Пропавший Линкольн

 Он сидел на асфальте взъерошенный,припав на один бок – маленькое живое пятнышко на проезжей части улицы. Машины с рёвом то гуще, то реже, потоком проносились рядом с ним, над ним, оставляя его между колёсами и чуствовалось, что их маршруты пролегли так чисто случайно.
Какая нелегкая занесла маленького, видно молодого воробья под капот идущей машины и получив удар, он пытался оправиться, временами встряхивался и оглядывался вокруг.
 
День был таким же серым, как асфальт. Тёмные облака нависли над домами и сулили дождь. Дул холодноватый ветер. Я стоял на остановке троллейбуса и смотрел на воробья. Когда тот посмотрел в мою сторону, мне показалось, что в его маленьких чёрных глазах кричит мольба о помощи.
Непроизвольно, как отклик ко всему живому, возникло желание кинуться к бедной птичке и спасти её. Но почти одновременно появились мысли – поздно, автобус уже рядом и вторая – а зачем продлевать мучения птицы.
Автобус громадой пронесся передо мной и воробей исчез. Я смотрел вслед автобусу, думал, куда мог деваться воробей и затем, переведя взгляд за осевую линию, увидел его сидящим на противоположной части дороги. Собрав силы, воробей сумел отлететь от автобуса и ещё раз отлетел метра на два от машины, проходившей во встречном направлении.
Теперь до бордюра тротуара осталось меньше метра. Хотелось подсказать ему – ну, попробуй ещё отлететь хотя бы на полметра, может отсидишься, оживёшь.
Этого не произошло. Троллейбус, отъезжая от остановки, переехал колесом живого воробья и оставил на асфальте бесформенный сплющенный кровавый комочек.
Машины также потоком продолжали мчаться по улице. Стал накрапывать унылый осенний дождь.
Слабый воробей не выдержал темпа нашего стремительного машинного века и почему-то, тяжелая грусть надолго вошла в сердце.

Мой троллейбус, до сих пор не появился и мне расхотелось ждать транспорт безжалостно давящий наших младших братьев. Я пошел кратчайшим к цели похода маршрутом, проходящим мимо знакомого до последней мелочи дома, в котором наша семья проживала двадцать лет назад. Надо сказать, что вид прошлого жилища вызывает у меня не только обычные для такого случая ностальгические чувства, но к ним всегда примешиваются воспоминания о трагедии, произошедшей в те далёкие времена с семьёй моих соседей по лестничной площадке. Что тогда происходило в государстве мы конечно, хорошо помним.

Тогда, с приходом Генсека, единственного из Генсеков награждённого впоследствии Нобелевской премией, на экранах телевизоров вдруг замелькали возбуждённые, яростно кричащие лица политиков и просто находчивых болтунов из народа и вслед крикам покатилась по стране пресловутая перестройка с целью придать стране человеческое лицо. Перестройке был нужен не болтун, провозгласивший её, а настоящий прораб и он появился с далёкого Урала сначала в натуре, а затем в законе стал прорабом страны. Прораб без мастерка сумел вытесать из большой страны  страну поменьше, забыл байку про человеческое лицо и занялся дележкой наследованного государственного добра, со сводными братьями. Народ получил, наконец, долгожданную свободу длинного языка, неограниченного трудового отпуска без оплаты, освобождение от наказания за спекуляцию, свободу от колхозного гнета и получки по трудодням, заодно и от любой получки – короче получил возможность идти к светлому капитализму через полутёмный коридор беспредельного анархизма.

От неожиданного политического кульбита наверху, страна, как поддатый сапогом большой муравейник пришла в броуновское движение и хотя еще не был сменен флаг над кремлём, но многие дальновидцы пророчили , что на новом знамени скоро появится изображение могущественного змеевидного доллара. Эти пророки расстроились когда на новом стяге с двухглавым орлом не увидели в клювах или лапах свою мечту. Хаотичность по закону природы должна со временем приобретать некую упорядоченность. Стало намечаться, во исполнение закона диалектики два основных направления развития государства. Приобретение в кабинетах ограниченным контингентом лиц общего богатства страны и продажа частного имущества пенсионерами на улицах. Средняя молодая и не очень молодая часть общества, освобождённая от нудного занятия - ковки оружейного меча на заводах и в НИИ, занялась благородным делом упаковки бывшего совка в импортные шмотки, включая иноземные наряды типа секонд-хенд, с целью извлечения собственной прибыли. Оживились все представители криминального мира, решившие взять под свой контроль новый животворящий процесс. Для усиления власти криминальные лидеры вербовали в свои ряды «бойцов» из молодёжи, которые с большим желанием откликались и пополняли  грозные стаи рэкетиров и бандитов разной специализации. Попал в эти ряды и единственный восемнадцатилетний сын моих соседей Александр. Парень особо ничем не примечательный, успешно закончивший школьную учёбу и просто оказавшийся с малыми возможностями выбора занятия перед катком проблемного времени. Когда я узнал об этом от других соседей по подъезду, то признаться очень удивился потому, что Саша меньше всего подходил на роль бандита или рекетира. Он был самый, что ни на есть тихоня, не проявлявший никаких бойцовских качеств.

Александр пользовался отцовским «Москвичом» и исчезал из дома порой на несколько суток. Ходили слухи, что Александр работает в личной охране криминального авторитета по кличке «Доцент». Отец его Анатолий, хотя часто общался со мной, не любил раскрывать тему про занятия   сына, только проговорился о том, что тот мечтает иметь хороший автомобиль. Ничего удивительного в этом желании не было. По нашим дорогам уже покатились немецкие и японские авто и верхом достижения владельца иномарки было владение черным джипом с затемнёнными стеклами. Вот такую мечту и ставил перед собою Александр.
Как-то зимой ночью на гололёдной дороге вблизи города произошло дорожно-транспортное проишествие, героем которого стал Александр. Его машину занесло под встречный грузовик, сам он попал в больницу с серьёзными травмами, а в богажнике разбитого «Москвича» был обнаружен боевой автомат. Тем не менее дело не получило продолжения, а подлечившийся Александр пересел на подержаную БМВ. Шло время и  девяностые годы стали переходить из лихих в дефолтные. Повзрослевший Александр – гордость моего соседа Анатолия, женился, переехал в свою собственную квартиру и занялся не криминальным, а полукриминальным бизнесом. Говорили, что он взял под контроль всех дельцов валютчиков, занимающихся частным обменом рублей на иностранную валюту. Однажды, когда мне самому пришлось прибегнуть к услуге уличного обмена, я убедился, что это так.

Но первое, что увидел я подходя к известному месту возле рынка , был не Александр, а гордо возвышающийся над соседними автомобилями, ослепительно сверкающий лаком большой чёрный джип. Всем своим роскошным до надменности видом внедорожник премиум-класса, на котором красовалась эмблема Линкольна, казалось подчёркивал окружающим – Я американец превыше всего. Когда я завершил свою деловую операцию с его людьми, Александр не удержался от желания показать своё приобретение, рассказать о его восьмицилиндровой мощи и изумительной мягкости хода , о роскоши и удобствах семиместного салона, о выдвигающихся при открывании дверей порогах и прочих достоинствах. Несомненно было приятно созерцать такое совершенство человеческого разума и рук и после этой встречи я часто видел его шикарный джип, важно проплывающий в городском потоке машин. Был случай когда сзади меня раздался  звук мощного клаксона и Александр подвез меня до моего конечного пункта маршрута. Сидя рядом с ним и любуясь деревянной отделкой торпедо и дверей, я не удержался и высказал ему то, что хотел.
- Не считаешь ли ты, Саша, что теперь, когда ты добился своей мечты и завёл семью, пучше было бы заняться каким-нибудь другим делом, а не таким скользким и рискованным чем ты занимаешься?
Конечно мой вопрос, по-видимому, показался ему бестактным. Люди, не почитаемых обществом профессий, не любят разговоров о рисках и он ответом, увёл разговор на другую тему.
- Мой железный конек – сказал он - выпивает больше двадцати литров на сотню, но приходится платить за удовольствие.
После этого разговора у меня осталось какое-то смутное чувство опасности для него. И к сожалению, мой внутренний голос не ошибся.

Через полгода, где-то под новый преддефолтный год, Саша, вместе с его красавцем джипом исчез. Исчез, как испарился, не оставив никаких следов, как обычно нерасторопным милицейским следователям. Только ползли по городу вездесущие слухи, что будто бы за ним следили какие-то люди, что у него была большая сумма денег наличными, что герой слишком ярко светился и привлек внимание черных пауков.

Сашин труп обнаружили весной в оттаявшем снегу в придорожной лесной опушке за сто километров от города. Почерневшие и сразу постаревшие от горя родители, поставили своему сыну самый большой памятник на втором городском кладбище. Высокий и широкий камень из блестящего черного гранита, виден слева сразу при входе на кладбище и чем-то напоминает любимую машину покойного.
Мой бывший сосед Анатолий, сначала каждый день посещал могилу сына, затем, похоже от сильного стресса, заболел диабетом и ослеп.
Ни убийц Саши , ни единственного безмолвного свидетеля преступления - джипа Линкольна модели «Навигатор» не нашли и следственное дело пополнило стопки «висяков», густо засеявших архивные милицейские полки лихих девяностых - наступившего лихолетья для всей России.

Сегодняшняя история, с несчастным воробьём и воспоминанием о похожей в чём-то судьбе Саши, слились в моём сознании в один печальный вывод – и новый машинный век и наступление нового жестокого и безжалостного, жадного к деньгам времени, не оставляет шансов на выживание слабым и малоагрессивным особям  любого вида, будь то воробей или человек. Но несмотря на торжество этого закона природы, сознание и душа противятся ему и хотят чего-то другого.