Параллельно с болью. Глава 1

   ПРЕДИСЛОВИЕ

   Однажды мне позвонила одна интернет-знакомая по Живому Журналу и попросила меня помочь ей с сыном. У него была травма, а теперь он в депрессии, не хочет жить.
- Чем же я могу помочь? - спросил я.
- Я дам вам его номер телефона. Позвоните ему, просто поговорите.
Я позвонил. Молодой человек отказался говорить со мной. И тогда я решил написать эту повесть.
Через некоторое время эта женщина позвонила мне снова:
- Я ведь слежу за вашим ЖЖ. И я дала сыну прочитать вашу повесть. И знаете, он ожил!


   Ну кто из нас не падал, не болел, не получал раны и травмы?
Не существует, пожалуй, ни одного человека, не знакомого с болью. Иногда очень сильной, ужасной. Но лишь некоторые знакомы с болью, которая тянется годами, которая никогда не кончается. Такая боль изматывает, угнетает, лишает радости жизни, доводит человека до крайних мер и, иногда, до страшных поступков.

   У меня нет готовых рецептов, как с такой болью бороться. Но зато я могу рассказать, как можно с такой болью жить. Жить в полной мере, наслаждаться жизнью. Как эту боль оставлять за гранью сознания, за гранью ощущений.
И если мой рассказ поможет хоть одному человеку в мире - я буду просто счастлив!

   Почти 40 лет назад это случилось. Я упал с высоты 12 метров. Результат - многооскольчатый перелом нижней трети обеих ног, компрессионный перелом позвоночника.
   Что за диагноз "перелом нижней трети обеих ног"? - Это значит, что кости ниже колена, кости лодыжки, кости стопы, и кости пальцев разбились на множество осколков.
  Что за диагноз "компрессионный перелом позвоночника"? - Это значит, что позвонок в поясничной области остался цел, но стал короче на сантиметр. И если он пережмет какой-то нерв в стволе спинного мозга, то может наступить паралич нижней части тела. И еще он, сжимая ствол спинного мозга, становится источником постоянной боли.

***

   Помню жуткий холод, я лежу в коридоре на каких-то металлических носилках и буквально примерзаю к ним. Потом забытье. Очнулся ночью в палате от криков. Оказывается, с меня натекла кровь около кровати и кто-то в ней поскользнулся. Звали врача, но пришла нянечка, разбурчалась, что нечего по ночам орать, а врачи празднуют, поскольку восьмое марта, что дежурный врач один, а вас таких умных много. Потом смилостивилась, сказав, что кровь вытрет, а под меня подложит клеенку.

   Помню, что ног я не чувствовал, зато спина невыносимо болела, и я кричал, чтобы меня не трогали, чтобы дали умереть спокойно. Да-да. Мне казалось, что боль меня разрывает на куски, и если я немедленно умру - наступит блаженство.
Потом я отключился, а следующий день и следующую ночь провел в каком-то полубреду. А может несколько дней, я не помню. Мама говорила, что в эти дни мне кололи морфий.

   Очнулся я от невыносимо яркого света бьющего в окно рядом со мной. У моей кровати стояло много людей в халатах, а какая-то женщина поднимала мои ноги за пальцы. Ноги были где-то в бесконечности. Я не помню чтобы они болели, хотя они как-то странно изгибались в неположенных местах. А еще они были черные. Боль гнездилась в спине и в глазах. Я стал кричать, чтобы немедленно выключили свет. Мне казалось, что окно можно как лампу выключить.

   Четко услышал "Готовьте к ампутации". Фигуры в белом расплылись, а я снова провалился в блаженное небытие. Из небытия меня вытащил голос мамы. Звенящим от гнева, псевдоспокойным, стальным голосом мама отчитывала "товарищ Нефедову". Что-то о том, что три дня никто ничего не делал, довели до гангрены, а теперь ампутировать? Да их судить будут за врачебную халатность, за нарушение клятвы Гиппократа.

   Товарищ Нефедова оказалась заведующей отделеним. Выслушав маму Нефедова приказала:
- Уберите посторонних из палаты! Кстати, накормите женщину, поставьте ей в соседней палате кровать и заставьте поспать. И немедленно принесите инструмент!

   Мне было абсолютно все безразлично. Я не понимал о чем они спорят, что собираются делать. Но через несколько минут все понял.
  Прикатили столик на колесиках, на нем поднос, а на подносе металлические инструменты. Звякали они преотвратительнейше.
   Нефедова протянула руку, взяла скальпель, подняла мою ногу за пальцы. Только сейчас я почувствовал боль в ногах. Не боль, а визжаще-красный, режущий мозг звук. Я понимал, что это боль в ноге, но чувствовал его в мозгу и, казалось, мозг сейчас взорвется.

   И тут Нефедова резанула скальпелем по стопе. В мозгу лопнул кровавый пузырь. Я заорал. Нет не благим матом, а самым грязным и страшным. А она все резала и резала. А потом в разрезы запихивала мокрую вату смоченную чем-то желтым.

   Уже к следующему утру ноги стали розоветь.
   В тот же день меня положили на доску, ноги просверлили спицами и вдели в лодыжки что-то типа шпор. К кровати приладили блоки, со шпор протянули через блоки тросики и привесили к ним гири. Потянулись мучительные дни.

   После двух ужасных недель, которые я перенес благодаря морфию, наконец-то наступило хоть какое-то облегчение. Лишь спина ныла, и от неподвижности затекало все тело. Неподвижность была сама по себе мучительна. Просто пытка.
 
   Моя жена стала появляться все реже и реже. Работа, учеба в институте, ребенок (ее ребенок от первого брака)... Ну совсем нет времени! Зато мама поселилась в нашей палате. Она ухаживала не только за мной. Она стала общей палатной мамой. Больные так и звали ее - "мама".
   Мама взяла на себя работу нянечки. Не гнушалась ничем: утку вынести, протереть спину или ноги тяжелым больным, перевернуть, покормить, напоить. А главное - поговорить. Она садилась к чьей-то постели и расспрашивала о жизни, о работе, о семье, о женах, о детях... Так расспрашивала, будто это был ее сын. И больной на глазах оживал, глаза начинали светиться жизнью...

   Вот только я совсем упал духом, и мамины попытки меня как-то развеселить лишь раздражали. Я думал: "Ну кому я теперь такой поломанный нужен?"
Чтобы скоротать тягучие, как резина, дни, я попросил маму принести мне что-нибудь почитать. Сначала прочитал какой-то роман исторический, а потом мама принесла мне "Повесть о настоящем человеке" Бориса Полевого. Она не стала ничего говорить, просто сказала:
- Прочитай и подумай.
И меня пробило. Ну уж если совсем без ног можно самолет научиться пилотировать и танцевать, то и я научусь ходить, вопреки прогнозам. Ведь ноги-то у меня есть, мама спасла их.

   Началась подготовка к операции, но вдруг выяснилось, что оперировать нельзя, так как началось нагноение в месте открытого перелома.
   На ежедневных обходах врачи быстро обходили всех больных, а потом у моей кровати начинали до хрипа ругаться друг с другом. Спор был о том, есть ли вообще смысл в операции. А если есть, то замкнуть суставы совсем или оставить какую-то часть подвижности в голеностопах. Если замкнуть - то боль будет меньше, но ходить я вряд ли смогу, буду на всю жизнь прикован к инвалидной коляске. А если все-таки делать операцию, то тоже высок шанс, что она окажется бесполезной.

   Ровно на тридцатый день с ног наконец-то отцепили гири и повезли на операцию. Основной вопрос был - можно ли давать мне наркоз и перенесу ли я его с переломом позвоночника?

   В отделении работал Яков Яковлевич Снегур. Оказалось, что это отец одного из моих друзей. Вот он-то и решился сделать мне операцию, причем сразу на двух ногах.

***

   Я вновь очнулся в своей палате. Только уже в гипсе, а не с гирями. И с ногами, начиненными внутренними спицами, шурупами и гвоздями, которые четко обрисовывались на рентген-снимках. И все началось сначала. Боль, боль, боль... ночи длиннющие... никого не дозовешься. Наконец сестричка делает укол морфия и сон на два-три часа. И снова по кругу, и снова...

   Яков Яковлевич разорался на других врачей и на медсестер за морфий. И ЗА-ПРЕ-ТИЛ его мне давать. Господи!!! Как же я выдержу без него. Я снова стал думать о смерти.

24 май, 2009

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/14/1413