должны были услышать от него в проповеди Писания четкий призыв к покаянию и спасению. Разделяя со многими из пуритан эту необычную увлеченность призывом к спасению и  подтверждением истинной уверенности в нем, он - хотя другие могли бы назвать это навязчивой идеей - считал, что нет более жизненно важной темы, чем эта. В результате, даже когда Эдвардс не использует слово "искупление" как таковое, этот импульс никогда не чужд ему. "Христиане не должны довольствоваться такими степенями познаний в богословии, которые они уже получили. Их не должно удовлетворять, если они знают ровно столько, сколько необходимо для спасения, но они должны стремиться расти дальше и дальше" (35).
Христианское богословие и дисциплина изучения и толкования Писания имеет в высшей степени практическую цель, а именно духовный рост к небу. Сам Бог, Вечное Триединство, является главным предметом этой науки;  Иисус Христос, как Богочеловек и Посредник, и славное дело искупления, самое славное дело, что когда-либо совершилось, затем великие дела небесного мира, славное и вечное наследие, приобретенное Христом и обещанное нам в Евангелии, работа Святого Духа Божьего в сердцах людей, наши обязанности перед Богом и то, каким образом мы сами можем стать подобны ангелам и в нашу меру исполниться Бога; все это предметы этой науки" (36). Искупление при этом рассматривается как характер Самого Бога: "Ибо предмет здесь неисчерпаем; это Божественное Существо, что  является главным предметом этой науки, бесконечно, и нет предела славе Его совершенств. Его дела столь дивны, что их совершенство непостижимо для нас,  особенно же дело искупления, та работа Бога, с которой прежде всего знакомо богословие и которое исполнено непостижимых чудес" (37).
 
5. Джонатан Эдвардс и Библия

Можно было бы ожидать, что исследование по теме "Джонатан Эдвардс и Библия" не имеет большого смысла после одноименной работы Роберта Брауна (38). Однако предположить, что эта тема исчерпана, можно лишь при поверхностном взгляде на нее. Все, кто обращается к Брауну с рвением, тем не менее, если они читают реального Эдвардса, вдохновленного любовью к Писанию, будут сильно разочарованы. Даже в самый разгар множества похвал рецензентов эта проблема не осталась незамеченной: "Это книга скорее не о библейской экезегезе, а о предпосылках, которые предшествуют ей и лежат в основе толкования" (39). Петтит справедливо отмечает: "Название книги вводит в заблуждение, ибо Браун мало что может сказать об использовании Писания в опубликованных работах Эдвардса" (40). И Дуглас Суини отмечает: «Моя единственная жалоба - это то, что Браун не в состоянии вполне соответствовать своему заглавию, ибо он рассматривает только пролегомены. Браун так и не показал нам, как Эдвардс обрабатывал и толковал  тексты Писания - что было главным событием библейского исследования для самого Эдвардса - и не оценил историческое значение его толкования Библии" (41). На самом деле понимание толкования у Эдвардса было далеко не простым. Он, например, явно признавал, что библейские тексты имеют не единственный смысл - что не должно удивлять, ибо для Эдвардса сама способность Бога вступать в общение и наставлять нас предполагает, что Он "бесконечен в понимании" (42).
Дуглас Суини, предлагая свои собственные идеи об Эдвардсе и Библии, говорит, что "в ответ на недавно появившуюся критику Библии он защищает ее вдохновение, историчность ее содержания традиционные взгляды на происхождение ее книг, утверждая, например, правдивость библейских повествований о чудесах" (43). Будет явно трудно, если не невозможно, делать выводы об обращении Эдвардса с Библией и понять его способ толкования из одной проповеди, но легко убедиться, что "Христианское знание" здесь вполне уместно. Именно оно представляет собой четкое заявление о взгляде Эдвардса на Писание в контексте того, как это знание должно было быть использовано.
Книга Брауна действительно обеспечивает существенный вклад в понимание того, как Эдвардс рассматривать Писание, ибо он был, бесспорно, хорошо знаком со школами критики и часто отвечал им непосредственно. В результате, в то время как Эдвардс четко остановился на методологии, согласно которой Писание могло использоваться и пониматься с большой осторожностью и почтением, он смотрел в лицо многим из тех же критических проблем, которые присутствуют в наши дни. Те, кто склонен считать Эдвардса не более чем парадигматическим пуританином в старомодном сюртуке, должны теперь убедиться, что в то время как Эдвардс глубоко боролся с ростом критических тенденций в то время, он тем не менее остался радикальным библицистом. Одно историческое наблюдение может привести это в четкий фокус.
Иногда говорят, что о человеке можно узнать многое, понаблюдав его, когда его никто не видит. В случае с Эдвардсом имеет место очевидный период, когда он не был публичным человеком - его служение в Стокбридже и посещения индейцев Хаузатоника. Хотя другие заметили, что, освободившись от многих обязанностей пастора большой общины, он смог посвятить себя написанию четырех больших работ, гораздо реже вспоминают о его замечательной миссионерской деятельности. В то время как Эдвардс часто писал для последующей публикации, он никогда бы не ожидал, что его проповеди в этот период будут напечатаны. На самом деле, многие из этих проповедей впервые опубликованы лишь недавно, 250 лет спустя после того, как они были прочитаны (44). В частности, те же замечания, которые были сделаны в отношении "Христианского знания", с небольшими вариациями можно сделать о проповеди в Стокбридже по Лк.11.27-28, прочитанной в 1751 г., примерно через 12 лет после "Христианского знания" (45). Она построена по классической троичной схеме (текст, доктрина и применение) и названа "Слышание и хранение Слова Божия - высочайшая привилегия сынов человеческих". Как и в "Христианском знании", мы не видим здесь прямых иллюстраций, но все определяет христологический фокус, забота о личном искуплении и частое использование Писания в  аргументации. Эдвардс не просто считает Писание надежным ресурсом. Говоря более конкретно, он, везде обращаясь с Библией со всем благоговением, четко выводит из этого отрывка убеждения относительно величия Писания. В применении, которое несколько короче, чем обычно для Эдвардса, он пишет: "Блаженство слушать и соблюдать Писание выше, чем блаженство стать апостолом или облечься в любые дары Святого Духа, какие только можно помыслить - исцеление больных, иные языки и даже двигание гор" (46). Очевидно, что плод этого - не только исследования, но и горячая личная преданность (47). Легендарные конные прогулки Эдвардса, предпринятые, чтобы встречаться с Богом среди величия Его творения, явно делались, исходя из понятия о том, что  "слышать Слово и держаться его - это счастье духовного союза и общения с Богом" (48). Это дело ни в коем случае не головное. "Отсюда видно, каким драгоценным мы должны почитать слово Божие. Его принятие и постижение - это благословение человеку, которое выше любой другой привилегия, которую когда-либо Бог даровал любому из сынов человеческих. Как неоценимо это сокровище! Как дорого должно быть для нас Слово, как мы должны ценить его и какое значение придавать его проповеди! Как важны для нас должны быть преимущества, которые мы имеем с ним в своих руках, как драгоценен Христос, Которого мы познаем и Которым действительно можем наслаждаться так, как об этом говорит Слово Божие!" (49).
Есди можно привести множество подобных примеров, чтобы обосновать неизменно высокое внимание Эдвардса к Писанию, трудно привести примеры обратного. Что это значит для герменевтики Эдвардса? Вполне может быть, что его точка зрения Писания может быть лучше понята в свете не только его прямых высказываний о Библии и ее интерпретации, но в свете его утверждений о природе Самого Бога.
В проповеди "Христианский странник" Эдвардс обращает внимание своих слушателей на текст Евр.11.13: "И знали, что они странники и пришельцы на земле, ибо искали иного отечества". "Бог есть высшее благо разумного существа. Только в Боге есть то счастье, которым могут быть удовлетворены наши души. Попасть в рай и в полной мере наслаждаться Богом бесконечно лучше, чем самое приятное пребывание здесь. Отцы и матери, мужья и жены, дети и земные друзья - лишь тени того, что Бог дает нам. Это лишь рассеянные лучи, но Он - солнце. Это лишь капли, но Бог - это океан. Поэтому мы можем проводить нашу жизнь лишь как путь к небу, так как только это придаст всем нашим стремлениям надлежащую цель и сделает осмысленными все наши дела, если этому будут полностью подчинены все запросы нашей жизни. Почему же мы должны трудиться для чего-то иного и посвящать сердца другому, чем наша настоящая цель и истинное счастье?" (50). 

6.Заключительные замечания

Настоящая герменевтика - отнюдь не сухое, безжизненное толкование Писания. У Эдвардса мы видим, как она может вырасти в жизненное и удовлетворяющее душу понимание и видение. Что оно дает современной герменевтической программе?  Как мы видели, Эдвардс считал, что истинное знание и возможно более глубокое понимание Писания требуется от всех верующих, и что Писание само служит своему истолкованию благодаря тому, что Сам Бог действует через него и преображает верующих. В большей части современных герменевтических практик отсутствует именно это духовное измерение. В концепции Эдвардса Бог Сам назидает верующих в их понимании Писания, и это делает их обращение и возрождение не только возможным, но и реальным, что подметил еще Тиндал. Возможно, подход Эдвардса были бы очень уместен сегодня против Деррида и даже Гадамера, не говоря уже о таких фигурах, как Билл Хайбелс. Кевин Ванхузер правильно подчеркивает, что мировоззрение и даже конкретно христология в значительной степени формирует и, возможно, диктует сам метод толкования (51).
Эдвардсу было не привыкать к разногласиям во взглядах, утверждавшихся в эту эпоху. Столкнувшись с поднимающейся угрозой арминианства, которую он рассматривал как важнейшую, он не приносил извинений за свое кальвинистское толкование; напротив, он четко основывал всю свою аргументацию на Писании. "В самом деле, это славный аргумент в пользу Божественности Священного Писания, что оно учит таким доктринам, которые отвергаются даже самыми мудрыми и великими людьми мира из-за слепоты их умов и силы предрассудков в их сердцах, и все же, когда они наиболее тщательно и строго проверяются, они представляются максимально убедительными и разумными" (52). Привычкам самого Эдвардса в изучении Писания остается только учиться нам, столь часто утомленным скепсисом и сомнением. Он пишет: "Мне казалось, что я вижу обилие света в каждой фразе, и это было столь освежающей пищей, что я не мог продолжать чтение, останавливаясь на каждом предложении, чтобы вкусить чудеса, содержащиеся в нем, и каждое слово было полно этих чудес" (53). Это тоже кажется устаревшим?         


1 “Christian Knowledge: Or the Importance and Advantage of a Thorough Knowledge of Divine
Truth,” in The Works of Jonathan Edwards (ed. Edward Hickman; Edinburgh: Banner of Truth,
1974) 2.157–63.
2 К весьма провоцирующей оценке осмысления Эдвардсом его собственного учения о привычках см.: Sang Hyun Lee, The Philosophical Theology of Jonathan Edwards (Princeton: Princeton University
Press, 1988) 15–75.
3 The Works of Jonathan Edwards, “Letters and Personal Writings” (ed. George S. Claghorn;
New Haven, CT: Yale University Press, 1998) 16.755.
4 The Works of Jonathan Edwards, “Original Sin” (ed. Clyde A. Holbrook; New Haven, CT: Yale
University Press, 1970) 3.221–349. Для более строгого взгляда не будет трудно убедиться, как это учение в целом выдерживает проверку в свете Писания.
5 Цитаты по: The Works of Jonathan Edwards, “Sermons and Discourses”
(ed. Wilson H. Kimnach; New Haven, CT: Yale University Press, 1992) 10.132. В редакторском введении цит.: Ola Winslow, Jonathan Edwards, 1703–1758: A Biography (New
York: Macmillan, 1940) 140.
6 John Gerstner, The Rational Biblical Theology of Jonathan Edwards, 3 vols. (Powhatan, VA:
Berea Publications, 1991) 1–180.
7 George Marsden, “The Quest for the Historical Edwards,” in Jonathan Edwards at Home and
Abroad (Columbia, SC: University of South Carolina Press, 2003) 7.
8 George Marsden, Jonathan Edwards: A Life (New Haven, CT: Yale University Press, 2003) 514.
9 O проповедях Эдвардса Уилсон Кимнах пишет: "Я пришел к выводу, что текст - это наиболее точное обозначениен первого раздела, так как он часто начинается просто с чтения Писания и в нем часто нет экспликации... если текст представляется достаточно ясным и без нее. Если Эдвардс прибегает к экспликации, он обычно обозначает это отдельно"   (Kimnach, “Editor’s Introduction” 32).
10 См. The Works of Jonathan Edwards, “Sermons and Discourses, 1739–1742” (ed. Harry S.
Stout, Nathan O. Hatch, and Kyle P. Farley; New Haven, CT: Yale University Press, 2003) 400–435. Я сказал бы, однако, что в отличие от старых авторов, считавших, что "Грешники" - редкое исключение для Эдвардса, на самом деле он довольно часто предупреждал о том, что ад реален.
11 Kimnach, “Editor’s Introduction” 37.
12 “Christian Knowledge” 157–58. Выделения мои, а не по изданию 1834 г.
13 Ibid. 158. Это показывает зависимость Эдвардса от Ван Мастрихта, а того, в свою очередь - от Уильяма Эймса.  См. Amy Plantinga Pauw, The Supreme Harmony of All: The Trinitarian Theology of Jonathan Edwards (Grand Rapids: Eerdmans, 2002) 27.
14 Ibid.
15 Он часто проповедовал на 1 Кор.13. См. напр.: Jonathan Edwards,
“True Grace in the Heart Tends to Holy Practice in Life,” in Charity and Its Fruits (Edinburgh:
Banner of Truth, 1969) 221–50.
16 The Works of Jonathan Edwards, “Religious Affections” (ed. John E. Smith; New Haven, CT:
Yale University Press, 1959) 84.
17 Ibid. 142.
18 Ibid. 144
19 “Christian Knowledge” 158. 20 Ibid. 21 Ibid. 159. 22 Ibid. 23 Ibid. 159–60.
24 Patricia Tracy, Jonathan Edwards, Pastor (New York: Hill and Wang, 1979) 6.
25 “The True Excellency of a Gospel Minister,” in The Works of Jonathan Edwards 2.959.
26 Kenneth J. Minkema and Richard A. Bailey, eds., “Reason, Revelation and Preaching: An Unpublished Ordination Sermon by Jonathan Edwards,” The Southern Baptist Journal of Theology
3/2 (1999) 27.
27 Jonathan Edwards, “Ministers to Preach Not Their Own Wisdom but the Word of God,” in The
Salvation of Souls (ed. Richard A. Bailey and Gregory A. Wills; Wheaton: Crossway, 2002) 116
28 “Christian Knowledge” 162–63. Мы приводим просто семь формулировок, опуская ради краткости пояснения к ним.
29 Perry Miller, Jonathan Edwards (New York: William Sloane Associates, 1949) 310
30 Это легко покажет краткий библиографический обзор работ, десятки из которых посвящены философии Эдвардса, например, его эстетике, но среди них будет трудно найти названия, которые даже включают слово "Библия", "Писание", или связанные с ними понятия. См. M. X. Lesser,
Jonathan Edwards: A Reference Guide (Boston: G. K. Hall, 1981); M. X. Lesser, Jonathan Edwards,
An Annotated Bibliography, 1979–1993 (Westport, CT: Greenwood, 1994); and Nancy Manspeaker,
Jonathan Edwards: Bibliographical Synopses (New York and Toronto: Mellen, 1981). Возможным исключением является книга Плантинга-Пау с ее главой "Троица и Библия", показывающей реальную манеру, которой пользовался сам Эдвардс.   См. Plantinga Pauw, The Supreme Harmony of All 19–55 .
31 Kevin J. Vanhoozer, Is There a Meaning in this Text? (Grand Rapids: Zondervan, 1998) 284. See
also David Steinmetz, “The Superiority of Pre-Critical Exegesis,” Theology Today 37/1 (1980) 27–38.
32 “Christian Knowledge” 158.
33 Ibid. 161. 34 Ibid. 158. 35 Ibid. 159. 36 Ibid. 37 Ibid. 160.
38 Robert Brown, Jonathan Edwards and the Bible (Bloomington, IN: Indiana University Press,
2002).
39 Michael J. McClymond, review of Jonathan Edwards and the Bible by Robert Brown, Church
History 72 (June 2003) 416.
40 Norman Pettit, review of Jonathan Edwards and the Bible by Robert Brown, The New England
Quarterly 77 (June 2004) 334.
41 Douglas A. Sweeney, review of Jonathan Edwards and the Bible by Robert Brown, Theology
Today 60 (April 2003) 102.
42 See Miscellany 851, The Works of Jonathan Edwards, “The ‘Miscellanies,’ 833–1152” (ed.
Amy Plantinga Pauw; New Haven, CT: Yale University Press, 2002) 20.80–81.
43 The Works of Jonathan Edwards, “The ‘Miscellanies,’ 1153–1360” (ed. Douglas A. Sweeney;
New Haven, CT: Yale University Press, 2004) 23.29.
44  Здесь замечательны два тома под редакцией Майкла Мак-Муллена. См. Michael D.
McMullen, ed., The Blessing of God: Previously Unpublished Sermons of Jonathan Edwards (Nashville:
Broadman & Holman, 2003) and idem, ed., The Glory and Honor of God: Previously Unpublished
Sermons of Jonathan Edwards (Nashville: Broadman & Holman, 2004).
45 McMullen, “That Hearing and Keeping the Word of God Renders a Person More Blessed Than
Any Other Privilege That Ever God Bestowed on Any of the Children of Men,” in The Glory and
Honor of God 190–207.
46 Конец применения здесь несколько скомкан, что скорее напоминает современную манеру.
47 McMullen, “Hearing and Keeping” 196.
48 Ibid. 202.
49 Ibid. 206.
50 Works of Jonathan Edwards 2.244.
51 Sм. Vanhoozer, Is There a Meaning in this Text?
52 The Works of Jonathan Edwards, “Freedom of the Will” (ed. Paul Ramsey; New Haven, CT:
Yale University Press, 1957) 1.439.
53 Утверждение в работе: Sereno E. Dwight, “Memoirs of Jonathan Edwards,”
in The Works of Jonathan Edwards xiv. Цит.по: Donald S. Whitney,
“Pursuing a Passion for God Through Spiritual Disciplines: Learning from Jonathan Edwards,”
in A God Entranced Vision of All Things (ed. John Piper and Justin Taylor; Wheaton: Crossway,
2004) 113.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn