Колпец 13. 1 Собрание

       Я про это всё знаю вот почему. Слушал время от времени в течение года байки старшины Гостьева. Спонтанными маленькими порциями во время ночных дежурств. Это когда обстановка спокойна, обоим спать не хочется, и выпить есть. Особенно рассказчик не увлекался, не в его характере, но иногда находило.

   На собрании, когда его сына Серёгу Соколова из комсомола исключали, был сам. Тогда в ужин объявили, что сейчас будет кино, но перед ним  – открытое собрание. Просто так на собрание, понятно, никто, кроме сержантов, не пошёл бы. А в кино солдатики набились в клуб сразу, потом не впустят.

   Дивизионный комсомольский секретарь, сержант Вячек, из-за президиумного стола со сцены гордо сообщил о состоявшемся кворуме. Немедля выбрали председателя и секретаря. Ими, как обычно, оказался он сам – в председателях, и штабной писарь – в секретарях. Потом огласилась и так известная повестка – персональное дело комсомольца Соколова.

   Сперва, хотя и член бюро, но сапожник и «свой парень», только в этот раз немного стеснительный, зачитал решение этого самого бюро. В нём извещалось, что комсомолец Соколов с беспартийным Мельниковым после трёх суток дежурства в районе Шурова украли лодку, чтобы переплыть на ней Шуровсий водоём.

   Такие преступные действия привели к тому, что лодка неожиданно нахлебалась воды и затонула.  Мельников сгинул, а Соколов выплыл и вернулся в расположение босиком. В связи с тем, что именно он затеял авантюру,  да ещё оставил в беде товарища, бюро установило – поступок недостойный. Доверие комсомольской организации Соколов потерял. Постановили - из ВЛКСМ исключить!

   Серёгу спросили, что хочет сказать в оправдание, а он и не добавил почти ничего. Сказал только, что не виноват, потому что не он затеял, а так договорились. Лодку не крали, потому что ничья – спрашивали. Товарища не оставлял, потому что не знал, куда он подевался. Почему арестовали, и следователь с ним теперь возится – не понимает. И вообще вины за собой не знает.

   Спросили, кто хочет выступить. Никто не хотел. С мест пошли выкрики. Вроде: - «Верлиока плавать не умел, чего полез?!», или - «Нельзя Серёгу исключать –  сразу засудят, раз коллектив не поддерживает!», или - «Плевать будут на коллектив – солдат погиб, кого-то нужно наказывать», «А кто сказал, что погиб? Нашли труп? То-то!». «Засосало Верлиоку в болоте, теперь не найдёшь ничего». Разговоры закрутились вокруг необходимости масштабных поисков.

   Майор – замполит понял, что гвалт пора унимать. Встал, и громко сказал, что отвлекаться не надо. Вопрос о поведении Соколова и больше ни о чём. Он решительно посоветовал поддержать решение бюро об исключении. Должна быть политическая грамотность. Недопустимо, чтобы проступок одного солдата бросал тень позора на весь коллектив. «Мы не допустим, чтобы наши успехи в службе, боевой и политической подготовке, не дали нам классного места в социалистическом соревновании из-за одного недоразумения».

   Если бы можно, он попроще разъяснил бы молодой публике что к чему.

    Сказал бы, что до его увольнения на пенсию осталось 14 месяцев. Теперь никак нельзя не вычеркнуть Соколова из комсомольцев. Свежий у него некстати промах будет.  Эффект от безупречной многолетней службы, конечно, такой эпизод не подпортит, но кто его знает. Вдруг уволят без повышения в воинском звании или других каких прибытков. Обидно получится.

   Разговаривать вообще-то здесь не о чем. Сегодняшняя процедура – тривиальный, естественный и многократно повторяемый манёвр, если возбуждается уголовное дело. Не бывает у нас обвиняемых или осужденных коммунистов или комсомольцев. Правило такое. Не нами придуманное!

   Странно, конечно, почему не заочное исключение. С другой стороны - прилюдная казнь эффектнее. Издревле повелось. Государственная машина жаждет спектаклей запугивания. Страхом эта машина питается и крепится. Вот, к примеру, совсем недавно, как народ в страхе держался!  До искренних слёз по вождю! Тогда начальство даже естественный страх перед смертью эксплуатировало, отнимало как могло у религии.

   Почему именно Серёгу прессуют? Тут ничего не поделаешь, случайные процессы. Судьбой называются. Она играет человеком, а Сергей вообще ни на чём не играет, даже на трубе.
 
   Можно бы припомнить об антагонизмах либерализма и социализма. Ещё бы! У нас теперь во всю социализм, и не какой-нибудь, а развитой. На этаком социалистическом поле мальчишка с либеральной предприимчивостью самый обыкновенный сорняк. И больше ничего. Ишь, выдумал! Всегда пешком солдат топал, а этому – плыть!

   Говорить солдатам про всё такое сразу нельзя. Не поймут. Майор и сам с собой так откровенно редко размышляет. Если большая скука и выпивка. А уж говорить на людях по правде, это ни-ни! В принципе отучен.

      Майорское выверенное выступление солидности собранию всё-таки кое как придало. Только аудитория оказывается не очень вдохновилась и выдавила из себя не запланированного выступающего. Тонкошеей мешковатый питерский приятель Соколова взгромоздился сказать. Ладно бы умел. Тонким от волнения голоском начал, сбиваясь, бормотать о том, что принимать решение рано. Много неясного.

     Потом съехал с мысли и не убедительно и многословно стал объяснять, как с помощью магнита от динамика с верёвочкой можно на дне водоёма разыскать любую железяку, хоть бы и автомат Мельникова. Председательствующий Вячек прервал – «не по существу».

     Тогда ещё один оппозиционер выступать нашёлся - разжалованный сержант на третьем годе, но тоже из питерских. А вот этот говорить умел:
- Мне не понятно. Бюро заявило, что Соколов доверие потерял. Так зачем же верить в россказни, будто состоялось плавание, а лодка и Верлиока затонули.

   Я вот не верю. Плавание, допустим, и было. А вот в то, что деревенский мужик Верлиока, который в огне не горит и в воде не тонет, вдруг утоп почему-то – не верю. Скорее поверю, что он, если плохой пловец, стал дрейфовать на притопленной посудине к другому берегу. Точно, конечно, не знаю. Зато знаю, что этот вытерпит что угодно.
 
   Ещё точно знаю - жена Марфа пошла искать своего мужика и пропала. Это факт. А вот оставить своих порося и курей надолго она никак не могла. Не из таких. Что это значит? – Сделал паузу.

- Это значит, что, скорей всего, она его нашла! Возвращаться эта парочка боится потому что автомат Верлиокин пропал…

   Кто-то выкрикнул: - «Марфу надо искать!». А майор подумал: - «Как же! Для этого сыщик нужен. А где теперь сыщики? Только в книжках и в кино. У прокуратуры не водится ни детективов, ни сыщиков. Следователи есть, это да. Следователи, они для чего? Чтобы следовать. Указаниям начальства, прежде всего. Ещё инструкциям, законам иногда следовать. Искать истину некогда и не должны. Марксизм установил, что нет её, абсолютной истины. Зачем искать то, чего нет? Конечно, у прокурорских есть ещё опера. Они найдут, чего скажут. И больше того найдут. Только эти опера - не нашего ума дело».
 
   Солдатики между тем притихли, призадумались. Выступавший начал было добавлять о том, что командование само во всём этом виновато. По уши. Что, трудно было завернуть за ребятами порожний автозак? Тот, что бригаду на погрузку ежедневно возит?

  Не удалось всего этого как следует добавлять. С заднего ряда, где расположились «старики», поигрывая втихаря в карты и покуривая, раздался голос неформального лидера.

   Майор сам про себя называл его Пахан. Авторитет. Грехов за ним немало, однако вредный, но умный хохол избегал наказаний. И всё потому, что умел в нужный момент показать преданность системе.

   Вот и сейчас, сообразил, видимо, что оглобли собрания заворачиваются не туда. Раздался его зычный голос:
- Ну хватит уже пи***ть! Кино давай! Завтра вставать рано! – Окружение подобострастно поддержало:
- А кому не расстаться с комсомолом, пусть будет вечно молодым! Хиляйте, кто хочет заседать, в столовку! – Кто-то добавил:
- И до утра аты-баты, дебаты, дебаты-ы-ы! Только без девок!

   Майор сообразил, надо вмешиваться. Вышел вперёд, знаком усадил выступавшего и громко, но в несколько доверительном тоне, вразумил:
-  Поймите, нам сейчас дразнить прокурорских никак нельзя! Прокуратура и так готова возбуждать ещё одно уголовное дело. Что уставились!? Это за то, что опять лося пристрелили. Или забыли!?
    
   Наши же комсомольцы – добровольцы сотворили! Напомнить? Как будто никто не знает - разрешено в год забивать только одного зверя и то из гладкого ствола. Так на, тебе! Третьего! Из автоматов! Да не в сезон! Да в сторону людей стреляли – отгоняли зеков от туши! Представляете, что ждёт за это ещё четверых наших удальцов. Они вместо досрочного дембеля по путёвкам не на строительство автозавода поедут, а понимаете, куда?

   Пораскиньте мозгами! Председатель, ведите собрание! -
   Майор хитрил. Эпизод с лосем уже почти улажен. Прокурорским, к тому же, дела никакого нет до партийной принадлежности подследственных. Не их забота.

    На собрание майорская речь произвела впечатление. Особенно на «галёрку». Председатель Вячек тоже правильно истолковал майора. Немедленно и грамотно поставил на голосование вопрос: 
- Кто за то, чтобы утвердить решение бюро?
   Несколько рук вытянулось вверх. Вячек посмотрел в зал и, не считая, заявил:
- Явное большинство! Решение принято! Собрание закрыто!
 
   Свет немедленно погас. Динамики по краям экрана рявкнули знакомой призывной увертюрой. Пошёл киножурнал «Новости дня». Экран засветился циферблатом часов Спасской башни. На этом фоне некоторое время шевелились силуэты председателя и секретаря. Они оттаскивали в сторонку стол уже забытого собрания.

   Кинофильм затем показывали плохой. Гедеэровский.