Сны Павла Петровича

               
     Всю жизнь, сколько себя помнил, Павел Петрович видел сны. Большинство из них он почти сразу после пробуждения забывал. Но были некоторые, как он их про себя называл, многосерийные, которые с небольшими вариациями долго повторялись, почти каждую ночь, в течение месяцев, а иногда и лет. Но когда серия, наконец, заканчивалась, этот сон уже никогда больше не появлялся, но и забыть его Пашка тоже не мог.
     Свою первую серию Павел Петрович видел еще в детстве, когда ему было лет девять – десять, для всех он был Пашка, и только мама называла его Павлик, даже когда сердилась на него. Впрочем, ребенком он был довольно послушным, хотя и непоседливым. Мама любила вспоминать его детские шалости, ничуть его не осуждая и даже иногда гордясь сыном.
      - Павлик в два – три годика ни секунды не мог усидеть на месте, а уж в квартире, где мы жили, не было закоулка, куда бы он не залез. Как-то я вхожу в комнату, вижу дверцы посудного шкафа, обычно закрытые на ключ, настежь, а в шкафу среди посуды копошится Павлик, переставляя чашки и миски с места на место. Посуду эту нам подарили на свадьбу, и я прямо охнула, увидев эту картину. Павлик оглянулся, увидев меня, схватился с места, и со всех ног, как был, с чашками и блюдцами в руках, бросился бежать из комнаты. На пороге он, конечно, зацепился и упал прямо плашмя, расквасил нос, получил шишку. Но что удивительно – летел  лицом вниз, но руки с посудой задрал вверх. Ничего не разбилось! И так было не раз.
      Случилось так, что Пашка простудился и заболел. Болел он редко, но когда заболевал, температура почти мгновенно подскакивала до сорока градусов и держалась дня два – три. Так повторилось и на этот раз. Лежал он, в основном, в забытьи, а просыпаясь, видел, как в тумане, маму, сидящую с шитьем в руках или склонившуюся к нему:
      - Павлик, сыночек, как ты себя чувствуешь? Хочешь чего-нибудь покушать?
      - Пить, - как правило, просил Пашка.
Выпив принесенной водички, Пашка снова погружался в тяжелый один и тот же нескончаемый сон. Он ощущал себя летящим в каком-то ослепительно ярком луче света, вонзающемся в абсолютно непроглядную темень с какими-то неровными  краями, причем он и сам летел со скоростью этого удлиненного сгустка света. То, что это был именно полет, кроме внутреннего ощущения, свидетельствовали еще и непрерывно меняющиеся рваные края высвечиваемого впереди и по сторонам пространства. Это продолжалось почти бесконечно, но затем пучок света впереди начинал сужаться и закручиваться в тугую спираль. Когда эта спираль впереди превращалась почти в точку, и у Пашки останавливалось дыхание, он просыпался в холодном поту. Едва он открывал глаза, подходила мама и, потрогав его, говорила:
      - Сыночек, ты снова весь мокрый, давай я поменяю простынку.
Сначала этот сон повторялся только во время болезни, но затем уже вполне здоровый Пашка тоже начинал видеть этот же сон. Это продолжалось неделями, затем какое-то время – месяц, два – сон его покидал, а потом снова возвращался.
Так продолжалось до окончания школы.
      После поступления в институт этот сон исчез, и до окончания четвертого курса многосерийность Пашку не беспокоила. А летом большая группа однокурсников, и Пашка в их числе, отправилась покорять Кавказ. Организаторы, как правило, альпинисты со стажем проложили многодневный маршрут  с переходом через два перевала-снежника, но с довольно умеренными требованиями к уровню подготовки  участников похода. Поход начинался в Домбае. Узкая тропинка довольно круто вела в гору, и вся группа, растянувшись длинной цепочкой, тронулась в путь. Здесь участников ждал первый сюрприз. Вскоре после начала маршрута вдоль тропинки неширокой полосой , прижавшись одна к другой, появились могилы с полустертыми надписями на памятниках или просто дощечках.
      - Здесь похоронены те, кто разбился в горах, - объяснили организаторы.
      - Ага, такие же неумехи, как и мы, - не удержался кто-то из девчонок.
      - Да нет, это, как правило, опытные альпинисты, но попавшие в непогоду или лавину, - успокоили более опытные товарищи.
      Этой тропинкой шли весь первый день, только становилась она все уже, а обрывы по бокам все круче. Но зато чем выше поднимались, тем более неописуемая красота открывалась. То и дело слышались восторженные возгласы.
      - Дальше будет еще красивее, - говорили бывалые участники.
      - Да куда уж лучше! - восклицали новички.
      Идиллия кончилась через день, когда подошли ближе к перевалу. Начался снежник. Опытные участники похода прошли вперед, продвигались осторожно, предлагая всем идти по их следам. Тем не менее вскоре под одним из впереди идущих снег внезапно провалился, обнажилась расщелина. Хорошо, он успел поставить поперек расщелины ледоруб и завис на нем. Его быстро вытащили, а когда остальные подошли поближе и, заглянув в расщелину, увидели уходящий глубоко вниз провал, так что дна не было видно, все мгновенно присмирели, смешки и бравада тут же исчезли, и дальше снова все выстроились цепочкой и шли след в след за лидерами. Но настоящие испытания начались при преодолении самого перевала. Сначала на дальних подступах к перевалу, когда группа шла еще по относительно ровному плоскогорью, пошел легкий снежок и начал электризоваться воздух. Некоторые девочки для защиты от снега раскрыли зонтики, на металлических кончиках некоторых из них начали тут же проскакивать искры. Руководители похода бросились ко всем с криком:
      - Отбросить в сторону все металлические предметы и лечь на снег!
      Но поскольку большинство в группе составляли физики, понимавшие, что с электричеством играть нельзя, еще до того, как эта команда прозвучала, она уже начала выполняться.
      А еще через несколько минут налетела настоящая снежная буря, да к тому же еще с громом и молнией. Грохот стоял почти непрерывный, а молнии сверкали , казалось, совсем рядом. К счастью, все кончилось быстро и благополучно, никто не пострадал. Правда, один из лежавших на снегу зонтиков оказался искореженным и оплавленным. Значит, в него действительно ударила молния.
      Вскоре подошли к подъему на перевал и сделали привал, чтобы отдохнуть, подкрепиться и подготовиться к подъему, который начинался сразу же от места отдыха, с каждым метром становясь все круче и круче, хотя крутизну его оценить было трудно, так как все было покрыто белым нетронутым сверкающим на солнце снегом. Группу разбили на несколько звеньев, каждое со своим страховочным шнуром и опытным ведущим, и вскоре двинулись к перевалу. Впереди шли, прокладывая путь,  несколько опытных альпинистов с ледорубами. Подъем продолжался несколько часов, особенно тяжелыми были последние два – три десятка метров. Впереди идущим пришлось вытаптывать и выдалбливать ступени в слежавшемся снегу почти в вертикальной плоскости, закреплять страховочный шнур, держась за который вся группа постепенно выбралась на вершину перевала.
      Отдышавшись и отдохнув, начали спуск, который оказался еще сложнее подъема. Снежник вскоре закончился, и пошла каменистая осыпь, по которой можно было скатиться в пропасть.  От постоянного напряжения полусогнутые в коленях ноги начинали самопроизвольно  дрожать. Уже начало темнеть, когда почти обессилевшая группа вышла на небольшую ровную площадку, поросшую кустарником, где и остановились на ночевку.
      Завершив на следующий день спуск, остановились на два дня на отдых. Дальше по плану предстоял переход через следующий перевал, куда группа и отправилась. Трудность состояла в том, что приходилось пробираться через нагромождения скал. До перевала было еще очень далеко, когда кто-то из опытных путешественников что-то разглядел на горизонте и собрал возле себя руководителей похода. Нмного посовещавшись и оглядевшись по сторонам, они предложили всей группе сосредоточиться на небольшой площадке, с двух сторон окруженной скалами, надеть на себя все теплое, что у кого было, и накрыться по-возможности со всех сторон развернутыми палатками. Группа послушно выполняла предписания, хотя многие откровенно веселились, глядя на этот глупый маскарад. Ярко светило солнце, было жарко, и ничто не предвещало перемены погоды. Тем не менее не прошло и десяти минут как резко потемнело, поднялся холодный пронизывающий ветер, и крупными снежными хлопьями закружила метель, через некоторое время перешедшая в дождь. Хотя все и утеплились, но  многие вскоре начали дрожать, так что зуб на зуб не попадал. Непогода продолжалась часа два, все неимоверно замерзли, и было решено штурм перевала отменить, тем более что это пришлось бы делать уже ночью.
      Экспедиция на Кавказ закончилась благополучно, все остались довольны, никто не заболел. Впечатлений и восторгов было через край. Но вскоре Пашке стал упорно сниться один и тот же сон. Стоит он среди гор на большом плоскогорье, поблизости ни обрывов, ни пропастей нет. Лето, солнце, легкий ветерок. И вдруг небо темнеет, в воздухе появляется какое-то напряжение, через плоскогорье проходит трещина, и две половинки земли начинают медленно удаляться друг от друга. Все это происходит довольно далеко от Пашки, оставшегося на одной из половинок. Через некоторое время на той части земли, где он стоит, возникает еще одна трещина и снова быстро расширяется. Следующая трещина образуется у Пашки практически под ногами, он едва успевает через нее перескочить. И дальше все быстрее и быстрее появляются все новые и новые трещины, оставляя Пашке все меньше и меньше места. И тут раздаются громовые раскаты вроде бы и человеческого голоса, но слов не разобрать, а в то же время ужас сковывает все тело. И все вокруг замирает, вслушиваясь в это громыхание, даже трещины останавливают свое движение. Пашка озирается, но вокруг никого нет, только горы, расколотые пропастями, да над головой низкие темные непроглядные тучи. А голос продолжает греметь, и в раскатах грома Пашке кажется, что он слышит:
      -Молись!
      Он падает на колени и начинает молиться, хотя ни одной молитвы не знает, а бормочет что-то несвязное, даже не понимая им самим произносимых слов. И здесь земля снова приходит в движение, и снова появляются новые трещины, как будто раскрываются пасти неведомых чудовищ, готовых поглотить все вокруг. Пашке приходится балансировать на кусочке уцелевшей под ним поверхности земли, каждую секунду рискуя свалиться в разверстую пасть. И в какой-то момент этого бесконечного ужаса, пытаясь удержаться на крохотном пятачке еще не обрушившейся земли,  Пашка просыпается, так и не успев свалиться в пропасть. И уже проснувшись, он продолжает задыхаться, всем телом чувствуя навалившийся на него страх.
      Сначала сон появлялся почти каждый день, совсем изматывая Пашку, но затем приходил все реже и реже и почти исчез к моменту окончания института.
     Получив диплом, Пашка по направлению уехал работать в другой город, года через два влюбился и вскоре женился, еще раз сменил место работы и город и казалось, что серийные сны его оставили навсегда.
      С женой Верой они жили душа в душу, а вскоре появился у них и малыш, крикливый и ужасно не хотевший спать по ночам, так что  Пашка даже не успевал отследить, а видел ли он вообще сон в эту неспокойную ночь.  Время шло, ребенок рос, его часто стала забирать бабушка, Верина мама, жившая в соседнем городе.  Пашке по работе приходилось выезжать в экспедиции для проведения опытов в полевых условиях, и теперь он мог это делать довольно часто. Вера же вспомнила про свое незаконченное высшее образование и восстановилась в институте, благо, в их городе было вечернее отделение.
      Как-то поздней весной Пашка в очередной раз уехал в экспедицию, но на этот раз все свои эксперименты они закончили очень быстро и уже поздно вечером решили вернуться домой. У них была своя экспедиционная машина, так что часа в два ночи Пашка поднимался к себе домой, в однокомнатную квартиру  на пятом этаже. Чтобы не будить Веру, замок открыл своим ключом, тихонько разделся, прошел на кухню и там зажег свет. Потом заглянул в комнату и не поверил своим глазам – Веры не было. Уехать к матери она не могла, только накануне они вместе туда звонили, и там все было в порядке.  Оставалось одно – Вера ушла ночевать куда-то в другое место. Пашке стало невероятно обидно – он так спешил домой, а тут ситуация прямо из многочисленных анекдотов: муж возвращается неожиданно из командировки и застает у жены любовника. Разница была только в одном – не любовник у жены, а жена у любовника. Пашка ощутил смешанное с обидой жгучее чувство ревности к неведомому сопернику, которого предпочла ему Вера. И ему стало так тошно, что он даже подошел к окну, раскрыл его и посмотрел вниз. Фонарь освещал небольшое пятно земли, утыканной острыми кольями придомового палисадника.  Глядя вниз невидящими глазами, Пашка перебирал в памяти всевозможные события, пытаясь понять, когда изменилось к нему отношение Веры. Если у нее появился кто-то другой, это должно было проявиться в ее поведении. Вспомнилось только одно: уже встречаясь, но еще не будучи мужем и женой, они отмечали какой-то праздник в небольшой компании. Пашка ненадолго отлучился, а когда вернулся, увидел, что
все затеяли играть в «бутылочку». В эту игру он никогда не играл и не знал, что это такое. Его тоже заставили сесть прямо на пол, все образовали круг, в центр которого положили обычную бутылку.  Каждый по очереди крутил бутылку, и когда она останавливалась, указывая горлышком на кого-то, то с ним должен был поцеловаться тот, кто закрутил бутылку. Сначала Пашка смотрел даже заинтересованно, но когда подошла очередь Веры, он весь напрягся. Бутылочка покрутилась и остановилась напротив недавно пришедшего к ним на работу парня, рослого, красивого и довольно самоуверенного. Он с удовольствием потянулся к Вере, и Вера со смехом, но тоже с таким же удовольствием ответила на его поцелуй. Кто-то из девчонок обратил внимание на Пашку и даже пальцем показал:
      - А Пашка-то как переживает!
      Пашка поднялся, вышел из комнаты, а потом и совсем ушел к себе в общежитие, где он в это время жил. Дня два или три он не приходил к Вере, хотя до этого бывал у нее каждый день. Но на большее его не хватило, и вечером он явился к Вере домой.
Вера посмотрела на него и сказала:
      - А я думала, ты уже не придешь.
      Больше они случившееся не обсуждали.  Через несколько дней одна из близких подруг Веры, встретив Пашку, неожиданно спросила у него:
      - А ты знаешь, кто предложил играть в бутылочку?
      Тот пожал плечами:
      - Понятия не имею.
      Тогда подружка торжествующе сказала:
      - Вера, - и внимательно посмотрела, как Пашка отреагирует. И хотя сообщение больно его кольнуло, но он сделал вид, что его это не интересует.
      Теперь же вот оно опять возникло из прошлого. Значит, сидело где-то у него в подсознании и ждало своего часа, чтобы еще раз больно его уколоть.
      Пока Пашка стоял у открытого окна и мучительно рылся в прошлом, заскрипел ключ, открылась входная дверь, и вошла Вера. Увидев Пашку у открытого окна, сначала замерла, а потом обессилено опустилась на стул.
      - Паш, мы тут отмечали окончание третьего курса.
      - До трех ночи? – повернулся от окна Пашка.
      Вера только виновато опустила голову. Пашка еще некоторое время походил туда – сюда по комнате, а потом разделся и лег спать.
      Со временем это происшествие как бы затерлось, никто из них больше его не вспоминал.  Не было ни обсуждений, ни выяснений подробностей и, казалось, все бесследно исчезло в круговороте прошедших многочисленных событий. Но через некоторое время Пашка проснулся в совершенно подавленном состоянии, которое не оставляло его целый день. Увиденный ночью сон весь день медленно прокручивался у него перед глазами снова и снова, как будто он смотрел замедленное кино.
     Во сне Вера от него уходила. Уходила куда-то в темноту, не говоря ни слова и даже не глядя в его сторону. Пашка бросался за нею с криком:
     - Вера, ты куда?
     Но она даже не оборачивалась на его возглас.
     Через день сон снова повторился, но уже в новой редакции. И каждый раз, когда Пашка видел сон из этой серии, тот неизменно варьировался по содержанию, хотя тема его была неизменной – Вера уходила. Во сне Пашка предпринимал неимоверные усилия, чтобы выяснить, к кому уходит Вера, но всегда это было безрезультатно. Тайно преследуя уходящую Веру, Пашка обнаруживал даже дом, в который она заходила, но когда он туда врывался, там никого не оказывалось.
      Время шло, дети выросли, женились, Вера с Пашей отметили серебряную свадьба, затем появились внуки, пришла пора обзавестись дачей, где они пропадали все выходные.  Сон стал появляться все реже, но полностью не уходил. Появляясь, черно-белое видение на некоторое время окрашивало трагической нотой все Пашкино существование. В очередной такой приступ Пашка даже начал подумывать о каком-то радикальном средстве для избавления от своих видений:
      - Не завести ли мне интрижку с кем-нибудь? Может быть, это поможет?
      Нельзя сказать, что Пашка не обращал внимания на других женщин. Обращал и красотой их любовался, но и только. Ему хватало одной Веры. Но теперь однажды возникшая мысль время от времени возвращалась к нему, не давая покоя. И хотя он не предпринимал никаких активных действий в этом направлении, но, наверное, какие-то флюиды носились в воздухе, потому что случилось неожиданное - Вера начала его ревновать.
      Однажды после поездки к Пашкиным родителям, в город, где он вырос и закончил институт, и где раз в пять лет у них проходили встречи выпускников, осматривая пиджак перед тем, как сдать его в химчистку, жена обнаружила в его кармане чек на покупку какой-то загадочной вещи и устроила Пашке сначала допрос с пристрастием, а затем и скандал.
      - Значит, когда мы были на Украине у твоих родителей, ты потратил больше ста гривен на подарок? Кому же это и в честь чего?
      Врать Пашка не любил. Умолчать еще куда ни шло, но говорить заведомую неправду считал делом недостойным и бессмысленным, поэтому честно ответил:
      - Да это калькулятор с приемником Светке Строевой - у нее пятнадцатого был день рождения. Она же мне подарила на мой день рождения дорогую авторучку, пришлось отдарить.
      - Ага, значит, старая любовь не ржавеет! И чего я, дура, поехала с тобой, не хотела ведь?
      Светлана была юношеской безответной любовью Пашки и вот через тридцать лет после окончания института они  увиделись на  юбилейной встрече бывших однокурсников. Пашка ее даже не сразу узнал – вместо оставшейся у него в памяти стройной шатенки он увидел невысокую блондинку.
      После первой сцены Вера как с цепи сорвалась – приступы ревности возникали у нее по любому поводу, а часто, по мнению Пашки, и вовсе на ровном месте. Сначала он пытался отшучиваться, но Вера не принимала шуток, и только еще больше распалялась. Несколько раз Пашка не выдерживал и со всего маху швырял на пол то, что держал в этот момент в руке. Вера умолкала, и некоторое время они не разговаривали. Потом все сглаживалось, пока не наступал очередной случай.
      Но – странное дело! – через некоторое время Пашка обратил внимание на то, что серийные сны его не тревожат. Зато теперь примерно с той же периодичностью его донимала Вера своими ревнивыми подозрениями.