Золотой петушок

       Вчера приехал в Болдино, уже третий раз в жизни  здесь. Остановился не в доме, а в конторе - удобнее. Опять осень, это  дает хоть некоторую  надежду на вдохновение.  Снежок выпал, и двор перед моим окном белешенек, что очень любезно с его стороны.
       Писать  еще не принимался - жду подходящего настроения. А меня в свою очередь дожидаются два романа - "Капитанская дочка" ( с прошлого года лежит) и "Дубровский" - этот, боюсь, придется  бросить, но еще не решил. Написать что-нибудь  в этот приезд очень бы хотелось.
       А пока взялся за свою старую любимую мысль,  которую нигде не высказывал.
       Для ее изложения отчасти подходит одна из сказок Ирвинга. Вообще, когда появилась его "Альгамбра" на французском, я сразу купил оба тома - надеялся найти там испанские народные сказки (так в "Телескопе" было расписано). Народных сказок не нашел. Вместо этого в книге собрано много интересных легенд, оставшихся в Гренаде от владычества мавров.
      Среди них - "Легенда об арабском звездочете". И вот в ее сюжет легко  встраивается  то, что  мне  давно хочется высказать, осторожно, так сказать, в снятом виде, может быть, вот сказочным образом, но -  высказать.
       Канва будущей сказки: старый царь Дадон страдает от набегов врагов. Мудрец-звездочет, тоже старец, дарит ему волшебного петушка, - тот будет предупреждать о  возможной опасности:
                О набеге силы бранной
                Иль другой беде незванной.

Спустя год-другой  Дадон и его два сына  с войсками по  очереди отправляются на восток - оттуда движутся враги ( так указал петушок). К слову сказать, у Ирвинга в легенде нет ни царских сыновей, ни походов на восток. Я введу сыновей , чтобы показать отчаяние царя  перед страшной картиной их потери: 
                Оба мертвые лежат,
                Меч вонзивши друг во друга.

Ведь упоминал звездочет,  когда дарил своего петушка,  и  другую беду, не военную, не бранную...  Но царь пропустил это предостережение мимо своих царских ушей. Увы, наше внимание в первую очередь  привлекают битвы, победы, вообще яркие события, будто только они единственные причины того, что с нами происходит.

                Царь завыл: "Ох, дети, дети!
                Горе мне, попались в сети
                Оба наших сокола,
                Горе, смерть моя пришла!"

Вся эта сцена  развертывается перед шатром, из него появляется чудная красавица - шемаханская царица. И в тот же момент все меняется! - Безграничное отчаяние царя исчезает, его как рукой сняло:
                Как пред солнцем птица ночи,
                Царь умолк, ей глядя в очи,
                И забыл он перед ней
                Смерть обоих сыновей.
               
       Напишу, но почти уверен - до смысла этой простой  сказки  мало, кто доберется,  кто прикоснется к ее сути.
      Царь потерял сразу обоих детей, наследников - страшно подумать!  И  в тот же момент, едва увидел красавицу, прекрасную, как заря, - совершенно  забыл о своей утрате, он уже другой человек...  Вот, что женская красота может сотворить с человеком... (Именно  этого я и хочу коснуться).
      Из-за шемаханской царицы погибли царские  сыновья, та же участь ожидает звездочета и, наконец, самого царя. Между тем,  я не показываю у царицы никаких недобрых помыслов, а если она только повод - так ее ли это вина? В нее влюбляется старик звездочет, - я сделал его еще и скопцом, - даже  этих людей подчиняет себе женская красота!  Но  что бы ни происходило -  красавица  ни  к чему не причастна! Даже когда царь Дадон убивает звездочета:
            
                Вся столица  содрогнулась,
                А девица: хи-хи-хи да ха-ха-ха,
                Не боится, знать , греха.

      Сказка покажет (только кто на это обратит внимание?), что с появлением Золотого петушка Дадон стал  всех побеждать:

                И соседи присмирели,
                Воевать уже не смели,
                Таковой им царь Дадон
                Дал отпор со всех сторон.

      То есть, врагов можно победить, трудности преодолеть,  а вот женская красота - это нечто необоримое, неодолимое, совершенно непобедимое, - в ней заключается страшная власть. Ей-богу, это не я выдумал. Убежден:  свыше так устроено.
      И, положа руку на сердце, - разве не все они, - даже и не красавицы, - такие? Исключений хватает, но ведь в массе своей - как раз такие, разве нет?
      Вяземский называет меня "аристократом в любви";  Алексей Вульф говорит: "Пушкин знает  женщин, как никто,"  - допустим, все так и есть, но дает ли мне это какие-то преимущества? Нет. Потому что как бы я ни знал прекрасный пол,  перед  такой вот шемаханской царицей я мгновенно делаюсь так же беззащитен, как этот глупый царь Дадон. И что бы со мною ни происходило,  твердо уверен: она, женщина, ни в чем не виновата. Ее Бог создал такой согласно своим божественным целям, вот и все.

      От жены еще  ни одного  письма, я все эти дни в беспокойстве. 17-го сентября писал ей, что еще не брался за перо, а вчера, 20-го, уже готова "Сказка о Золотом петушке", в конце  подписал:
                "Болдино  20 сентября  1834  10 часов 53 минуты".
               
    Здешние заботы  тоже поглощают внимание и время. Приходили  мужики с челобитьем, жаловались на управляющего Калашникова, он  сильно ворует, буквально грабит их,  Христом-богом просили заступиться. Я обещал  его сменить и сменю.
    Есть и смешное:  солдатка родила сына через 13 месяцев после отдачи мужа в рекруты, и ребенка записали в вы----ки. Она плачет: "Какой же он вы----к?" и хочет, чтоб записали в крестьяне. Буду хлопотать за честь оскорбленной вдовы.
    Опекунский совет требует уплатить проценты за 200 душ, заложенных в ломбард, это 7 тысяч 200 рублей. Уплатил пока часть.
    Читаю Вальтер Скотта и Библию, за "Завоевание Англии норманнами" Тьерри, которое взял с собой, пока не принимался.  Мне в общем-то здесь хорошо, но скучно, - все о своем семействе думаю. Моя жена  - ангел. И - первая европейская красавица, это знающие люди говорят, те, кто вхож в высшее общество многих европейских столиц. А душу ее я люблю не меньше, чем  ее красоту.
 
     Что меня терзает и в Петербурге, и здесь, и везде? Вот что: я окончательно убедился, что царское обещание  1826 года  ("Я сам буду твоим цензором!") повисло на мне изрядной тяжестью: я завишу теперь и от общей цензуры, и от царской.
    В Москве цензоры не позволили  его сиятельству графу Нулину появиться перед читателями  в халате, - мол, это неблагопристойно. На мой вопрос, как же его одеть, предложили  сюртук. Барыню вместо кофты предложили одеть...  в салоп. Черт  бы их всех побрал с их лакейскими представлениями о приличиях!
    Высочайшему цензору  много чего не понравилось в "Годунове", в частности, шутки Варлаама с харчевницей.  И вообще мне предписано переделать свою трагедию в роман наподобие романов Вальтер Скотта.
    В декабре пршлого года мне возвращен "Медный всадник" с замечаниями государя. Слово "кумир" не пропущено высочайшею цензурою, стихи

                И перед младшею столицей
                Померкла старая Москва,
                Как перед новою царицей
                Порфироносная вдова -

  вымараны. Сцена, где Евгений спасается бегством от скачущего за ним Медного всадника, перечеркнута. На многих местах поставлен знак вопроса - все это делает мне большую разницу. Я вынужден был переменить условия со Смирдиным, то есть просто расторгнуть  заключенный уже договор...  А мои долги, а на что жить? 
               
     Но до чего дело дошло! Уже и письма жене не могу спокойно написать!  Одно из моих писем попалось полиции...  Мысль, что мои письма распечатываются  и прочитываются на почте, в полиции  -  постоянное мучение для меня. Письмо передают в руки царю, и он не стыдится его читать!...  Свинский Петербург и так гадок мне,  и так приходится жить между пасквилями и доносами. А теперь, выходит, и письма нельзя написать? Впрочем, о царе все понятно: живя в нужнике, поневоле привыкнешь к  -----, вонь его тебе не будет противна. Ух, кабы мне удрать на чистый воздух!   
     Все это достаточно серьезно, но  есть и худшее:  мне дарована еще одна царская  милость, - придворное  звание,  31-го декабря я был сделан камер-юнкером...
     Сам не знал,  в какое бешенство могу впасть. Пришел в себя, когда  почувствовал, что мне на голову льют холодную воду, и услышал, как жена плачет. Никогда не прощу этого царю, до самой смерти не прощу!
     В июле отправил было прошение об отставке - куда там!  Такое поднялось!  Царь поручил графу Бенкендорфу  "объяснить г-ну Пушкину всю бессмысленность его поведения и чем все это может кончиться". Пришлось  мне взять  свое прошение  назад, то есть остаться  у них на привязи, в придворном звании.

      Сказку  сочинил быстро, но мысли о ней не прекращаются. Журналисты,  вроде Булгарина, конечно, ничего в ней не найдут, - художественного чутья у них нет, - и будут только изыскивать возможности применений, то есть искать сходства, кто на кого похож, чтобы указать на это в своих статейках ( или в доносах в Третье отделение).
      В прошлом веке такие псевдоарабские сказки, какие пишет Ирвинг, служили для обличения царей и вообще сильных мира сего. У нас нечто подобное писали Радищев и Крылов. В моей же сказке журналисты ничего общего между Дадоном и нашим царем не обнаружат - наш царь очень деятельный  правитель, а  Дадон - это царь, "лежа на боку". Так что ничего, указывающего на сходство.
     Но!  Дадон  нарушил обещание, которое дал звездочету:

                Волю первую твою               
                Я исполню, как свою.   

   У Ирвинга есть фраза, которая сидит у меня в памяти,  звездочет, обращаясь к королю,  говорит:  " Ты связан своим королевским словом" .
               
       Я  вычеркнул  стихи:                От моих от царских слов
                Отпереться я готов.               
            
      Ручаюсь, ни одному журналисту не придет в голову, что осенью 26-го года   наш царь, тогда только  вступивший на престол, тоже изволил  дать  мне, Александру Пушкину, некоторые обещания, из которых к сегодняшнему дню ни одно не выполнено...

                Что ты? - старцу молвил он.
                Или бес в тебя ввернулся?
                Или  ты с ума рехнулся?
                Что ты в голову забрал?
                Я, конечно, обещал...
               
Так вот!  Я не звездочет, и нет у меня Золотого петушка, который отомстил бы за этот обман, и никому я не буду изливать свои обиды на  его царское величество, но -  в "Сказке о Золотом петушке" все написано. Умному - достаточно.  И  я  своей сказкой сказал, что хотел,  и  доволен.
     Вообще-то герой  сказки  далеко не нов в литературе. Лет 10 назад,  будучи на юге, читал я "этого якобинца и безбожника" - так называл  граф Ланжерон известного Клингера.  Клингер - писатель самого антирелигиозного направления. Его "Историю о Золотом петухе, добавление к истории церкви" сочли "возмутительной и преступной", и только после Французской революции  книга сделалась широко известной. Все фантастические приключения Золотого петуха хорошо  помню, но касаться их - мне и в голову не придет!  Довольно  я повеселился на евангельские темы в "Гавриилиаде" и  как же потом натерпелся из-за  этого, - до сих пор не могу забыть! Спасибо, царь простил, дело закрыли.
    А вот  некоторые фантазии  Ирвинга восходят к глубокой древности. Как хорошо описание вражеского войска в виде фигурок воинов, их коней  и проч., стоящего на столе перед царем. Маленьким копьем царь протыкает их, и все они гибнут. Думаю, здесь запечатлен какой-то очень древний обряд, - поражение врагов с помощью магических средств, - в  это когда-то  верили. Я начал было переводить эти сценки  стихами, но бросил и в сказку включать не стал - мой Дадон много проще.

                Царь увидел пред собой
                Столик с шахматной доской.
                Вот на шахматную доску
                Рать солдатиков из воску
                Он расставил в длинный ряд.
                Грозно куколки стоят,
                Подбоченясь на лошадках,
                В коленкоровых перчатках,
                В оперенных шишачках,
                С палашами на плечах.


      Переписывая с черновика  в беловую рукопись,  я постаралсся придать сказке простонародный характер - чтобы   цензоры не  проникли, не дай бог,  в мои старательно затушеванные  политические  обиды,  не обратили внимания на общий сатирический подтекст (если можно так выразиться), - а  просто  посчитали бы  "Сказку о Золотом петушке"  произведением, написанным   в духе русского народного творчества. 
               
                Негде, в тридевятом царстве,
                В тридесятом государстве

                Вместо:  Царь к окошку, - что ж, на спице
                Сделал:  Царь к окошку, - ан на спице
                Вместо:   Вспыхнул царь - так нет же, нет
                Сделал:   Плюнул  царь -  так нет же, нет,
 и еще что-то в таком же роде.

       Долго возился с выражением  "Но с царями плохо вздорить", очень хотелось его сохранить , и никак не получалось. Были варианты : "Но с могучим плохо вздорить"  и  "Но  с иным накладно вздорить". Самое точное выражение все-таки первое: "Но с царями плохо вздорить".  В него укладывается вся моя жизнь.