но в тёмные века я не увижу негра, статья о стати

               но в тёмные века я не увижу негра
 некоторая метафизика истинной анонимности и истинной продажности
                а так же о стыде и
             ____о стыдном (что приравнено к стАдному). ибо истина (всегда) в мало-душных помышлениях о смерти… тогда как о ней следует помышлять просто-дУшно: просто-напросто распахните окно! и у вас станет больше души... или не станет.

    странно было бы говорить о явлении литературного негрячества в отрыве от общественной и экономической ситуации моей родины. но я буду именно этим и только этим заниматься. ибо суть данного явления многожды объёмней, нежели плоскости коррумпированного социума.
   само собой разумеется (при всём при том, что роль разнообразных редакторов, рецензентов, номинаторов на различные должности и премии сродни роли "разводящих" в криминалитете, оккупантов реальных "точек кормления" в  любой сфере деятельности, где неизбежна борьба за ресурсы и социальную реализацию... разумеется, но лишь разумом, что эта роль чрезвычайно важна); само собой разумеется, что меня интересуют пути живой души.
   
    Итак, о жизни и смерти, и об их различии, а так же о самовосоздании души я и буду говорить. но (сначала) приведу общеизвестную притчу:
    Басня Ослы и Зевс, читать в переводе Гаспарова М.
   
    Ослы, измученные постоянными страданиями и невзгодами, отправили к Зевсу послов и просили у него избавления от трудов. Зевс, желая дать им понять, что это дело невозможное, сказал: тогда наступит перемена в их горькой судьбе, когда им удастся напрудить целую реку. А ослы подумали, что он и вправду это обещает; и вот до сих пор, где помочится один осел, туда сбегаются прудить и другие.
    Басня показывает: кому что суждено, того не изменить.
   
    Собственно, всё. Жизнь дана человеку, чтобы он жил. Жить же человек желает, не утруждаясь лишним, и это - существенное добавление: избави меня, Господи, от всего, что мешает мне быть таким мной, каким я себя мню. Если мнящие о себе человеки (ослы у Эзопа) сбивается в трудовой коллектив, то за тем лишь, что у них есть основания полагать:
    а) Что совокупность «напрудений» позволит повысить суммарную стоимость данного продукта (или создаст такую иллюзию) для потребителей (ежели для нас - то в реале, а у Эзопа - перед ещё более реальным для него Зевсом).
    б) Что полученное в результате таких творческих соитий количество продукта, в свою очередь, облегчит его нахождение и его потребление теми, кто нуждается в «ослиных напрудениях"; что (в свою очередь, как без иерархирования?) ещё более повысит личностную и социальную ценность владельца конечного продукта.
    в) Что трудовой (черновой) коллектив помянутых «ослов» должен быть составлен из некоторого гордых (мнящей о себе) личностей, готовых для-ради каких-либо своих целей передать свои «напрудения» одноименному обладателю бренда. И что именному обладателю бренда такая торговля коллективными "напрудениями" даст даже больше, нежели материальные блага: иллюзию социальной самореализации.
    Впрочем, разве весь мир не иллюзия?
    И разве не из иллюзии нами сотворена вся наша реальность?
    Вопрос риторический. Разумеется, его можно задавать и задавать с ослиным упрямством. Но (на самом деле) в такой его формулировке нет ничего нереального: «ослы» слагают свои иллюзии («напрудения») и получают реальный результат. Итак, есть реальность кооперации: один «осёл» предъявляет себя как торговую марку (успешно помочится), и к нему просто-напросто обязаны (если хотят успешно продавать свой продукт) присоединиться остальные «ослы»; не будем говорить об Акунине или Донцовой, не будем говорить даже о Леониде Ильиче с его Целиной и Малой землей; в любом данном случае конечный продукт такого негрячества есть явление прикладное, и его производство (одним ли кустарем или кооперативом кустарей) относится не к области искусства, а к сфере обслуживания.
    Это нормально. Жизнь дана человеку, чтобы он жил. В конце-концов, возьмем Александра Дюма-отца. Не правда ли, прекрасный (и предъявивший блестящий результат) пример для подражания.
    Но есть другая сторона медали: судьба «осла».
    С одной стороны - истина анонимна, у вечности ворует всякий (этот вопрос мной рассмотрен в «некоторой метафизике плагиата»); если не рассмотреть процесс совокупления "напрудения" как просто технологию, как логистическую совокупность "шагов" к "нужному месту" (издательству - книготорговой сети - социальному признанию), а напротив - в основе которой лежит умная молитва (писательство как аскеза именования, ведущая свою историю от Адама и Евы в Раю, когда они стали давать имена вещам), то никакая внешняя физиология процесса не унизит совершаемого внутреннего человеком чуда...
    Бог поругаем не бывает, как и то, что совершаемо по воле его.
    Оче-видно (очи Бога видят), что в литературном негрячестве нет и не может быть ничего постыдного, как и в пошитии сапог, выпекании хлебов или ещё в каком полезном потребительском деле; но есть и другой аспект - конвеерность. Шедевр (в первоначальном значении слова - единичное изделие зрелого ремесленного мастера, его экзистанс; более того, шедевр изготавливался - прежде всего - для получения под-мастерьем статуса мастера)… Из-под должно стать - над.
    Так какова стать литературного негра? Прекрасен ли он, литературный негр, пред очами Создателя? Сочтёт ли (не случайно счёт и расчёт здесь помянуты) Создатель его за анонимного монаха-аскета, во Тьме веков возжегшего лучину внутреннего делания и твердого в умной молитве, дабы противостоять наивозможным соблазнам… И всё это его "напрудение" - во имя чего? Каковы приоритеты этого противостояния?
    Приоритет может быть только один: самоопределение, самосохранение и непрерывное самовоссоздание (в просторечии материальном: противодействие неизбежной с годами деградации тела и духа, пребывание в наивозможном - на данном этапе жизни - мире с собой и миропорядком), или в мануфактуру по изготовлению письменного ширпортреба его привели дела сугубо житейские… Которые, впрочем, тоже есть причина уважительная.
    Как раз такое "напрудение" сродни опыту веры. А когда и где в нашей истории именно опыт веры представлял из себя всё без исключения пространство человеческого миросозерцания? Да, вы не ошибётесь, это Темные века, средневековая Европа.

    (конечно, я могу сказать, что Средние века никогда и не кончались, что мы всегда - посреди; но разве сейчас неправедно судимый может шепнуть судье: да побойся ты Бога! И быть оправдан, даже если вся мощь буквы закона или обычая будет против него? Я не знаю. Я отвечаю только за себя: моё мироздание вертикально, я негр своих текстов.)

    Если так, нет ничего удивительного а анонимности. Ибо и в Темные века я не увижу негра: он столь же тёмен, как и я, столь же тёмен, как и его время. И незачем его отделять от мира. Ибо он достиг цели своего человеческого послушания: стал един с мирозданием… Тогда каждый из нас просто мечтает стать литературным негром, и его стать прекрасна.
    А как обстоит на деле?
    Если всё - над, то сие уже есть Царство Божие; а если не всё, то отдельная от Царства единица, претендуя на святость, должна определить приоритеты; казалось бы, с приоритетами всё просто: если Бог будет на первом месте, всё остальное будет на своих местах.
    Оче-видно, что конвеерность экзистансов попросту нелепа. Оче-видно, что производство мини-прозрений, мини-истин, мини-чувств (иначе - скоморошья негритянская маска, которая - на самом-то деле - и есть тот товар, который выставлен на продажу социуму... Ой, пардон, "выпруден" в нужном месте; впрочем, именно здесь может быть хорош глагол "выписан", ибо на скоморошьей маске разноцветно выписываются самые разные признаки, способные привлечь потребителя); оче-видно, что лишь подлинный негр не виден во Тьме веков, а данные - конвеерные - экзистансы, напротив, выпячивают себя именно своей суетностью, своей сиюминутностью.
    Именно выпячивание своей нивелированности и есть стать конвеерного "напрудения"; итак, негр (чернец) - наследует Царство и не виден в миру, тогда как коммерциализация проекта негритянства подразумевает именно искусственное выделение, навязывание себя... Что самым естественным образом объединяет лже-негра (чаще всего, коллективного) с внешним миром, а вовсе не отделяет от него.
    То есть, такая лже-анонимность не оберегает.
    То есть, даже усугубляет: подвергает страстям «непризнания», убивает мир в его душе и (самым естественным образом) съедает и саму душу, и (немного погодя) тело; оттого, должно быть, любая (и внутренняя, и внешняя) жизнь такого "осла" достаточно непродолжительна... Оттого, должно быть, такие "ослы" являются лишь расходным материалом производства.Теперь о качестве таких "напрудений"(и к чему приводит пренебрежение "качеством"): я мог бы заявить, что в качестве испражнений (изнутри - вовне) не разбираюсь, но и это будет гордыней; потом, всё давно сказано:

    Баснописец Эзоп однажды на досуге забрел на корабельную верфь. Корабельщики начали смеяться над ним и подзадоривать. Тогда в ответ им Эзоп сказал: "Вначале на свете были хаос да вода. Потом Зевс захотел, чтобы миру явилась и другая стихия - земля; и он приказал земле выпить море в три глотка. И земля начала: с первым глотком показались горы; со вторым глотком открылись равнины; а когда она соберется хлебнуть и в третий раз, то ваше мастерство окажется никому не нужным.
    Басня показывает, что, когда дурные люди насмехаются над лучшими, они, сами того не замечая, только наживают себе от них худшие неприятности.
   
    И это удивительно: перед нами пример экзистанса на все времена. Есть некие общие вещи (отблески основ мироздания), которые ложатся на всё; тогда это самое «всё» может быть и частным «всем», и всеобщим «всем», в зависимости от сиюминутной или абсолютной необходимости. Сказано, и сказанного уже не обойти, а перешагнуть сказанное не позволяет себе даже другой экзистанс, ибо нет у него в том нужды - перешагивать через себе подобное.
    Нужды есть у людей, потребителей своего нужного: именно в этом (занятии чьего-либо - даже своего собственного - места в социальной иерархии) и состоит жизнь обитателей любого полиса (ведь туда тоже сбегаются «ослы» и совершают определенные «напрудения»; и всё лишь для того, чтобы если и не избавиться от невзгод, но хотя бы привести их в определенный порядок; это хорошо сказано, ибо всё в этом мире есть порядок невзгод, даже их хаотичность), предположим, что у людей отнимут их вершины и заменят их ширпотребом: почему не предположить, что каждая вещь из этого ширпотреба не есть вершина? Почему ширпотреб убивает экзистанс?
    А всё просто: что постигнуто, откажись и иди дальше. Ибо постигнутое не есть    Бог, который непостижим (православный принцип отрицания).
    Поясняю: в данном (прикладном) случае литературного негрячества (или, иначе, конвеерного производства, как бы ни было велико мастерство изготовителей, такое производство может привести к тому, что само море будет выпито нуждами земли. И тогда (предположим, что даже если вода сохранится), не будет на его глади ни волнышка.
    Вот так уйдут вершины; останется тишь да гладь производственных мощностей.   Собственно, это и есть приговор: литературное негрячество не только истребляет негров (кои изо всех сил стремятся себя во тьме веков осветить и сгорают), но и уничтожает саму цель своего бытия - свою среду.
    Это как ответ на вопрос: почему красные победили белых?
    При всём нравственном и интеллектуальном превосходстве последних - почему? При серьёзной (как бы ни говорили, а она - была) помощи Антанты? Просто-напросто потому, что у красных (при всем тогдашнем хаосе и крушении миропорядка) было единство цели: новый мир, мир экзистанса, а у белых - не было... Так и везде.
    Если целю негрячества и "напрудений" (когда «осёл» - уйдя в безымянность - становится адептом аскезы именования) является литература - она будет; в противном случае не будет ни литературы (как места, нужного всем), ни "ослов" для совместных "напрудений"; как и когда произойдёт сей Апокалипсис, не суть важно, имеет значение его неизбежность.
    В любом случае, так или иначе, но в Темные века нашего Средневековья негра я не увижу, даже если сам им являюсь; всё просто в этом лучшем из миров: ты либо жив, либо не жив (и только у Бога мертвых нет); жизнь дана, чтобы жить.
    Во всяком случае, для самого "осла". Во всяком случае, для самого негра. То есть во всяком любом случае для человека всё кончается печально: «равви, возможно ли человекам спастись? Человекам невозможно, но невозможное человекам возможно Богу»; в качестве некоего утешения напомню о «неграх» великого Александра Дюма-отца (в жилах коего, как известно, было много африканской крови) , кто скажет, что их «напрудения» напрасны?
    А вот избавлены ли эти «ослы» от невзгод, не мне судить.
    Здесь лучше раба Эзопа (в переводе Гаспарова) никто не сказал:

    Гермес хотел узнать, насколько его почитают люди; и вот, приняв человеческий облик, явился он в мастерскую скульптора. Там он увидел статую Зевса и спросил: "Почем она?" Мастер ответил: "Драхма!" Засмеялся Гермес и спросил: "А Гера почем?" Тот ответил: "Еще дороже!" Тут заметил Гермес и собственную статую и подумал, что его-то, как вестника богов и подателя доходов, люди должны особенно ценить. И спросил он, показывая на Гермеса: "А этот почем?" Ответил мастер: "Да уж если купишь те две, то эту прибавлю тебе бесплатно".
    Басня относится к человеку тщеславному, который рядом с другими ничего не стоит.
   
    p. s. уважаемый читатель, если ты ничего не понял, то ещё раз поясню: без тщеславия (и гордыни) нет литературы. Ибо литература авторитарна, в ней нет ничего демократического. Поэтому неизбежна революция трудяг-потребителей «ослиного напрудения» против автора: они ждут от него, что либо он удалится в безвестие, откажется от себя и останется с Богом, либо пусть он уходит от Бога к своей единичной (и весьма погибельной для него самого) гордыне… Ну и так далее, можно ещё увеличить число версификаций таких измысленных «напрудений».
    Но, если хочешь и далее гордиться собой, ты можешь попробовать возразить всей истории литературы.
    Я - попробовал.