Вой

В линзах очков Виктора Ивановича Ушилкина мелькнула тень воробья. Минуты две до взлёта серая птаха маялась на подоконнике, тыкала клювом в самодельную поилку, какую обычно делают из днища пластиковой бутылки, щипала мелко насыпанные крошки хлеба и изредка весело посматривала в окно. Там за стеклом сидели, утянув шеи и лица в мониторы, семь штатных единиц отдела бизнес-планирования и лицензионных закупок. Лежбище, вернее стол Ушилкина был напротив настенных часов, которые считаются в коллективе бесценной реликвией, ибо они подарены всем штатным единицам самим Игорем Денисовичем.

Посмотрев поверх роговой оправы на циферблат, Ушилкин увидел страшную картину - чёрные стрелки сомкнулись в цифре двенадцать и унизительно разбили её на один и два.

- Всё ! – Бросил шариковую ручку на стол Ушилкин. – Сейчас взвоют !

-Ой, Боже мой, я этого больше не вынесу ! - Завопила за соседним столом Кириллкина Ванна Сергеевна, сотрудница, ответственная за заполнение таблиц с персональными данными клиентов.

- Где мои беруши !? – Поднялся со стула с бешеным ликом Судобкин Николай, программист и составитель бизнес-программ.

Пять из семи сотрудников начали лихорадочно шарить руками по столу в поисках берушей. Каждый искал там, где не помнил или не знал. У кого-то средства индивидуальной защиты «береги уши» ухоронились под ворохом бумаг, у кого-то - в баночке для скрепок, у кого-то они были привязаны к настольным лампам, у кого-то болтались с тыльной стороны монитора. Виктор Иванович Ушилкин нашёл свои бируши в ботинках, снятых им после прихода на работу с целью посушить.Взяв их в руки, он удивился:

- Чего они туда попали ? Наверно, когда выходил в туалет покурить, раба Божья Щурыкина, ведьма старая, чтоб посмеяться надо мной, залезла в мой бардачок с исписанными стержнями ручек и хапнула кровные берушики… Я ж их пришпандолил скотчем к китайской толстому стержню, защемил их так, чтоб ни одна гадина не отлепила ! Уххх, божья бабочка! Воровским наскоком разорвала скотч и по падлючему всунула их левый ботинок. Теперь мои берушечки носками и мозолями будут пахнуть. Фу, мерзость, а не баба !

И тут всё взвыло… Пять сотрудников этого не слышали - одели спасительные бируши, только двое – Колькамыжский Иван Спиридонович и Дурнохвостов Виктор Пантелеевич – вобрали в себя вой с наслаждением, как вкусный запах жаренных пирожков - одним вздохом и удовлетворённо заулыбались.

Выло за окном. Причём вой, этот, нёсся отовсюду – вопили все объекты жилья, соцкультбыта, сферы услуг, госслужб. Верещала серая жилая девятиэтажка. Стонал скрипкой Страдивари длинный как лагерный барак, Дворец спорта. Ревел на издыхании другой Дворец, коричневый и наполовину стеклянный - быший очаг культуры Устюжанского металлургического комбината. Голосил он жутко. Хрипела вышка мобильной связи МТС на углу ул. Социальной и пер. Парковый. Чадно бубнило мрачное здание третьего отдела полиции, прилепленное архитекторами 60-х годов к углу улицы Межевой.

Колькамыжский Иван Спиридонович и Дурнохвостов Виктор Пантелеевич, слушая перекрёстные звуки, сыто и довольно наслаждались. Они всегда с нетерпением ожидали этой благославенный воющей минуты. Готовились к нему как к празднику. Ибо знали - никто кроме них не похвалит в отделе службу МЧС «Гражданская оборона», которая ровно в двенадцать часов еженедельно, по вторникам, проверяет техническое состояние городских сирен оповещения. Почему служба МЧС натыкала их по всем близлежащим объектам, примыкающим к забору Устюжанского металлургического комбината, никто никогда не интересовался, да и кому это было надо – воет и воет, хлеба же не просит… Не хочешь слушать – одевай беруши.

Щурыкина, раба Божья, внешне милый ангелочек, а внутри себя - чёрт с хвостом, как-то на коллективном застолье, посвящённое Дню рождения Колькамыжского, высказалась:

- Мне уборщица Наська, заметающая мусор в кабинете главного директора завода Игоря Денисовича, сказала по секрету, "эмчээсники"-спасатели поставили свои сигнальные рупоры под заводом специально, в отместку за то, что Игорь Денисович отказал им в предоставлении дорогого подарка в виде автомобиля «Аудио» к 27 декабря - Дню спасателя России.

Сказала она сотрудницам отдела и через день опровергла своё сообщение, так как над ней нависла угроза увольнение за утечку секретной информации, представляющую коммерческую тайну. Угрозу устранила она сама. Какая методика во имя своего спасения была применена ею, никто не знает. Тем не менее, Щурыкина осталась в штатном расписании отдела, вывернувшись из-под ножа сокращений, а Наську уволили в тот же день. Охранники отобрали у неё ведро, тряпку, метёлку, пылесос и препроводили её, плачущую, за проходную предприятия. Она долго металась у проходной, рвалась обратно и кричала: "Люди, это меня Дуська Щурыкина подставила ! Сволота ! Бойтесь, эту рабу Божью ! Игорь Денисович.ю ты змею на груди пригрел !" И вот, когда по вторникам сирены воют, её, Щурыкину, всю корёжит. Спасают от диких воспоминаний только беруши.

В этот вторник, когда взвыли сирены, Щурыкина тоже успела одеть беруши. Колькамыжский проходя мимо неё, к окну, где стоял прильнув ногами к батареи Дурнохвостов, чтобы посмотреть на уличную картину завываний, мило ей улыбнулся и, наклонившись подобострастно над столом, ласково так ей и говорит:
-Что, сучка, помогла Наське уволиться… падлюка старая… легла под директора, мразина, подставила уборщицу и теперь совесть за берушами прячешь, плешина блудливая.

Та, видя на лице Колькамыжского откровенно ангельскую улыбку и не слыша поганных слов, вытащила из уха беруш и, тоже утонув в волнах приветливости, спросила:

-Что, что… вы спрашиваете, Иван Спиридонович ?

- Я говорю, вам идут розовые беруши ! Будто майские тюлпаны в ушах !

Дурнохвостов, увидев, как улыбками играют лица Щурыкиной и Колькамыжского, скривился от неудовольствия и говорит:

- Оставь свою улыбку в покое, Колькамыжский. Иди лучше к окну и вместе послушаем концерт сирен. Это не звуки, а шедевр искусства.

Колькамыжский, пригладив ладошками кучу волос на голове, подошёл к окну, где стоял Дурнохвостов, и взглянул на благородную картину: городские многоквартирки, притулившиеся к предприятию, комбинатовский кирпичный забор, трубы сталеплавильных печей, смуглые цеха, Дворец культуры, прячущий свой округлый стан за деревьями, ребристую вышку МТС. Вздохнул всей грудью и мечтательно закинув взгляд вверх, к небу, говорит во весь голос:

-Красота-то какая ! Сирены будто бубенчики… тилинь-тилинь, тилинь- тилинь…

--Ой, и не говори… благодать. Хор Турецкого и только... Послушай, как красиво и утончённо выводит мелодию сирена, что на крыше Дворца культуры. Это же настоящее бельканто…

- Да… сегодня дворцовская в ударе… Однако же мне больше нравится сирена девятиэтажки… какой-то малиновый у неё звук, потусторонний, будто струны в душе играют… так и хочется стихи писать. А вот полицейская сирена заёрничила… пародирует, басы выдаёт…

- Одно слово - ментовская… ей бы всё испортить. Никого не жалко. – ни народа, творящего красоту, ни музыку улиц, Слышу её и кажется, что в следственном изоляторе на шконке потею. – Поддержал Колькамыжский.
-Тихо, тсссс ! - Приложил палец к губам Дурнохвостов.- Щурыкина услышит и донесёт Игорю Денисовичу, как мы тут доблестную полицию колбасим. Стукачиха она знатная. Потом и нас, как Наську, выволокут за проходную и пинками отгонят от проходной.

- Да она же в берушах...

- Когда надо эта раба Божья всё слышит... Носом слышит, нюх у неё как у псины...

Когда всё стихло - голоса и сирены -, а от окна отошли к своим лежбищам Колькамыжский и Дурнохвостов, к подоконнику снова подлетел воробей, глянул в окно. Увидев в комнате всё те же лица, утянутые носами в компьютер, стукнул клювом в поилку. Если бы он умел говорить как человек, наверное сказал бы :

- Люди, любите друг друга, и никакие сирены вас не заставят ошалело радоваться завываниям и горько страдать от завываний, чёрт вас всех задери !