Rubella malum

 

Rubella malum
Rubelle malum-(лат.) красное яблоко, гранат или кровавый грех
Мои воспоминания носят странный, обрывочный характер. Детство и отрочество было настолько однообразными, что иногда я путаюсь в картинах встающих перед глазами. Сейчас я живу в приюте для бездомных, который находится в двух кварталах от дома, где прошло мое детство. Я не игрок и не проиграл наследство и отец мой далеко не повеса и не пропил его перед смертью. Нет! Родители мои живы и насколько я могу судить, вглядываясь в их силуэты, вполне здоровы. Хотя я и нахожусь в плачевном материальном положении, но не жалею ни об одном дне, доведшем меня до дна общества. Родился я в достаточно обеспечнной и излишне известной семье в нашем городе. Дед заслуженный архитектор и художник, бабушка ведущая новостных программ на телевидении, отец-кибернетик,  а мама первая скрипка филармонического оркестра. Я единственный ребенок на всю родню, представлял собой объект конфликта интересов.
     Отец научил меня читать к четырем годам. Дед старался учить рисовать, бабушка-четко выговаривать слова и красиво строить фразы, а мама внушала, что карьера пианиста это мой выбор. "Ты должен стараться оправдать наши надежды и быть не таким, как все"-постулировал отец. Все старшие члены моей семьи точно знали кем и каким человеком я должен стать. И были едины в методе моего воспитания. На мой четвертый год рождения дед преподнес отцу "важный подарок". Коробочку обтянутую красным шелком, со словами " вот сынок вещь, которая помогла мне воспитать из тебя достойного человека и гражданина, владей на благо моего внучека".
В моей детской головке, покрытой золотистыми кудряшками, возник образ волшебного подсигара или чего-то в этом роде. "Вот папа сейчас откроит его и я буду рости не по дням а по часам, и умнеть прямо на глазах".  Конечно я ошибался, никакого волшебства там не оказалось. О том, что содержит красная коробочка, я узнал буквально на следующий день. Папа вернулся , как обычно, к семи и поговорив с мамой на кухне, позвал меня в дальнюю комнату нашей необычной квартиры. Когда-то она была получена дедом, как мастерская, за заслуги перед отечеством, вместе со званием Заслуженного художника СССР.  Дед гордился квартирой не меньше, чем орденом "Красной звезды". Так вот комната находилась ни только в конце длинного корридора, но и была приподнята над основным полом на три ступени. Окно в ней находилось около пола, верхний край его немного выступал над высокой турецкой тахтой, стоящей в центре комнаты. Тахта была покрыта зеленым плюшем и на ней лежали две ярко- красные подушки. Одна цилиндрической формы (валик), а другая маленькая-думочка, красиво оттеняя глубокий малахитовый цвет покрывала. На стене висел яркий турецкий ковер, а на низком столике в углу лежала "волшебная" коробочка. Отец вошел первым, присел на тахту, ласково подтянул меня к себя поближе и заговорил, как всегда разговаривал, когда хотел объяснить и научить меня чему-нибудь.
-Послушай сынок, ты уже большой мальчик и прекрасно знаешь, что за непослушание полагается наказание. Теперь мы не будем ставить тебя в угол или лишать сладкого. С сегодняшнего дня я буду тебя пороть. Он открыл красную коробочку и достал узкий плетеный ремешок. Я смотрел и не понимал о чем он говорит.
- Вот сынок, это ремень, которым когда-то твой дедушка наказывал меня, а теперь твое время получать уроки послушания. Ты должен снять штанишки и трусики, лечь на животик. Под животик положим большую подушку, а маленькую ты закусишь зубками, чтобы не кричать. Понял?
Я ничего не понимал, но поскольку привык доверять папе, стал точно выполнять его указания. Когда я лег животом на алый валик и укусил мягкую думочку отец размахнулся и первый раз в жизни я почувствовал, как звезды сыплются из глаз. Я заорал так, что сам оглох. Я плакал, но папа не позволил встать и только после того, как ударил меня еще пять раз разрешил подняться и выйти. Я бросился к маме, но она не поругала папу , а наоборот улыбнулась ему и погладив меня по головке, поздравила с "первым боевым крещением". Я был не глупый малый и понял, что теперь это будет происходить часто.
В пять лет я пошел в школу и выяснилось, что любая оценка ниже пятерки-"неуд". Моих одноклассников хвалили за четверки, меня же драли, как сидорову козу и лишали прогулок. Бабушка, забирая меня со школы, тащила  за руку и всю дорогу бранила, как последнего двоечника. Учительница же наоборот хвалила и ставила одноклассникам в пример "Он самый младший, а учится лучше всех. Стыдитесь!"  Поскольку играть с ребятами после школы мне не разрешали, да и времени не было, то и оценить мои человеческие качества они не имели возможности, а  за отличную учебу и скрытность, за которую они принимали мой страх и закомплексованность, нелюбили. Никогда не звали поиграть, даже на переменах. Ребята считали, что раз я отличник, то обязательно ябида и предатель. Когда бабушка тащила меня и я оглядывался на спокойно, без спешки, выходящих одноклассников, они строили мне рожи и показывали язык. Я плакал, чем раздражал бабушку и так считающую, что мама ею пользуется и принебрегает своими обязаностями. Бранила меня и жаловалась отцу на мою нерасторопность, а уж он знал, что лучше всего помагает от неповиновения. После школы я ежедневно посещал музшколу, художественную студию дедушкиного товарища. Педагог английского языка приходила на дом. С часу дня я делал уроки, занимался, к семи приходил отец, проверял дневник и в случае замечания или  того хуже не отличной оценки, сурово порол меня и отправлял спать. В те вечера, когда все были довольны мною, мы с ним играли в шахматы. Самым любимым мои временем дня были минуты перед сном. Я ложился и мечтал или читал, когда стал по старше. Я оставался один и никто не мог вмешаться в мои выдуманные приключения. В своих фантазиях я был то факиром, то погонщиком слонов. Взрослые радовались, тому что я никогда не канючил перед сном и с удовольствием отправлялся в темную спальню. Как каждое живое существо выживает в предлагаемых условиях, так и я подстраивался под свою действительность. Даже во время наказания я нашел чем отвлечь себя от боли, а больше даже от стыда и обиды. В тонкую полоску оконного стекла однажды разглядел ярко расскрашеный балкон и стал мечтать о том, что там живет волшебник, который видит, как я плачу и кусаю ни в чем неповинную подушечку и что в один из чудесных дней он прилетит и заберет нас в свой волшебный мир, где нет противной учительницы музыки, вечно жалующейся на неточное исполнение. В том прекрасном волшебном мире рисунки радужных цветов, а не такие как получаются у меня. Дедушкин друг Валерьян Юрьевич упрекает меня за подбор темных красок. Где-то там живут мои друзья, которые тоже любят мечтать. Балкон этот был удивительным. На нем часто меняли цветы. Однажды я увидел марионетку, которая махала кому-то рукой. О, как я хотел чтобы она махала мне! Никому не раскрывал я своей тайны о балконе. С каждой поркой все более убеждая себя, что все надписи возникающие на перилах обращены именно ко мне. Однажды во время того, как папа приподносил мне очередной десяток горячих, на балконе возникла темная фигура и распахнула плакат : "Не плачь, я с тобой!" От неожиданности я вскрикнул, чем удивил отца. Теперь я точно знал этот кто-то действительно пишет и рисует для меня. На следующий день я прогулял музыку, все время пока должен был готовиться к экзамену, я потратил на поиски дома в котором жил мой друг, мой волшебный-инкогнито. Но тщетно, обойдя весь район, похожего балкона так  и не нашел. Незачем лишний раз напоминать, как я провел тот вечер. Отец  лютовал и как только я оказался животом на тахте, увидел огромный плакат. На желтом полотне, в форме улыбки, было написано "WELCOME". Я рыдал, как наверно никогда до этого. Был отправлен спать в восемь, с условием проснуться в шесть и позаниматься музыкой.  Всю неделю я был паинькой и что на "моем" балконе происходит не знал. В экзекуционную без надобности меня не допускали и, често говоря, я не рвался. На десятый день, случайно полученая четверка по английски, привела меня к заветному окну. Желтое полотно немного потрепалось на ветру, но доброжелательная улыбка все так же манила и давала надежду. Пока отец "внушал" мне уважение к иностранному языку к маме зашла соседка и мать моего одноклассника. Самого вредного из мальчишек. Он больше остальных не любил меня. И ему было за что. Лева был почти на два года старше меня, а из троек не вылазил и ему вечно "совали в нос" мои дурацкие успехи. Дверь в дальнюю комнату была открыта, как обычно, и тетя Ната легко могла видеть все, что происходило. В том, что она с интересом наблюдала сцену моего наказания, я смог убедиться с утра, придя в школу. Занял свое место у окна и вдруг один за другим стали подходить одноклассники и с ехидными улыбочками отпускали в мой адрес реплики типа "Бедненький, а мы то думали ты гений", "Ум-то через задние ворота приобрел". Одна девочка подошла ко мне и погладила по голове, при этом дернув за локон, который свисал почти до плеч. Мать не позволяла коротко стричься. Вредная девочка спросила, так чтоб слышно было абсолютно всем: "Сидеть не больно, золотой мальчик?" "Золотым" меня звали учителя. За отменную успеваимость, я шел на золотую медаль. В глазах потемнело, голоса слелись в единный и чтоб не потерять сознание я выскочил из класса и в абсолютном шоке выбежал вон из школы. Бежал не понмя себя, не видя дороги. Когда мысли начали приходить в относительный порядок был уже глубокий вечер. Я осознал, что посреди девятого класса мать не позволит перейти в другую школу, а в эту вернуться я не в силах. Домой тоже ходу не было. Страшно было даже думать, что сделает со мной семья. Представил себе разъяренного деда и пошел к реке полный решимости топиться. Облакотившись на перила мысленно попрощался с родителями и вдруг кто-то взял меня за плечо
-Никогда не смей даже думать об этом!
Я вздрогнул и обернулся. Никого не было, только темная фигура быстро удалялась в верх по улице. Я побежал за этим человеком
-Кто Вы? Откуда Вы знаете о чем я думал?
Невысокий полный мужчина с седой бородой улыбнулся мне и тихо ответил
-Я режиссер
-Откуда Вы знаете о чем я думаю?
-В твоем возрасте я тоже о глупостях думал. Пойдем - он взял меня за руку, как маленького. Мы шли и он все говорил и говорил. Я даже не понял, как оказался в подъезде своего дома.
-А теперь поднимайся и ничего не бойся.
-Меня сильно побьют-почему-то, абсолютно не стесняясь, сказал я
-Это ничего. Потерпи.-он поцеловал меня в лоб, откинув непослушные волосы обеими руками-Не плачь, я с тобой.
Где-то я уже слышал эту фразу. Он протянул мне красное пластмассовое яблочко и быстро ушел не прощаясь. Только оказавшись в кровати и прижав игрушку к содрагающейся, в рыданиях, груди, я понял откуда знаю слова, что сказал мой новый знакомый. Я прочитал их на том, "моем" заветном балконе. Озарение пронзило меня! Это он-мой волшебник! И только сейчас сообразил, что даже не спросил его имени. Боже какой я дурак! Я зарыдал в голос.
На утро отец сам подвез меня к школе, не взирая на мольбы о переводе в другую и всю дорогу убеждал, что дети не издевались надо мной, а искрене сочувствовали. И это я, как всегда, все неверно понял, а вот классная принесшая мои портфель и куртку, все знает и оказывается "не ожидала от меня такой душевной черствости". Весь день со мной никто не разговаривал, даже педагоги. Я на класс не смотрел, все вглядывался в окно, может где промелькнет белоснежная борода. В голове прокручивалась одна и таже фраза произнесеная им "если над тобой смеются, значит чувствуют твое превосходство. Не подстраивайся под чужое мнение. Будь собой!" Вернувшись домой узнал, что родители в субботу приглашены на свадьбу, а дед с бабушкой уезжают в санаторий на неделю. Я понял это мой шанс найти его. Ночью, когда все спали , я нарисовал огромные буквы, собрав их в слова, пробрался к заветному окошку и вывесил свой плакатик за него. "Где Вы?".
В субботу, оставшись один, решил побаловать себя сладеньким и побежал в магазин за пирожными. Вернувшись с покупками наталкнулся в подъезде на соседского мальчика.
-Дима, тебе просили передать - протянул он конверт, внутри лежал лист красной бумаги с адрессом.
"УРА!" Не помня себя от счастья я бросился бегом по адресу, где меня ждут, понимают и наверное любят. Причем просто так, не за заслуги или успехи. Запыхавшись взлетел на второй этаж и обомлел. Дверь была открыта. Комната усыпана подушками, посередине низкий столик с вазой полной фруктов. Хрустальный графин с вином переливался всеми оттенками красного от розового до рубинового.
-Заходи, чего стоишь?-буднично позвал он
Я нерешительно переступил порог
-Дома знают, что пришел?
-Никого нет дома
Он потянул меня за руку, увлекая на подушки
-Сильно влетело в тот день?-откидывая мне волосы со лба, ласково спросил он
Я прижался к нему и он гладил меня по голове, обнимал за плечи
-Отец до крови выпорол и в школу заставил идти. Я же оказался черствым и капризным.
-Ничего, потерпи.
Он встал и вынес из другой комнаты огромный ящик. Прямо у меня на глазах ящик преобразился, превращаясь в кукольный театр. Я узнал, ту куколку, Кончиту, которая махала мне рукой. Прекрасный, добрый моно-спектакль исполнил он для меня. Было почти одиннадцать вечера, когда он проводил меня до дому.
-Приходи как получится-буркнул он и опять ушел не прощаясь.
Я постоял немного во дворе, глядя ему в след и поднялся домой. Все еще никого небыло.
Всю неделю я получал одни пятерки, педагоги и родители были довольны мной. И когда в субботу я отпросился погулять, мама хоть и удивилась, но отпустила. Вбежав в квартиру моего друга я застал его за работой. Он реставрировал икону. Я присел и стал молча наблюдать. Он тоже молчал, через несколько минут стал рассказывать про святого Пантелеймона. Рассказчик он был уникальный. Я даже не заметил, как стало темно
-Димка, беги домой, поздно уже!
-Спасибо Вам
-Приходи еще!-помахал он рукой
От встречи до встречи с ним, я ходил как в тумане. Все дни однообразно скучные и престные. Старался ничем не прогневить родных, чтобы позволяли пройтись.
Один из наших вечеров был посвящен Древнему Риму, его культуре и традициям. Он рассказал мне, то чего в учебниках и даже в энциклопедии прочитать было нельзя. От него я узнал, что в Риме большим уважением для юноши считалось приглашение его на пир ко взрослым мужчинам. А обучение любовным играм, высшим проявлением почтения и восхищения.
-Я научу тебя любить не только сердцем, умом, но и телом. Тело дал нам Бог и мы не должны принебрегать возможностями "храма нашей души".
Я слушал его, как завароженный
-Научите!
-В следующий раз-пообещал он
До следующего раза прошло много времени. Я сдавал экзамен по музыке, писал контрольные, выслушивал наставления и выговоры, терпел порки. Ничего не интересовало меня, не расстраивало и не отвлекало от мечты быстрее попасть к нему. Наконец этот замечательный день наступил. Опять весь в поту прибежал я к моему другу. Он явно ждал меня. На столе стояло два бокала красного вина и пирожные. Он молча подошел ко мне и крепко обняв, начал целовать. В лоб, щеки, шею и наконец приник к губам. Его борода защекотала меня и я засмеялся.
-Глупенький-улыбнулся он-приоткрой ротик.
Я, привыкший подчиняться старшим, сделал, как он велел. И он целовал меня по- взрослому. Долго, страстно. Мне не было страшно или противно. Потом он растегнул на мне спортивную куртку, потом вниз сползли брюки. Мы оказались на подушках. Он нежно погладил синяки у меня на пятой точке, смазал их прохладной мазью
-Тебе не страшно?-тихо спросил он
-Нет, даже приятно.
-Сейчас тебе будет немного больно, но с поркой не сравнить-предупредил он и я почувствовал, как что-то достаточно твердое, но прохладное и скользкое начало продвигаться в мой анус. Я дернулся и тут же почувстовал теплые, мягкие руки у себя на спине. Он лаского, но достаточно мощно вдавил меня в подушки. Бархатная алая подушка оказалась у меня под щекой и я подумал, что вот ведь бывает и так, и голый и на красной подушке, а не боль, страх и стыд, а любовь и нежность овладевают мною. Я был счастлив! Он-мой дорогой человек- научил меня любить! Через некоторое время мы сидели, вернее полулежали около накрытого стола и я впервые попробовал вино. Голова и так кружилась, а вино прибавило смелости и я спросил
-Теперь я стал мужчиной?
Он захохотал и сильно стиснул меня в обятьях.
-Ты им всегда был и будешь. А сейчас беги домой и смотри никому ни слова.
Предупреждение было совершенно излишним. Свою сокровенную тайну, свое счастье, я не стал бы делить ни с кем. Не отдал бы и крупицы никому.
Как только представлялась возможность, конечно я был у Андрея. Я стал называть его именно так, он сам попросил.
Два счастивых года прожил я с ним. За это время окончил школу и поступил в Академию на архитектурный факультет. Он снял несколько короткометражных фильмов, даже возил их в Италию на фестиваль. Привез мне в подарок статуэтку венецианского стекла "юноши стоят друг к другу спиной и держаться за руки". Я спрятал ее подальше от посторонних глаз, в ту же коробочку, где хранилось красное яблочко. Жизнь стала интересной, обредшей смысл и цель и вдруг случилось страшное и странное событие, поразившее меня до глубины души. Его арестовали! Ему вменили в вину торговлю антиквариатом и вывоз контробандой иконы-музейного экспоната. И самое страшное его обвенили в  мужеложестве! В СССР это считалось преступлением и каралось законом.
Об аресте, известного режиссера, я узнал  из новостей. Его задержали, буквально через час, после моего ухода. Город гудел! Общественность осуждала его, конечно же моя семья, была в авангарде хулы "бестыжего негодяя". Дед злорадно ворчал "так и надо ему, грязному подонку. Скольким людям жизнь испортил. Я давно говорил, что он мразь". Слышать это мне было невыносимо и я убежал к себе в комнату. Плакать не смел, боясь выдать себя.
Но секрет раскрылся просто и достаточно скоро. Андрей написал мне письмо из СИЗО.

Мой мальчик, прости если сможешь, мою неосторожность. Я выйду года через три-четыре. Запомни я всегда любил и буду любить тебя. Ничего не бойся и не думай, что я предал тебя. Сейчас ты услышишь много грязи про меня, прошу, кроме собственного сердца, не верь никому. Не плачь, я с тобой! Не жди меня, не считай себя обязаным хранить верность и т.п.
Целую тысячи раз,
твой навеки Андро

Я рыдал в тот вечер, хотя давно уже не плакал. От слез и переживаний уснул особенно крепко, положив письмо под подушку. Утром его нашла мама и конечно прочитала.
Я сидел на кухне, когда она крича ворвалась и с ходу вцепилась мне в волосы. Тыча письмо мне в лицо, орала не своим голосом. На ее вопли сбежалась вся семья. Отец вырвал бумажку и пробежав письмо глазами, первый раз в жизни, ударил меня рукой. Его кулак расшиб мне бровь
-Когда это началось? Кто это пишет?-надрывался отец
-Разве ты не понял? Это он, это Андро-старая сволочь! Будь он проклят!-плакала мама
-Что Андро?-перекрикивая всех гаркнул дед
-Вот читай-отец отдал письмо деду и стало тихо, как в морге.
Я сидел, откинувшись на стену, прекрыв глаза. Лицо моего любимого встало предо мной, как живое и он произнес "Будь собой! Никого не бойся!" Открыв глаза я увидел деда перечитывающего письмо вслух. Он прочитал до конца, скомкал его и брезгливо бросил на пол. Я распластался у него под ногами, защищая свою реликвию.
-Как ты мог? Почему?-спокойно спросил дед
Я встал, крепко сжимая клочек бумаги, содержащий святую связующую нить с моей душой.
-Он научил меня любить-ответил я, четко произнося слова, как всегда учила бабушка
-А мы все чему тебя учили?-всхлипнула мама
-А вы, повиноваться, бояться, работать, стыдится и плакать. А он смеяться, отдыхать, мечтать и никого не бояться. Я люблю его!
Отец рванулся ко мне и с размаху ударил по голове
-Педераст! Будь ты проклят! У меня нет больше сына!-крикнул он и вышел из кухни
-Между прочим он спас меня от смерти. Я хотел утопиться, а он остановил-обернулся я к матери и, стоящей в углу, бабушке.
-Лучше б ты сдох!-выкрикнула мама и выбежала вон
Я стоял абсолютно растеряный, не зная, что говорить и как поступать
-Давно?-спокойно спросил дед
-Два года
-И тебе нравилось?
-Он меня любит! А вы все только хотели, чтоб я был не таким как все. Вот я и стал особенным
-Пшел вон, мразь!-дед схватился за сердце-собирай монатки и убирайся!
-Куда?-почему-то совершенно перестав нервничать, спросил я
-На все четыре стороны. Тебя для меня больше нет!
-Ты гонишь меня на улицу?
Бабушка, молчавшая все это время, подошла ко мне и взяв за руку повела в мою комнату
-Я помогу тебе собраться-утирая слезы сказала она
Только встав перед фактом того, что меня действительно собираются выставить за дверь, я внутрене содрогнулся. "Куда идти?" "Где жить?"  И тут же вспомнил слова Андрея, об истинной свободе человека "Все, что нужно человеку, чтобы быть счастливым, помещается в одной маленькой сумочке. Ни какие стены и интерьеры не дают человеку ощущения защищенности. Известность лишает свободы выбора. Счастлив тот, кто может взять с собой то, что согреет его в холод и отогреет его душу в печале, и уйти ото всех. Уйти к себе в свои мысли, мечты и грезы. Никому не быть должным и не иметь должников-вот настоящая свобода и блаженство".
Я стоял, смотрел на бабушку, доставшую чемодан и аккуратно укладывающую мою одежду и вдруг понял, что делать, что брать с собой
-Мне этого не надо- твердо сказал я ей и вытащил из под кровати коробочку с подарками Андрюши-Ничего не трогай-крикнул я бабушке и побежал в экзекуционную, выбросил ремень из красной коробочки, схватил маленькую подушечку и бегом вернулся в свою, уже бывшую, комнату. Бабушка смотрела, ничего не понимая. Переложил свои "драгоценности" в обтянутую шелком коробочку, добавил скомканое письмо. Взял со стола ручки, тетради, побрасал все в черный рюкзак с яркой надписью Red, бабушкин подарок, туда же сунул теплый свитер и одни шерстяные носки. Вышел в ванную и собрав волосы в высокий хвост на макушке, срезал их под корень. Получилась неаккуратная, но стрижка. Находясь в ванной слышал, как бабушка звала отца
-Саша, Саш, он правда уходит!
-И пусть катится, не смей его останавливать! Мне он не нужен!
Почему-то мне не было обидно или горько слышать его слова. Наверно, потому-что и мне он был не нужен, как впрочем и они все. Умывшись и забрав с собой полотенце вошел обратно, надел рюкзак и вышел в коридор. Бабушка, заливаясь слезами, протянула мне три красные десятирублевые.
-Что ба, тридцать серебрянников предлагаешь?
-Не глупи! Возьми, прошу.
Я взял деньги и ушел не прощаясь и не оглядываясь. Выходя из подъезда, встретился с тетей Наташей
-Куда это ты едешь?
-Туда где нет таких, как Вы-ответил я, максимально грубо, и оттолкнув ее вышел на улицу. Уехал в дальний район города и ночевал в подвале. Раз в день покупал буханку хлеба, раз в неделю газету, чтоб быть в курсе происходящего в моем городе и в мире. Помогал грузчикам, их биржа была недалеко от корпуса, где я поселился. Они даже платили мне немного. Единственное, чем я занимался ежедневно, не пропуская ни дня, писал Андрею. Но письма не отправлял, просто так я разговаривал с ним. Ночью, положив голову на израненую моими зубами подушечку, представлял как он улыбается мне и тогда засыпалось быстрее. Почти каждую ночь во сне я видел своих родных. Они снились в обычном своем амплуа. Кричали, ругали и били меня. Однажды приснился дед, лежащим в гробу и грозимшим оттуда мне пальцем. Проснулся весь в поту. Утром купил газету, на первой же странице большая статья о заслугах деда перед отечеством, о его близкой дружбе с Генсеком и т.д. и т.п. И о его неожиданном инфаркте, перенесенным три месяца тому назад, после отъезда внука на обучение в ЧССР, и о скорой кончине. Оказывается он очень переживал расставание и это подкосило его, и так пошатнувшееся от старых ран, здоровье. Никролог на последней странице сообщал, о том что Супруга, сын и невестка скорбят о кончине Дмитрия Александровича ......... Гражданская панихида состоится там то и тогда то.
В сердце не шевельнулась даже малая волна, только в памяти прозвучал его голос "Пшел вон, мразь!"
В указанное в газете время, я подошел на вынос тела. Дед лежал в гробу, покрытом кумачевым советским флагом, за гробом, установленным на лафет, молодые солдаты несли его медали и ордена на красных подушечках. Бабушку, во главе процессии, видно не было. К отцу подходили люди, известные и не очень, пожимали руку. Пристроившись в конец очереди соболезнующих, подошел и я. Отец автоматически подал мне руку и только когда я отошел и оглянулся, он понял кто это был. Он посмотрел на меня долгим взглядом, но ему уже протягивали руки и он продолжил благодарить за внимание проявленное к его горю.
Я уехал назад, к себе в подвал.
Через год скончалась бабушка. Это я узнал от пьяного грузчика. Он говорил, как ему нравилась дикторша "и даже старухой была хороша собой". Похороны, оказывается, были за день до того, как дядя Федя разглагольствовал о "знойной дамочке". Вернувшись к себе в подвал, я немного поплакал и написал Андрюше, что считаю себя виноватым в смертях деда и бабушки.
Шли годы. Жильцы корпуса, где я обитал, стали приглашать меня в гости. Одна молодая женщина предложила "не валяться черте где", а переехать к ней. Она была очень приятным человеком, только любила выпить. Я стал оставаться у нее. Рассказывал ей интересные истории прочитанные, услышанные и придуманные мною. Расписал стены ее однушки пейжазами. Она радовалась, как ребенок. Хвастала перед соседями, что замуж вышла, да "еще и за интеллегента". Я тоже воспрял духом, стал частным образом обучать детей игре на фортепиано, рисованию. Люда работала на стройке крановщицей. И почти все нас устраивало друг в друге, только она обижалась и удивлялась, почему я так неохотно ложусь с нею в постель.
-Я тебе неприятна?
-Ты очеь красивая женщина. И очень мне нравишься-отвечал я максимально искренне и лаского и  преодалевая себя исполнял "супружеский долг".
Официально оформить наши отношения мы не могли, у меня небыло документов, но Люде это было безразлично, а мне и подавно. С момента, как поселился в подвале, прошло ровно три года и я решил узнать не вышел ли Анрей.
Подойдя к его дому увидел во дворе молодого мужчину, чем-то похожего на него.
-Простите, Адрей ........ов дома?-пытаясь предать безразличные тонки голосу, спросил я. Далось мне это с большим усилием, сердце билось как сумашедшее.
-А тебе он зачем?-грубо рявкнул мой собеседник
-Просто. Хочу знать вышел он или нет
-Нет!-заорал он-Еще два года отцу сидеть! Такие, как ты, человеку имя испортили!
Я убежал от хамства обратно к Люде. А главным образом, к своим письмам и "ценностям", которые берег, как зеница ока, в ящике письменного стола, под замком. Люда обижалась, на запрет прикасаться к ним, но я умел извиняться и она тут же прощала.
Еще год и 11 месяцев прошло до того, как на экране телевизора я увидел, своего учителя рисования, Валерьяна Юрьевича, сообщивщего всем "ценителям настоящего искусства", что "в бомонд вернулся известный на весь мир режиссер, диссидент и соловей свободы". В след за Валерьяном Юрьевичем стали появляться какие-то постороние люди и рассказывать о дружбе с Андреем. О его таланте и любви к ближнему, о достижениях и успехах "гениального человека и художника". Появились откуда-то взявшиеся сын и племяник, в один голос вещавщие о детстве проведенном в веселом доме. Показали его квартиру. Наши подушки, "мою" Кончиту. И чужой, незнакомый мне человек, рассказал, как он любил сидеть и подолгу бесседовать с Андреем. Голова закружилась, я почти недыша ждал, когда на экране появится сам герой сюжета, но передача так и закончилась, Андрея не показали.
Я оделся, и ничего не объясняя Люде, вышел в ночь. Такси подвезло меня к дому, где я познал любовь, но я не узнал его. Балкон, "мой" балкон, был выкрашен в темно-шоколадный цвет. Дверь заперта. На стук, дверь открыла пожилая женщина
-Вам кого?
-Андрея-задыхаясь от волнения, еле произнес я
-Он просил никого к нему не пускать.
-Умоляю, передайте ему вот это - я протянул ей пластмассовое красное яблочко
-Зачем? Человек умирает, а вы с глупостями лезите
-Как умирает?! -оттолкнув ее, я бросился в комнату
В кровате лежал худой, немощный старик с седой, облезлой, бородой.
Я боялся подойти к нему
-Немедленно убирайтесь, хулиган!-громко произнесла вошедшая-Нахал!
На ее голос, он приоткрыл глаза и различив мой силуэт, приподнял руку. Я упал на колени перед его кроватью, приник  к пожелтевшей жесткой руке губами. Он пошевелился и я увидел, как у него из глаза покатилась слеза. Я обнял его, и как когда-то он, сейчас я произнес "Не плачь, я с тобой!"
Ему было трудно говорить, но он выдавил из себя -"Расскажи".
Та женщина, наблюдавшая нашу встречу, молча подала мне стул и ворча вышла из комнаты. Я стал подробно рассказывать ему, как меня выгнали из дому, что я пережил живя в подвале, что теперь я почти женат и что все это время я ждал его. Пока я говорил, он несколько раз, с трудом, приоткрывал глаза. Я почти заканчивал свою невеселую повесть, когда почувствоавл, как его ладонь, которую все это время я держал в своих, напряглась. Он весь встрепенулся и замер. Около рта, на белоснежной бороде, появилось красное пятнышко. Я побежал за помощью, прекрасно осознавая, что ни в какой помощи он уже не нуждается. Он умер!!!
В комнату стали заходить какие-то люди. Я стоял в углу не различая лиц. Та женщина подошла ко мне и протянула шелковую пурпурную ленту
-Андрей перед тем, как перестал принимать еду, просил передать эту ленточку тому, кто придет с яблочком в руке. Он говорил, что не уйдет не повидавшись с ним. Я думаю это Вы? А что значит эта лента?
-Такие ленты в Древнем Риме повязывали юношам в знак любви и благодарности-ответил я, и только услышав свой собственный голос, понял. Все кончилось! Его больше нет! Зачем мне возвращаться к Люде? Зачем все в этом мире?!  Если его, моего волшебника, больше нет?
Я вышел и почти неразбирая дороги, пошел к реке. Подойдя к перилам моста и перегнувшись через них, увидел в воде отразившийся лампион и созданную игрой волн улыбку внутри этого отражения. Совершенно четко расслышал голос Андрея -"Никогда даже не смей думать об этом!" Я оглянулся, но никого небыло. Я зарыдал, и так плача просидел на мосту всю ночь. Под утро вернулся к Люде. Она, как обычно, простила нежелание даже объясняться, где был и ушла на работу. Часа через два позвонили со стройки и сообщили, что крановщица разбилась, выпав из кабины крана. Я примчался на ее объект и увидел обезображенную женщину в подсыхающей луже багрянной крови.
Пока проходили панихиды, я жил как в тумане. Мне выражали соболезнование, как мужу покойной, а принимал я их, как слова скорби по Андрею.
Когда все закончилось я ушел из квартиры, которая не принадлежала и не могла принадлежать мне, сложив в рюкзак с надписью RED свое "наследство". К нему добавилась пурпурная лента и пестрый Людин платочек. Вышел и пошел куда глядели глаза. Как завороженный сидел на мосту, делал самолетики из своих писем Андрею, и отпускал их в сторону реки. Они почти сразу тонули, а несколь пролетели некоторое расстояние. Мимо проходили люди и один молодой человек протянул мне постер с ярко-красной надписью "Каритас". Из этого постера я узнал об открытии приюта для бездомных. Отпустив последний самолетик, встал и решительно пошел по адресу, указанном на листочке. Перед дверью в подъезд, старинного здания красного кирпича, лежал желтый коврик с надписью WELCOME.