Я ждал тебя... Глава 28

Антон почти не спал ночь; подошву сильно саднило, - и Антон чувствовал, как внутри пятки нагрубает и раздувается воспаление. Вода смягчила ощущения, и накануне он не оценил масштаба своего пореза, - тот был хоть небольшой, но глубокий. Да на пятке так сразу и не почувствуешь, - кожа там грубая, как корка высохшего хлеба, - тем более на такой пятке, как у него.

Но, честно говоря, на это обстоятельство Антону было абсолютно наплевать, - главное, завтра суметь встать на ноги, а боль - дело привычное. Антон пребывал в том небезызвестном состоянии, когда хочется причинить себе максимум боли. Чем ее больше, тем лучше! Возможно, это даже некая защитная реакция человека: чем больше физической боли, тем успешнее заглушит она боль душевную.

Антону и раньше приходилось чувствовать свою никчемность, - но в этот раз ощущение было настолько острым и опустошающим, что Антону впервые захотелось, как бы получше выразиться, себе за нее отомстить. Он метался от желания вскочить с постели и бежать, разбудить Таисию посреди ночи, чтобы она сама, своим голосом проговорила то, что накануне сказал Виталик. До желания больше никогда не видеть ее, не видеть всех обитателей приюта, не видеть этой ласковой реки, не видеть этого голубого, дружелюбного неба...

Антон всё же вскочил с постели, но не для того, конечно, чтобы бежать к Таисии, - на такое ему ни за что не хватило бы решимости. Лежать было невыносимо. И тут оказалось, что ступить на ногу уже почти невозможно, - и это почему-то невероятно обрадовало Антона. Он принялся расхаживать по комнате, нарочно вжимая раненую стопу в пол, - и от этого ему становилось легче. Это был своеобразный мазохизм, рождавшийся из стремления задушить внутреннюю боль.

Антон включил свет и взял с подоконника свое старое зеркальце, которое он взял с собой в поездку. Непонятно, как Антон мог хоть что-то в нем разглядеть, - оно было словно копотью покрыто. Пристально вглядываясь в свое отражение, Антон задумался, как можно обезобразить себя еще больше. Ему уже не хотелось скрывать свое уродство, напротив, хотелось выставить его на всеобщее обозрение, чтобы каждый, кто смотрел на него, испытывал отвращение. Решение пришло на удивление быстро, - и Антон еле дождался утра.

Он знал, что директриса просыпается рано и начинает обходить дозором свои владения, отдавая распоряжения на день грядущий. Антону предстоит улучшить момент, пока директрисы не будет в комнате, которая служила ей одновременно и спальней, и кабинетом, - чтобы вынести оттуда две вещи. Первой была старая, общего пользования машинка для бритья, которую приобрели, когда детский дом содрогнулся от эпидемии вшей. Антон хорошо помнил это время: и мальчишек, и девчонок поголовно побрили под "ноль". Удивительно, но Антон тогда не заразился, - такое впечатление, что он не вызывал у вшей желания его жрать, и они обходили его стороной.

В последствие этой машинкой всегда пользовались, когда нужно было привести головы воспитанников в порядок. После использования машинку протирали спиртом, но, несмотря на это, всегда можно было обнаружить парочку волос разного цвета, застрявших между ее зубцами.

Второй вещью, которую Антон хотел забрать, был его паспорт. Документ был нужен ему, чтобы уйти из приюта, навсегда, - и это была вторая часть его плана. Он не отдавал себе отчета в том, что, уйдя отсюда, он лишится крова, пропитания и какой-никакой, но поддержки. Антон заявил себе, что сможет выжить своими силами, хотя даже не представлял, куда ему идти.

Пока он строил планы, что сядет в электричку и поедет в Подмосковье, наймется грузчиком на каком-нибудь рынке, - это была привычная для него работа. Найдет, где переночевать, - ведь он давно привык к самым спартанским условиям. Потихоньку-понемножку начнет собственную жизнь, постарается забыть Таисию, - и забудет ее! Этот план показался Антону гениальным!

Достать обе вещи не составило для Антона никакого труда. Несмотря на то, что директрису, по-видимому, очень часто обманывали в жизни, это ничему ее не научило. А, может быть, по какому-то тайному и настырному убеждению она не запирала дверь своей комнаты и вообще никогда ничего не прятала. Свой паспорт Антон отыскал быстро, замешкался только с машинкой, но оно и понятно, - машинка ведь была большой ценностью, намного более важной, чем никому не нужные бумажки. Завернутая в кусочек мягкой материи, она была положена в дальний угол выдвижного ящика.

Продезинфицировать лезвия машинки Антону было нечем, и он стал брить как есть. Он не помедлил ни мгновения, - промедление сеет в душе сомнения, - а начал с ожесточением, даже остервенением сбривать с головы волосы, а с подбородка - бороду. Это выходило у него неаккуратно, он торопился и стремился сбрить всё и сразу. От такого нетщательного бритья голова Антона через несколько минут стала похожа на лоскутный ковер. Кое-где между островками оставшихся волос зияли свежие проплешины.

Когда человек лишается волос, он лишается какой-то важной части себя; он как бы обнажается, теряет некую защиту, становясь каким-то примитивным что ли. Антон именно этого и хотел: сложить оружие и очистить свое сознание от тревог, переживаний и воспоминаний. Если бы можно было так же легко выбрить ту часть мозга, которая отвечает за чувства! Антон знал, что делает себя уязвимым, потому что, если раньше волосы служили своего рода завесой, под которой он прятал свои недостатки, то теперь эти недостатки были открыты взору всех окружающих.

Он закончил тем, что гладко выбрил лицо и голову, которая теперь стала похожа на матовое яйцо, на котором отчетливо проступали границы загара. Антон превратился в странное, незнакомое самому себе существо. Вглядываясь в кусочек зеркала, он встретился глазами с совсем юным парнем, которого уже давно не видел. Гладкая кожа обтягивала впалые скулы; открылся высокий лоб, удлинив и совершенно по-новому вытачив черты лица. Антон сбросил как минимум десяток лет; он и забыл, привыкнув к своей бороде и растрепанным волосам, насколько был еще молод. На глаза не падало привычной тени; взгляд здорового глаза был открыт, цепок и проникновенен, - как раз такой, какой нужен, чтобы начать новую жизнь. Погибший глаз придавал Антону суровости и предупреждал, что шутки с ним плохи. Никто ведь никогда не узнает, как он получил это увечье... Пусть гадают, сочиняют про него легенды! Одним словом, Антон остался доволен своим новым обликом и готовился вступить в новую жизнь без Таисии...


Продолжить чтение http://www.proza.ru/2015/12/14/846