Неуловимый звёдный час

             

 Я летела в школу, как на крыльях. Сердце колотилось, как птенец.
 Пусть они услышат, пусть они узнают, будет скоро праздник, наконец.
 Несколько раз в моей голове прокручивался сценарий будущего
 триумфа. Больше всего на свете мне хотелось доказать ему, что я сама
 решаю задачи по геометрии, а не списываю их у брата, который  учился
 в одном классе со мной и был силён в математике. Василий Арсеньевич
 не знал, что мы с братом были непримиримыми врагами во всём.
 Стол, за которым мы делали уроки, делился на две половины
 метровой линейкой, не знаю, откуда взявшейся в нашем доме.

 Окно брата выходило на юг, а моё – на восток. Он сидел на стуле,
 а я на лавке, которая упиралась торцом в ножку стола. Поэтому
 сидеть за столом приходилось боком. Вражда эта возникла постепенно
 от ревности. Мне казалось, что мать меня не любит. Всё самое лучшее
 в доме доставалась ему. Одноклассница Лида Синькова, влюблённая
 в моего брата, очень удивилась тому, что мы с ним из  одной семьи.
 --Да, мы не похожи с ним, но мы родные брат и сестра. – Не поэтому, -
 пояснила Лида. Он одет, как городской, а ты, как нищенка.
 Да он был
 хорошо одет, благодаря тому, что наш двоюродный брат Лёнька Пушкин
 не вернулся с войны, и тётя Наташа, после долгих безрезультатных
 ожиданий  отдала Петьке его вещи. Но моя ревность проистекала
 не от этого, а оттого, что все домашние дела висели на мне. Тёзка
 Петра первого уже в пятом классе заявил, что он не Баскак горбуновский,
 чтобы делать бабские дела. Я должна пояснить, что так называли
 колхозного председателя Егора Баскакова из деревни Горбуны.


 За ним закрепилась слава подкаблучника. А мужских дел зимой почти
 не имелось. Только нарубить дров для печки и лежанки. Запасов мой
 родной братец никогда не делал. Мне же приходилось носить воду
 из колодца, утром доставать из подпола картошку, а потом мыть её
 в холодной воде, чистить и натирать на тёрке для драников, нашего
 основного завтрака. Кроме того молоть зерно, мыть в доме полы, гладить
 угольным утюгом бельё. Это только зимой, а летом ещё приходилось
 полоть грядки, окучивать картошку, пасти кур своих и соседских,      
 чтобы не ходили клевать рожь на своём и чужом огородах.

 Встречать
 на обед и провожать с обеда корову и овец. И много ещё разных
 мелких бабьих дел. Мать с утра до вечера трудилась в колхозе, и Петька   
 тоже зарабатывал трудодни. Но в основном возил что-нибудь на быках
 или на лошадях. А эта работа считалась – не бей лежачего. Таким
 образом, основания для недовольства  имелись.
              При переходе из четвёртого в пятый класс, у меня была всего
 одна тройка по чистописанию, остальные оценки- четвёрки и пятёрки.
 Нормального почерка я так и не выработала, поэтому в редакции
 допускают такие опечатки, что только диву даёшься. Аргумент всегда
 один и тот же: - А у вас так написано.   
                - 2 –
 В пятом классе  уже в первой четверти я тяжело заболела корью,
 а потом воспалением лёгких и пропустила больше месяца. Поэтому
 отстала по программе от своих одноклассников. Когда вернулась
 в школу, то на моём месте за последней партой сидел уже другой
 ученик. Свободных мест не оказалось в классе. На первый 
 урок пришла учительница биологии и, увидев такую ситуацию,
 направила меня в свой класс, где учились только бобровские и детдомовские
 дети. Я с радостью перешла в пятый « Б « класс, поскольку симпатизировала
 сыну директора школы Ерощенкову Юре. Но радость моя была
 преждевременной. Учительница биологии и классный руководитель
 этого класса почему-то сразу не  возлюбила меня. Каждый урок она
 начинала с того, что либо - отчитывала меня, либо- вызывала к доске.


 Часто, после того, как я всё рассказала, она снова задавала тот же
 самый вопрос, а сама ничего не слушала, а что-то чертила ручкой
 в тетради, углубившись в свои собственные проблемы. Откуда
 мне было знать, что у неё смертельно болен муж открытым
 туберкулёзом. Он вскоре умер, но учительница от этого не стала
 добрее. Только дневники подписывала уже не своей фамилией,
 фамилией бывшего мужа. Я, очевидно, служила ей своеобразным
 громоотводом. Эта нелюбовь ко мне  вскоре распространилась и
 на одноклассников. Среди них я стала изгоем. Меня дразнили, стаскивали
 со стриженой головы платок. И так я, уверенная в своей некрасивости,
 страдала ещё больше. Учиться не хотелось. Спасали только книги.


 Кое-как я окончила пятый класс и перешла в шестой. Когда начался
 новый учебный год, то, несмотря на свою робость, я без всякого
 разрешения пересела в свой прежний класс. Лидия Михайловна
 пыталась отправить меня обратно, кому же нужны ученики  с одними
 голыми тройками. Но я упорно ходила в свой класс, пока меня не
 зачислили в списки. Но и здесь вела биологию та же учительница.


 Если раньше она ставила ни за что мне тройки, то теперь я демонстративно
 не учила её предмет и никогда не отвечала у доски. Только с места,
 и потому, чтобы она не захватила меня врасплох, когда я под партой
 читала книжки. Одним ухом, я всё время следила за тем, что
 происходит на уроке, в то время, как другие «пираты» попадались
 и отлучались от библиотеки на две недели. Всё это я подробно рассказала,
 чтобы бы вы могли понять, с каким трудом приходилось мне идти к тому
 моменту, чтобы взять реванш и реабилитировать себя. Я уже сообщала, что математику вёл Василий Арсеньевич Волков. Он раньше учился 
 в нашей же школе и как только по литературе знакомились с Васькой
 Буслаем, то за ним и закрепилась прозвище – Буслай. Его так за глаза
 звали все, и ученики и родители. Ничего не могу сказать про учителей.


 Но похож он был на  Гоголя, портрет которого висел на стене в классе.
 Волосы  хоть и зачёсывались им назад, но они непокорно ниспадали
 на уши. Он носил офицерскую форму без погон защитного цвета.
  В шестом классе я продолжала учиться через пень – колоду. Задачи
  ни по физике, ни по геометрии не решала. Даже задачник не открывала,
 полагая, что всё равно ничего не получится. Потом как-то из
 любопытства открыла и даже прочитала условие. Я обратила внимание
 на то, что если использовать теорему, которую объясняли на уроке
 и подставить числовые значения из задачи, то она легко решается.


 Действительно ответ сошёлся. Это была первая победа. Дальше пошли
 дела на лад. Я не стала бояться задач и легко решала их как по геометрии,
 так и по физике. Вскоре   это заметили одноклассницы, сидевшие за одной партой со мной. Они все учились хорошо, но не всегда решали сложные
 задачи. Первой обратила на меня внимание  с большим стажем отличница
  Валя Козлова. Но ей стыдно было просить списать решение задачи
 у двоечницы. Поэтому она, как хитрая лисичка, интересовалась, каким
 способом я решила задачу. Я, как простофиля, доверчиво показывала ей
  тетрадь, а она садилась, потом за парту и записывала готовенькое решение.


 Следующий раз я уже была бдительнее, и задавала контр вопрос: -
 А ты, каким способом решила, покажи мне. Разумеется, Валя ничего
 не показывала  и под благовидным предлогом уходила не солоно
 хлебавши. Потом и Галя  Коровина, и Маня Смирнова тоже стали
 списывать у меня не только домашние задания, но и контрольные работы,
 подбрасывая записки с просьбой передать шпаргалку. Даже когда мы
 вместе с Маней и Зиной поступали в Старицкий сельхозтехникум,
 то на экзамене по алгебре я первой решила задачу и тут же передала
 черновик подружкам. Они решили пример на извлечение квадратного
 корня. В ответ на свою шпаргалку, я попросила у них помощи, но они
 сразу сделались глухими и даже не вернули мне мой черновик.

 Я так
 расстроилась, что позабыла решение задачи и поучила неуд. Маня
 по отношению ко мне совершила и другое предательство. Я её попросила,
 чтобы она никому не говорила, что мне поставили двойку, просто
 не прошла по конкурсу. Это для меня было не так стыдно. Но она сразу же
 по возвращении домой разнесла весть по всей деревне. С другой стороны,
 всё было справедливо. Я же не по призванию поступала в техникум,
 а из-за того, что там учился мой сосед Толик Образцов. Очередное моё увлечение. Так что я на личном опыте убедилась, что нельзя предавать
 свои идеалы. Ещё в пятом классе, когда меня девчонки спросили,
 кем бы я хотела стать, то я, махровая двоечница, ответила, что хотела бы
 стать художником или писателем. Теперь понятно, почему говорят: -
 «Сначала было слово». Я же совсем забыла сказать, что лучше всех
 рисовала в классе.

 Сначала выполняла рисунки для подружек, а для себя часто не хватало времени. Поэтому получала более низкие оценки,
 чем они. Да и за хорошо выполненный рисунок мне не ставили отлично
 потому, что я плохо училась по другим предметам. Моим художественным
 способностям не суждено было развиться, так как рисование в школе
 вели не специалисты, но рисовать я и до сих пор люблю. Правда, в основном
 копирую с импровизациями. 


 Не смотря на то, что я сделала существенный прорыв в учёбе,
 учителя по инерции ставили мне тройки. Поэтому в седьмом классе
 я докатилась до того, что за первую четверть украсила свой дневник
 четырьмя двойками: по русскому языку, литературе, истории и географии.
 По алгебре, геометрии и физике стояли тройки, хотя должны были стоять
 четвёрки. Василий Арсеньевич поступал очень хитро. За один ответ
 он ставил четыре, а за другой  ответ тройку. В классе насчитывалось
 не менее сорока человек, поэтому за четверть более двух оценок
 на нос не получалось. Естественно, мне он выводил итоговую тройку.


 Когда мои ученики спрашивали меня, как я училась в школе, я им всё
 честно рассказывала. Однажды мать одного ученика отчитывала его
 за тройки, и он, в качестве оправдания, возразил ей: - «Вон, наша
 учительница училась на двойки, и то ничего, а ты меня ругаешь».
 -«Не может быть! - возмутилась родительница, - Я никогда не поверю,
 чтобы учительница училась на двойки!» Но я же тогда не знала, что
 стану учительницей, вот Бог и наказал меня за это. Теперь вот и
 приходится учиться всю свою жизнь. И писать то я начала с составления
 сценариев классных часов и школьных праздников. Разработки
  в методичках  не нравились. Кроме того, учиться  мне мешала
 феноменальная память, как ни странно. Я помнила наизусть содержание
 параграфа, и боялась, что будут дразнить меня зубрилой, а чтобы
 пересказать своими словами, не хватало абстрактного мышления.
 Тем более, что почти все учебники были написаны косным языком.
 Вот, например, отрывок из географии: - «Северный Урал наиболее
 суровая и труднодоступная часть Уральских гор, начинается почти
 в сорока километрах от Карского моря, где почти среди
 ровной тундры возвышается гора Магнитный Камень».

 Попробуйте
 представить себя учеником шестого класса и передать этот текст
 своими словами. Каким языком написаны современные учебники,
 я пока промолчу. Заставить бы самих авторов по ним учиться.
 Так же мне очень трудно было писать изложения. Другие ученики,
 что запомнили, то и написали, а мне приходилось ломать голову над тем,
 что выбросить из текста, чтобы не повторить слово в слово. Почему-то
 я этого очень стеснялась. А потом постепенно феноменальная память
 исчезла, а на смену ей теперь уже пришёл склероз.
               Теперь я хочу рассказать, почему мой брат, который был старше
 меня на два года, оказался в одном классе со мной. В третьем классе он
 учился во вторую смену, поэтому утром спал, сколько хотел. Потом
  завтракал, чем Бог послал, и отправлялся на улицу. Возвращался домой
 только тогда, когда надо было идти в школу. Вечером же возвращался из
 школы поздно, ужинал и снова отправлялся на улицу. Зимой мы катались
 с горки на санках и на лыжах часов до двенадцати ночи, пока бабы
 не расходились с посиделок. Сами понимаете, не до уроков тут.


 А когда он учился в пятом классе, тяжело заболела мать двухсторонним
  крупозным воспалением лёгких. Она почти месяц пролежала
  в районной больнице. Петьке пришлось – таки заниматься бабскими делами.
 Он  топил печь, варил картошку, кормил корову, поросёнка и овец.
 Даже сам месил тесто и пёк пшеничные лепёшки, которые носил матери
 в больницу. Школу пришлось оставить.
             К концу года я постепенно все свои двойки исправила. В четвёртой
 четверти по геометрии у меня в журнале стояло две четвёрки. А итоговую
 оценку Василий Арсеньевич всё равно вывел тройку, хотя вместо одной
 четвёрки могла бы стоять пятёрка. Именно эту пятёрку я рассчитывала
 получить за решение сложной задачи, которую решила толь одна я в классе,
 утерев нос всем отличникам и моему братцу. Я проверила предварительно
 его тетрадь по геометрии. Сценарий дальнейших событий прокручивался
 в моей голове неоднократно.

 Я представляла себе, как учитель войдёт в класс, откроет журнал и вызовет кого-нибудь к доске, а он скажет,
 что не готов отвечать. Со вторым и третьим учеником произойдёт то же
 самое. Тогда он спросит, кто в классе решил задачу, и никто не поднимет
 руки, кроме меня. Наконец, он убедится, что я сама решаю задачи,
 а не списываю их у Петьки. Ни Вале, ни Гале, ни Мане, ни Зине я на сей
 раз не дала списать задачу, хоть они и подкатывались ко мне.


 Но всё пошло совсем по – другому плану. Василий Арсеньевич, едва
 переступив порог класса, сразу первую вызвал меня к доске. А сложность
  задачи заключалась в том, что он на прошлом уроке объяснил теорему,
 которой в учебнике не было. Надо было использовать две теоремы:
 одну из учебника, а другую ту, которую он объяснял в классе. Все, конечно,
 об этом забыли, но только не я. Одноклассники записывали за мной
 решение задачи в свои тетради, и Василий Арсеньевич так и не узнал,
 что я одна решила задачу. А ему так хотелось меня подловить, но не
 получилось. Он задал мне ещё два дополнительных вопроса, и на них
 я ответила, и, всё-таки не поставил пятёрку.



 А когда я увидела в журнале,
 не смотря на две четвёрки в четверти, итоговую оценку он вывел тройку,
 то хоть и была очень робкой, всё же спросила, почему так? – Это ничего
 не значит, Цветкова. Что на экзамене получишь, то и будет стоять
 в свидетельстве, - был ответ. Единственную четвёрку на экзаменах
 мне поставили по геометрии, но в свидетельстве опять стояла тройка.
 Так и не дождалась я своего звёздного часа.

 
           После, когда я уехала в Москву и  устроилась на самую
 непристижную работу, то по ночам мне часто снился учитель математики,
 и он всегда спрашивал: – « Ну, что, Цветкова, опять к уроку не готова?»
 Таким образом, чтобы избавиться от этого кошмара, мне пришлось
 окончить вечернюю школу, а потом институт и даже стать писателем.
 Только уже некому завидовать или радоваться за меня. Всех учителей
 давно нет на свете, деревня исчезла с лица земли.