Земляк

      Очную я служил в войсках  ПВО. До сих пор от зубов отскакивает почтовый адрес: Ленинградский военный округ, в/ч 03216, п/о «Красавица».
      Попали мы туда из Смоленска вчетвером: Вовик Белов, Аркашка Белицкий, Валера Яночкин и я, все – после окончания энергетического  техникума. Была середина января, когда нас, кое-как помытых в бане на тыловой точке, обмундированных в колом стоящие новенькие гимнастёрки, галифе и шинели, в негнущихся кирзовых сапогах и прикрывающих макушки шапках  доставили на самую дальнюю, карантинную, точку, расположенную в глухом хвойном лесу где-то за линией Маннергейма.
       Недели за две до нас туда же прибыли питерцы, человек двадцать пять. Они уже считали себя тёртыми калачами и попытались доказать это нам, но мы тут же осадили их, показав, кто есть who. В хозкомнате мы постригли друг друга старыми, ржавыми машинками, нещадно, до крови, вырывающими клочья волос. В комнате отдыха мы бильярдным кием расширили тугие петли на гимнастёрках и гульфиках галифе, в результате чего пуговицы стали расстёгиваться при напряжении  мышц груди и пресса. Мы готовились показать себя во всей красе во время ритуального армейского действа под названием «отбой».
       Ровно в 22-30, когда мы, новобранцы,  стояли в строю, прозвучала эта заветная команда и все врассыпную бросились к своим двухъярусным койкам, на бегу расстёгивая и стягивая обмундирование и сапоги с портянками. Смоляне с первого же раза уложились в отведенные сорок пять секунд, а вот кто-то из питерцев, тренирующихся уже две недели, сплоховал. Последовала команда: «Подъём!» и мы горохом посыпались с коек, при этом я спрыгнул со второго яруса и попал ступнями точно в стоящие внизу сапоги, накрытые портянками. Портянки, мелькнув краями, исчезли в сапогах. Этой науке меня обучили ещё дома. И тридцати секунд не прошло, как я снова стоял в строю, пока что один…
        Сделав внушение не уложившимся в заветные сорок пять секунд, сержант скомандовал: «Отбой!», и мы тем же манером оказались в постели. Так продолжалось несколько раз, пока сержанту и остальным «старичкам» эта канитель не надоела. После очередного «отбоя» нас уже не подняли, а провинившихся отправили драить сортир.
         Успешно пройдя по укороченной программе карантин мы через неделю были распределены по точкам: Аркаша  - в такую же, как на карантине, глухомань, Белов – в офицерский городок, где лабал в ансамбле при доме офицеров на гитаре и трубил в духовом оркестре на тубе, а я с Валеркой Яночкиным – на тыловую точку, откуда мы и начинали. Тут меня и присмотрел земляк…
        Это был пухленький, с брюшком и благообразным, словно из теста вылепленным лицом подполковник. У него были пухлые щёчки с зажатым между ними носом, линялые голубые глазки под белёсыми бровями,  редкие сивые волосы со светящимся под ними розовым черепом и сочные, извивающиеся пиявками алые губы, на которых вечно висела косичка подсолнечной  шелухи. Семечки –  неизбывная страсть подполковника Павлова, с ними он не расставался никогда, грыз везде, выплёвывая шелуху куда придётся. В штабе нашей точки у всех дамочек в причёсках наличествовали следы павловских семечек, на полу и столах  похрустывала шелуха.
        Откопав моё личное дело, подполковник Павлов, уже на второй день моего пребывания на точке,  вызвал меня в свой  кабинет и, плюясь во все стороны шелухой, рассказал, что он родом со Смоленщины, их города Рославля. Там живут его родители, там  он построил дом и ждёт не дождётся выслуги, чтобы с почётом уйти в отставку и уехать на малую родину. Он потащил меня на огромные склады запчастей и радиодеталей, где шпалерами стояли шкафы с выдвижными ящичками, в каждом из которых лежали какие-то детали: диоды, триоды, сопротивления, реле, переключатели, лампы и прочее, необходимое для поддержания боеготовности нашей части.
-Вот, будешь у меня завскладом! – констатировал он. Поняв, что мне никогда не совладать с этой махиной, не запомнить, что,  где лежит, я погрустнел. Не вызывала восторга и перспектива  вставать полночь-за полночь и тащиться на склад, дабы срочно выдать необходимые детали прибывшим с точек бойцам. Но особенно, как я понял, претило мне ежедневно находиться под обстрелом павловских плевков, за полчаса общения с земляком я получил уже несколько  зарядов шелухи  в глаз и за ворот гимнастёрки. Учитывая  всё это, я стал страстно доказывать подполковнику, что вакантной должности заведующего складом как нельзя лучше соответствует наш земляк Валерий Яночкин. Гренадёрского роста и телосложения, достанет до любого ящичка, феноменальная  память, мигом запомнит наименование деталюшек и их местонахождение, любовь к учёту и порядку. Примерно на десятом моём доводе подполковник сдался и отпустил меня восвояси, а вызвал к себе Яночкина.  Тот, видимо, глянулся ему своей сельской смекалкой и цветущим внешним видом,  и за обедом Валерка предложил мне свою котлету  за то, что я сосватал его на такую блатную службу. Я любезно отказался. Сам я продолжил службу в подразделении электриков – высоковольтников,  о чём, возможно, когда-нибудь расскажу.
        Как-то, примерно через  год нашей службы, Валерка сказал мне, что подполковник Павлов собрался в отставку и хочет привлечь нас, своих земляков, к погрузке и отправке его личных вещей в родной Рославль. И вот мы:  я, Вовка Белов , Валерка Яночкин и   питерец Саня со клада вооружения в течение  трёх дней  таскаем из какого-то  помещения вне части тяжеленные ящики, обитые полосовым железом, брезентовые мешки с написанным  на них адресом доставки, листы плексигласа и фанеры, оцинкованные трубы и металлические профилированные изделия… В общем, всего не перечесть! Мы грузили всё это в трёхосные  УРАЛы, которые везли груз на железнодорожную станцию, где мы перегружали его в контейнеры. Всем этим командовал сам Павлов.
         Пахали мы , как папа Карло, а получали,  как Буратино. Жадный  земеля даже покормить нас   не удосужился, раз  за три дня купив только по кружке пива. Возвращались мы в казарму  затемно, злые, как черти, ели наспех оставленную  нам в столовой « в расход» еду и шли спать. Чтобы наутро вновь таскать, грузить, возить и разгружать.
          На Павловских складах вовсю шли  инвентаризации и ревизия. По слухам, много чего не хватало,  и Павлов запаивал принимающего у него должность капитана. Тот пил, ел, но от подписания актов приёмки воздерживался. Неожиданно  к нам нагрянули особисты, оказывается, военная прокуратура возбудила на Павлова уголовное дело, в его доме в Рославле провели обыск, было изъято неимоверное количество украденного с армейских складов имущества: электродвигатели  и бензиновые моторы, крепёж и металлоконструкции, стройматериалы и электрокабели, инструмент и оборудование и даже четыре оптических прибора, стоимостью  каждый, как автомобиль «Волга».  Нас отвезли в Ленинград, где следователь основательно нас допросил. Мы, естественно, без утайки рассказали о том, как грузили Павловские причиндалы в контейнеры на какой-то железнодорожной станции. Что было в тех ящиках, мешках, контейнерах мы не знали. Грузили из какого-то  помещения вне части. Со слов Павлова это были его личные вещи.
         На суд, слава богу, нас не вызывали. Позже нам сказали, что Павлова осудили к трём годам лишения свободы условно с запрещением  ношения  военной формы и лишением наград. Так мы впервые узнали, что есть такая профессия – Родину расхищать!

12-13 декабря 2015 г.