Плановая операция

За окнами второго этажа старого здания хрущёвской постройки - синий свет декабрьского утра, покрытые морозной коркой и инеем ветви деревьев, тихо падает снег. А я лежу плашмя посередине стылой кафельной комнаты, почти голая, привязанная за запястья к операционному столу, как к голгофе, и жду, когда мне дадут дышать наркозом...
 
Под потолком теплится груша одинокой электрической лампочки. Она сеет по комнате тусклый рыжий свет и создаёт уродливые тени от стойки со стеклянными полочками и флакончиками, от шкафчика с "гармошкой" и от нависшей надо мной и пока ещё не включенной многоглазой лампы.

Две студентки-практикантки, привязывавшие меня, куда-то убегают... Но через минуту я вздрагиваю от неожиданно громких басовитых слов, исходящих откуда-то сбоку - не заметила, как вошла грузная медсестра лет сорока пяти, которая стала подвешивать и подкручивать капельницу, констатируя факт:
- У меня иглы только толстые - для переливания крови, других нет...

О, добрая фея процедурного кабинета нашей участковой больницы! Почти невесомая, с нежными розовыми щёчками, с ловкими пальчиками, она баловала нас и не готовила к грубостям жизни - ещё совсем недавно, всего-то пару-тройку  месяцев назад...
- У вас веночки очень тонкие, я вам возьму самую тоненькую иголочку, - говаривала мне она...

Позади начинает что-то фыкать. Я запрокидываю голову и наблюдаю, как незнакомый мужчина в белом халате включает неведомые мне "духовые" аппараты. Похоже, это анестезиолог.

Жалуюсь ему:
- Мне плохо...
- Что плохо?
- Голова кружится...
- У всех кружится...

Блин! И зачем я согласилась на эту плановую операцию... Но мне становится уже всё равно... Я скачу на белой лошади по серому каменному лабиринту. Где же выход?..

Просыпаюсь внезапно и вижу, что в рыже-сумеречной кафельной комнате никого, кроме меня, нет, а я лежу на столе, повернувшись своим большим животом набок, и рву с треском бинты, которыми привязана к столу. Игла, воткнутая в вену, болтается из стороны в сторону, из-под неё тихим ручейком стекает на пол кровь. За окном беззвучно сыплется снег. Ещё пара мгновений, и я снова проваливаюсь...

Теперь я уже совсем ма-а-аленькая. Стою на краю нависающего надо мной своей розоватой тенью конуса, что-то вроде внутренности морской раковины, и неведомая сила, вопреки моей воле, затягивает меня, упорно влечёт туда, в самую узкую его часть, в точку, где совсем темно... Я не хочу... Не хочу... А вокруг уже одна безвременная чернота...

Вдруг вижу ярко освещённую кафельную комнату и себя саму откуда-то со стороны, сверху. Моё тело обступили люди в белых фартуках и повязках на лицах. В их руках блестят стальным блеском инструменты. Они что-то делают с моим животом, переговариваясь между собой:
- ... Вот тут... Вынимаем... Девочка... Зажим... Зашиваем...

Опять ночное безвременье.

Но вот я обнаруживаю себя в другом конусе, симметрично соединённым с первым - тем самым, который меня втягивал. Внутри нового - светло-розовое освещение, а на свободном конце его - широкий круг белого света. Я радостно выскакиваю из этой ракушки и... открываю глаза. В окно врывается ослепляющий послеполуденный солнечный свет, заливая и делая ещё розовей окрашенные в розовый стены реанимационной палаты.

Снегопад кончился - первое, что я осознаю...

- Проснулась, наконец, мамочка? У вас дочка, поздравляю!

- Спасибо, я знаю...