Полет

Роджер Тильд безумно любил летать. За сутки до того, как подняться по трапу самолета, он терял покой и сон. И был настолько взвинчен, что не мог думать ни о чем, кроме предстоящего полета. Когда вставал вопрос о том, чтобы куда-нибудь ехать, в первую очередь его интересовало на чем, а не куда. Если на Майами или в Ривьеру, но на пароходе, он не согласен, если на Аляску или в Нью-Мексико, но на авиалайнере, то хоть сейчас, сию же минуту.
Всю жизнь с раннего детства, он мечтал стать пилотом. По вечерам, перед сном Роджер поднимал и сажал самолеты, крепко держа штурвал, пилотировал летательные аппараты всех стран и народов, типов и назначений. Архаичные «Ньюпоры», быстроходные «Москито», маневренные «Спитфайры»... Побывал в пилотском кресле наверное всех самолетов, начиная от этажерки братьев Райт и заканчивая зашитой в титановую оболочку уфоподобной «Черной птицы».
Но пилотом он не стал. И дело было не только и не столько в слабом здоровье Роджера. Причина была иной. Тильд безумно боялся высоты. Весь полет он проводил судорожно вцепившись в подлокотники кресел и в то же время не в состоянии отвести восторженного взгляда от окошка иллюминатора. Небольшая воздушная яма или небольшой вираж заставляли Тильда застывать от блаженства и одновременно сходить с ума от страха. После посадки Рождер чувствовал себя чуть ли не полубогом, спустившимся с небес на землю и долго потом находился в состоянии эйфории.
Неудивительно поэтому, когда Роджер узнал, что фирма направляют его, как одного из лучших специалистов в Россию, он был настолько рад, что приехал в аэропорт Хитроу за три часа до регистрации. Тильд приятно скоротал время, просматривая утренние газеты и наслаждаясь рокотом двигателей, которые приглушенно, но  явно проникал сквозь звукоизолированные стены зала ожидания.
Из Лондона Роджеру предстояло лететь на русском лайнере. Это был двухдвигательный Ту-134, на котором Тильд еще не путешествовал. За свою жизнь англичанин поднимался в воздух на разных машинах: «Трайдентах», «Боингах», «Эрбасах», «Кометах», но этот аппарат увидел вблизи впервые. Тильда приятно поразили сглаженные, стремительные формы, идеально чистые обводы корпуса. По сравнению с бочкообразными «Эрбасами» или горбатыми «Джамбо-Боингами» ТУ выглядел эффектно и был красивее даже знаменитой «Каравеллы», напоминая «француза» и американский ДС-9 по компоновке.
Войдя в салон, Тильд понял причину стремительности и внешней красоты самолета. Слева и справа от прохода вместо привычных трех находилось по два кресла. Отличная аэродинамика была платой за уменьшенную вместимость, что в целом не сказывалось на комфортабельности лайнера.
Обменявшись местами с приятной старушкой, похожей на мисс Марпл из романов Агаты Кристи, Роджер удобно устроился в кресле у окошка иллюминатора, из которого были видны здание аэропорта и четырехколесная тележка шасси лайнера.
Впереди Тильда расположилась молодая чета Уэббов – Мик и Джесси, которые вместе с Роджером и тремя сотрудниками входили в состав делегации. От молодоженов он узнал, что строгий предполетный контроль был вызван анонимным звонком, в котором неизвестный предупреждал, что в лайнере, следующем в Россию, находится взрывное устройство. После проверки бомбу, как водится, не обнаружили, но Джесси после этого не могла успокоиться и беспрерывно порывалась выйти из салона. Роджера известие о бомбе мало волновало, поскольку в его практике подобное происходило часто и это был третий или четвертый такой случай. Вмешалась и сердобольная старушка, которая помогла успокоить девушку и совместными усилиями Роджер и «мисс Марпл» привели Джесси в норму.
Когда шел разговор раздался тихий, а затем все более нарастающий звук раскручивающейся турбины. Разговоры в салоне начали стихать. После традиционной пробы двигателей и рулежки по полю аэродрома, «тушка» остановилась в начале взлетной полосы.
Взлет всегда был особым событием для Роджера. Как ребенок, он не переставал завидовать мастерству пилотов, восхищаться чуду полета. Его законы для него уже давно не были тайной, но Тильд по-прежнему переживал все, как в первый раз. Плотно сжав губы и не отрывая глаз от аквамаринового окошка иллюминатора, он замер в своем кресле.
Внезапно поросячий визг стоящей на малом газу турбины сменил грохот, накатывающейся на берег волны цунами. Лайнер сначала медленно, а затем все быстрее пошел на разгон по бетонке взлетной полосы. Роджера не сильно, но явственно прижало к спинке сиденья. Машина круто задрала нос и оторвалась от земли. Начался полет.
Это было здорово! Описать гамму чувств, испытанных в это время Роджером, не смогли бы даже святые апостолы-евангелисты. Несмотря на богатство языка, иногда в человеке живут и рождаются эмоции, которые невозможно передать никакими, самыми высокими словами. Восторг, блаженство, шок, страх... Тильда буквально раздирали эмоции, все это он испытывал в комплексе. Это был полет души, все опрокидывающий шквал отрешения — отрешения от всего земного.
Лайнер быстро набирал высоту. Кубики, коробочки домов начали сменяться квадратиками полей, змейками рек и лентами дорог. Затем мимо крыла замелькали рваные клочки ваты — облака. Через несколько минут самолет окружила белесая пелена.
Понемногу пассажиры возобновили прерванные во время взлета разговоры.  Мик читал «Таймс», успокоившаяся Джесси переговаривалась через проход с молодой соседкой, свесив руку вниз и смешно высунув язык, мирно дремала «мисс Марпл». Единственный кто не спал, не вел диалог и не читал газеты был Тильд. Он летел. Вместе с машиной на высоте 33 тысячи футов над уровнем моря и на миллион миль над уровнем человеческих страстей.
Заняв эшелон, ТУ казалось замер между небом и землей. В салоне стало прохладно. Старушка проснулась, достала вязаную шаль и накинула платок на плечи. Теперь она совсем походила на знаменитую мисс Марпл, старушку, которую часто показывала по телевизору Би Би Си. Спустя полчаса после начала полета Тильд решил покинуть удобное кресло и наведаться в конец салона, где находился туалет. Когда Роджер взялся за ручку двери, лайнер попал в воздушную яму. От неожиданности англичанин споткнулся и по инерции рывком захлопнул дверь. Все попытки быстро открыть туалет ни к чему не приводили. И только, когда Роджер, что называется поднажал, сильно толкнул плечом, замок наконец поддался и дверь открылась. Тильд быстро и осторожно, стараясь не задеть спящих пассажиров, занял свое место и прильнул к окошку иллюминатора.
                *  *  *
В кабинете министра иностранных дел в два часа дня зазвонил телефон. Секретарь  сообщила, что не пожелавший назвать свое имя аноним, хочет сообщить важное известие. Неизвестные так просто к высокому чиновнику позвонить не могли, поэтому министр согласился. Тем более, в преддверии предстоящих через пару месяцев выборов.
Голос в трубке оказался нахально-спокойным. Аноним посоветовал прислушаться к сказанному, обратить внимание на международный рейс 13712, следующий на Россию. Сообщив информацию, «доброжелатель» повесил трубку.
Итогом минутного разговора министра с неизвестным стал переполох в МВД и других силовых структурах, а также взлет двух перехватчиков ВАС «Лайтнинг» с одного из аэродромов на территории Германии.
                *  *  *
ТУ-134 находился в воздухе уже более часа. Пройдя за это время около 500 миль, он оказался над равнинами Восточной Германии. Хотя то, что под ним родина Кеплера или Манна Тильд мог только догадываться. Рабочий потолок русской «каравеллы» был одним из самых больших в гражданской авиации. Поэтому рассмотреть с огромной высоты Кельнский собор или другие достопримечательности Германии было невозможно. Но Роджера это не огорчало. Он по-прежнему был в небе и готовился предвкушать радость полета еще не менее двух часов. Это было главное.
За свою жизнь во время рейса Тильд ни разу не видел вблизи в воздухе другой самолет. Что было объяснимо, соображения безопасности не позволяли диспетчерам сближать летательные аппараты. Каждый занимал свой эшелон и строго следовал им от взлета до посадки. Но тут случилось чудо. На дистанции каких-нибудь ста ярдов со стороны хвоста лайнера  вынырнул истребитель с опознавательными знаками германских ВВС. Тильд невольно вскрикнул. Сразу вспомнились сбитые «по ошибке» пассажирские аэробусы, столкнувшиеся в воздухе самолеты. Но перехватчик был без привычных под крыльями и по бокам фюзеляжа ракет и, как хорошо разбирающийся в авиации человек, Роджер это сразу заметил.
Желая привлечь внимание Мика, Тильд позвал приятеля. Однако Уэбб не откликнулся. Он спал, откинувшись назад и выронив раскрытую «Таймс» на пол. Джесси тоже дремала, склонив голову на плечо мужа. Между тем, перехватчик взмыл вверх, довернул в сторону и разглядеть его из иллюминатора «Туполева» стало невозможно. Размышляя о причине появления «Лайтинга», Тильд почувствовал жажду и, желая выпить стакан освежающего, вызвал стюардессу. Шквал эмоций в его душе сменился ураганом, ураганом переживаний. Стюардесса не появилась. Осторожно выйдя в проход, Тильд отправился в буфет самолета.
                *   *   *
Брук Ирвинг рассеяно наблюдал за чернокрылыми воронками, размеренно и быстро снующими над разноцветным строем аэробусов, выстроившихся на сером поле. Птички выглядели бледно на фоне высоких килей и пестрых «кокард» авиакомпаний «Эр Франс», КЛМ, «Люфтганза». Это было давнее увлечение Ирвинга. В свое время он закончил Эдинбургский университет по классу биологии и стал орнитологом. Но жизнь распорядилась иначе. После долгих размышлений и смены профессий Брук выучился на дипломата. Казалось, что может быть общего между тихим наблюдателем тупиков или вяхирей и импозантным помощником посла. Но это произошло. Ирвинг очень любил птиц и одновременно не мог жить без кипучего, активного общения.
Брук перевел взгляд с круглой эмблемы авиакомпании «Пан Ам» на вереницу диспетчеров, расположившихся возле огромного, немного выпуклого смотрового окна. Среди них было заметно некоторое замешательство — борт 13712, следующий на Россию, не отвечал. Хотя радар четко держал лайнер, строго выдерживающий эшелон и следующий своим коридором. Да, и пилотам «Лайтингов», постоянно сопровождающих лайнер, Ту-134 на запросы по радио не отвечал и на предупреждающие маневры не реагировал.
Ирвинг задумался. Опять террористы. Может быть. Но почему угонщики не выходят на связь, не меняют направление, строго следуют курсу. Не выдвигают никаких условий, не предъявляют требования, не ставят ультиматум.
 -  Есть контакт с лайнером — от резкого выкрика одного из диспетчеров Ирвинг вздрогнул.
                *  *  *
Тильд стоял на пороге переднего отсека и смотрел. Прямо перед ним лежала бортпроводница Лежала закрыв глаза и отбросив правую руку в сторону. Темно-синяя шапочка униформы слетела с ее головы и лежала рядом. Светло-каштановые волосы разметались по такого же цвета коврику и на таком фоне были почти незаметны. Другая бортпроводница сидела возле перегородки и казалось, прикрыв веки, отдыхает после трудного дня.
Зачем-то пересчитав пуговицы на ее жакете, Роджер повернулся в сторону салона. «Возможно в самолете есть врач, который окажет необходимую помощь, - подумал он. Однако беглого взгляда на ряды кресел оказалось достаточно, чтобы понять, что в «тушке» что-то случилось.
На первый взгляд создавалось ощущение, что все нормально. Казалось, утомленные полетом пассажиры, спят. Но позы людей были слишком неестественны для этого, для ситуации в которой они находились. Если бы это была каюта корабля, где отдыхали матросы или комната с уставшими после вахты нефтяниками. Но здесь, в таком месте... Например, импозантного вида делец в черном смокинге почти полностью сполз с кресла, Мик смешно разбросав ноги, вывалился в проход, а «мисс Марпл» лежала на месте, с которого только что встал Тильд.
Роджер энергично встряхнул за плечо ближайшего к нему парня в белой рубашке. Встряхнул, словно желая разбудить крепко спящего человека. Но парень не проснулся. Он медленно, как в замедленной киносъемке повалился на пол.
Нельзя сказать, чтобы Тильд испугался. Сейчас он напоминал малыша, у которого забрали любимую игрушку и заставляют ложиться спать. Но в кровать ему не хочется. А хочется таскать по полу обожаемую цацку. Роджер не испугался, а обрадовался. Появился предлог зайти в «святая святых» любого лайнера — в кабину экипажа.
Никогда до этого и никогда после Тильду не приходилось находиться в мозговой части самолета, кабине пилотов. Он сотни раз видел ее в своих мечтах, на фото, в книгах и справочниках на авиационную тематику. Мысленно тысячи раз держал в руках рукоятку штурвала и видел небо не в иллюминатор глазами пассажира, а через лобовое стекло или блистер взглядом командира или штурмана.
И вот он на пороге кабины. Когда он переступал ее порог, немного утихший ураган эмоций, рванул в душе Роджера  с удвоенной силой и напоминал уже бурю. Бурю восторга.
Роджер посмотрел на черный нос лайнера, на маячившую где-то сверху белесую, «дневную» луну, на приборную доску, штурвал и остановился на коротко подстриженном затылке второго пилота. Как казалось, экипаж уверенно вел лайнер, не подозревая о том, что происходит в салоне.
Если бы Роджер был летчиком, то, наверняка, бы удивился. Даже не удивился, а был бы поражен. Дверь, в которую он вошел, оказалась полуоткрыта. Это было против всех правил и категорически запрещалось инструкциями. Такого просто не могло быть. Но тем не менее случилось. То, что Тильд свободно попал в кабину было настоящим чудом.
Немного робея, сдавленным от волнения голосом Роджер произнес:
- Сэр!
Ни первый, ни второй пилот не обернулись. Возможно, они не слышали Тильда из-за шума двигателей. Тогда Роджер подошел вплотную к креслу и дотронулся до, обтянутого белой материей плеча первого пилота. Никакой реакции. Тильд медленно нагнулся и заглянул в лицо командира экипажа.
Шторм в океане чувств Роджера начал стихать. Буря в душе, разрушив нужное и не имеющее смысла, окончилась. Любая стихия, когда стихает, всегда оставляет след. Он бывает ничтожен и исчезает в первые часы после потрясения. Но иногда его раны остаются надолго, не исчезают никогда, как шрам на теле.
Глаза пилота были закрыты. Впереди лайнера по-прежнему маячила луна. Почему-то Тильду вспомнилось детство. Поздние сумерки, августовский, жаркий вечер. Он стоит на круглом, словно ротонда балконе коттеджа. На дворе темно и пернатые затихли, спрятавшись в гнезда. Одни стрижи с визгом проносятся мимо, их силуэты четко видны на фоне яркой луны. Тильда, тогда мальчика поражает какое-то несоответствие, фальшь, утопия. Птицы и луна - они не стыкуются, также несовместимы, как пустота и радость, лед и пламя.
Переведя взгляд направо, на безжизненное лицо второго пилота, Роджер снял наушники с головы командира экипажа.
                *  *  *
В очередной раз повернувшись к смотровому окну, Ирвинг заметил среди ветвей невысокого , растущего недалеко от здания ореха, синицу. Ее ярко-желтая грудка контрастно выделялась на фоне серых от пыли листьев. Как орнитолог Брук любил эту необычайно подвижную, жизнерадостную птицу. Некоторых знакомых удивляла и даже смешило его увлечение. Они считали пернатых примитивными, не способными, как собаки на преданность, существами. Но Брук знал, что это не так, поэтому не обижался.
Однажды зимой Ирвинг наблюдал за поведением синиц. На подоконнике в кухне он сделал небольшую кормушку, к которой прилетали горлицы, щеглы, галки. Ближе к закату появились синицы. Одна из них поклевав разбросанные кусочки мяса потом вспорхнула на боковой бетонный наличник и … замерла. Положение птицы было крайне неудобным, а поверхность плиты вертикальной и гладкой. Ирвинг ждал, что синица улетит, но этого не происходило. Черными, как бусинки глазками птица смотрела на человека и сидела. Прошла минута, другая — синица не двигалась. Активность этих пернатых вошла в поговорку, как правило синицы ни секунды не могут усидеть на месте. Однако ничего не менялось. Прошло пять, семь минут. Птица почти оцепенела, изредка поворачивая маленькую голову и глядя Бруку в глаза. Ирвинг готов был поклясться, что она думала. В этой крохотной пичуге существовала, пусть своя птичья, но душа. Брук был уверен в этом. Минут через 10-12 синица улетела. Ничего подобного Ирвинг больше не видел, но этих крохотных, миловидных созданий полюбил на всю жизнь...
Ирвинг отошел от смотрового окна и посмотрел на молодого, загорелого, с курчавыми, антрацитового цвета волосами мужчину, лет 38-40. За характерный внешний вид издалека его можно было принять за индуса или мулата. Это был Сергей Ветла — пилот, что называется, от Бога, летчик, долгие годы работавший на ТУ-134, отлично знавший этот лайнер, выжимавший из него на испытаниях мыслимые и немыслимые эволюции. Сейчас Ветла и еще десятка два разных специалистов, среди которых были психологи вел диалог с красавцем-лайнером, летевшим над просторами восточной Европы. На борту этого лайнера оставался один человек.
                *  *  *
Вот, уже больше часа Тильд находился за штурвалом самолета. Огромного труда стоило вытащить из кресла безжизненное тело первого пилота и занять его место. Еще труднее оказалось заставить взять себя в руки  и не поддаться панике. Но не это было главное. В груди Тильда бушевал шторм, мысли проносились с быстротой курьерского поезда. Роджер вел лайнер и не верил, что это реальность, что подвластный  воле аппарат находится в твоих руках. Что мечта стала реальностью. Да, и сама реальность стала зыбкой и скользкой, а страх в душе не давал сосредоточиться, до конца понять ситуацию, в которой он теперь находился. Тильда окружали сотни приборов, от обилия тумблеров, датчиков и рычагов путалось сознание и кружилась голова...
                *  *  *
Вдоль взлетной полосы выстроилась длинная череда красных с белыми лентами по бокам машин. Между ними, как антиподы замерли автомобили меньшего размера — белого цвета с красными полосами. Над бетонкой аэродрома повисла непривычная для этого места тишина. Она не давила и не угнетала, как в замкнутой комнате, а успокаивала, расслабляла сознание.
Понимая, что помочь ничем не может Ирвинг спустился из диспетчерского пункта вниз. Он стоял возле ореха и ждал. Наверху в ветвях дерева, приятно щебетала синица. Ирвингу было не по себе. Похоже, у этого парня с борта 13712 нет шансов. По крайней мере так утверждает Ветла, а ему можно верить, как никому другому. Он, конечно, читал «Последний дюйм» Олдриджа, но ТУ это не легкий, спортивный самолет, а жизнь не литературный триллер. Чтобы выучиться пилотировать машины подобные «134 -му» нужны годы. Даже, когда у тебя за плечами аэроклуб или обкатка в училище.
Если бы можно было дать какой-то алгоритм вроде формулы для решения квадратного уравнения тогда все оказалось бы гораздо проще. Но жить в воздухе по книгам не научишься. Здесь требуются в основном две вещи — талант и опыт. Ни того, ни другого и Тильда не было.
Ирвинг прислушался. Где-то рядом из щели в основании здания раздалась стрекотня сверчка. Сейчас робкая, к ночи она наверняка станет смелее и громче.
Посадить лайнер особенно трудно. Нужно не просто ворочать ручкой управления и нажимать на педали, но следить за показаниями сотен приборов, поддерживать связь с землей, управлять тягой двигателей, выпускать закрылки и шасси, выполнять множество других операций. Делать  это осмысленно, в требуемое время, а главное необходимо чувствовать машину. Такое ощущение дается от Создателя, приходит с годами опыта, навыков и учений. Причем, не у каждого кто выходит из стен летных училищ. Как не каждый бакалавр физики способен вникнуть в операторы и тензоры квантовой механики, так не всякий курсант училища со временем выйдет за пределы малой авиации и сядет за штурвал «Конкорда».
Близился вечер. И хотя до заката было еще далеко, солнце уже находилось на пути к горизонту. Тень от здания как бы рассекала орех пополам. Верхняя его часть казалась золотистой, а нижняя по-прежнему выглядела серой или, как сказали бы раньше, пюсовой..
Брук продолжал размышлять. Предпосадочные маневры особенно сложны. Настолько, что иногда ошибаются и профессионалы. Даже, если бы полоса располагалась точно по курсу лайнера и Тильду пришлось бы работать только рулем высоты, то и тогда вероятность благополучной посадки выглядела ничтожной. Достаточно немного задрать нос, превысить угол атаки — произойдет срыв потока, самолет потеряет скорость и сорвется в штопор. А Роджеру предстоит выполнить намного более сложные маневры.
                *  *  *
Полет длился уже два часа. Внизу лайнера пробегали облака, самолет быстро съедал километры пространства, для Роджера время внутри кабины остановилось. Он давно утратил чувство реальности, руки и ноги англичанина существовали как бы независимо от его разума, выполняя услышанные в наушники указания, воспроизводя команды диспетчера. Тильд не знал насколько правильно идет по курсу, не представлял в какой точке пространства находится лайнер, его органы чувств уже не реагировали на происходящее. Он был там — в полете, граница между реальностью и иллюзией исчезла.
                *  *  *
Каждый человек на протяжении жизни осознанно или нет кому-нибудь подражает. Прочитанному литературному персонажу, манекенному идолу с телеэкрана или себе в лучшие периоды своей биографии. Ни в действиях, так в манерах, ни в манерах, так в образе мыслей. Подражает, повторяя походку, улыбки, жесты, прически, реплики, сентенции, софизмы, обрывки мыслей, фразы целиком. К месту или нет. Удачно или невпопад. Копирует, упорно не желая оставаться собой. Делает это минимум в пяти случаях из ста. Сильные, неповторимые личности никогда не превышают эту грань. Слабые способны почти полностью повторять, копировать увиденное и услышанное.
Ирвинг невольно так и поступал, вспоминая сказанное Ветлой. Бруку по-прежнему было не по себе. Хотелось подняться наверх, в диспетчерскую, но что-то удерживало. Он думал.
Что же случилось во время полета в воздухе? Скорее всего на борт лайнера пронесли баллон с отравляющим или снотворным газом. После взлета произошел перепад давления и сработал часовой механизм. Содержимое баллона распространилось по внутренним объемам «тушки». Но тогда почему Тильда не постигла участь остальных и он не погиб или не заснул сам? Может он соучастник? Вопросы появлялись один за другим и ответа на них не было.
К первому присоединился второй сверчок. Но если первый стрекотал медленно, с расстановкой, грустно-ласково, то другой торопился и казалось пытался обогнать оппонента, нагнетая темп.
Роджер говорил, что застрял в заднем отсеке, когда дверь не открылась, а замок заклинило. Но, что из этого, такой поворот событий ничего не объясняет. Туалет включен в общую систему вентиляции, в нем поддерживается такой же микроклимат, как в салоне или кабине экипажа лайнера.
Небо к вечеру приобрело свой неповторимый, непередаваемый словами цвет. Цвет светлого аквамарина, на фоне  которого стремилась к горизонту луна.. Может Роджер не такой, как все и чем-то отличается от остальных? Может идя в туалет, он одел противогаз и скрыл это, чтобы отвести подозрения. А потом привел в действие адское устройство. Ответов на эти вопросы не было.
Сверчки неожиданно смолкли. Стало так тихо, что Брук услышал, как звенит, застывший над полем воздух. Где-то вдали заработал компрессор заправщика. Звон перешел в тихий свист. Повернув голову, Ирвинг понял, что ошибся, приняв идущий на посадку самолет за звон в ушах. Это мог быть только Тильд, поскольку полеты временно прекратили, а аэродром был закрыт. Словно под гипнозом Брук оцепенело смотрел на серебристую машину, появившуюся словно ниоткуда над аэродромом.
                *  *  *
«Туполев» садился с запада на восток. Давно перевалившее верхнюю точку солнце, клонилось к горизонту и слепило глаза. Ирвингу, Ветле и другим наблюдавшим приходилось щуриться, чтобы лучше увидеть положение самолета. Последний час Ветла не отходил от микрофона, пытаясь направить действия Роджера, постоянно давал рекомендации, подсказывал «что» и «как». Хотя втайне понимал безнадежность ситуации и не верил в благополучный исход посадки. Сначала слова пилота переводил Ирвинг, затем, поняв, что не может уловить технические тонкости, уступил место присланному ВВС переводчику. Железный Ветла вдруг стал заикаться, что случалось с ним в моменты сильных душевных волнений. Что происходило крайне редко. По крайней мере, это был первый такой случай за последние 20 лет.
В разговоре Тильд отвечал односложно-монотонно, в основном наречиями — хорошо, понял, нашел и так далее. О происходящем в его душе можно было только догадываться.
Неожиданно солнце зашло, хотя до этого небо казалось безоблачным. Перед стоящими на поле людьми открылась великолепная, редкая по красоте картина — идущий на фоне заката на посадку самолет. Сергей Ветла всегда раздражался, когда слышал жалобы художников или писателей на отсутствие вдохновения. Как творческая личность он был уверен, стоит такому живописцу приехать на аэродром и взглянуть, как взлетает ТУ, ИЛ или АН, то хандра рассеется, а возможно, и родится новый шедевр.
Удивительно, но Тильд вывел лайнер почти точно на полосу аэродрома. По крайней мере, так казалось из диспетчерской. Прежде, чем произошло касание, Ветла успел отметить — крена нет, аппарат не раскачивается, угол атаки крыла близок к нормальному, посадочная скорость завышена. Дальнейшее произошло стремительно. В течение минуты все было кончено.
                *  *  *
Перелетев метров 500 точку приземления, ТУ коснулся бетонки аэродрома. С опозданием, дико и мощно взвыли реверсированные двигатели. Пробежав почти всю посадочную полосу и спалив тормоза, лайнер остановился вблизи границы аэродрома.
Ветла не верил своим глазам. Этого просто не могло быть. Даже видя ярко блестящий на солнце серебристый ТУ, Сергей не верил. Не верило подсознание, протестовали опыт и интуиция. Но Тильд посадил самолет.
Когда лайнер остановился. Ирвинг не в силах устоять на месте, не обращая внимания на подъехавший минивэн, побежал к месту приземления. Полкилометра он пробежал на одном дыхании. Несколько машин скорой помощи и пожарных окружили лайнер. Едко пахло керосином и горелой резиной. К фюзеляжу уже приставили аварийный трап, дверь в салон была открыта. Где-то справа от Ирвинга жужжала любительская кинокамера, вокруг суетились люди. Через пару минут в проеме показались два спасателя из аварийной команды, они поддерживали, находящегося в прострации, бледного Тильда. Роджера аккуратно спустили вниз.
Решив, что потребуется его помощь, как переводчика и дипломата, Брук направился к англичанину.. Взглянув на Роджера, он понял почему прозаики и поэты описывая человека и чувства им испытываемые, «рисуют» глаза. Понял почему Драйзер, рассказывая об идущем на смерть Клайде, указывал именно на них. Посмотрев на Тильда, Ирвинг понял, что его помощь сейчас не нужна.
Серые с голубизной глаза Тильда смотрели не вперед, а назад, внутрь. Такой же, обращенный в себя взгляд, Ирвинг видел на портрете писателя Достоевского. Только в отличие от осмысленно-холодного взгляда русского романиста, у Роджера они были другими. Казалось Тильд видел пустоту и одновременно испытывал страдание, сильную душевную боль.
Брук остановился. Жуткий, тоскливый холодок пробежал по его телу. Роджер, услышав перекличку воронков, поднял голову. Затем перевел взгляд на диск луны и вдруг заплакал. Плакали одни глаза, лицо оставалось неподвижным. Только по щекам, оставляя светлые бороздки текли слезы.
Мечта Роджера исполнилась, но душа не выдержала нечеловеческой перегрузки. Для Тильда время остановилось. Остановилось там в самолете. Позже Ирвинг узнал, что синие, с выступившей из под ногтей кровью, руки англичанина пришлось силой отрывать от штурвала. Выполнившие до этого ювелирную работу руки, не чувствовали ничего, даже боли. Эксперты сообщили, что пассажиры и экипаж лайнера были живы и находились в состоянии сна, вызванного наркотиком и прошедшего через сутки после посадки.
«Да,  мечта Тильда исполнилась, но не каждый человек готов к этому. Тем более, когда на кону стоит собственный разум», - проводив белую с красной полосой, увозившую Тильда машину, Ирвинг уныло побрел к зданию аэропорта. Его почему-то снова потянуло к птицам.
                Лето 1995 г.