Первая добыча
Поднялся в полшестого утра, еще затемно, прихватил ружье, ранец и отправился по железной дороге в разведанные заранее места (у нас там однокалейка, по которой поезд ходит 2 раза в день). Здорово было: тишина мертвая, предрассветные сумерки, темные силуэты деревьев тонут в тумане. Единственный звук - шум собственных шагов. А потом ... запела одна птица, вторая, и вот лес понемногу просыпается. Вокруг светлеет, туман поднимается выше, к верхушкам сосен, и плывет там молочной рекой над просекой. И вот, наконец солнышко трогает облака, обливает их сиреневым и нежно-розовым. Где-то орет сойка, а я крадусь между медно-красными стволами сосен, по мхам и брусничнику с ружьем в руках, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, оглядывая верхушки деревьев и вдруг, впереди, прямо с земли взлетает стайка рябчиков и уносится в сторону прежде, чем я успеваю вскинуть оружие. Ругаюсь про себя от досады и, через завалы поваленных стволов перебираюсь на железнодорожное полотно, а затем, в лес по другую сторону: там много низкорослых рябин и брусничника, - желанного корма для разных диких птиц. Вновь двигаюсь по сосновому бору, а утреннее солнце изредка бросает лучи сквозь стволы и кроны. Местность понижается, впереди маячит черная стена ельника и тут, совсем недалеко, вновь вспархивает целая стайка рябчиков.
Рябчик - птица-невидимка: вспархивает и мигом исчезает, хоть и не летит далеко. Раз - и нет его. Но тут я заметил, где засел один из них. Силуэт птицы угадывается за мохнатыми сосновыми лапами, он сидит неподвижно и я, затаив дыхание, пару мгновений пристально смотрю на него. Вскидываю ружье к плечу: выстрел хлопает резко, разрывая лесные чары и рябчик, трепеща крыльями, падает на мох. Клацает затвор, выбрасывая дымящуюся гильзу и я, не торопясь, иду за своей первой в жизни добычей.
Серый с бурым лесной житель неподвижно лежит на темно-зеленм мху, среди выбитого дробью пуха. Это первое живое существо (кроме насекомых) которое я убил за свою жизнь. Я часто думал: каково это будет, когда мне улыбнется охотничье счастье? При мысли об убийстве кого-то живого мне всегда становилось неуютно. Как раз накануне у нас в доме вышел переполох: прямо возле места, где играли дети, наша дочка и дети брата жены, выползла на солнышко гадюка. Я не змеелов, чтобы поймать ядовитую змею и отнести в лес. С другой стороны, оставлять опасную тварь там, где к ней мог в любой момент сунуться трехлетний несмышленыш тоже не годилось. С тяжелым сердцем я согласился, что гадюку придется убить и совсем было собрался это сделать, но тут незваная гостья, которую потревожил шум и суета, ускользнула под дом и больше мы ее не видели. И славно!
Но сейчас я не испытывал ничего подобного. Первый же выстрел все расставил по своим местам: то, что случилось здесь, в лесу, выглядело не уродливым, а напротив, вполне уместным и естественным для окружающего меня дикого мира, где древнее состязание между хищником и дичью началось задолго до появления человека.
Поэтому я лишь удовлетворенно вздохнул, достал из бокового клапана моего брезентового ранца плоскую фляжку и отсалютовал добытой дичи, сказав самому себе: "С полем!". Кедровая настойка обожгла горло, оставив во рту горький вкус хвои, словно я выпил глоток леса.
Санкт-Петербург, сентябрь 2010 г.
Свидетельство о публикации №215121601006