Харассмент. 25. Нет, это не жизнь! 1

СУББОТНЕЕ  ПРИКЛЮЧЕНИЕ,  ИЛИ  ХАРАССМЕНТ

РОМАН
Начало:
http://www.proza.ru/2015/03/24/1293

Глава 25. НЕТ,  ЭТО  НЕ  ЖИЗНЬ!  Часть 1.


                – Нет, это не жизнь, – вдруг громко сказала
                Джуди, прочтя мои мысли, и все в недоумении
                оглянулись.
                Нет, она была неправа. Это жизнь, жизнь.
                Это она. Ибо жизнь, как нас учили, есть форма
                существования белковых молекул, а что-то
                сверх того суть пустые претензии, узоры на
                воде, вышивание дымом. Стоит принять этот
                мудрый взгляд – и сердцу будет не так
                больно, «а больно – так разве чуть-чуть», как
                писал поэт. Вот только поменьше бы мечтать,
                ведь жизнь жестока к мечтателям.
             
                Т. Толстая. «Лимпопо»


     Рассказать матери о том, что недавно с ней произошло, Ольга не могла. Она никогда не делилась с ней интимными подробностями собственной жизни. Ни к чему другим людям, пусть даже самым близким или очень хорошим знакомым, знать о ней всё. А про субботнее происшествие – тем более. Правда, Элла уже знает, но она человек надёжный, чужие тайны разглашать не станет.

     В какой-то степени это интим. И Лисовский тоже не будет хвастать перед кем-то из своих друзей неудачной попыткой соблазнения почти незнакомой сотрудницы. Значит, это их общая тайна, нравится им это или нет.

     Взглянуть со стороны – «Это что-то с чем-то!», как говорит её соседка. Вот если бы на Ольгу посягнул их завкафедрой Шуляковский, это было бы логично: она с ним давно знакома и хотя бы изредка разговаривает. Он-то уж точно считает себя начальником, а её – подчинённой и зависимой.

     Однако же нет, апатичный  Шуляковский никогда не сказал ей ни одного комплимента, не удостоил чести посетить её занятия – вообще ноль внимания. Она для него – почасовик, то есть, как выяснилось, никто, и он даже не имел её в виду, на словах обещая работу, а на деле потребляя её время, силы и душевную энергию. За всё это она получала смешные деньги и разочарование впридачу.

     Но она же не волонтёр, в конце концов! У неё нет наследства, на которое можно беззаботно жить, а трудиться бесплатно – исключительно для души, вставая при этом в шесть утра, чтобы не опоздать на первую пару.

     Интересно, есть ли где-нибудь на планете такие чудаки, которые мечтают о непростой преподавательской работе и общении с избалованными молодыми нигилистами, а зарплата их вовсе не интересует? И они с гордым видом предупреждают начальство: «Только не вздумайте предлагать мне деньги!»

     Ольга вспомнила, как однажды она пожаловалась Шуляковскому, что ей не оплатили часы, которые она вела вместо молодой преподавательницы, лежавшей на сохранении. Шеф недовольно пробурчал:

     – Надо стараться себя хорошо зарекомендовать, а не за деньгами гоняться!

     «За чем? И это вы называете деньгами? Для чего, спрашивается, зарекомендовать? Для дальнейшей почасовой работы? А полы помыть вам не надо? Сколько можно вешать лапшу на уши?» – подумала Ольга.

     – Василий Иванович, если это такие большие деньги, то мне тем более не стоит от них отказываться, – как можно вежливее ответила она Шуляковскому, и лаборантка, слышавшая их разговор, засмеялась.

     Иначе, как издевательством, это поучение назвать было нельзя. О каких таких деньгах он говорил? Она на двух работах теперь не зарабатывала столько, сколько прежде получала, спокойно сидя в своём кабинете истории. Летом ей в университете вообще ничего не платили: занятий нет, часов нет – и денег для почасовика тоже нет. А в школе на полставки она получала вдвое меньше, чем раньше.



     «Скажите, пожалуйста, господин Шуляковский, зачем тогда вы так радостно встретили меня три года назад, когда ваша приятная во всех отношениях Наталья Борисовна уехала с мужем в его продолжительную загранкомандировку? Никто не хотел вести её занятия впридачу к своим, а я за полцены, даже за четверть стоимости драгоценной Натальи Борисовны, взвалила на себя всю её нагрузку, сохраняя для неё тёплое место.

     Интересно, как этот её вояж проходит по документам? Отпуск по семейным обстоятельствам? Впрочем, какая разница! У неё такой хороший высокопоставленный муж, что для них всё возможно. К тому же она милейшая женщина, и у меня к ней нет никаких претензий.

     У меня претензии только к вам, господин Шуляковский. Это же вы меня водили за нос три года, а теперь я вынуждена ещё и подвергаться сексуальным домогательствам вашего уважаемого начальника – ведь он ваш начальник, а не мой. Как я для него – преподаватель-почасовик, так и он для меня – начальник-почасовик. То есть никто и звать его никак.

     Почему я должна из-за вас двоих испытывать сейчас угрызения совести, хотя я – пострадавшая сторона, а вы – виновная. А ведь с виду – такие благородные старички. Вот именно, старички! И зачем, скажите на милость, вы так беспокоитесь и хлопочете о том, что вам обоим вовсе не нужно?

     Вот вы, господин Шуляковский, зачем-то стараетесь протащить по конкурсу какого-то мужика. Впрочем, вполне возможно, что он ваш родственник  и вы не можете ему отказать, или вас вынудили так поступать какие-то всемогущие люди или друзья юности. Но всё равно это не по правилам.

     А вы, господин Лисовский, польстившийся на мою «пухленькую» фигуру, неужели вы могли испытывать ко мне какие-то глубокие чувства, увидев меня вблизи всего лишь в третий раз? Конечно, я очень польщена вашим вниманием, но эта ситуация так напоминает мне дореволюционные немые фильмы, где герой-любовник пытается соблазнить замужнюю даму на диванчике под пальмой. В общем, что-то в этом роде.

     Наверное, эти фильмы когда-то смотрел ваш дедушка – он ведь у вас, говорят, благородного происхождения, так что вполне мог интересоваться кинематографом и под впечатлением от увиденного так же внезапно бросаться с нежностями к даме. А вы-то откуда набрались таких манер? Неужели сейчас, в двадцать первом веке, пожилой мужчина надеется подобным диким образом покорить вполне молодую женщину?»

     Ольге хотелось сказать всё это обидчикам в глаза, но такое безрассудство было абсолютно невозможно и к тому же бессмысленно. Господа Лисовский и Шуляковский останутся на своих местах и при своём мнении, а она навсегда застрянет в гимназии с дипломом кандидата наук, как дурак с вымытой шеей. А идти больше некуда… И это было печально.

     «Хотя почему – некуда? Можно летом поискать работу где-нибудь ещё – мало ли какие вакансии найдутся для историка. Конечно, в музей идти не стоит – я там засну где-нибудь в углу в запасниках и cхлопочу выговор с занесением в личное дело. Надо искать такое место, чтобы можно было общаться с людьми, создавать что-то своё – читать лекции, например. Это ведь тоже творчество. Почему я должна снова останавливаться или – ещё  хуже – отступать от собственных планов всего лишь из-за двух человек, которые ведут себя, как феодалы? Ну уж нет!»

     Ольга осталась довольна тем, как ловко она разобралась в лабиринте своих сумбурных мыслей. Оказывается, нужно было успокоиться (а это всего лишь вопрос времени), чтобы её голова заработала в прежнем режиме, выдавая, как принтер, довольно здравые мысли и почти готовые решения.

     Не надо ничего бояться – ей нечего терять. Во всяком случае, по Шуляковскому и Лисовскому она скучать не станет – никогда!

     «Может, это был знак, что «мои университеты» окончены и мне пора идти дальше? Туда, где я не буду зависеть от прихоти людей, занявших руководящее кресло. Но где находится эта обетованная земля, в которой всё основано на справедливости? Вот и приехали…»


Продолжение:

http://www.proza.ru/2015/12/16/889

___________________________________

Фото из интернета