Блэк самбука

- Ту блэк самбука, плиз — крикнул я через из чёрного дерева массивную стойку, на другом конце которой весь залитый светом, отражённым от сотен бутылок со спиртным, суетился до невероятности чёрный бармен-негр. Две небольшие стопочки, ещё подумалось: «Как в кино», появились очень быстро, я взял одну и опрокинул её содержимое в себя, опять, на миг, представилось детство, раскладывающееся кресло, я в подушках, мама, милая моя мамочка поит меня из ложки сладкой микстурой...за второй стопкой потянулась тоненькая чёрная ручонка, вся в перстнях и браслетиках, с длиннющими ярко-красными ногтями. Хозяйку этих браслетов звали Серафина, она была проституткой и постоянно обитала в баре «X-Candu», что находился в небольшом портовом городке с труднопроизносимым названием Уолфиш-Бэй, в котором огромная часть мизерного населения трудилась здесь же, в порту. Знакомы мы с Серафиной были всего лишь несколько минут, но уже стремительно сближались, видимо «блэк самбука» не только вкусна, как микстура из детства, но ещё обладает какими-то сводническими качествами, что мне, признаться, очень нравилось, ведь в свои 18 лет я впервые общался с девушкой самого лёгкого поведения. С негритянкой я, должен предупредить, общался также впервые. Вообще, негров в первый раз я увидел совсем недавно, два месяца назад, когда невероятно красивый и  настолько же громкий Ту-154 приземлился в аэропорту Виндхука, благополучно завершив трудный и очень длительный рейс из Мурманска со сменным экипажем рыболовного траулера МА-1810 «Василий Филиппов» на борту. В составе этого экипажа был я — матрос 2 класса, отрабатывающий летнюю практику, как и положено курсанту мореходного училища, первый раз в своей жизни улетевший так далеко от дома, первый раз увидавший непонятных, совсем чёрных людей, первый раз шедший в самостоятельную практику. Сколько мечталось об этом моменте...Вот, говорят, «сколько мечталось», и кажется — сидит мальчишка, смотрит в ночное небо, во рту соломинка, нога на ногу — мечтает о дальних странствиях. Но ведь всё совсем иначе! Ведь началась эта история, наверное, ещё с Рафаэля Сабатини и капитана Блада, зачитанного до дыр, потом, спустя многие рисунки, модели и тряпичные паруса, «Детство в Соломбале» и ворох вопросов дядьке о том, где можно на капитана выучиться и зюйд-вест — это в какую сторону? Потом были «Морские рассказы» Станюковича и, в конце концов, промозглое утро, поезд Архангельск — Мурманск, мамины и мои слёзы, молчание отца, провал экзаменов в «вышку», провал экзаменов в «средуху», но, деньги, как оказывается, действительно делают своё дело, поступление-таки, но на «платной основе», окончание второго курса и свободная практика, хлопоты дядьки-капитана по устройству раздолбая-племянничка в хороший рейс, прививка от жёлтой лихорадки, мгновенно забытые напутствия и, наконец, тот самый момент о котором все говорят — сколько ж о нём мечталось. А в действительности, получается, всё не так было, на самом деле мечта сидела где-то глубоко внутри и лишь изредка, совсем изредка показывалась на поверхность и чем больше получалось узнать и прочувствовать о той профессии, что я выбрал, тем реже она появлялась. А была жизнь. Обычная жизнь, всё как всегда — мир вокруг и ты в центре, смотришь на него, как через окно, сквозь слюдяную плёнку глаз, реагируешь, шевелишься, люди вокруг ходят, много ешь вкусного, но ужасно вредного и постоянно о чём-то думаешь, всегда и везде этот гул нескончаемых вопросов и ответов, рассуждений и обвинений, вешаний ярлыков и развенчиваний мифов. Всё как всегда, обычная жизнь. И не сидишь с соломинкой во рту под звёздым небом. Но хотелось бы, наверное. Хотелось бы, чтоб не превращалось море в нарезку карт по районам промысла, в кипу отчётной документации, в расхождение левыми бортами, в УКВ-сигналы или в градусы по гирокомпасу, лучше б, если море оставалось закатом, прозрачной водой, солёными брызгами и величественными, нагоняющими и жуть и радость волнами. Но для этого не стоит идти в мореходное училище, поверьте, не стоит, там дурному научат.
- Фифти рэндс энд летс гоу ту ве бэд, кид — мурлычет белозубая красотка и тащит меня куда-то. Выходим из бара, через боковой выход о существовании которого я и не подозревал. Мусорные баки, прохлада ночи после духоты бара пьянит и тёплый свежий ветер с запахом близкого и такого далёкого сейчас океана манит куда-то вдаль. Тёмная дверь с пластиковой обивкой, пустой номер, большая неубранная кровать, суета Серафины, её чёрный берет со стразами, душ и назойливая мысль: Неужели это случится? Неужели?! Как это будет? Наверное, здорово. Как будет прекрасна жизнь. Даже не представляю. Это радость, радость, переполняющее, бьющее через край счастье. Кровать. Она уже разделась. Я лежу на спине. Это произойдёт! Теперь уже совершенно точно!...Мужчина! Ночи без сна, мокрые от слёз подушки, всё в прошлом...
 И всё. Больше ничего не было. Не было фанфар, небо не обрушилось, ангелы не пели, зрители не буйствовали в овациях, не было горячих поцелуев и страстных объятий, не было ощущений, поднимающих в облака. Была боль. Был стыд и обида. Обидно было за себя, а стыдно за тургеневскую Асю. Какая же она, в сущности, дура. Да и сам Тургенев...
Вымотавшись окончательно и взопрев, чернокожая красотка тяжело слезает с меня и бросает обидное:
- А ю э гей?
- Но, айм нот
- Ес, ю а.
Вот и поговорили. Закуриваю. Лучше не становится. Всё обман. Ложь. Тысячу раз ложь. Такого не бывает. Нет в этом мире ничего кроме грязной кровати в гулком полупустом номере и пропахшей сигаретами проститутки с колючим лобком. Пошлость моего мира невыносима. Что ж я наделал?! Зачем я вообще припёрся в этот бар сегодня? Зачем дал увести себя из компании, зачем улыбался ей, когда потащила меня, зачем не гнал в шею? Зачем? Почему опять это со мной происходит? В тот самый первый раз, тоже пошло всё наперекосяк. Это было два года назад. В театральной студии, где я выступал, была милая девушка Катя. Праздновали нашу премьеру. Все по парам. Боже мой, какие мысли, какое восторженное состояние. Я с девушкой, она красива и добра ко мне. Катиной мамы не было дома и все пошли к ней. Ещё пили и смеялись. Попросила остаться, когда расходились. Я не верил происходящему. Не мог поверить. Неужели это я вижу голое женское тело, не по годам тяжёлые груди, тонкая талия, нежная и гладкая кожа, красивое бельё. Все эти мысли унесли меня, наверное, в такие неведомые дали, что Катин голос показался мне очень далёким, даже потусторонним:
- Я не могу. У меня есть парень.
И выбежала из комнаты. Попили чаю. Помню ещё: бреду домой пустыми, слабо освещёнными улицами, очень холодно и противно, от выпитого в горле сухо скребёт, тело бъёт крупная дрожь, а внутри всё разрывается от непонятного и какой-то скрипучий, злорадный голос не переставая твердит, что так и должно было произойти. А дома встречала мама, она не спала, хотя время было очень далеко за полночь. Я увидел её ещё в окне, она сидела оперев щёку на руку и смотрела, как я подхожу к дому. Наше окно было единственным во всём доме, где ещё горел свет. Открыла дверь и разревелась, обняв меня. Я тоже заревел, горько, навзрыд, не сдерживая более рвущееся изнутри чувство. Мамочка, мама, как же мне плохо. Как же мне плохо. Как плохо. И даже не объяснить...
 Мы оделись и вернулись в бар. В тот вечер я часто обнимал Серафину, говорил о чём-то, много смеялся и вспоминал маму, как же хотелось броситься к ней на шею и зарыдать горючими, тяжёлыми слезами.
- Эй, бармен, ещё ту блэк самбука фо ми энд май гёрлфренд и давай побыстрей, я сегодня хочу быть пьяным.
А утром мы вышли в море за очередными сотнями тонн рыбы. С Серафиной я виделся ещё не раз, она даже встречала меня в порту и когда подбегала, громко цокая высоченными шпильками, то неизменно, с радостным визгом, бросалась на шею. Потом рейс закончился и наш экипаж сменился.