Тайна особняка Вэствудов

1

19-го Октября сего года я отправился в небольшой отпуск, отдохнуть от суеты большого города, в небольшой поселок N-ов. У меня там был особнячок, который я прикупил прошлым летом, но так и не успел там осмотреться. Купил я его, можно сказать сгоряча - предыдущий владелец так торопился покинуть страну, что согласен был на любую цену, лишь бы поскорей от него избавиться. Дом имел всего три этажа, на которых размещалось около 13-и комнат и больщая гостиная, но был таким обветшалым, что мало был пригоден для длительного пребывания. Впрочем, цену за него назначили столь мизерную, что получалось так, что я заплатил лишь за землю, и вполне был доволен покупкой сей рухляди.
 Особняк стоял поодаль от остальных зданий в поселке, окруженный высоким каменным забором с старинными коваными воротами с вензелями. Фруктовый сад давно был заброшен и медленно погибал под натиском сорняков, оккупировавших почти всю территорию, но меня потешило то, что здесь царила несколько мрачноватая атмосфера упадка. Виды были прекрасны - рядом лес, неподалеку извивалась змеей мелкая речушка, некая отстраненность особняка от поселка предвешала полное уединение и покой.
  Туда со мной приехал также мой старинный друг Энди - эсцентричный, широко известный в узких кругах своими выходками, поэт и вечный студент. Он был среднего росту, худощавый, но хорошо сложенный. Длинные черные волосы то и дело падали на его лицо, и выработали у него почти рефлекторный легкий изящный жест, с которым он обмахивал двумя пальцами правой руки свой прямой бледный лоб. Лицо его выражало мало эмоций, почти всегда сохраняя выражение холодной пренебрежительности, и лишь глаза выдавали его веселость и беспечность, когда он находился в кругу друзей, а среди незнакомцев он принимал вид пренебрежительно-холодной ярости, что, впрочем, шло его утонченной натуре.
 
  Мы прибыли далеко заполночь, уставшие и голодные, условившись отложить осмотр дома до утра, и в чем было улеглись прямо в гостиной на изрядно отрухлелых и пахнущих сыростью креслах.
  Энди сразу уснул мертвым сном, а я еще долго ворочился и не мог уснуть, хоть и изрядно устал в дороге. Гнетущий сырой мрак моего нового обиталища словно сдавил мне грудь, и не давал мне спокойно вздохнуть. Пролежав еще с полчаса в этой утомительной попытке уснуть, я резко вскочил и принялся расхаживать по комнате. Свеча слабо мерцала у меня в руке отбрасывая на стены длинные тени запыленных предметов населявших гостиную. Под ногами скрипели половицы и я умерил свой шаг, чтоб случайно не потревожить сладкий сон моего товарища.
  Поднявшись на второй этаж я заметил тяжелую резную дубовую дверь, запертую на ключ, который тут же и показывался из замочной скважины. Промедля какое-то время я неловко провернул его, несмазанный замок громко щелкнул и дверь грузно приотворилась. В этот момент мне показалось, что в помещении, находящемся за дверью, словно что-то всполошилось, разбуженное неожиданным вторжением. Я растворил дверь и резкие лучи света, осветившие кабинет, растворили внезапный шорох и все затихло. Там было пусто, а толстый слой пыли, покрывавший все вокруг, говорил о том, что тут никого и быть не могло, и все это лишь моя разыгравшаяся фантазия.
  Вся мебель здесь была покрыта белыми дырявыми простынями, небрежно наброшенными, а кое-где и вовсе сползшими, обледняя ненакрытые части мягких обивок слоем пыли. Я подошел к бюро и ловким движением сбросил с него простынь на пол. На нем покоились пожелтевшие, напрочь исписанные мелким неразборчивым почерком, разползшееся пятно давно высохших чернил очерчало некое подобие полукруга, словно кто-то пытался стереть их, но так этого и не сделав. Несколько листов изрядно пропитались чернилами и стали абсолютно нечитабельными, но просмотрев несколько непострадавших листов я обнаружил, что это было некое подобие дневника - над каждой записью стояли даты (причем, самые последние из них датировались прошлым годом), и некое подобие криптограмм, или рун оканчивали каждую из них. Я бережно упорядочил по датам все уцелевшие листы, и сложив их стопкой оставил на столешнице, решив все это перечесть утром, и вернулся в гостиную, с робкой надеждой соснуть хоть пару часов.

2

  Утро встретило меня слепящим солцем, пробивавшемся сквозь широкую прореху тяжелых темных штор, светившим мне прямо в лицо. Я огляделся и увидел Энди, яростно пытавшегося раскурить трубку, сидя все в том же кресле, в котором он и уснул.
- Доброе утро, Энди - пробормотал я все еще сонным голосом - Как спалось?
 Словно не замечая моей дружелюбной речи, он чиркал спичкой и чертыхался:
- Этот дом... Этот дом доведет меня до истерики, Сэм. За ночь у меня отсырели спички и превосходнейший табак! - в сердцах он бросил трубку, вскочил на ноги и на пол посыпались обломки спичек и горсть табака.
- Энди, успокойся, курение вредит твоим легким - с назидательной полуулыбкой промолвил я. - Пойдем-ка лучше что-то перекусим, и потом я покажу тебе кое-что интересное, что я нашел ночью в кабинете. Его внезапное раздражение постепенно сменилось пытливым интересом, но холодное выражение по обыкновению не покидало его лицо.
- И что же ты нашел, Сэмми? Впрочем, мне все равно. - с трудно скрываемым интересом он как бы небредно прибавил последнюю фразу.
- Это дневник. И похоже, что он неоконченный.
  Тут его глаза сверкнули интересом и он поспешно набросил на себя серое пальто и стал торопить меня к завтраку.

  Нежиданно теплая, для октября, погода встретила нас со всем радушием и мы с легки серцем уселись за столик на улице, в первой попавшейся на закусочной. Мы с жаром набросились на холодный омлет с подуставшей ветчиной, не обращая никакого внимания на недоброжелательный хамовитый тамтешней хозяйки. Выпили по бокалу кисловатого светлого пива и поднесенном настроении оставили на чай больше, чем это позволяло приличие. Мы уже уходили, как нам вослед доносились обрывки фраз неожиданной благодарности разволновавшейся хозяйки закусочной, и поняли, что теперь мы тут желанные гости.
  Энди, с его мрачным воззрением на мир, вдруг растерял свою напускную суровость и был воодушевлен предстоящим прочтением таинственого дневника, и с вполне ребяческим видом выдвигал совершенно невероятные предположения, по поводу его содержания.
- А что, если это исповедь убийцы? Одного из прошлых владельцев дома. Кто знает, что закопано в подвале? - с таинственной усмешкой и зловешим блеском в глазах отчеканивал каждое слово - Ведь недаром хозяева так поспешно смылись, спихнув тебе эту рухлядь - прибавил он выдержав напряженную паузу.
- Энди, я знаю ты плюбишь подобные истории, жестокосердный циник! - с поддельным ужасом ответил я и рассмеялся. - Но боюсь, чтоб ты не разочаровался. Ты ведь снова будешь ходить чернее тучи, - пытался умерить его пыл - а мы сюда отдохнуть приехали.
- Обещаю, - отмахнулся он - даже если это дневник повара, который описывает свои рецепты кислых супов и запеканок, я нисколько не омрачу твою вакацию! - он с жаром замахал руками, и несколько погодя добавил еле тихо, с той же жестокой усмешкой - Надеюсь этот повар начинял свои пироги человечиной - и хохотнул.
- Тебя и могила не исправит - усмехнулся я.

  По дороге обратно Энди купил себе нового табаку и несколько коробок спичек, плотно замотав это все в тройной слой грубой бумаги. Опережая меня на несколько шагов несся к особняку. Я, завидя его беспокойную нетерпеливость, шутливо тормозил, будто осматривая неинтересные одообразные серые здания и поддельно ими восторгался, чем окончательно довел своего друга до состояния близкого к бешенству.
- Ты бы еще повыбирал красивые опавшие листья - злобно заметил он, перекосив недовольной гримасой лицо ударяя на слове "красивые", словно хотел тут же придушить меня, если бы я хоть мельком взглянул на кучу листьев.
- Заинриговать ты мастак! - прибавил он, уже слегка смягчившись.
  Добравшись до дома мы вынесли в сад два, с виду приличные стула, небольшой столик и усевшись я, наугад выбрав несколько страниц дневника принялся читать. Торопливым нервным почерком там было написано следующее:
  "17 сентября 1859-го года
 Сегодня было спокойно, но я со страхом ожидал вечера. Не мог же ОН просто исчезнуть! Мне постоянно казалось, что он просто притаился и желает лишь раздразнить, и без того, расшатанные нервы.
  Эмили ходила весь день, словно воды в рот набрав, и снова отказывалась есть. Моя бедная дочь! Боюсь, как бы она не заболела. Пытался ее развеселить хоть немного. Сходил в город и купил ей самую большую куклу, какую только нашел. Но горько пожалел об этом - Эмили ужасно испугалась куклы, сказав, что у ней из глаз сочилась кровь. Я ничего такого не заметил, но спрятал куклу подальше в чулан, и еле успокоил ее истерику.
  Сегодня она легла спать в моей комнате, а я решил понаблюдать, вдруг и вправду он все еще здесь."
 На этом я окончил и взглянул на Энди. Его лицо сияло восторгом, и он, посасывал трубку, видимо не замечая, что она уже погасла.
- Продолжай - настаивал он - Это великолепно!
- Думаю, на сегодня хватит. - сказал я - Жутко становится от догадок, о чем он пытается нам рассказать.
- Интриган!- с досадой отмахнулся он и принялся раскуривать трубку - А табак у них отвратительный.
  Мы вернулись в дом, наспех навели порядок в двух комнатах, которые могли служить нам спальнями. Я облюбовал себе тот самый кабинет, где нашел тот таинственный дневник. Понимал все простыни, и с удивлением заметил тот старомодный шик, с которым все здесь было обставлено. Разжег камин и, усевшись напротив,  погрузился в вялые раздумья и не заметил, как уснул. Меня разбудили невнятные вопли Энди, которые доносились из соседней комнаты. Я вбежал к нему, и увидел его с перекошенным от ужаса лицом, забившимся в дальний угол. В его руке дымилась трубка и дым, обвивая его лицо, придавал ему зловещий вид.
- Энди, с тобой все в порядке?
- Сэм... Это точно он! - невнятно лепетал Энди, казалось, полностью лишившийся своего хладнокровия.
- Кто он, Энди? Кто? -сотрясая его плечи, я пытался привести его в чувство. Несколько пощечин будто остепенили его, он замер, приподнялся на трясущихся ногах и, с плохо выражаемым спокойствием дрожащим голосом ответил:
- Может я сошел с ума, Сэм, но это точно был он!
  Больше ничего внятного я от него не услышал. Налив ему полный стакан водки заставил все выпить залпом и уложил его обратно в постель.
  "Кто же этот "он"?" - лениво подумалось мне, и я незамедлительно уснул.

3

  На следующий день я зстал Энди в гостиной, лениво курящего трубку, словно и ничего не помнящего из того, что произошло ночью. На столе покоился остывший завтрак.
- Долго же ты спишь.- отозвался Энди - Я уж и за завтраком сходил, к нашей "любезной" знакомице. Сегодня она была осмотрительней и приготовила превосходнейшие тосты. Видимо помнит нашу щедрость - усмехнулся он и выпустил облако дыма.
- Ты как? - осторожно осведомился я, намекая на ночное происшествие.
- Чудесно. Только матрас несколько жестковат - холодно ответил он. - Мы, поэты, народ очень впечатлительный. Наверное сам дрвел себя до "этого". Внезапно воодушевившись собственным бесстрашием он продолжил - Сэмми, ведь мы дочитаем тот дневник?
- А как же ваша тонкая уязвимая натура вынесет это? - язвительно усмехнулся я.
- Вздор, мой милый друг! Вздор! Ты же знаешь, как я падок на подобную мистику, не мучь меня. - расхохотался вдруг Энди. - Мы непременно дочитаем его. А теперь садись есть, а то и сам скоро на призрака похож станешь... - тут он запнулся и побледнел.
  Я убедил его отложить чтение до завтра, пусть все немного успокоится. Позавтракав мы отправились в лес и гуляли там до вечера. Энди повеселев даже посвятил несколько экспромтов окружающей нас природе, и пришел в восторг от моей неожиданной находки. Это был лисий череп. Я, завидев светящиеся глаза моего друга, торжественно преподнес ему череп в подарок, и он еще с полчаса ковырял его мелкими ветками, соскабливая с него мох.
  Поздно вечером, уставшие и голодные мы ввалились в закусочную и, завидев нас, хозяйка доброжелательно пригласила за столик, смахнув с него крошки засаленной тряпкой, что демонстрировало недюжинную учтивость этого убогого заведения. Она принесла нам горячий суп и жаркое.
  Вдруг за спиной мне послышался чей-то сдавленный кашель, я обернулся и увидел пожилого, но грузного мужчину, с длинными, сползающими на подбородок седыми усами.
- Вы позволите? - вежливо спросил он, указывая на свободный стул за нашим столиком и, не дожидаясь ответа уселся на него. Меня обдало запахом перегара и кислого табаку.
- Найджел Стэнли - представился он и продолжил - Вы молодые люди поселившиеся в особняке Вэствудов, так? Должен вас предупредить... - он понизил голос до шепота и склонился ближе ко мне - Там творятся темные дела, да...
- Ах ты, окаянный! Чего пристал к господам? - замахнулась на Стэнли тряпкой хозяйка. - Вы уж простите его, допился до чертиков - обращаясь к нам, словно оправдывалась и снова принялась хлестать тряпкой несчастного старика по лицу. - Проваливай, кому сказала!
  Мы, изумленные этой сценой, торопливо расплатились и вышли.
- Сэм, как думаешь... - несколько погодя задумчиво спросил Энди - Как думаешь, это пьяные фантазии выжившего из ума алкоголика, или же там и вправду "творятся темные дела"?
- Не знаю. - ответил я. Но в мою душу закрадывалось необъяснимое чувство страха и, вместе с тем, нетерпеливый интерес возрастал с каждой новой мыслью о таинственном дневнике.

4

"20 сентября 1859-го года
  Сегодня Эмили снова кричала во сне, стеная не своим голосом. Я разобрал лишь несколько фраз, она говорила что-то о своих руках, а затем забилась в истерике и я поспешил разбудить ее. На все расспросы она не отвечала, лишь смотрела на свои руки и заливалась слезами, повторяя лишь одно слово - "Черные! Черные!". Я не знал, ка ее утешить, а старый садовник Рокки посоветовал мне послать за священником. "Нечистый тут" - причитал он, шамкая беззубым ртом.
  Когда прекратятся мои муки! Я не могу спокойно смотреть, как угасает моя дочь..." - остальная часть записи была залита чернилами и оставалось лишь несколько обрывков фраз, которые, казалось, совершенно не вжутся с началом записи. В конце неизменно был изображен ряд символов, которые были изображены чернилами (?) бурого цвета и, как уверил меня Энди, совершенно другой рукой.
- Интересно, что бы они могли значить? - посасывая трубку Энди сидел в облюбованном им кресле и проговаривал обрывки только что прочтенной мною записи.
- Черные руки? У девочки? Забавно... Тебе когда-то снилось что-то подобное, Сэм?
- Нет, боюсь, что не припоминаю. - не менее задумчиво проговорил я. - Но какая разница? Бог весть, что может присниться в этом темном месте.
- Думаю, Бог сюда даже не заглядывает. - мрачно усмехнулся Энди и затнулся дымом.

5

  Весь день над N-овом бушевала гроза и мы с Энди, словно условившись, ни словом не обмолвились о дневнике, чтоб не усугублять и без того мрачный день. Мы перекидывались в покер и попивая старый бренди лениво беседовали, то и дело подбрасывая сырые дрова в камин.
  Около двух часов пополудни, среди раскатов грома, тихо, но отчетливо до нас донесся стук. Энди выронил карты и тупо уставился на дверь, словно испугавшись.
- У тебя каре, - усмехнулся я, скорее трусости моего друга - я снова проиграл - бросил карты и встал, чтоб пойти открыть дверь.
- Сэм, прошу, не открывай... - прошептал Энди, весь бледный, все еще глядя на дверь.
- Все в порядке. - уверенно отмахнулся я, хоть и сам недоумевал, кто это мог к нам прийти.
  На пороге стоял светловолосый мальчик лет четырнадцати. В руке он держал корзину из которой вкусно пахло.
- Мистер... - неловко замялся парень - Мемя мама к вам послала... Вы, наверное, и не завтракали.
 Я поспешно завел мальчика внутрь и усадил его у камина, он порядочно измок.
- Очень любезно со стороны вашей матушки - учтиво улыбнулся я, поглядывая на Энди украдкой скорчил ему мину в отместку на его слабодушие.
- Видимо, деньги она ценит больше, чем собственных детей. - цинично усмехнулся он, когда совсем успокоился и снова принялся за свою трубку.
  Мы пригласили Майкла (так звали мальчика, сына хозяйки закусочной) отобедать с нами, и он совсем скоро освоился в нашем обществе.
- Сэр, - с набитым ртом увлеченно обратился Майкл ко мне - Сэр, а правда, что в этом доме - он значительно окинул гостиную взглядом - водятся призраки?
- Откуда такие мысли, Майки? - удивленно спросил я.
- В городе ходят слухи... - он попехнулся беконом и долго откашливался, прежде чем продолжил. - Мы с ребятами слышали голоса из подвала, когда лазили тут - он стыдливо признавался нам в своей шалости, но хотел окончить. - И я бы ни за что сюда не вернулся, если бы не был уверен, что здесь поселились столь отважные господа - на последних словах он засиял, осознав, что отвесил нам значительный комплимент. Я невольно улыбнулся, одобряя смелость парниши, а Энди фыркнул, но лицо его тоже расплывалось в улыбке.
- Какие голоса вы слышали? - спросил мой друг, пытаясь прервать умильную сцену - Ну-ну, не давись, прожуй хорошо. - прибавил он, по-отцовски похлопав мальчика по спине. Мы уже забыли о голоде, методически скармливая наши порции отощавшему Майку и с интересом слушали его рассказ.
- Голоса, сэр. Их было двое. Один - Эмили, я сразу узнал его... - он судорожно вздохнул, словно боролся с желанием расплакаться - Мы с ней играли иногда, до того, как она заболела.
  Воцарилась неловкая тишина и мы ждали, пока Майкл снова заговорит.
- А второй... Второй голос был какой-то железный. Дребезжал, как кривая пила. Никогда раньше не слышал такого.
- И о чем же они говорили? - у Энди загорелись глаза интересом, хоть он все еще пытался придавать своему лицу холодное выражение.
- Они говорили, сэр... - его речь прервалась оглушительными и резкими прихлебываниями, и не возобновилась, пока он не осушил большой стакан молока - Они говорили о каком-то теле. Я так ничего и не понял, потому, что мы с ребятами испугались и убежали.

- Забавный малый. - сказал Энди, когда мы провели Майкла к воротам, щедро расплатившись за обед, который он сам и съел. - Надеюсь, он не наврал нам о голосах из подвала. Дело набирает нешуточные обороты.
- Странный ты человек - засмеялся я - То шарахаешься от стука в дверь, а теперь хочешь, чтоб история с призраком оказалась правдой!
- Мы, поэты, народ непредсказуемый! - засмеялся он в ответ - Меня вдохновляет здешняя обстановка. Думаю, меня еще прославит этот призрак! Пошли, почитаем дневник...

6

"25 сентября 1859-го года
  Ничего не понимаю. Сегодня утром я обнаружил в комнате Эмили на стенах глубокие царапины, хотя всю ночь почти не спал и не слышал ни единого шороха из ее комнаты. Она сама не понимала, как могла это сделать. Все пальцы рук , кроме мизинцев, были ободраны в кровь, а ногти выдраны с мясом. Всего за несколько часов кисти рук обрели бурый, почти черный цвет. Доктор Стэнли сообщил, что это сепсис. Если ей не полегчает до утра, придется ампутировать ей обе руки, иначе смерть. Боже, ей же всего 13 лет!
...
26 сентября 1859-го года
  О чудо! Наутро я обнаружил, что руки Эмили совершенно здоровы, все ногти целы и аккуратно острижены. Со стен исчезли таинственным образом царапины, не осталось и следа. Может мне все это приснилось? Навряд. Приходил док Стэнли и был удивлен не меньше моего.
  Старик Рокки расплевываясь божился, что больше не приблизится к нашему дому. Похоже за садом приглядывать будет некому."
- Стэнли-Стэнли... Не наш ли это знакомый выпивоха из закусочной? - задумчиво вспоминал Энди.- Как его имя, не помнишь, Сэм?
- Найджел, кажется.
- Точно, Найджел! Давай-ка разыщем его и как следует расспросим о том случае. - немного помедлив, он цинично прибавил - Но боюсь, нам не отделаться одной бутылкой моего старого бренди - и презрительно рассмеялся.

  Мы вошли в знакомую нам забегаловку и, завидя нас, Майкл радостно бросился нам услуживать, предлагая пообедать. Мы отказались, спросив лишь по кружке светлого пива и попросили позвать хозяйку. Пиво в этот раз было свежим (специально для нас), а хозяйка с недоумением стояла напротив и ждала с вопрошающим взглядом.
- Мисс...
- Хатчерсон.
- Да, мисс Хатчерсон, не знаете ли вы мистера Найджела Стэнли? Вы его несколько дней назад ругали вот на этом самом месте - я указал пальцем на соседний столик - Он, кажется, врач?
- А, этот бездельник? Он был врачом, но с прошлого года никого не принимает, спился, бедняга. - ее голос подернулся неподдельной грустью - С того самого дня, как умерла несчастная Эмили Вэствуд. Если вам нужен врач, можете пойти...
- Где живет мистер Стэнли? - нетерпеливо перебил ее лепет Энди.
  Она замялась, но написала нам адрес на клочке бумаги и с виноватым видом удалилась на кухню.
 
  Найджел Стэнли жил всего в нескольких кварталах от закусочной и мы без труда отыскали его квартирку. Предварительно прикупив несколько бутылок отличного виски, мы понадеялись быстро разговорить старика. После продолжительного стука дверь приотворилась и к нам устремились заспанные, полупьяные глаза. Стэнли, видимо, не сразу нас узнал, но потом встрепенулся и пригласил нас внутрь.
  У него была всего одна комната, под потолок уставленная книгами по медицине, банками, в которых плавали в формалине образцы различных органов. В углу, у кровати стоял старый пожелтевший скелет, видимо исполнявший теперь обзанности вешалки.
  Стэнли предложил нам сесть на кровать, а сам уселся напротив, соорудив из книг неустойчивую стопку, и уставился на нас. Воцарилась неловкая тишина. Энди недовольно крякнул и достал бутылку виски, сказав кратко - "Есть дело". Стэнли встрепенулся и лихорадочно стал протирать лабораторные колбы, которые, по всей видимости, заменяли ему посуду. После того, как он выпил, я решил начать расспросы.
- Мистер Стэнли, помните ли вы Эмили Вэствуд?
  При упоминании имени девочки он застыл и несколько минут молча смотрел на стену за нашими спинами.
- Да, я помню... Сепсис, пришедший из ниоткуда и исчезнувший на следующие сутки. Я пытался исследовать этот уникальный случай, но ничего не наводило на мысль о ее невероятном выздоровлении. С точки зрения науки... - он икнул, выпил и продолжил - Наука не в силах это объяснить.
- Если бы наука меньше пила... - ехидно заметил Энди.
- Я за всю жизнь выпил всего один раз! - вспыхнул старик - Когда женился на Маргарет! - он снова уставился в стену. - А когда умерла Эмили... Страх взял. - он снова выпил и мы заметили, что бутылка уже почти пуста.
- О, Маргарет! Моя бедная жена... Смерть не щадит никого. Но она была еще той язвой - усмехнулся он.
- Эмили, как она умерла? - я попытался прарвать его ностальгическую волну.
  Но было уже поздно, он допил бутылку, свалился со стопки книг и громко захрапел.

7

  Ночью я проснулся от настойчивого скрежета половиц, доносившегося из комнаты, где обитал Энди. Он беспокойно носился по комнате и я слышал, что он периодически что-то восклицает. Я постучался к нему, но завидя, что он не обращая внимания все так же ходит по комнате, приотворил дверь и изумился. С взглядом совершенно бешенным, Энди ходил взад и вперед, и ритмично бормотал какие-то стихи, сотрясая изорванной исписанной бумагой в левой руке. Заметив меня, он яростно вытолкал меня в коридор и заперся на ключ. "Не мешай, я пишу!" - проорал он, и продолжил свое занятие.
  Наутро, все еще изумленный его поведением, я спустился в гостиную, где Энди тревожно пыхтел трубкой, и с раскрасневшимися глазами перелистывал свои стихи. Завидя меня, он тут же усадил в кресло, бросил трубку на пол и без каких-либо предисловий начал читать мне свое стихотворение. Оно было ужасно. Но ужасно было не исполнение, а его содержание. Я застыл в ужасе от того, что слышал. Стихотворение оканчивалось строками:

"...
Объятия свои
Могила распахнула,
И приняла к себе дитя
На радость Вельзевула."
 
  Когда он окончил читать - бессильно рухнул в кресло и уснул. Его бледное, словно мертвое, лицо не выразало ничего, как восковая маска.
  Через несколько часов он очнулся и, уже порозовевший, набросился на еду принесенную мною. Доев все до последней крошки он удовлетворенно закурил и пустился в объяснения:
- Не знаю, Сэмми, это было словно наваждение. Словно кто-то водил моей рукой. Словно кто-то вселился в меня и писал НЕ МОИ СТИХИ, Сэм! - он пожевал мундштук трубки и продолжил - Ты же видишь, дружище, это не мой стиль, я никогда так не писал. Несомненно, это лучшее, что написано мною, но... - он задумался - Но мое ли это вообще? Может это призрак с металлическим голосом завладел моим телом и писал эти кошмарные стихи? А еще эти знаки... - он показал мне последнюю страницу со своими стихами, а там были те же символы, которые были изображены под каждой записью дневника. Они были красного цвета.
- Откуда у тебя этот порез, Энди?

8

  Вот уже третью ночь подряд, после повления этого кошмарного стиха, Энди спит очень неспокойно. Во сне он бормочет что-то невразумительное, периодически срываясь на истошные вопли. Вчера ночью, он, беснуясь, разнес в щепки огромный дубовый шкаф, а утром сам крайне удивлялся произошедшему. Закрадывалась мысль, что этот дух пытался завладеть его телом. До меня дошло, что значили все эти разговоры из подвала, услышанные Майклом.
- Сосуд. Призраку нужно тело, чтобы проникнуть в материальный мир. - сказал я Энди, когда он умолял меня дочитать дневник.
- Сэм, черт тебя дери, это зашло слишком далеко! Мы должны дочитать... - он бессильно опустил голову - Я должен знать, что меня ждет.
- Энди, - я потрепал его по плечу если это повторится еще раз - мы его прочтем, от начала и до конца. Все уцелевшие страницы, идет?
  Он поднял на меня свои глаза и принужденно улыбнулся.

  До глубокой ночи мы играли в карты, я отвлекал его как только мог. Убедившись, что он успокоился, мы рапрощались в коридоре и я шагнул в свою комнату.
  Камин уже давно погас и я набросал туда побольше дров, ибо помещение быстро наполнялось свойственной ему сыростью. Резко и неожиданно полыхнул огонь и я отпрянул к креслу стоявшему напротив. Нащупав какой-то предмет, находящийся в кресле, я обернулся и похолодел от ужаса. Там сидела большая кукла с фарфоровым лицом, вместо глаз у нее зияли черные дыры и оттуда струилась кровь. В резко наступившем полумраке мне казалось, что кукла, повернув ко мне лицо, стала корчить мне гримасы, сменяя беззвучный смех на озлобленную мину, или выражала недовольство. Так продолжалось несколько десятков секунд, пока эту немую картину не нарушил нечеловеческий оглушительный вопль - Энди стоял в распахнутых дверях с широко разинутым ртом, из его глаз текла кровь, а его крику вторил, словно искаженное эхо, металлический скрежет.

9

  Очнулся от частых капель орошавших мое лицо. Я лежал неподалеку от особняка ничком на мокрой земле, с неба моросил мелкий дождь и, похоже, уже наступил день. Не совсем понимая, как я тут очутился, осознал, что моя рука сжимает белый лист бумаги. Развернув его я похолодел - это была страница из дневника, которую я еще не видел.
"1 ноября 1859-го года
  Весь день Эмили очень спокойно себя вела. На все мои вопросы она отмахивалась и усмехалась. К моему удивлению она попросила у меня куклу, что совсем недавно так ее напугала, и напевая какую-то песенку весь день с ней провозилась. Я вздохнул с облегчением, подумав, что наконец-то этот кошмар закончился. Каково было мое удивление, когда она впервые за долгое время поужинала с аппетитом, и даже попросила добавки. Я почти счастлив..." - часть текста залита бурыми пятнами, а продолжение было написано совершенно другим, спокойным ровным почерком: "... Из глаз хлынула кровь а крик, доносившийся отовсюду, казалось, тысячей глоток одновременно, изуродовал его лицо нечеловеческой гримасой. Он содрал пузырящуюся кожу с лица и упал замертво".
  Энди был мертв.