Отрывок из рассказа Поле жизни

За окном осень. Маргарита Ивановна объясняет правописание гласных у доски. А я смотрю вдаль, за окно, там за линейкой старинных амбаров раскинулось наше Поле.
 - Попова, ты слышишь меня?
 Я перевожу взгляд на мою первую учительницу, на веселые черные кудряшки, обрамляющие ее лицо, тяжелую роговую оправу очков, делающих ее старше и  строже. Ее худенькая фигурка замерла у  длинной черной доски, край которой упирается в печку. Еще теплое осенне солнце заливает наш класс, с высокими узкими окнами и его лучи ярко подсвечивают изразцовую печь в углу класса. Белый кафель с тонким синим узором напоминает о прежней богатой жизни владельца этого двухэтажного особняка, в котором сейчас расположена начальная школа.
Когда -то очень давно,  в этом доме жил и  служил мой дед Михаил Иванович Попов. Это был 1918 год. Он, образованный и успешный крестьянский сын, выучившись в городе на бухгалтера сумел обрести не только служебное положение, но и жениться на актрисе Архангельского драмтеатра и завести двоих детей, обеспечивая жизнь семьи в губернском городе. Интервенция смела в мгновение ока счастливые годы — семья распалась. Жена Саша с  четырех  летним сыном Сережей  сбежала с белым офицером заграницу, а дед с полугодовалой дочкой Аленькой вынужден был от разрухи и голода вернуться в глубинку, в родные места. У купца он снимал комнату и работал в каменном магазине, расположенном по соседству с особняком  купца,  счетоводом-бухгалтером. 
Вот на этой школьной лестничной площадке некогда  произошла встреча моего деда, городского щеголя, с моей бабушкой Александрой, Олей, как потом ее  называл дед и мы вслед за ним.
На переменках ли, или на уроках, но каким -то чудным образом, яркие воспоминания бабушки, которыми она делилась с нами, внучками, всплывали в моей памяти, соединяя и сплетая воедино прошлые события этого дома и мое школьное детство.
Бабушка Оля была из зажиточной крестьянской семьи Гриничей, так называли односельчане мужской род ее семьи. Большой двух этажный дом ее таты-отца, был недалеко от купеческого особняка.  Бабушке моей было в 18 году всего 17 лет и она уже была вдовой красного командира, только что убитого в боях с белогвардейцами в окрестностях нашего села. Той поздней осенью она вернулась в родительский дом и разносила приезжим постояльцам молоко.
Каждый день поднималась она по высокой лестнице на площадку и оставляла бидончик с молоком на подоконнике для малышки деда. Однажды, оставив бидончик, она собралась спускаться вниз, как высокая дверь открылась и на площадку вышел горожанин — дед.
Желтые ботинки с высокой шнуровкой, узкие брючки, белоснежная рубашка с жилеточкой, цепочка от часов на поясе и очки- все в нем говорило о важности и солидности.
Бабушка оробела, спрятала красные от холода руки за спину и ждала вопроса от тридцатилетнего незнакомца. А дед не спешил, рассматривал ее и сгибал в руках белый лист бумаги. Потом спросил:
- Ты чья будешь, деушка? Как тебя звать-величать?
- Олександрой зовут, Завернина я .. в девичестве.
-Так это твоя матерь мне парное молоко посылает для Алечки?
- Да..- сказала бабушка .
-Спасибо тебе, Олександра. А я вот тебе еще работу нашел..И протягивает ей белый лист бумаги.
- Помни-ко его хорошенько..
Бабушка скомкала бумагу, сдавила  расправила, отдала ее деду. А он посмотрел и говорит :
- Нет ,это не хорошо, еще помни ее, да пуще, пуще.
Бабушка старается,  мнет бумагу в руках. А дед так хитро на нее смотрел, смотрел, да как захохочет!
-Мне — говорит- бумага для сортира нужна! - вот ведь какой циник был!
Бабушка вспыхнула, залилась краской, бросила бумажку на пол: — Охальник ты и бесстыдник! -  чуть не кубарем вниз по лестнице слетела. Матери сказала, что молоко теперь будет младшая сестра Лидия носить постояльцу, а она туда — ни ногой.
Но оскорбленное женское, да женкой-то она не успела толком побыть, а скорее, девичье самолюбие не давало покоя Александрушке. Вот она с девками, не замужними подружками, и давай высматривать и подсмеиваться над дедом. Кличку ему придумали — Миша-Поцелуй .Как завидят его, кричат на всю улицу: - Миша-Поцелуй  идет!
- Миша - Поцелуй! Поцелуй-ко меня!
Между каменным магазином и особняком зимой высокую горку залили. Спешит мой дед домой, к Аленьке, мимо бежит, а девки на горке гурьбой стоят, да подсмеиваются:
 - А ну-ка Мишка-коротышка — догони-ко  нас!
- Миша-Поцелуй, ай-да с нами кататься!  - кричали и хохотали разгоряченные морозом девки. Разве они думали всерьез, что такой франт, как дед, облаченный в добротное суконное пальто, в кожаные бурки и в каракулевую шапку с отворотами  полезет на ледяную горушку? А дед как развернется. Да как молниеносно взметнется на горку к девкам- вот куча-то мала завязалась! Кого ущипнул, с кого плат стащил, кого к себе прижал — визг да хохот стоит на горке, а бабушка возьми и толкни деда вниз, он ее схватил да так она на нем и на его суконном пальто с горы и поехала. Деда-то не промах был, тут ее поцеловал крепко в губы. Бабушка его и била-колотила по груди и за усы его щипнула, а он встал отряхнулся от снега и сказал:
- Жди завтра, Олюшка, сватов.
На другой день пришел Михаил Иванович свататься, но не один, а с малышкой Аленькой на руках. Пока с родителями сваты договаривались, бабушка Аленьку на руки взяла, да так больше ее и не отпускала. Полюбила ее как родную, а в мыслях еще держала, что от такого Миши - Поцелуя вряд ли свои дети у нее будут. Однако дети были, пятерых ребятишек нарожала и 50 лет с Мишей-Поцелуем прожила счастливо.
Сейчас осень. Наше поле тянется как бескрайняя равнина и из окна кажется желтым ковром на котором то тут, то там прилегли отдохнуть скирды золотистой соломы. После уроков мы не раз собирали в поле  колоски. Оказавшись на просторе хотелось побегать, попрыгать на кучах соломы, но с учителем этого было сделать нельзя.
А не позвать ли мне мою подружку Наташку на Поле? Вон солнце как греет, сухо тепло, даже без калош можно будет бежать. Наташка сидит за последней партой, она выше меня ростом и еще худее, морнее, как говорит моя бабушка. Мы с ней похожи, обе белобрысые, с тугими косичками, голубоглазые и живые как ртуть. Нас уже все знают в райцентре — мы с Наташкой пара  - «Акробатический этюд». Все празднования и концерты в районном Доме культуры обязательно включали наше с ней выступление. Мы были гвоздем программы! Фантазии  не было предела — мы крутили с ней сальто-мортале, встречным колесом проносились по сцене, фляки и рандаты, поддержки и затяжные кувырки, стойки и мостики, калачики, шпагаты и веревочки - все это с огромным удовольствием и радостью мы обрушивали на зрителя. Понимали мы друг друга с Наташкой с полу-слова, с полу-взгляда.
Поворачиваюсь к Наташке и киваю в сторону окна, затем качаю головой вверх-вниз. Наташка знает, что это значит - мы с ней еще раньше  на поле задумали прийти прыгать на скирдах без класса. Ура! После утомительных четырех уроков помчимся на Поле!
Поле для северян — бесценно. Ведь это не просто плодородная земля, а земля отвоеванная далекими предками у леса. Потому так ласково бабушка называла даже маленькую грядку у дома - польцо, полюшко. А тут, в райцентре, от края крутого берега меж рекой и селом протянулось километра на два-три такое Поле.  Выйдешь в поле — а ему конца-краю нет, вот только из окна нашей школы и можно было обозреть его границы. В моем детстве на Поле всегда растили хлеб, жито и я помню благоговейное отношение взрослых к земле и Полю, от которого зависела вся наша жизнь.
Сейчас урожай уже убран, на Поле осталась солома, сметанная в скирды, похожие на пухлых бегемотиков, уткнувшихся в землю. Вот где раздолье, вот где площадка для тренировки!! Прямо с портфелями, не забегая домой — осенний день короток — мы спешим на Поле. За амбарами, - крепкий высокий забор, заграждающий выход на Поле. Кто-то положил на длинные жерди ограды доску с той и другой стороны-домиком, чтобы легче перелезать, но мы с разбегу кидаем на ту сторону портфели, а потом оттолкнувшись от доски как от трамплина, цепко ухватившись за верхнюю жердь ограды, выходим в стойку на руках. Зависаем слегка и упруго спрыгиваем на доску уже с другой стороны ограды! Мы - акробатки, мы — спортсменки!
Не сговариваясь, синхронно, мы даем себе разбег и с маху взлетаем на первую скирду! Кувырок вперед, кувырок назад, Прыжок! И мы уже летим к соседней скирде! Летим? Да! Летим! Наши легкие  фланелевые пальтишки развеваются как крылышки, создавая ощущение полета. Вот мы на высокой скирде, она плотная и упругая. РАЗ! Сальто вперед! РРАЗ! Сальто назад! Вперед — назад! Вперед- назад! Прыжок! Мы взлетаем над Полем! Пуговицы расстегнулись, пальто держится на одной верхней пуговке и с каждым прыжком надувается как парашют усиливая иллюзию полета. Толчок, прыжок и затяжной прыжок в край пятиметровой скирды. Скатывание и сползание на спине по размочаленной нами стенке скирды. Эх, если бы нас увидела наша учительница! От страха сосет под ложечкой, но впереди скирда еще выше и длиннее первых. И мы, хохоча и толкаясь, убегаем на перегонки вперед по Полю от мнимого страха навстречу счастью и радости движения! Туда! Туда!! Вперед!!
Солнце заливает поле от края до края, воздух теплый — не колышется и только мы с Наташкой в эпицентре этого мира прыгаем на скирде-батуте, выписывая руками и ногами кренделя и фигуры в воздухе. Пружинкой взлетаю вверх! И вот мы уже не только кувыркаемся вперед-назад, но и в самой верхней точке полета делаем фуэте! Счастье переполняет нас . Кажется, мы можем взлететь до небес! Я падаю на спину, разбрасываю руки и ноги  в стороны, вжимаюсь в тело скирды и зажмуриваюсь от счастья — все мое тело звенит и поет, тихонечко подрагивают и «постанывают» мышцы, кружится голова, во мне зреет такое ликование и восторг, такая неизбывная любовь и нежность к чему-то или к кому-то. неизведанному, светлому всеобъемлющему как этот синий купол неба у меня над головой.
Я — девочка!!! Я — девочка!  Я — ДЕВОЧКА. Мир познается и умом, и сердцем, и чувством. Это было первое важное ОТКРЫТИЕ в моей жизни. Оно пришло не от взрослых, не от мира, оно пришло из глубины моего естества: - БЫТЬ ДЕВОЧКОЙ -ЭТО СЧАСТЬЕ!