Крокодил. 1. Черный уходит

                Крокодил.


                Черный уходит.

Трутень впивался расслабленными, сахарными глазницами в серое окно, выходящее на ночную Пит-Глосс.  На этой улице ущербного, спального Клист-Сайда движение было померенным, изредка тарахтели груды изношенного железа, явно требующие ремонта, хотя бы поверхностного, если  хозяева и далее будут их игнорировать жалобный скрежет и изможденное фырканье моторов, то на «Яковом Пристанищу» снова повысятся цены на места. Такая вот следует цепочка, ведущая к пагубным последствиям.
Первый, блаженный приход растворился в загаженном организме весьма давно, теперь же Трутень на пару с Грэгом пожинали последние плоды сладкого безразличия ко всему происходящему. Тело словно находилось в невесомости, ином измерении, оно ощущалось настолько легким, подобно умиротворенному облачку, парящему в бескрайнем небе. Ребятки скажем так, наслаждались приходом, как своим первым и последним перерождением.  Сегодняшний, на вид беззаботный день был тем порогом, точкой соприкосновения с последующей тьмой.  Но им понятное дело было на это наплевать, ведь сейчас кайф рассекает обглоданные жили, а завтра, а что завтра? Такие парнишки живут одним лишь днем, как те мотыльки в поиске света, найденный свет их и поглотил.
Через пару деньков,  вполне вероятно и завтра, достать славного черного, станет еще той угнетающей проблемой. А все из-за этого так названного правительства, не так давно избранный президент с нелепой фамилией «Кофи», очевидно, не входит в долю наркобизнеса, хотя и не в этом фишка, поговаривают, что у этого нахлобученного  павлина попросту ненависть к наркоте, подобно тому, как Гитлер ненавидел и истреблял  Евреев. Быть может когда-то у него был брат наркоман или на мать напал один такой торчок, ради сраной двадцатки, неизвестно, но факт остается фактом.  Имея увесистое влияния в парламенте, он добился своего,  усиленного контроля на границах (таможня станет ух какой строгой штукой) и увеличенному наказанию за хранение и распространение наркоты, так что всеми любимый героин станет еще тем дефицитом, лишь богатеньким избранным, имеющим надёжные связи, он останется доступным.   Конечно же, тут и остолопу ясно, что столь феерически прибыльный промысл никуда не денется, а приспособится, в некой степени эволюционирует.  Эта истина стара как мир, этот коварный, гребаный мир.  Если  раскинуть мозгами, то без особых усилий можно обнаружить еще такую вот проблему, каждый здравомыслящий гражданин выразит на счет этих вот нововведений примерно такой комментарий. 
- Я рад, что новая власть так обеспокоено этой глобальной проблемой, давно пора отрезать все пути, мы должны думать о будущем, о наших детях.
И здесь есть доля весомой правды, для этих людей, а особенно подрастающему поколению (часть которого еще не подверглась влиянию обманчивому аттракциону так званного кайфа) это действительно благая весть. Но как быть торчкам, давно сидящим на системе? Тут то и начинаются самые лихие приключения в забвенных буднях кумаров и ломки. 

И так, между прочим, дабы вы не думали, что борец с социальным ядом господин Кофи такой пушистый и обеспокоенный проблемами государства и его граждан. Это ни хрена не так! Очередной разносчик штампованных,  фальшивых обещаний и проворный грабитель казны. Классический ублюдок. И если бы, (вдруг молния его поразит, и наш Кофи прозреет, избавится от укорененного эгоизма и безразличия) то старик Клист-Сайд, который до гражданских протестов и массовых побоищ был столицей, не станет чище и безопасней.  Тем более касаясь портового и южного района, которые постепенно, но уверенно превращаются в нагнивающий фурункул. А про экономическое положение, обеспечение работой и многие другие социально-общественные сферы и говорить не стоит.

Второй осенний день подходил к концу, начало осени венчалось теплой и очень-таки благоприятной погодой, что весьма необычайно для данного недружелюбного климата, даже летом столь теплые деньки были редкостью.  Грэг это заметил, уже, когда отходил, ему и вовсе показалось, что они находились на малом, но уютном пляже, наедине с околдовывающим наслаждением. Трутень, он же Митч Бичи довольствовался этой квартиркой, она досталась ему после смерти окоченелой бабушки. Ухаживать за ней пришлось ему, так как Митч приходился ей единым родственником (остальные жили, кто знает где, а родителей лучше и не вспоминать, отец покойный убойный алкаш, мать шизофреничка перебивающая  окружной психушке).  Всей своей сущностью Митч ненавидел и призирал бабулю, которая, по его мнению, больше не была человеком, скорее каким-то протухшим чучелом.  Нижняя часть тела парализована, речь невнятная, разлагающийся рассудок и самопроизвольное извержение кала и мочи,  адская смесь, не так ли? Единственной причиной, по которой он к ней наведывался, было ее неплохая пенсия, ведь она более тридцати лет верно проработала кондуктором.  Но все же безразличие и отвращение в нем преобладали, и почти целую неделю, находясь, в улётном черном котелке он к ней не приходил. На следующий день в его убогий чулан явились товарищи из морга и сообщили эту трагическую весть. Он изначально расстроился, ведь больше не будет пенсии, а затем, раскинув затуманенными мозгами, обрадовался, он то единый наследник ее квартирки. До переезда он жил в портовой общаге, похожей на барак для заключенных.  Здесь обустроилось  целое царство всевозможного отребья людского; не усыхающие ни на день пьяницы моряки, орангутанги пэтэушники, торчки всех направлений и дешёвые, а зачастую и бесплатные шлюхи.  Тут-то Трутень и пристрастился к ширке. Жилось весело, но тесно и опасно, несколько особо психованных моряков грозились с ним расправится, да не просто расправится, а так сказать, изуродовать никчемного нарика.
       
 Грэг с ним познакомился около недели назад, сразу же после переезда. Местом встречи являлся очаг всех жаждущих  душ и тел, притон Тетушки Дейзи. Грэг срать хотел на всего его нескончаемые рассказы об потасовкам в общаге  или его любовным похождением, на деле бывшими сплошным враньем. Очередному приятелю Митча был нужен компаньон по совместимому делу и тот, кто сможет хоть чуть поделиться герычем, Трутень, не смотря на свою урожденную жадность, все же пару десяток компаньону  да подкидывал.  У Грэга было, мягко говоря, плохое финансовое положение.   

Тем часом время плыло в не битье, за пошарпанным окном расхаживала прохладная ночь, где-то неподалеку голосил чей-то испуганный голосок, который уже спустя полминуты превратился в искаженное эхо. Видимо кому-то в эту ночь не повезло. Очередная жертва темного часа, ночь служит лишь инструментом, а так же неплохим плащом для укрытия.    
  Трутня крик вывел из перерывающейся дремоты, он  неуклюже поднялся на тощие, неощутимые ноги и мельком осмотрелся. За последнее время он значительно исхудал, потеряв всякий аппетит, еще час от часу его преследовали запоры.  Ощутив давящую боль в животе, он дабы хоть как-то отвлечься (черный его покинул, и краски снова приобретали прежний серый вид) начал искать пульт от телика.   Это оказалось не простым заданием, и он потратил более десяти минут, гневно ворча себе под нос, пока все же случайным образом обнаружил пульт в ванной, как там он оказался Митчу и самому неизвестно.
Завалившись на потрепанное, вдавленное кресло он бесстрастно  врубил ящик.  По Найджел-Сток  (топовому столичному каналу) крутили в сто пятый раз речь президента о подавлении наркотиков, Кофи расходился на все сто, добавив к громкой речи и показательные жесты.
-Сука. Стиха, наполняясь злостью, изрек Трутень,  сжимая костяными пальцами мягкий покров кресла. Он бы лично выдрал этого петуха гидрантом в его распухшую задницу.
Грэг, учуяв речь из телика зашевелился.