Древний Китай

История мировых культур. Культуры древности. Лекция 8. 1997 год.


Дальневосточная или китайская гидравлическая цивилизация, ядро которой — Китай, возникает в долине реки Хуанхэ (Желтой реки) примерно в конце III тысячелетия до н. э., т. е. позже всех остальных — и египетской, и месопотамской, и даже индской, появление которой датируется серединой III тысячелетия до н. э. Период китайской цивилизации, охватываемый письменными источниками, начинается еще позже. Есть определенная китайская традиция, которая очень точно относит начало китайской государственности к 2205 году до н. э. История Китая, иногда очень условно, разделяется династиями. Это не значит, что каждая династия обязательно управляла во всем Китае, просто она была взята за эталон данной эпохи, как ее имя, как ее лицо.

В 2205 году до н. э. начинается династия Ся. О ней почти ничего неизвестно, некоторые считают ее мифологической или по крайней мере легендарной. Конечно, ни о каком крупном китайском государстве речь тогда идти не могла. Основателем династии Ся, т. е. в традиционном смысле первым правителем Китая был Юй-гун. «Гун» — это князь, а не император. Потом, в последующие культурные эпохи в истории Китая будет еще много гунов. Тем не менее, несмотря на сменяющие друг друга династии, каждый порядочный император, в том числе император-иноземец (такие тоже бывали, ибо Китай тоже завоевывали) считал необходимым поклониться могиле Юй-гуна.

Скорее всего, именно столь подчеркнутая традиционность стала причиной того, что китайская культура, бывшая тогда самой молодой из древнейших культур, сейчас, наоборот, самая древняя. Месопотамской культуры нет уже много веков. Давно нету египетской. Даже античной нет уже около полутора тысяч лет. Индская просуществовала так недолго, что не успела сомкнуться с более поздней индийской, которая, таким образом, не стала ее преемницей. А дальневосточная все та же самая. В ее основе лежат многие представления, заложенные и в эпоху Ся, и в эпоху Шан-Инь, и в эпоху Чжоу, и в последующие эпохи, в том числе в тот период, когда, наконец, была основана действительно китайская империя, — в эпоху Хань (II век до н. э.). Традиции поддерживаются. Заметим, что китайская сверхтрадиционность присуща и другим дальневосточным культурам — японской и корейской.

О Юй-гуне предание рассказывает чрезвычайно важную вещь: он всю жизнь строил дамбы, он плавал в лодке по Великой Желтой реке, и все ладони его были в мозолях. Таков эталон государя, которому следовал или по крайней мере делал вид, что следует, любой приличный китайский государь, даже если он не строил дамбы. Все равно подражание Юй-гуну — хорошая традиция. Кстати, неизвестно, с кем Юй-гун строил первые дамбы на Хуанхэ, но строитель он был искусный, ибо его дамбы прослужили около 2000 лет. После него уже никто не умел так хорошо строить дамбы, включая современных китайских строителей.

Географически Китай изолирован и очень долго развивался в изоляции. В степях китайцы не жили. Тибет — непреодолимая преграда на долгие века. И на юг они не расселялись, ибо там был другой естественный рубеж — еще более знаменитая китайская река Янцзы. Древняя китайская культура, о которой идет речь, была севернее Янцзы. За Янцзы китайцы проникли очень поздно, потому что на этой реке даже самый слабый правитель, самый скромный гун мог всегда завести небольшую гребную флотилию и сделать невозможной ее форсирование. Она слишком широка, а посему ее очень легко оборонять.

Основой мировоззрения китайцев очень долго было представление о Великом небе. Они считали Китай серединой «поднебесной», то есть серединой, центром вселенной (позднее слово «Поднебесная» приобрело и второе значение — Китай). Оттуда сохранившееся до нашего времени официальное название Китая — «Срединное государство». Еще при Мао Цзэдуне Китай официально именовался (в дословном переводе) «Срединная цветущая народная республика».

Небо для китайцев — это не только то, что у них над головой. Небо — это то, что определяет жизнь человека, сообщества, всей поднебесной. «Человек, который не боится Неба и не признает Судьбу, не достоин считаться благородным человеком», — скажет Конфуций намного позже (в конце VI века до н. э.). Таким образом, Небо — это в некотором смысле Бог. В основе представлений о Небе различных китайских школ, различных религиозных систем лежит глубоко скрытое единобожие. Конечно, это безличный Бог, не персональный. У древних греков, как правило, персонифицируется даже Рок (это могут быть богини мойры, эринии), но в представлениях китайцев Небо не поддается описанию, и тем не менее Земля управляется велениями Неба. Даже философы-даосы, сомневавшиеся в этом, все равно сохраняли категорию «Небо». Они просто считали совершенно излишним почитать Небо и ему поклоняться. Итак, Небо для китайцев — исходная точка всего, разумное начало, культовое и культурное начало в мире.

Затем идут два первоначала: темное, плодородное, женское «инь» и светлое, творческое, мужское «ян». Один из древнейших китайских мифов повествует о том, что первочеловек Пань-гу ударил секирой по первичному хаосу, и светлые частицы начали подниматься вверх, а темные — опускаться вниз, и так возникла Вселенная. Впрочем, все это гораздо сложнее, и древнейшая, очень смутно различимая китайская натурфилософская школа (школа, изъясняющая мироздание) так и называлась — «Школа исследующих ян и инь». Они взаимодействуют во всем, и без них не представимо существование мироздания. На этих двух первоначалах построена древнейшая гадательная книга «И-цзин» («Книга перемен»), которая легла в основу позднейшей китайской философии.

Возможно, китайцы просто очень наблюдательны. Сейчас и теоретическая физика не станет принципиально отрицать наличие этих первоначал, не говоря уж о физиологии и психологии. Мужчина и женщина, действительно, очень разные. Руководящее полушарие головного мозга — не выдумка шарлатанов. Мы совершенно неслучайно носим застежку на разные стороны. И нелепа попытка объяснить это тем, что мужчине так легче махать мечом, а женщине ухаживать за ребенком. В этом случае возникает вопрос: почему же ей удобно кормить младенца одной и той же грудью?

За двумя первоначалами следует пять первостихий. И тут китайцы соригинальничали, ибо большинство народов склонялось к тому, что первостихий не пять, а четыре. Эти представления тысячелетиями сохраняются в самых различных религиозно-философских системах дальневосточной традиции. Первостихии связаны между собой двумя отношениями — взаимопорождением и взаимопреодолением. Взаимопорождение имеет такую последовательность первостихий: дерево порождает огонь, огонь — землю, земля — металл, металл — воду, вода — снова дерево. У взаимопреодоления последовательность иная: вода преодолевает огонь, огонь — металл, металл — дерево, дерево — землю, а земля — воду. Заметим, что многое в рассуждениях об этом так или иначе устарело, многое наивно, но одно неоспоримо — китайцы, как никто, вдумывались в механизмы действия Вселенной. Их интересовало не только, откуда все взялось и как было создано, но и как это все действует.

Для Древнейшего Китая характерны также представления о многочисленных духах, обитающих в мире. Анимистическая система (система одушевления мира) у китайцев очень странная и очень сложная. Их демонология гораздо сложнее, чем у более близких нам народов, более близких мифологических систем. Родов различных духов очень много. Среди них есть злобные, очень злобные, неплохие, совершенно нейтральные. Отсюда огромное внимание к ритуалу, обязательность частого совершения жертвоприношений, в особенности предкам. Их жертвоприношения в общем были простенькие, по крайней мере в развитый период, но были ли они простенькими в период Шан, сказать трудно. У китайцев был неплохой загробный мир. Они туда не стремились, но верили, что добродетельному человеку там будет неплохо. Скончавшегося праведника они так и называли: «отец-небожитель», «отец, живущий на Небесах».

Что касается самого названия «китайцы», то под этим именем в истории Л. Н. Гумилев насчитал пять этносов, иногда существовавших параллельно. Я же склонен полагать, что их было шесть. Южные и северные китайцы, как правило, разные народы. Они себя и называли по-разному. Помимо Срединного государства Чжун-го, есть обиходное наименование Китая (и современных китайцев) — Хань. Но государство с таким названием возникло только во II веке до н. э. Следовательно, по крайней мере до того китайцы не называли себя «Хань». И действительно, они были достаточно разные народы. В книге Л. Н. Гумилева «Конец и вновь начало» приводится схема фаз этногенеза этносов Северного Китая последних трех тысячелетий.

Древнейшие из известных нам китайцев жили в почти не различимый период Ся и следующий период Шан или Шан-Инь, который продолжался с 1766 по 1122 год в китайской историографии до вторжения с северо-запада Чжоу.* Однако вторжение чжоуцев не означает начала нового витка этногенеза. Неслучайно два периода Чжоу — Ранняя династия Чжоу (1122-771 года до н. э.) и Поздняя или Восточная Чжоу (770-403 года до н. э.) — сильно различаются между собой.

Только через 400** лет после вторжения Чжоу и порабощения ими шанского Китая начинается новый виток этногенеза — рождается новый народ, история которого уже полностью укладывается в письменные источники. Период его пассионарного подъема — период Восточной Чжоу (до VII века до н. э.). В VII-V веках до н. э., в так называемый период «весен и осеней» в китайской историографии для этого народа наступает пассионарный перегрев. В IV-III веках до н. э. происходит надлом, выразившийся в политическом периоде Ле-го, т. е. в периоде «сражающихся государств» (403-221 год до н. э. в китайской историографии). Инерция представлена периодом Хань (II век до н. э. — II век н. э.). А затем происходит смена этноса.***

До периода Хань народ в китайской литературе всегда будет называться «Шан» и «Чжоу», в соответствии с периодами. А начиная с периода (династии) Хань, народ будет называться «Хань» и удержит за собой данное имя вплоть до настоящего времени. Тем не менее очевидно, что после периода Хань были и другие витки этногенеза, ибо сейчас не мог бы активно существовать китайский народ, родившийся 22 века назад. Л. Н. Гумилев, вероятно, был прав, предположив, что пассионарный толчок новых китайцев произошел в XVIII веке, и сейчас они находятся в фазе подъема, а перегрев у них в будущем.

Скорее всего, период Ся — это период очень небольших патриархальных княжеств, в которых правители действительно могли напоминать легендарного Юя, и период сложения крепкой сельской общины. Сюда уходят корни и основополагающих философских представлений, и очень развитого почитания предков. Кстати, каждый крупный тиран китайской истории, в том числе Мао Цзэдун, боролся с таким отношением к предкам (что понятно — тираны традиций не любят), но безуспешно.

Этот период в XVIII веке до н. э. сменяется периодом Шан, когда в среднем течении Хуанхэ складывается крупное государство Шан с одноименной столицей, которым управляет соответственно шанский ван. «Ван» — это уже правитель, но еще далеко не император. Во времена имперского единства Китая император («хуан-ди») будет именоваться «Сыном Неба». Период Шан иногда называют периодом Инь, иногда периодом Шан-Инь. Иероглиф Шан в то время очень часто встречается в надписях, тогда как иероглиф Инь не встречается (он известен из поздней традиции). Синологи объясняют это тем, что иероглиф Инь, видимо, означал место оракула и был табуирован (его нельзя было записывать), а позднее, когда табу потеряло смысл, китайцы еще помнили этот иероглиф и записали. Потому Инь и Шан — взаимозаменяющие названия.

Уже говорилось, что начало ирригации Хуанхэ не породило протосоциалистического общества, как в Месопотамии, ибо в Китае выпадало достаточно дождей, чтобы выращивать просо без искусственного орошения полей. Зато протосоциалистическое общество возникло в Китае в период Шан. Видимо, первые шанские ваны были отменными деспотами. Они нашли повод для мобилизации огромных трудовых масс китайцев — они занялись гигантскими облавными охотами, а в перерывах между ними устраивали войны. И то, и другое вызвало к жизни культ с массовыми жертвоприношениями (позже они уже не достигали такого размаха). В войнах в жертву приносили большое число пленных (их закалывали). Возможно, правда, это объясняется, как и в Шумере, невозможностью их использовать в качестве рабов, ибо китайские воины были вооружены в период Шан ничуть не лучше шумерских. Самым мощным оружием у китайских пехотинцев в то время были бронзовые секиры. Если же устраивалась грандиозная облавная охота, то в жертву приносили животных. От периода Шан-Инь сохранилась изумительная бронза — жертвенные сосуды для приготовления жертвенного вина или жертвенного мяса. Прекрасное собрание китайской бронзы есть в Московском музее искусства народов Востока, в том числе один бесспорно иньский сосуд, а остальные, видимо, все-таки чжоуские.

Китай периода Шан представлял собой равнину, на которой было заметно теплее, чем сейчас. Там водились, пока их не выбили шанцы, слоны, носороги, буйволы — животные серьезные. Чтобы успешно охотиться на них (а такая охота давала много мяса), придумали облавные охоты. Но для них требовалось мобилизовать массы населения, что и послужило причиной создания в Китае государственности. В итоге в руках государства, т. е. в руках шанского вана сосредоточилось колоссальное имущество.

Основные дошедшие до нас тексты шанского периода представляют собой надписи, чаще всего сделанные на лопаточных костях крупного скота. Это — гадательные кости. Сами надписи очень красноречивы, да и более поздняя традиция кое-что нам сохранила. Например: «Вы все являетесь моим скотом и людьми», — изрек ван. О степени управляемости этого общества говорят следующие надписи: «Бинь гадал: вану вести простолюдинов сеять просо в районе Цзюн»; или: «Сяо гадал: вану приказать простолюдинам выходить на поля собирать урожай». Одобрение вана — высшая цель труда: «Все поля полностью засеяны. Хлеба поистине хороши. Ван не сердился, он сказал: Вы, крестьяне, действительно на славу потрудились». Нельзя не вспомнить храм богини Бау аккадского времени, читая описание выхода на работу в книге «Ханьшоу»: «…перед выходом населения на работу лисюй (староста деревни) утром занимал место справа от выхода, линьчжай (помощник старосты) — слева; это место они покидали после ухода всех в поле. Вечером повторялось то же самое». Из книги «Чжоу-ли»: «…в определенные сроки считали население и давали ему поля». То есть, земля считалась государственной и только выдавалась в держание, но все-таки выдавалась, что понятно — с таким мощным почитанием предков семья была крепче, чем в Месопотамии. Есть еще более интересные тексты, как, например, текст периода Ранней Чжоу, когда очень многое еще было унаследовано от времени Шан: «Приказано мужчинам в 30 лет жениться, девушкам в 20 лет выйти замуж. Это значит, что срок женитьбы мужчинам и женщинам не может быть отсрочен».

Шанский период разрушили полукочевники Чжоу, пришедшие в конце XII века до н. э. со стороны верховьев Хуанхэ. Но мы не знаем, в каком регионе Великой степи их прародина. Они пришли на колесницах. Колесничному делу они, естественно, научились у древних арийцев, которые ему научились на 1000 лет раньше. Однако неизвестно, в каких они были с ними отношениях, где была зона контактов. Мы не знаем ранней истории чжоуцев. Кстати, они были не очень похожи на шанцев и на большинство современных китайцев, хотя и такие китайцы бывают. Чжоуские черты очень заметны во всех захоронениях, включая период Хань. Конечно, чжоуцы — монголоиды, но с резкими чертами удлиненных лиц и высокими носами. Этот тип лица в большей степени напоминает тюркский, нежели китайский.

Чжоуцы попросту растоптали государство Шан колесницами. Они были воины и, как все воины, уважали соплеменников. Они, конечно, составили чжоускую знать, а шанцев вытеснили в социальные низы, но те в это время большего и не заслуживали. Однако этот мир стал гораздо свободнее, в том числе для крестьян. Земля была разделена, она сохранялась в пользовании семьи, а ван условно считался владетелем всей земли. Но и франкский король династии Меровингов где-нибудь в VII веке, и русские домонгольские князья тоже условно считались владетелями всей земли. Владение было лишь символом, потому что землю нельзя было отобрать у земледельцев, и быть княжим человеком на Руси значило быть свободным.

Кроме того, чжоуцы привнесли с собой аристократическую традицию, что естественно: колесничный народ не мог ее не иметь. Есть замечательная рекомендация одного мудреца чжоускому вану: «Посоветуйся с теми, кто стоит на колесницах (т. е. с аристократией). Посоветуйся с теми, кто идет впереди колесниц, посоветуйся с теми, кто идет позади колесниц (т. е. с народным собранием, с демократией)». Чжоуская традиция была неизмеримо человечнее шанской.

В период «весен и осеней» (VII-V века до н. э.) Китай был разорван на ряд государств, воевавших (не очень кроваво) между собой и время от времени захватывающих территорию друг друга, что было естественно — этнос находился в стадии перегрева, а сбросить пассионарность было некуда. Именно в этот период происходит самое интересное в истории Китая — рождаются великие китайские философские системы — конфуцианство и даосизм.

Основоположником конфуцианства был Кун-цзы (учитель Кун) или Кун-фу-цзы (достопочтенный учитель Кун). Последнее имя и было огласовано на европейский манер как «Конфуций». Конфуций основал философскую школу, называемую по-китайски «Жу-цзя» («Школа служилых людей»). Его приглашали правители — очередные ваны или гуны, или хоу (совсем маленькие правители) — и просили основать у них школу. Конфуций основывал школу и учил. Через некоторое время правителю становилось от его добродетелей неуютно, и он изгонял Конфуция. Тот уходил и основывал школу в другом княжестве. Число учеников его росло. И так он учил всю жизнь.

Прежде всего, Конфуций учил традициям, к которым относился очень серьезно. Так, отвечая на вопрос одного из учеников, как управлять государством, он сказал: «Следовать календарю династии Ся, ездить в повозках династии Инь, надевать шапки династии Чжоу, исполнять ритуальную музыку времен Шуня и У-вана…» Иными словами, он предлагал хранить все традиции, ибо они все годятся, они хороши уже потому, что они — традиции.

Кстати, китайцы сейчас именно на этом восстанавливают Китай. Коммунистическая партия Китая руководствуется уже не идеями Маркса-Энгельса и даже не идеями Мао Цзэдуна, а идеями Конфуция. Китайцы возвращаются к конфуцианству, и правильно делают.

Цзин-гун спросил Конфуция об управлении и услышал в ответ: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном». То есть, будь тем, кем ты должен быть, и будь хорош на своем месте. Это абсолютный стереотип поведения! И, между прочим, тут совершенно нету этатизма. Согласно конфуцианской традиции, власть — для общества, а не наоборот. Так, один из известнейших последователей Конфуция, крупный философ Мэн-цзы парой веков позже скажет: «Главный в государстве — народ, за ним следуют духи земли и зерна, а государь занимает последнее место». Вот еще пример, подтверждающий этот тезис: когда Конфуций узнал, что сын донес на своего отца, совершившего кражу, он пришел в ужас и объяснил, что отец, конечно, совершил преступление, но сын мог только уговаривать отца вернуть украденное, ибо отец важнее государства, семья важнее закона. В этой традиции китайцев воспитывали веками, потому в маоистский период своего Павлика Морозова в Китае не обнаружилось!

Часто говорят, что большинство китайцев исповедует конфуцианство, которое оставило очень мощный след также в Корее и Японии. В принципе, Конфуций не создавал религиозной системы. Он учил нравственности и отвечал на вопросы о поведении в обществе. И все же конфуцианство — вероисповедание, поскольку оно объемлет все традиции, сложившиеся до Конфуция, в том числе культовые. Последние Конфуций не создавал, не реформировал, для него они не были главным. Он считал, что если китайцы ездили в повозках Чжоу, значит, в них и надо ездить; если они поклонялись предкам, значит и должны им поклоняться; если уважали духов земли, значит, обязаны по-прежнему их уважать; и т. д.

Кстати, одно из основных понятий конфуцианства — «Жэнь». Его часто переводят как «гуманизм», а лучше бы переводить как «человеколюбие», ибо к гуманизму времен Итальянского возрождения никакого отношения Жэнь не имеет. Если же его переводить как «человеколюбие», то это будет и «гуманизм» в том числе (есть такой оттенок этого слова). Жэнь — это высшая добродетель. Заключается она в исполнении своего долга всеми перед всеми.

Между прочим, китайцы два раза в своей истории — в XII веке и в XIX веке — сравнительно легко обращались в христианство, что объяснимо: глубокой мистики конфуцианская традиционная система не включает, а ее этика предельно близка к христианской. Потому, когда миссионеры предлагали им сохранить этику да еще принять Спасителя, они с радостью крестились. Но оба раза то было тиранически прервано.

Вернемся к Жэнь. Это, конечно, прежде всего исполнение долга. Но опять-таки, от кого требуется человеколюбие? Кун-цзы отвечает: «Есть благородные мужи, которые не обладают человеколюбием, но нет низких людей, которые обладали бы человеколюбием». Первый вывод, который можно было бы сделать: он не любит простой народ. Но обратимся к другому месту в учении Конфуция, и тогда вся его этическая система станет ясна.

У Конфуция есть еще одна категория «Ли». Ли — это ритуал, который охватывает почти все стороны жизни. Конфуций к закону относился пренебрежительно, ставя его на последнее место, однако признавал, что установленный людьми закон «Фа» нужен, но нужен он простолюдину. Он считал, что жизнь простолюдина может определяться законом, тогда как жизнь благородного человека определяется Ли. Вдумаемся, что проще: не нарушать закон или подчинить жизнь требованию ритуала? Вслед за Конфуцием Мэн-цзы тоже скажет, что чем выше положение человека, тем больше к нему предъявляется требований. Иногда, правда, приходится с сожалением отметить, что и благородный человек может не обладать Жень (чувством долга).

Лао-цзы (Учитель Лао) был основателем другой философской школы — даосской. Он — автор «Книги о Дао и Дэ» («Дао-Дэ-цзин»). Вел он себя диаметрально противоположно Конфуцию: людей сторонился, общался с ними с неудовольствием, жил в лесу на горе.

Даосизм понять значительно сложнее, ибо в его основе лежит неопределимое понятие «Дао». По-китайски, «дао» значит «путь». А по-японски «путь» — «до». Например, кодекс самурая называется «Буси-до» — «Путь воина». Но сказать только это, значит, ничего не сказать. «Дао» есть путь вообще, в него все включено. Даосизм требовал почти невозможного: следовать Дао, вслушиваться в Дао, вчувствоваться в Дао, вести себя согласно Дао. В «Дао-Дэ-цзин» говорится: «Человек следует законам земли. Земля следует законам Неба. Небо следует законам Дао, а Дао следует самому себе». На самом деле Дао — это и путь, и порядок вещей, и смысл.

В социальном плане сам Лао и его последователи идеализировали сельскую общину, однако вовсе не потому, что им нравилась традиция. Просто они считали, что крестьяне проще, неиспорченнее, не занимаются ерундой и потому могут лучше вслушиваться в Дао.

Даосизм никогда не был вероисповеданием эпохи, охватывающим весь Китай. Но если бы был, то вполне возможно, что теоретические науки возникли бы в Китае на много веков раньше, чем в Европе. Ведь всматривание в Дао — это и математика, и физика. Даосы серьезно относились к таким вещам, они вообще ко всему относились серьезно. Кстати, они приходили в негодование от конфуцианского набора благородных наук времен Шан, согласно которому благородный человек должен был изучать каллиграфию, музыку, поэзию, математику, стрельбу из лука и управление колесницей. Причем, под каллиграфию всегда подводилась мощнейшая философская основа. Ни один народ никогда так серьезно не относился к начертанию своего шрифта, как китайцы к иероглифической системе. Совсем не плохой набор, но даосы полагали, что все это лишнее, что лучше всматриваться в Дао. Тем не менее они написали прекрасные книги, хотя та же «Дао-Дэ-цзин» читается, конечно, с трудом.

Например, о мироздании в ней говорится следующее: «Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. О, глубочайшее! Оно кажется праотцом всех вещей… Содержание великого Дэ подчиняется только Дао. Дао бестелесно. Дао туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности содержатся образы. Оно туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности скрыты вещи. Оно глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте скрыты тончайшие частицы. Эти тончайшие частицы обладают высшей действительностью и достоверностью». И это написано 26 веков назад! Это серьезная теоретическая наука.

Однако даосизм — опасная игра. Даосам присущ определенный имморализм. Естественно, они не любили «Школу служилых людей» («Жу-цзя») и все время отталкивали ее, считая нравственную оценку неприменимой к велению Дао. Даосы полагали, что тот, кто не следует Дао, — не безнравственный, а просто тупой человек. А тот, кто следует Дао, не подлежит оценке, ибо делает то, что следует делать. К чему приводит такой подход, показывает восстание Желтых повязок. Восстание было даосским. Оно, разумеется, было связано с угнетением кого-то и кем-то, но лозунг его был «Желтое небо справедливости!» — но справедливости, понимаемой по-даосски, как следование Дао. Во время восстания погибло примерно 2/3 населения всего Китая, а в центральных областях Китая число погибших составило 4/5 и даже 5/6 населения. Следуя Дао, убивать очень просто!

Были и другие философские школы, оставившие меньший след в истории Китая, среди которых нельзя не упомянуть «Фа-цзя» — «Школу законов» или «Легистскую школу». По-латыни, «lex» или «legis» — «закон», «legistae» — «законники», потому китайских законников называют «легистами». Говорят, что в глубокой древности, чуть ли не во времена Лао-цзы жил первый крупный легист Китая, но о нем практически ничего неизвестно (он не сумел серьезно воздействовать на окружающий мир).

То удалось позднее (в IV веке до Р.Х.) Шан Яну, правителю области Шан — крохотного княжества, маленького куска бывшего государства Шан. Сам Шан Ян стремился не столько править своей областью, сколько учить более сильного правителя, и даже поступил на службу к правителю области Цинь. Свои теоретические взгляды он изложил в сочинении «Книга правителя области Шан». Считается, впрочем, что часть этой книги написана им самим, а часть — его последователями. Написана книга достаточно просто и не нуждается в комментариях. Обратимся к источнику:

«…мог одолеть сильного врага лишь тот, кто прежде всего победил свой собственный народ… Когда народ слаб — государство сильное, когда государство сильное — народ слаб. Потому государство, идущее истинным путем, стремится ослабить народ… Если государством управляют при помощи добродетельных методов, в нем непременно появится масса преступников… В государстве, где порочными управляют словно добродетельными, неизбежна смута. В государстве, где добродетельными управляют словно порочными, воцарится порядок, и оно непременно станет сильным…

…в государстве, стремящемся к владычеству в Поднебесной, каждым девяти наказаниям соответствует одна награда, а в государствах, обреченных на расчленение, каждым девяти наградам соответствует одно наказание…

…добродетель ведет свое происхождение от наказаний… Впрочем, людей можно сделать достойными без массовых наказаний, коль наказания суровы.

Все это следует дополнить круговой порукой: …отец, отправляя на войну сына, старший брат — младшего, а жена — мужа, напутствуют их одинаково: не возвращайся без победы! и добавляют: ежели нарушишь закон и ослушаешься приказа, то вместе с тобой погибнем и мы… В стране с хорошо налаженным управлением муж, жена и их друзья не смогут скрыть преступления друг от друга, не накликав беды на родственников виноватого, остальные также не смогут покрыть друг друга… Если войско совершает действия, на которые не отважится противник — это значит, что страна сильна. Если во время войны страна совершает действия, которых противник устыдился бы, то она будет в выигрыше».

Любимейший тезис Шан Яна — тезис об унификации (и тут уместно вспомнить тезис К. Н. Леонтьева об упрощении). Шан Ян пишет: «Государство, добившееся унификации хотя бы на один год, будет могущественно десять лет; государство, добившееся унификации на десять лет, будет могущественно сто лет; государство, добившееся унификации на сто лет, будет могущественно тысячу лет, добьется владычества в Поднебесной».

Главная борьба, которой посвящена жизнь Шан Яна и которой он учил и циньского вана, — борьба с десятью паразитами. Десять паразитов — это прежде всего «Ши-цзин» («Книга песен») и «Шу-цзин» («Книга историй») — два древнейших после «И-цзин» («Книги перемен») китайских корпуса, ставших основой китайской литературы, а также музыка, добродетель, почитание старых предков, человеколюбие, бескорыстие, красноречие, острый ум и др. (число паразитов в трудах Шан Яна слегка видоизменялось). Порядочный государь, по Шан Яну, искореняет этих паразитов и стремится к владычеству в Поднебесной.

И, наконец, изумительная универсальная формула, своего рода легистский итог: «Когда народ глуп, им легко управлять». К сожалению, с этим выводом нельзя не согласиться!

Надо сказать, Шан Ян преуспел в воспитании циньского правителя — нормы Шана воплощались в государстве Цинь. И все же ему не повезло. Он предельно надоел сыну циньского вана, и когда ван умер, Шана тут же казнили. Однако легистское государство всего Китая было создано именно династией Цинь. Это весьма печальное для самого китайского народа событие произошло в 221 году до Р.Х. Циньский правитель добился владычества в Поднебесной и стал первым императором. Звали его Цинь Ши или Цинь Ши-хуанди. Он достиг весьма многого, руководствуясь принципами легизма.

Он построил Великую китайскую стену. За отсутствием сведений можно только гадать, скольких человеческих жизней стоила та стройка. Он соединил города Китая превосходными дорогами. Правда, от римских великолепных дорог, строившихся в то же время, дороги Цинь Ши отличались тем, что были приподняты вдоль осевой линии на ширину кибитки, а справа и слева приподнятая часть дороги обрывалась крутой ступенькой на основную ее часть. По этой приподнятой средней части дороги ездил только сам Цинь Ши-хуанди. И так были построены дороги по всему Китаю!

Кибитка Цинь Ши была железной — как всякий тиран, он боялся собственного народа. Для сравнения: в те времена римские императоры гуляли пешком по Риму; впрочем, не они одни — русские цари перестали гулять по улицам только после начавшейся охоты на императора Александра II во второй половине XIX века. В каждой из нескольких своих столиц Цинь Ши строил по несколько дворцов. Дворцы были соединены между собой потайными ходами, и никогда не было известно, в котором из дворцов ночует император. Он, опередив всех во Вселенной на многие века, ввел впервые в обращение ассигнации — знаменитые «шелковые деньги». Время ассигнаций еще не наступило, нужды в них слишком большой не было, но это не имело никакого значения — Цинь Ши приказал, и все принимали «шелковые деньги». И попробовал бы кто не принять! Вероятно, пока император был жив, они и инфляции не поддавались.

Придя к власти, Цинь Ши, естественно, конфисковал всю землю в пользу правительства. Кто-то из жителей на камне высек надпись: «Когда Цинь Ши-хуанди умрет, земля будет разделена». Виновного не нашли, камень стерли в порошок, все окрестные жители были казнены. Кстати, по смерти Цинь Ши земля была разделена.

Что же касается мер наказания, то и здесь Цинь открывал плохую дорогу в китайской истории. До него у китайцев не было разнообразных способов казни, а при нем начали применять четвертование, разрубание пополам, разрубание на части, обезглавливание с выставлением головы на площади, медленное удушение, закапывание живьем, варку в котле, выламывание ребер, пробивание темени. Другие мягкие наказания включали вырезание коленных чашечек, отрезание носа, отрезание пятки, клеймение, отрубание пальцев, кастрацию. Хронист отметил, что при Цине дороги были заполнены преступниками, которых куда-то гнали.

Следует также упомянуть, что этот первый в истории Китая император очень не любил образованных людей. Конфуцианские трактаты он велел сжигать, а ученых-конфуцианцев, кого удалось поймать, — закапывать живьем. Однако всех не закопали!

Чиновники при Цинь Ши были настолько замучены страхом, что боялись принимать решения и по каждой ерунде отсылали запрос в столицу, а почта ходила не так уж быстро. В итоге государство не могло функционировать. Цинь свирепел. Он, мучаясь бессонницей, носился по дорогам в своей кибитке и в каждом городе казнил чиновников. Но то не помогало, государство все равно разваливалось. В конце концов, Цинь Ши сошел с ума и умер. Он был классический тиран. Он, кстати, назначил на 1000 лет вперед порядковые имена последующих государей своей династии. Но после него правил только один представитель его династии.

Дело в том, что тирания, как уже говорилось, не наследуется. После смерти тирана наступает черед мягкого правления, что хорошо известно из истории (так было, например, после смерти Ивана IV, Генри VIII, Сталина). А преемник Цинь Ши — Эр Ши решил, что ему позволено все, что было позволено его предшественнику. В итоге, через полтора месяца общество, оцепеневшее от ужаса при Цинь Ши, вновь обрело способность сопротивляться, вспыхнуло восстание, и Эр Ши был убит.

После его смерти земля была поделена, а императором стал Гао-цзу — бывший крестьянский воевода Лю Бан. Будучи простолюдином, он уважал ученых людей и отыскивал везде уцелевших конфуцианцев, чтобы с их помощью восстановить государство. Государство было восстановлено и благополучно просуществовало четыре века как империя Хань. В нем бывали свои жесткости, но не было чудовищных глупостей, свойственных периоду правления Цинь Ши. Легизм в Китае после него надолго оказался неприличным. Китайские императоры длительное время даже стеснялись носить военное платье, ибо оно ассоциировалось с военизированным периодом Цинь. В Китае стало принято подчеркивать, что ди (император) — это гражданское лицо, и он носит гражданскую одежду.

Таковы исходные тенденции китайской истории. Так сложилось это государство. В Китае будет не только мощное даосское восстание, но и мощная даосская философия. В Китае долгое время будет преобладать конфуцианское влияние, и несколько раз повторятся рецидивы легизма. Например, выступавший по нашему ТВ в конце 1980-ых годов китайский посол, в ответ на просьбу назвать выдающихся деятелей китайской истории, назвал только двоих — Мао Цзэдуна и Цинь Ши. Но в Китае все быстро нормализуется (конфуцианство, наверное, помогает). Сейчас посол так бы уже не ответил.


- Древнекитайская философия. Т. I и II. — М., 1972

- Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. — М., 1981

__________

* Прим. С.П.: Этнолог Л.Н. Гумилев полагает, что пассионарный толчок произошел сразу после вторжения Чжоу.

** Прим. С.П.: Если новый этнос переживал пассионарный перегрев в VII-V веках до н.э., как далее пишет сам Махнач, то родиться он должен был раньше, примерно через 200 лет после вторжения Чжоу. Наверное, тут ошибка или что-то неясно.

*** Прим. С.П.: В одной из статей Л.Н. Гумилев пишет, что очередной этнос в Китае родился в VI веке н.э., то есть позднее.

Дело в том, что Гумилев и Махнач даже насчитывают разное количество этносов в Китае. У Гумилева их 5, у Махнача 6. Отсюда и различная датировка рождений этносов. Вообще этнология Китая еще плохо изучена, она непроста. Но в данной лекции то несущественно. Намного важнее культурологические наблюдения Махнача.