Курортная история

                I

Группа подобралась не самая худшая. Во-первых, она была небольшая – всего семнадцать человек, вместо двадцати четырёх предполагаемых. Во-вторых - ни одной молодой семейной пары, вносящих, как правило, дух раздоров и недоразумений. При этом – большинство молодых, и из них – шесть  мужчин. Последнее обстоятельство было особенно приятно, потому что Серёжа, в глубине души боялся, что он окажется в группе единственным мужчиной, и все тяжёлые работы лягут на него. Изнеженный пятый, самый младший ребёнок в семье, он, впервые, за свои двадцать четыре года, отправился в турпоход, причём, вполне самостоятельно, без надзора какого-либо близкого или дальнего родственника.

Наконец-то мама и сёстры решились дать ему некоторую долю самостоятельности, в чём, безусловно, большую роль сыграл дядя, очень известный химик, пользующийся в семье немалым авторитетом, и большой друг Серёжи. Он сам собирался с ним ехать, но, в последний момент, из-за неотложных дел, не смог.

- Человеку скоро стукнет четверть века, отслужил армию, прекрасно работает, уже на четвёртом курсе университета, а вы всё не доверяете ему. Думаете, что он всё ещё мальчишка и натворит без вас массу глупостей - урезонивал родственников дядя на семейном совете - Да неужели он бы их не натворил до сих пор, несмотря на все ваши над ним наблюдения и строгое, в смысле нравственности, воспитание, если бы хотел этого? Разве он не зарекомендовал себя перед вами, как человек в высшей степени благоразумный? Никаких историй, глупостей – в его-то годы! Нельзя же в такой степени лишать человека самостоятельности! Что же с ним будет? Ведь каждый должен обязательно что-то пережить в одиночестве, а не в постоянном окружении родственников. Весь мир воспринимается совершенно иначе, человек имеет полную возможность подумать сам, поступать сам, как сочтёт нужным, конечно, в рамках благоразумия. Но ведь его Серёже не занимать.

- Да, всё это замечательно, я понимаю – доказывала своё мама – но Юг! Он пробуждает чувственность, на каждом шагу там опасности. И мальчик один! Не с кем посоветоваться. Да, я знаю, там отдыхающие ежедневно собираются в компании и пьют, а не пить мужчине нельзя, заставят всё равно. Чтобы в грязь лицом не ударить, конечно, будет пить, как же иначе. А он, слава Богу, не привыкший. Тут и в море утонуть может, и ещё мало ли что. А где пьянка, там и, извини меня, женщины. Все стараются за москвича выскочить. С пьяных глаз чего не бывает, ведь человек за себя не ручается, это уже не он, а кто-то другой, буйный, или, наоборот, совершенно безвольный. Ведь Серёженька – клад для женщины, паспорт чистый, ни жены, ни алиментов. И зарабатывает, а как кандидатом станет, да доктором, вообще у неё будет рай, а не жизнь. Каждая поторопится забеременеть, ну, а потом известно, что. Сюда прописать придётся, вся родня будет здесь безвылазно сидеть, куда от них денется, раз уже ребёнок у него тут. Хорошо ещё, если неплохая окажется. Да ведь хорошие таким образом не действуют, значит – дрянь! Ведь московская прописка тысячи стоит, да и получи, попробуй хотя бы за эти тысячи! Не каждый ведь пойдёт на то, а желающих – ого! Целая страна! Многие выходят замуж за москвичей, чтобы потом этим промышлять, другие же своих любимых сюда перетаскивают. Что, редко это у нас, в Плехановском институте, да и, вообще, везде, бывает? Вот весной ещё один разводился. Всё потерял. Она ведь с ребёнком большие права на площадь имеет. И отхватывает, сколько сможет, да ещё и алименты громадные. Шутка ли? Нет, пусть хорошо в жизни устроится, женится на хорошей девушке, а уж потом на Юг разъезжает вместе с женой. Вот если бы не конференция у тебя в Женеве, тогда, пожалуйста, с тобой хоть на край света. А одному – нет уж, извини.

И всё-таки дядя настоял на своём, полностью поручившись за Серёжину нравственность и уверяя мать, что уж его, лучшего друга, Серёжа не подведёт. Серёжа, преклоняющийся перед дядей, взявшему на себя роль покойного отца, был ему несказанно благодарен и уж никак не собирался его подводить. Он клятвенно заверил всех, что капли в рот не возьмёт, будет крайне благоразумен, что делать глупости, вообще, не в его интересах , и он об этом всегда помнил и будет помнить в любых обстоятельствах.

Понимая, что после столь трудного учебного года и напряжённой работы, Серёже необходимо отдохнуть, и имеется путёвка, которую сейчас, в самый разгар сезона, достать невозможно, и о которой начали хлопотать ещё полгода назад, мать, скрепя сердцем, наконец, согласилась. До последней минуты отъезда она не оставляла Серёжу со своими наставлениями ни на минуту.

- Так помни – умоляла она его – соблазнов на Юге множество, особенно для молодого человека. Туда за тем только и едут, чтобы познакомиться и облапошить. Сам не заметишь, как окрутят, ты ведь такой неопытный. И такую любовь разыграют, не заметишь, как влюбишься по уши в какую-нибудь...  Не буду говорить, в кого. Помни, порядочные хорошие женщины никогда таким способом не ловят мужей. Ты ведь можешь найти прекрасную жену. Одного с тобой уровня, любящую, верную. Только такие браки совершаются не в результате курортных знакомств.
- Ну что ты, мама, будто я ничего не понимаю – убеждал её Серёжа не беспокоиться – это всем известно, и уж если до моего возраста я ни на кого и смотреть не хочу, то уж это верная гарантия…
- Не говори, потому-то гарантии и нет, и первая встречная покажется царицей.
- Ну уж ты меня совсем глупым считаешь! – обиделся Серёжа – Ни на кого внимания не обращаю, и точка! Нужна мне сейчас лишняя обуза! И так дел в институте, да и на работе достаточно. Надо о диссертации думать, эксперименты проводить. Ты уж мне не повторяй того, что сам знаю.

Серёжа был искренне уверен, что ему ничего не грозит и не понимал беспокойства матери. Она же, наконец, тоже начала понемногу ему верить, и только просила, чтобы он не забывал своих слов.

                II


Путёвка была интересная. После недельного пребывания на турбазе в Новом Афоне, туристы ехали в горы, а окончив недельный поход, снова отдыхали на берегу моря, теперь уж на «Золотом пляже». И с группой повезло. Все сдружились уже на турбазе, собирались вечерами вместе в одной комнате, пели песни, пили вино, чачу, рассказывали анекдоты – в общем, развлекались.

Серёжа, впервые оставшись среди чужих людей, чувствовал себя немного не в своей тарелке. Люди говорили не о том, о чём он привык разговаривать, их волновали проблемы, абсолютно его не интересующие, а от некоторых анекдотов ему делалось плохо. Обычно, он отдыхал в компании своих и не варился в общей каше. Его группка держалась в поездках несколько особняком от остальных отдыхающих,  и даже на пляже искала безлюдные уголки, ведя долгие разговоры на   всевозможные научные темы и обсуждая другие, не менее интересные проблемы.

Если бы Серёжа решил сейчас слиться с этой разнообразной публикой и начать разговаривать о том, о чём умел, то его бы никто, вероятно, не понял. Оставаться же в стороне тоже не хотелось, и он   сидел в компании молча,  ничего не пил, всячески отговариваясь какой-то таинственной болезнью и сгорая со стыда от того, что он вынужден вести себя не так, как другие.

 Он усмехался про себя, вспоминая мамины опасения насчёт женщин и разглядывая девушек, которые его совершенно не привлекали, несмотря на их ухищрения относительно причёсок, модной одежды и косметики. Некоторые пытались с ним заигрывать. Одна, Лара, даже здорово ему надоедала. Но уже через два дня все оставили его в покое, решив, что с этим интеллигентным придурком что-то не в порядке, и ничего путного с ним не получится. Всё же его терпели и, даже, не плохо к нему относились, как к какому-никакому представителю мужского пола.

На третий день их, уже хорошо познакомившаяся между собой группа (на юге всё происходит потрясающе быстро) пополнилось за счёт новоприбывшей, которая опоздала, с её слов, по причине долгой дороги на поезде, так как ей не удалось достать билеты на самолёт. Её поселили в той комнате, где обыкновенно проходили вечерние бдения, и где одна койка до этого пустовала.

Увидев её в первый раз, Серёжа понял всем своим существом, что ему угрожает какая-то неведомая опасность, близкая к той, о которой предупреждала мать. Он тут же постарался абсолютно игнорировать её присутствие, доказывая себе, что на него начинают действовать чары юга. Он тут же мобилизовал в себе все защитные силы души на отражение этой опасности.

Но, пока, объективно вроде ничего не говорило о том, что Серёже что-либо грозит от этой Кати, подобной которой он в своей жизни никого не видел.

Начать с того, что новоприбывшая поразительным образом была похожа на известную западную киноактрису пятидесятых годов, которую Серёжа обожал с детства, и о которой часто вздыхал ночами, мечтая о чём-то невозможно прекрасном. Те же черты, живая мимика, тоненькая, стройная и гибкая фигурка – на вид ей было не более восемнадцати лет. И в то же время, в чуть ироническом, каком-то бесшабашном взгляде чувствовалась особая глубина, уверенность, ум. А её улыбка была столь обаятельной, от всего её существа исходила такая теплота, что Серёжа сам того не желая, не отрывал от неё глаз, сидя где-нибудь в уголке и посасывая из полного стакана, который ему наливали по традиции, и который так и оставался почти не тронутым до самого конца вечера.

Серёжа, непонятно почему, беспокоился, что этот ребёнок втянется в компанию, начнёт пить и с ней здесь случится что-нибудь нехорошее, где некому её защитить, и где, судя по рассказам, которые так  любят приезжие на отдых и местные, не столь редки самые ужасные случаи, происходящие с молодыми девушками. Однако, Катя вела себя вполне разумно. Она так же, как и Серёжа, позволила себе налить полный стакан, но не пила, говоря, что у неё есть на то причины, и только спокойно сидела со всеми почти молча, рассматривая всех по-очереди в этой горластой компании.

Катя пела вместе со всеми, смеялась тоже вместе, но Серёжу не оставляло ощущение, что она, так же, как и он, здесь чужая, и просто не хочет расстраивать компанию, находясь со всеми и притворяясь, что так же веселится.

Её не могли не заметить и остальные ребята.
- Вот это девка! – говорил Пётр перед сном, прикрывая ладонью зевок – Вот бы её! Нет, я таких не встречал ещё. Интересно, что за пташка? Вылитая Эмми Грейн.
У Серёжи защемило сердце от таких слов, он и сам знал, что вылитая.
- Да, смазлива, ничего себе – подтвердил Лёха- Губы-то, как будто для поцелуев, а глаза! Как глянула, аж дыхание перехватило, чуть селёдкой не подавился. Будто насквозь всё увидела, какой ты есть. Нет уж, не про нас она с тобой, я-то знаю. Танька, та, что длинная, или Валька – другое дело. Да не всё ли равно? Спи с ними, а представляй, что это она.
Парни расхохотались.
- Вот, разве, Серёжке попробовать, он ведь тоже интеллигент. Серёж, а Серёж, как ты на это?

Серёжа, чтобы не отвечать, притворился спящим. То ли от этих разговоров, то ли от того, что он в этот день перегрелся на солнце, его всего трясло.
- Спит – отозвался Виктор – куда ему! Придурок! Он, небось, и не знает, что да как.
Эта реплика вызвала новый взрыв веселья.
- Бывают же ненормальные. Не пьёт, видите ли! Да как такой в горы пойдёт? Ничего, верно, не умеет, с костром там, или с дровами. Маменькин сынок – снова начал свои рассуждения Лёха.

- А мы ему, если что, по очкам – вставил слово Андрей, пришедший из соседней комнаты поболтать – а насчёт девки – то вы, мужики, что-то совсем уж того. Да знаете ли вы, кто она такая, чтобы такое о ней мнение иметь? Тоже мне, особенная!  Диспетчерша она на заводике, вот кто. Мне Маринка рассказала.
- Как это? Не может быть! Врёт она! – послышалось с разных сторон.
- Точно, точно, они ведь в одной комнате, та от неё самой всё знает. И где! На краю земли. Выговорить невозможно, как эта дыра называется. Где-то за Ашхабадом.
- Ого, ничего себе! – поразились все.
- Да ещё она какая-то не совсем русская. Поняли? Поэтому и кажется с непривычки, что что-то особое, а на самом деле – пфу! Мы для неё – верх культуры. Вот увидите, через неделю за мной бегать будет, как собака.
- Надо же, чего не бывает на свете. А я-то думал… А, вообще, хорошо бы её сейчас сюда – заключил Пётр и захрапел.

«Вот всё как просто» - думал между тем Сергей – «значит, не русская. И нечего за неё беспокоиться, не пропадёт. Вон и защитники найдутся. Но какие нахалы – я ничего не умею! Опытные, видите ли! В два счёта девчонку обманут и бросят, кому нужна из Ашхабада? Но как хороша! Вот если бы была культурная!»
И Серёжа, наконец, тоже уснул.

                III
Хотя  Серёжа старался самым серьёзным образом себя убедить, что ничего особого в Кате нет, что она ему совершенно чуждое существо, что на неё не нужно обращать никакого внимания, что-то не давало ему покоя и заставляло о ней ещё больше беспокоиться, особенно, когда он видел её разговаривающей и смеющейся с Петром или Андреем. Восхищаясь её тонким ненавязчивым остроумием, он всё продолжал ею исподтишка любоваться, успокаивая себя тем, что он просто видит в ней любимый образ и воспринимает её как произведение искусства. Сам не отдавая себе в этом отчёта, он всё время следил, есть ли она где-нибудь поблизости, и если её не было, не находил себе места. А не было её часто, она ходила в город, гуляла по парку, причём одна, без подружек или ребят.

Потрясающий успех она имел и у местных, но как-то так с ними умела с ними поговорить, что они её особенно не тревожили. Однажды Серёжа случайно услышал её разговор с каким-то усатым красавцем.
- Девушка – говорил он – давай встретимся.
- А зачем? – спросила она с невинной интонацией.
- Погуляем.
- Я не гуляю на отдыхе.
- Почему?
- Да потому, что отдыхаю. А гулять буду дома, если захочу.
На том дело и прекратилось.

«Что за ерунда» - думал Серёжа порой – «как это получается, что все мысли только об этой девчонке, хотя ещё и трёх дней не прошло, как я её увидел впервые. Будто и не о чем больше подумать!». Но подумать о чём-либо другом у него не получалось.

Наблюдая за Катей, за её отношением к окружающему, он замечал, во всяком случае так ему казалось, что она воспринимает мир так же, как и он. Ей были явно неинтересны обычные разговоры окружающих о домашней обстановке, одежде, о том, что здесь скучно, нет развлечений. Серёжа чувствовал, что ей тоже не нравились их грубоватые анекдоты и шутки.

Однажды, залюбовавшись совершенно белым, как молоко, морем, тихо играющим розовыми  бликами во время восхода луны, он, оглянувшись, заметил Катин тонкий силуэт, обращённый к морю. Его она, видимо, не замечала, он же поразился их единомыслию, ведь больше никто из группы такими невещественными явлениями не интересовался.

Вечером компания решила устроить чай, потому что у Петра был с собой кипятильник. Чашек было только четыре, поэтому пили партиями, разыгрывая очерёдность по пальцам. Получилось так, что Серёжа сидел рядом с Катей. Он уступил ей свою очередь, и она с благодарностью на него посмотрела.

- Спасибо, так пить хочется, что ждать трудно. А это редкий случай, чтобы мужчина ради женщины пошёл на какое-либо неудобство.

Серёжа ужасно смутился.
- Да нет, что вы, мне совсем не хочется, я с удовольствием подожду – заикаясь, выдавил он.
- Скромность человека украшает. Так я пью этот чай за ваше здоровье, чтобы вы на всю жизнь оставались таким же скромным, готовым пожертвовать для ближнего тем, что имеете на сей день.
Голос её звучал несколько шутливо и так доброжелательно, что Серёжа не пришло в голову обидеться на слова, которые вполне можно было бы принять за насмешку.
- А вообще, - продолжала она – сейчас такие качества не ценятся. Могут даже неправильно понять. Так что именно то, что я Вам за чай искренне благодарна, тоже случай редкий, вам, можно сказать, повезло.
- А в другом случае я бы ни за что очередь не уступил – заявил Сергей – руками бы и ногами вцепился.
- Значит, у вас богатая интуиция- отвечала она- и вы относитесь к числу избранных натур, которым суждено двинуть вперёд науку.
- А почему вы решили, что я имею к науке какое-либо отношение?
- Ну, уж это проще всего. Сразу ясно, что вы, во всяком случае, не художник. Далее, у вас такой вид, что вам хочется дать по очкам за интеллигентность. И не смотрите так на меня, надеюсь, не обидитесь за откровенность. Даже я бы это сделала, будь я мужчиной.
- Вы и так можете, я разрешаю.
- Может когда-нибудь, если будет особая нужда. Но, вообще, я предпочитаю это делать другими, более болезненными способами.
- Никогда бы не подумал, что вы можете представлять какую-либо опасность для очков.
- Для очков – нет, а для их обладателя очень может быть. Вы чувствуете, что мы понимаем друг друга с полуслова, хотя и совершенно незнакомы?


Этот полупустой трёп никогда бы не заинтересовал Серёжу прежде, и уж, во всяком случае, не мог бы его увлечь. Но сейчас он чувствовал, что за банальными словами стоит нечто большее. Этот человек был связан с ним какой-то тайной нитью, вероятно,  одинаковым отношением к жизни. Такое отношение заключалось не в том, чтобы от жизни что-то получить, взять и тому подобное. Его суть состояла в том, чтобы без конца удивляться жизни, окружающему, видя во всём нечто необычное, особенное, то, что не видно другим, хватающим её и мало что, в результате, получающим. Это было чудом, он не мог бы объяснить, каким образом он понял, что его собеседница – такой же человек, как он. Рыбак рыбака, как говорится, издалека видит.

«Кажется плохо моё дело» - подумал он, когда вечер кончился, и все разошлись по комнатам. Его грудь сжимало какое-то сильнейшее чувство то ли нежности, то ли боли. Он не мог спать и вышел к морю, стараясь успокоить себя, что он неплохо умел делать, и благодаря чему с ним не случалось, по крайней мере до сих пор, никаких неприятностей.

«Вот тебе и дела!» - говорил он себе – «хорош, нечего сказать. Ночью не сплю, места  не нахожу себе. Так…  Двадцать четыре года прожил спокойно, а тут, пожалуйста, три дня, и готов. Молодец! Мама правильно не хотела меня пускать. Почему в Москве такого не случается? От безделья всё это, вот что. Нельзя поддаваться ничему такому, ведь это, говорят, всегда на юге случается. Не я первый, не я последний. Нет уж, не такой я дурак!» - и он посмотрел на сияющую  золотом луну, надеясь, что вид вечных небес успокоит и умиротворит его душу.

Но получилось наоборот. Эта луна, тёплая ночь, шуршание волны о берег вызвали в душе образ Кати во всём его очаровании. Он представил себе её, рядом, здесь, в эту сказочную ночь и чуть не застонал от нахлынувшего с новой силой чувства. Уткнувшись носом в песок, он пролежал так некоторое время, с силой сжав пальцы. «Ну, брат, ты даёшь!» - иронически заметил он себе, когда этот прилив несколько утих – «Надо хорошо за собой проследить, это пройдёт. Перемелется, мука будет. Иногда пострадать не вредно, дать выход эмоциям. Всё равно она какая-то там туркменка, живёт на отшибе. Вот бы мама обрадовалась, если, допустим… Да что об этом думать, это невозможно, и этого не будет, что бы ни случилось и перед дядей я не имею права, и, вообще…»

Серёжа ещё немного посидел на берегу, и, наконец, несколько успокоившись, пошёл в комнату.

                IV

Будь Катя девушкой его круга, Серёжа, скорее всего, справился бы со своими чувствами. Но тут было нечто совершенно другое. Понимая, что ему ни в коем случае нельзя быть с Катей вместе, Серёжа ощущал трагичность, обречённость каких-либо их дальнейших отношений. Как известно, запретный плод сладок. И эта безысходность придавала его чувству совсем иную окраску, чем если бы события происходили в привычной для него обстановке. Безнадёжность ситуации играла роль дрожжей, отчего его любовь росла не по дням, а по минутам.

На следующий день была намечена экскурсия на озеро Рица. Серёжа терпеть не мог таких мероприятий, когда ничего невозможно посмотреть и шумная толпа только переходит с места на место. Он не собирался ехать, но потом представил, что там будет Катя и решил, что нельзя же так противопоставлять себя коллективу, раз уж ты в нём находишься. Он вскочил в автобус в последнюю минуту и был встречен приветственным криками экскурсантов своей группы. Его усадили у окна на почётное место впереди автобуса.

Автобус тронулся, Серёжа всё не решался обернуться, чтобы поискать Катю, встретиться с ней глазами. Взгляд её, как ему казалось, жёг затылок, но он боялся, что кто-либо заметит, что ему нужно. Ведь он хочет только ею полюбоваться, так как такую девушку не всегда встретишь, а больше он её никогда после отдыха не увидит.

Наконец, когда автобус остановился у бензоколонки и всех попросили выйти, он с холодком в сердце обнаружил, что Кати с ними нет. Можно себе представить, с каким чувством он продолжал экскурсию.

- Что-то наш профессор загрустил, уж не влюбился ли? – насмешливо спросил Лёха.
- Куда ему! Он бы тогда с Катькой и остался бы, никуда бы не поехал. Такой случай побыть наедине – Пётр прищёлкнул языком.

В длинной очереди за ужином Катя стояла далеко впереди только что приехавшей группы. Она обернулась, нашла глазами Серёжу и кивнула ему, чтобы он подошёл.
- Почему вы не поехали сегодня на Рицу – спросил он – такие виды, такое озеро!
- Да не люблю этих экскурсий! Ходишь в стаде, как баран. И что, разглядели что-либо за спинами?
Серёжа только вздохнул.
- А скажите – спросил он после некоторого колебания – я не имею в виду ничего такого… Просто я интересуюсь генетикой и мне хотелось бы знать, у вас мама русская?
- Ну, если для генетики, я так и быть скажу вам только по очень большому секрету – у меня и папа русский. Но, помните, это между нами.
 Больше он её об этом спрашивать не решился.

После ужина Катя предложила Серёже поиграть в бадминтон, и хотя он эту игру очень любил и играл неплохо, он отказался. Это стоило ему великой душевной борьбы, он просто хотел иметь с Катей как можно меньше общих дел. За этот  отказ он расплатился, имея возможность издали наблюдать за её грациозными движениями, когда она обучала бадминтону Андрея, совершенно не умеющего играть.

«Ну и хорошо, так даже лучше!» - успокаивал он себя – «Вот всё переболит и пройдёт. Да и, вообще, ей всё равно, кто -  я ли, Андрей ли. Отказался я, другой тут же нашёлся».

Продолжая себя растравлять, он позже смотрел, тоже издалека, на то, как Катя танцевала с Петром, Лёхой,  Андреем и каким-то местным. «А ведь Андрей обещал, что будет за ним бегать, как собачка» - вдруг вспомнил он, и холодный пот прошиб его с ног до головы. «А, впрочем, что мне за дело? Вот торчу тут непонятно, зачем, время теряю, вместо того, чтобы что-то делать».
Тут он вспомнил, что он на отдыхе, и делать ему нечего. «Мог бы море посмотреть, пока все на танцах» – решил он и, с трудом оторвав взгляд от Катиной спины, заставил себя встать и направиться в сторону моря. Он решил прогуляться как можно дальше вдоль берега.

                V

Весь следующий день Серёжа провалялся на берегу, стараясь не смотреть вокруг и уверяя себя, что он таким образом отдыхает, как положено , и ни от кого не зависит. Ему не приходило в голову, что именно в этом-то и есть зависимость, что не бойся он встретиться с Катей, он никогда бы не валялся тут, как болван, а нашёл  бы более достойное занятие, и более безобидное. К концу дня он не заметил, как сгорел, у него дико разболелась голова, покраснело всё тело, и кожу неприятно жгло. По-видимому, у него поднялась температура. Он лёг в постель, не пошёл на ужин и на прощальный вечер, на который в соседней комнате собралась вся группа, заказав шашлыки и что-то ещё, так как завтра с утра их должны были отвезти в горы.

Ближе к ночи он почувствовал, что кто-то стоит рядом. Открыв глаза, он увидел Катю.
- Ну вот, что значит, за ребёнком некому смотреть - ласково говорила она – Это же надо, в последний день перегреться! Ну, ничего, вы немного потеряли, там как всегда, только напились все ещё больше, да по парам разошлись.
-  И Андрей тоже? – с надеждой спросил Серёжа.
- Как же, он в первую очередь. Разве не замечали, что у него любовь с Алисой?
Почему-то Серёжа почувствовал громадное облегчение, и на душе стало хорошо.
- Вот я вам мазь принесла австрийскую и таблетки. Помажете, и через два часа всё, как рукой, снимет.
- Надо же – удивился Сергей – откуда же это у вас?
- О, у нас всё есть, с заграницей налажена тесная связь через контрабандистов – в глазах у неё так и прыгали лукавые огоньки, отчего у Серёжи каждую секунду замирало сердце – так что для нас многое не проблема.

«Ну и девушка!» - восхищался Серёжа про себя – «Надо же быть такой, совсем, как Эмми!».
Она, между тем, принесла ему воды запить лекарства  и стала рассказывать разные забавные истории то ли из жизни, то ли из сказки, а он только заворожено слушал её голос и не переставал ею восхищаться.
- Ну ладно – наконец сказала она – отдыхайте, и я пойду, высплюсь перед завтрашним днём. И не успел Серёжа слова сказать, как она исчезла. «Ну и ну!» - только проговорил он – «как молния, ошарашила, и нет её».

Катя оказалась права – вскоре Серёжа почувствовал себя намного лучше. Осталась только слабость, и он заснул с тёплым чувством на сердце.

- Ну, Катя, спасибо – говорил ей Серёжа на следующее утро – Представляю, что было бы сегодня сл мной, если бы не вы!
- Как же можно не оказать помощь собрату по разуму? – весело отвечала она – Тем более, что такие встречаются в жизни крайне редко. Не так ли?
- Ещё бы!  – Сержа поражался, что она чувствует то же, что и он. А вдруг она – вовсе не то, что наговорил о ней Виктор со слов какой-то Марины? Тогда всё было бы по-другому.
- Катя, если не секрет, кто вы по специальности? – с замирающим сердцем спросил он.
Озорной блеск снова сверкнул в её глазах, но она их скромно потупила, и с проникновенностью в голосе ответила:
- Да какая специальность может быть? Школу окончила, работаю диспетчером на предприятии. Совсем недалеко от Ашхабада наш город – всего двадцать три часа на поезде, а там и вовсе близко – на автобусе три часа. И каждый день автобусы ходят.
- И что же выпускает ваш завод – Серёжа был разочарован, убедившись, что Андрей был прав.
- Это предприятие местного значения, выпускаем шампуры для шашлыков, ну, ещё и вилки.
- Как, неужели нужно столько шампуров?
- Да у нас заводик маленький, а они теряются, ломаются, в общем, нужны. Ведь сеть общественного питания постоянно расширяется. К нам идут заказы даже из Казахстана, заключаем договор с Киргизией, так что завод наш приобретает постепенно межреспубликанское значение.
- И давно вы там работаете?
- Да как школу окончила, лет семь скоро будет. Да вы не удивляйтесь, мне уже двадцать пять.
- Вот, никогда бы не сказал. А я считал Вас ребёнком.
Катя засмеялась.
- А Вы разве можете в других случаях сказать что-либо с полной определённостью? Даже если судите со слов людей?
- Конечно, нет. В жизни всё так сложно.
- Однако порой гораздо проще, чем кажется, надо только собственную голову иметь и думать.
- Вот этим-то я всю жизнь занимаюсь. А скажите, разве вас удовлетворяет такая работа?
- Какая такая?
- Ну, как вам сказать, не творческая, что ли, где нельзя себя никак проявить.
- А у нас выбор не большой и, вообще, откуда известно, какая работа, в конечном счёте, нужнее?
- У вас философский подход. Но ведь с вашими данными вы могли бы стать, по меньшей мере, киноактрисой.
- Повторением Энни Грейн, что ли?
«И это знает» - изумился Серёжа.
- Да не обязательно – снова заговорил он; несколько сбитый с толку – но неужели вы никогда не хотели бы учиться дальше, кончить какой-нибудь институт?
- А зачем? – удивилась Катя – разве важно то, что человек окончил, а не то, кем он является на самом деле? Много вы в своём институте встречали людей, с которыми могли бы говорить с таким пониманием даже о всякой ерунде, как мы с вами?
Серёжа не нашёлся, что сказать. В голову  только пришёл аргумент, что надо повышать собственный уровень, расти, как Катя снова заговорила:
- Неужели для повышения собственного культурного и прочего уровней необходим ВУЗ? Ведь сколько людей раньше получали самообразование куда более глубокое, чем многие ваши коллеги-студенты, которые, живя от одного зачётного минимума до другого, практически выходят без всякого запаса знаний и какого-либо навыка научного мышления.
«Ну и язык!» - всё больше поражался Серёжа – «Никогда не скажешь, что глухая провинция. Прямо как дядя выражается».
- Может быть, Вы имеете в виду, применение своих сил на работе, карьеру? Да разве в этом счастье? Многие ли Ваши выпускники работают с полной отдачей сил? А кто и может, сидит там, где эти его силы никому не нужны. И получается, что,  в конечном счёте,  важны не столько практические результаты работы, сколько сам человек. Кто знает, от чего больше пользы – от научного ли открытия, которое когда ещё будет приносить людям какое-либо благо, если, вообще будет, или просто от доброго человеческого отношения, от простой помощи конкретным  людям, если они в этом нуждаются. Ведь на любом месте человек может делать своё дело так, что польза от этого будет немалая.
- Катя, как это верно, я именно так себе жизнь и представляю. Как вы точно всё выразили! Но ведь разве вы имеете не более широкое поле деятельности, занимая положение, скажем, кандидата наук? Все же учатся, так принято.
- Мало ли что принято? Для чего тогда своя голова? А что касается поля деятельности, то какое оно, зависит от человека, его душевного потенциала. А вдруг, став кандидатом, вы забудете о прежних своих благих намерениях в отношении человечества и будете заняты только тем, чтобы удержаться любыми путями на своём месте.
- Да, я вижу, у вас крепкие убеждения. А всё-таки, ВУЗ…
Но в эту минуту их позвали собираться и садиться в автобус, который уже ждал рядом со столовой.

                VI

В этот день, приехав в горы на турбазу, все были в восторге от нового, столь непривычного пейзажа, и, естественно, решили это отпраздновать на свежем воздухе с местным вином.

Неизвестно, что повлияло на Серёжу – опьяняющий ли воздух, Катины ли глаза напротив, красота ли окружающего  или радушие горцев, предлагающие чувствительные тосты о любви, о дружбе, о родителях. «А чего я, хуже других? Не могу хоть раз в жизни напиться? Подумаешь, ведь не каждый же день, а маме можно будет и не докладывать». И он подставлял стакан и пил его до дна за всё на свете, целовался с местными ребятами, клянясь им в верной дружбе, старательно выговаривал за ними чужие слова, означавшие на абхазском языке «Я тебя люблю». Когда все стали петь, кто во что горазд, он, посмотрев случайно перед собой уже довольно мутным взглядом, вдруг увидел, что напротив Кати нет. Она сидела отдельно от всех на сучке поваленного дерева и всматривалась в мерцающие угли костра.

Он подошёл и присел рядом.
- Извините, я совсем пьян, но почему вы ушли от стола?
Она посмотрела внимательно ему в глаза.
- Как вы думаете, что вызывает  у меня в душе вид этих угольков? Смотрите, как этот живой отблеск бегает по всем поленьям.
- Не знаю, костёр догорающий, он и есть костёр.
- А мне видится, представьте, не какая-нибудь романтика, а квартира и электрокамин «Уголёк». Вот уж поистине испорчен цивилизацией современный человек.
- Да, действительно похоже, и зимние вечера вспоминаются. А у вас бывает зима?
- Ещё бы, конечно, всё бывает.
- А вы похожи на Эмми  Грейн, так похожи… Я, как только вас в первый раз увидел, даже остолбенел. Вы знаете об этом. И откуда вы всё знаете? Подумать, в такой глуши, на такой работе! Что-то тут не так. Да не всё ли равно? Вы моя Эмми, и это главное.

Пьяная речь лилась беспрерывно, Серёжа уже стоял, положив руку на голову Кате и  гладил её по мягким волосам, ощущая при этом какой-то электрический ток по всему телу. Она не шевелилась, а ему было как-то всё равно.

- Я выпил, ну и что? Неужели никогда нельзя? Не всё же время помнить о маминых страхах и опасения всех четырёх сестёр? Хватит меня опекать, не маленький. Правильно, Эмми? Вы на меня не сердитесь?

- Правильно, правильно, – отвечала Катя – отойдём немного, прогуляемся. Уж очень эти песни здесь ужасно звучат.

И она потащила Серёжу вниз на дорогу. Он не сопротивлялся, ощущая пьяную бесшабашность. Что-то в нём изменилось, и, пройдя немного с Катей за руку, он с каким-то особым чувством обнял её за плечи. Катя не сопротивлялась, а немного прильнула к нему, взяв его свободную руку в свои ручки.

- Странный вы народ, интеллигентные мужчины! Неужели, чтобы как-то выразить свои чувства, надо напиваться? На отдыхе же, ничего не теряешь, если просто скажешь. Ведь сразу было ясно, что мы совершенно одинаковы, как специально созданы друг для друга. Ну ладно, я молчала, хотя знаю, что сейчас положено первой женщине объясняться. Но у меня такой принцип. Ты же будешь мучиться, пока не напьёшься от расстройства.
- Да, Катя, ты права, ты так права! Никогда не встречал подобной девушки, и, наверняка, не встречу. Как ты меня понимаешь!
- Знаешь, я понимаю гораздо больше, чем ты себе представляешь, даже то, почему ты со мной не хотел общаться в трезвом состоянии. Ну разве дело в том, где человек живёт и работает, если он душой близок тебе, то есть, говоря научным языком, идентичен по составу психических компонентов.
- То есть, как это?
- Да очень просто. Ни ты, ни я  никогда не встречали людей себе подобных, и, притом, ведь и внешне мы друг другу не противны, как ты думаешь?

Серёжа почувствовал блаженство, но не успел его как следует ощутить, так как начало сказываться выпитое.
- Очень прошу меня извинить, но мне придётся вас покинуть – сказал он поспешно и нетвёрдым шагом направился к зарослям, видневшимся невдалеке. Когда, по прошествии немалого времени, он выбрался оттуда, Кати на дороге не было и все, по-видимому, уже спали.

                VII

Утром Серёжа чувствовал себя совершенно больным. Он с трудом припоминал вчерашние события. Ни о каком завтраке не могло быть и речи, Катя не появлялась, и он казнил себя, на чём свет стоит.

«Ну пусть она из глуши, пусть мне не подходит, так не общайся, и всё. А идиотом себя выставлять нечего было.  Хорошего же она обо мне мнения теперь! А ведь что-то такое она мне говорила, кажется, что я ей тоже не безразличен? Или мне померещилось?

Сердце его почему-то сжималось, и он не мог удержать слёз, катившихся в подушку, куда он зарылся лицом.

«Ведь что значат эти условности, образование, прописка! Мог бы быть счастлив всю жизнь. И сейчас что мешает? Каких-то несколько дней, а потом можно адрес не давать и всё. Но это подло! А может, нет? Может, эти полторы недели, что ещё есть у нас в запасе,  останутся у неё на всю жизнь светлым воспоминанием. А у меня тем более. Жаль, что вчера так нелепо получилось. Вот бы такую жену! До конца дней бы не налюбовался! Она и в старости интересной будет. Ведь она поймёт лучше самого меня, что мне нужно, и я её пойму. А, впрочем, это трудно сказать, в ней столько загадочного. А какие бы были красивые дети! Как в жизни всё сложно! И что она обо мне теперь думает?»

Эта мысль, постоянно возвращаясь, мучила его больше всего, и чуть ли не вдвое ухудшала состояние. Он бы так пролежал весь день, но ему не дали. Надо было собираться  в поход, мужская сила не должна была пропадать даром – это вызвало бы всеобщее возмущение. И Серёже  пришлось что-то делать, собирать, укладывать, в общем, пересилить себя. И, странно, вроде бы немного полегчало.

Всё утро Серёжа был особенно мрачен, жалея, что вообще связался с этой поездкой.  «Вот читаешь в книгах о любви необыкновенной с первого взгляда, чистой, крепкой. Думаешь – придумали, но хорошо, хорошо придумали. И вдруг сам встречаешься с тем же, а нельзя, запреты всякие, условия там разные, мама, родственники. Так вот, сидел бы сейчас дома, тихо, спокойно и никогда бы её не встретил, это уж точно. Женился бы на ком нужно в своё время, а про любовь бы в книжках читал. Эх, как мама была права, не надо было ехать».

Наконец, после необыкновенно нудных сборов тронулись, навалив на спины тяжесть. Серёжа во время тяжёлого подъёма куда-то бесконечно вверх, все силы направлял на то, чтобы не свалиться, так как подняться, как ему казалось, он бы уже не смог. «Ничего себе, отдохнул» - думал он – «сейчас вымотаться до края, заболеть, а там, глядишь, и работа. А интересно, не буду ли я всю жизнь жалеть, что не воспользовался таким случаем? Ведь она говорила, да, точно говорила вчера, что я ей тоже нравлюсь. Эх, была ни была, всё равно отдых пропал, так хоть если она со мной будет теперь разговаривать, нечего из себя придурка строить! Но что-то она на меня и не смотрит. Ещё бы, вчера на самом интересном месте, как свинья… Андрей хоть каждый день пьёт, а до такого не доходит. Что я за мужчина после этого?»

На стоянке ближе к вечеру поставили палатки, добыли дров, напилили их, разобрались с продуктами, приготовили еду – в общем, сделали всё, что было нужно. Оставалось только поесть и лечь спать. Серёжа отошёл от всех и без сил опустился на землю. «А неплохо было бы видами полюбоваться, ведь затем в горы и шёл. Панорама вон красивая, одни горы спереди, другие -  сзади, внизу ущелье, река журчит». Перебирая, таким образом, в голове то, что было  вокруг, он, как-то не ощущал необыкновенной красоты. На душе было серо, скучно. Стучали по кастрюле, сзывая всех на ужин, и он поплёлся в сторону, где слышались весёлые вскрики и смех.

Туристы, рассевшись на поваленном дереве, вспоминали забавные случаи, происшедшие сегодня во время подъёма – кто как упал, кто чего-нибудь испугался и тому подобное, а затем, как всегда, завели песни.

Катя во время ужина изредка поглядывала на Серёжу немного вопросительно, он же, стараясь на неё не смотреть, не пропускал ни единого её движения. Наконец, заметив, что она незаметно отошла от компании, присоединился к ней.

- Катя, не сердитесь за вчерашнее, я выглядел кретином, но, вообще, я никогда не пью, это так, случайно.
- Ну, допустим, это не такая уж невидаль, и напрасно вы чувствуете себя виноватым. И, вообще, все туристы давно уже на «ты» перешли, что за церемонии?
- Ладно, пусть будет так. Ты, так ты. А вы действительно не сердитесь?
- Если на всё сердиться, разве можно жить? Пройдёмся, пока не совсем темно, посмотрим, что тут есть, а то мне одной страшно.

Она увлекала Серёжу всё дальше от стоянки, он не сопротивлялся, отдавшись счастливому чувству и, появившейся откуда-то, необыкновенной лёгкости. Любое её прикосновение разливалось по телу тёплыми струйками, такого он никогда в жизни ещё не испытывал и теперь думал, что ради одного этого стоила съездить хоть на край света.

Наконец они нашли какое-то особое место, выглядевшее в сумерках, как сказочный дворец рядом с обросшей  толстым слоем мха площадкой и такими же мохнатыми каменными глыбами.
- Вот где дух гор  самый главный живёт – в восхищении застыл Серёжа.
- Да нет, пожалуй, не он сам, а его сторож наземный. А сам он в глубине сидит, в пещере недоступной с сокровищами.
- Да, Катя, точно, у сторожа дворец, и сам он большой горный вельможа, и если кто приближается, он змей выпускает.

Что-то сильно зашуршало в траве, и Катя от неожиданности вздрогнула. Серёжа инстинктивно обнял её, и она прижалась к нему.
- Вот и выпустил одну, чтобы предупредила – шёпотом сказала она – Но мы дальше не пойдём. Сядем, послушаем тишину, в Москве такой не услышишь.
- А у вас ? – поинтересовался Серёжа.
- Всякое бывает, город есть город. Да чего ты меня боишься? Я ведь не девочка несовершеннолетняя, замужем даже была.
- Неужели? – удивился Серёжа. Он ощутил одновременно какое-то неприятное чувство типа ревности, и, в то же время, свободу по отношению к Кате. Ведь если была замужем, знает, на что идёт.
- Когда же ты успела? -   спросил он, не столько потому, чтобы это знать, сколько для того, чтобы что-то спросить.
- Ну уж, в моём-то возрасте не успеть! Разве я похожа на женщину, которую никто никогда не любил?
- Что ты, Катя! Да я не представляю, как можно, вообще, тебя не любить! Всю бы жизнь любил… -Серёжа остановился, поняв, что зашёл слишком далеко.
- Так что же мешает? – поинтересовалась Катя, и, видимо наслаждаясь его замешательством, добавила:
- Ну, ладно, я этого не требую, это возможно лишь в исключительных случаях. Но, вообще, для общего сведения, у нас есть для этого многие данные.

«Какое дитя!» - подумал Серёжа – «наивное дитя, хотя и умна. Если бы всё так, как она говорит».
- Я имею ввиду,  качества чисто человеческие, не что-либо иное – закончила Катя, и Серёжа осёкся в мыслях, представив себе, что она их читает.
- Ты действительно необыкновенный человек – прошептал он – А почему ты развелась с мужем?
- Да так, не тот он человек, жизнь не так, как я, понимает, хотя и непьющий, работящий, и мы даже любили друг друга. (Серёжу снова кольнуло). – Но я не могу  жить с человеком, у которого другие убеждения, другой подход к жизни. При этом себя теряешь, свою сущность. Понимаешь, что я имею в виду?
Серёжа прекрасно её понимал.
- Ну вот, что дороже – ты сама для себя, и, в конце концов, для всех, или какое-то беспросветное существование вдвоём, когда изначально предопределённые разным мировоззрением бесконечные конфликты съедают тебя целиком. Лучше я одна жизнь проживу, чем так. Теперь уж я опытная, человека вижу сразу насквозь, а тогда молодая была, всё казалось, что любовь – самое главное.
- А как сейчас кажется?
- Сейчас? Любовь – это прекрасно, и она, конечно, самое главное. Но разум, особенно если дело касается длительных отношений, тоже нельзя отключать.
- И меня ты тоже насквозь видишь?
- Знаешь, что касается тебя, мне ещё не всё ясно. Но вижу многое, а вскоре, надеюсь, увижу и всё. Вообще, я  не встречала такого человека, который так во многом был мне близок. Я даже была уверена, что не встречу никогда. И с первого взгляда, а особенно после разговора я поняла, что ты тот человек, с которым можно было бы стать счастливой. Да не пугайся, я имею в виду теоретически потенциальные возможности.
- Я и не пугаюсь – Серёжа, действительно, испугался того, что Катя имеет на него виды и старался это скрыть – и я, как тебя увидел, был потрясён, ты, я думаю, это и сама знаешь.
- Одно дело знать, другое, от самого человека слышать – они сидели, крепко обнявшись – но не слишком ли много мы говорим? Смотри, какая темнота, скоро все духи соберутся на учёный совет, или на художественный. А мне с тобой совсем не страшно, так хорошо!

То, что произошло дальше, было так прекрасно, что Серёжа не мог воспринимать это, как действительность. «Вот это сон, так сон» - думал он, лёжа рядом со спящей Катей и уставив взгляд на еле-еле видневшуюся полоску зари на небе. Несколько случайных встреч с женщинами, происшедших ранее в его жизни, казались чем-то таким далёким, скучным, неинтересным. «Да, за такую ночь можно и жизнь отдать, как в сказках бывает. А ведь раньше я считал это особой глупостью, порождённой честолюбием, чтобы выглядеть героем в глазах других. Катя, дорогая, особенная, как это так получилось, что мы встретились? Что за волшебство?»

И тут ужасная боль пронзила его – ведь придётся расставаться, притом, так скоро.  Но он отогнал прочь эту мысль и разбудил Катю. Они ещё побыли вместе, притом, Катя его тоже уверяла, что она никогда не думала, что может всё так быть особенно. По её словам, такое встречается только раз в жизни. Затем они вернулись на стоянку и разошлись по палаткам, в которых туристы размещались по двое.

- Ну, профессор, ты даёшь! – пробурчал сонный Андрей – Не мог сказать, что ночь прогуляешь. Сюда  Алиска могла бы прийти. А то приходится шляться неизвестно где!

Мысль молнией пронеслась в мозгу Сергея.
- Скажи своей Алиске, чтобы на будущее с Катей скооперировалась. Тогда так  и  устроим.
- Неужели у тебя получилось? – даже привстал Андрей. Но Серёжа не отвечал, блаженно улыбаясь и глядя куда-то вверх.

                VIII

Остальные дни отдыха промелькнули, как захватывающая сказка, или заколдованный сон. С Катей невозможно было хоть на секунду соскучиться. В походе Серёжа не чувствовали тяжести пути, веса рюкзака, натёртых мозолей.  Он как бы летел над землёй рядом с Катей, ощущая в себе силу от её спокойствия, уверенности, доброй иронии, и, в то еж время, весёлой фантазии. Она оказалась мастером на различного рода розыгрыши, и Серёжа ни на минуту не был уверен, что ему не подготавливается какой-либо очередной сюрприз.

Он мог обнаружить в рюкзаке «змею», или «скорпиона» в кедах, причём, пока он догадывался, в чём дело, проходило немалое время. Он прятал эти искусные изделия из подручных материалов и чёрного хлеба на память, а потом у него пропадали часы или штормовка или, в другой раз, не раскрывался накрепко зашитый спальник. Пока он разбирался со всем этим внутри палатки, о на него падала, или, в другой раз, он в одно мгновенье оказывался завёрнутым в палаточное полотно и обвязан верёвками. Катя, понаблюдав, как Серёжа барахтается, делала вид, что несказанно удивлена и уверяла его, что не подозревала о том, что он внутри, когда просто хотела  палатку свернуть и засунуть в чехол.

Чего с ним таким образом не случалось! И дело было не в самих розыгрышах, довольно простых и, порой, избитых, а в том, что они следовали каскадом один за другим применительно к обстановке, и пока он отшатывался от одного, нарывался на другой. Катя расставляла ловушки сразу по нескольку с тонким расчётом их поочерёдного  действия в зависимости от его реакции на них, а потом вместе с ним хохотала до упаду, подкладывая тем временем очередную мину.

Первой время Серёжа пытался отвечать тем же, потом перестал, махнув на это рукой и уступив ей первенство. Это произошло после того случая, как однажды, распутав после долгих мучений свой рюкзак, завязанный какими-то немыслимыми узлами, он слепил воедино разрезанное на мелкие кусочки мыло, умылся на ночь и приготовился в темноте влезть к Кате в спальный мешок, предвкушая радость и уже ощущая Катино дыхание. Вместо Кати он наткнулся на пригревшегося поросёнка, который от неожиданности завизжал, вскочив, ударился о Серёжу, заметался по палатке и, наконец, выскочил наружу. Серёжа несколько минут сидел, приходя в себя, пока его сзади не обхватило что-то и не повалило навзничь. Катя, оказывается, была тут же, и принялась его уверять, что она сама ничего об этом не знала, пока он не влез в палатку, думала, что в мешке Серёжа, и собиралась сама к нему залезть. Она это говорила с такой убедительной интонацией, что Серёжа был склонен ей поверить, но вспомнив её остальные розыгрыши, покатился со смеху.

 Серёжа нисколько на Катю не обижался, наоборот, всё воспринимал с каким-то интересом, восхищаясь ею,  и понимая, что это вносит в их отношения большую долю радости и разнообразия. В то же время они одинаковым образом чувствовали красоту вокруг, в их душах рождались даже одинаковые образы при виде необычного замшелого камня или страшной дыры под корнем гигантского дерева, висящего над пропастью. Оказалось, что они любили одни и те же книги, фильмы, картины, музыку. Когда один говорил о чём-либо, другой дополнял так, будто бы они были одним человеком или имели одну душу на двоих. Серёжа старался не думать о том, что будет, когда придёт время уезжать. Эта мысль казалась ему сейчас особенно чудовищной.

Так окончился поход, и последние дни наши герои проводили снова на берегу моря. Здесь им повезло с размещением. Катя и Алиса снова поселились вместе в трёхместном номере, где третья койка всё время их пребывания на «Золотом пляже» пустовала. Серёжа жил с Андреем и Лёхой. Лёха по ночам где-то пропадал, а Серёжа с Алисой менялись местами.

- Ну вот, могли бы так всю жизнь – как-то заговорила Катя уже поближе к отъезду – поехали ко мне, тебе там дело найдётся.
Серёжа был застигнут врасплох. Этого он никак не ожидал.
- А что я буду там делать? – спросил он, чтобы потянуть время.
- У нас строится новый научно-исследовательский комплекс, так что об этом не беспокойся.
«Может быть, и вправду буду всю жизнь, как в раю» - лихорадочно думал Серёжа – «Но дома! Что все скажут? Променял Москву на глушь! У мамы инфаркт будет. Но, с другой стороны, это же не то, что в дом приведу  и прописку для неё буду требовать».

- Что же ты молчишь? Или думаешь, что когда-нибудь встретишь подобную женщину? Не в том плане, что  я какая-то особая, есть и получше, но чтобы так тебе подходила. Да и я такого, как ты, не встречу.
- Да, Катя, Эмми ты моя, это только раз бывает. Но как бы тебе объяснить? Обстоятельства… Вот если бы немножко всё было иначе! Жизнь бы за тебя отдал!
- Зачем жизнь, можешь, даже, и прописку не терять, так оформиться, что и площадь будет забронирована.
«Это ничего» - подумал Серёжа – «так бы можно. А ведь тогда она имеет право на мою площадь, если пожениться. А вдруг хитрит, ведь она может из меня верёвки вить. И будет, в конечном счёте, то, что мама и предсказывала».
- Можем перебраться в Ашхабад, я институт окончу, могу даже попытаться в Московский поступить. Целевое место выхлопочу. Даже пока не обязательно регистрироваться - друг друга в обыденной жизни узнаем. Поехали ко мне! А я потом, как институт окончу, в аспирантуру поступлю, может быть, тоже в Москве устроюсь, тогда и поженимся, а?

Серёжа колебался. Его не оставляла мысль, что  уж очень всё хорошо представляется. Ну, поедет он, вся душа его туда рвётся, лишь бы с Катей не расставаться. А там соседи, свидетели, всё на виду, и если ребёнок… Конечно, придётся зарегистрироваться, он сам этого жаждет. Но ведь это снова то же самое получается. Какой уж тут для Кати институт и отдельное устройство в Москве. И, вообще, это всё не так просто, если вдуматься, даже невозможно.

А, может, купить в Москве кооперативную квартиру? Но это уже когда? Когда будут дети, и то это делается годами. А тем временем, дома скандалы, мать из-за него больна, он не сдержал слова, опозорился перед дядей, подвёл его. Сёстры его презирают, Катю терпеть не могут… Да и выдержит ли такие условия Катя, не переменит ли к нему отношение? А тогда – развод, и часть квартиры её. Он бы отдал и всю, но ведь он в квартире не один…

- Ну,что думаешь, поехали, а там видно будет, как-нибудь устроимся. Уж это я тебе обещаю. Что ты теряешь? Вернёшься, если что. Но я думаю, что уж если поедем, то не расстанемся.
- Знаешь, Катя – мялся Серёжа, чувствуя безысходность положения – я подумаю, посоветуюсь дома.
- А кому со мной жить, домашним или тебе?
- Конечно, я всё это понимаю. Но ты не знаешь всей сложности обстоятельств, тебе это трудно понять. Оставь мне адрес, я напишу тебе в ближайшее время – у Серёжи разрывалось сердце, он чувствовал, что разрушает себе жизнь, что ему не забыть Кати, как бы того не хотелось, и он надеялся оставить в виде её адреса хоть крошечную лазейку. Кто знает, может в жизни что-нибудь переменится, и тогда он её найдёт. Может, они ещё встретятся когда-нибудь, хорошо бы тоже на отдыхе…

Катя смотрела на него грустным глубоким взглядом, в котором чувствовалась её обычная мудрость и немножко иронии.
- Ладно, раз судьба расстаться, ничего не сделаешь. Только я не люблю ждать, от кого-то зависеть, пусть даже от тебя. Поэтому, оставь мне телефон, а адрес тебе знать не надо. Узнаешь, если ещё надумаешь поехать.
- А зачем тебе мой телефон?
- Может, позвоню по междугороднему. Да не бойся, я к тебе домой не приду, чтобы не смущать всеобщее спокойствие. Я ведь даже адреса не знаю, а по телефону не дают.
- Откуда тебе это известно?
- Брат моей подруги часто в Москве бывает, рассказывал.

Они уезжали с Катей в один день, он на поезде, она часа через три на самолёте. Последние часы  они не отходили друг от друга ни на шаг. Серёжа крепился до последнего момента. Он крепко поцеловал Катю на прощанье, потом с каким-то отчаянием долго вглядывался ей в глаза, такие прекрасные и неповторимые. Не в силах сказать ни слова, он молча вскочил в вагон, когда поезд уже трогался. Там он не выдержал, и, лёжа на верхней полке, разрыдался, не заботясь о том, что подумают соседи.

                IX

Серёжа дома ни словом не обмолвился о своём приключении. Все его хвалили за то, что он оказался на высоте и сдержал своё слово. Он же делал вид, что всё в порядке, описывал красоты гор и моря, и только дядя почувствовал, что с ним что-то не так.
- Не спрашивай – попросил Серёжа, когда тот наедине попытался выяснить, в чём дело – Ничего не поправишь, я подлец, негодяй, своими руками себе всю жизнь испортил, не мог удержать сокровище, не решился. Что сделаешь, такая жизнь. Она-то не пропадёт, кому-то достанется. Но никто так её не оценит, как я – Серёжа едва сдерживал слёзы.
- Постой, что за ерунда? Ты уверен, что это что-то особое, не угар юга?
- Ладно, дядя, оставь, не растравляй душу, если меня любишь. Делай вид, что всё в порядке, не то я не выдержу.
Дядя, никогда не видевший Серёжу в таком состоянии, понял, что это лучшее, что можно сделать в данных обстоятельствах и больше его не трогал.

Как-то вечером в конце сентября, когда Серёжа тщетно пытался вникнуть в суть некоторых вопросов, касающихся одной новой научной теории, раздался звонок телефона. Серёжа вяло взял трубку и тотчас вскочил, опрокинув стул, так как услышал столь знакомый голос.
- Катя, Кать! – закричал он в трубку, боясь, что по какой-либо причине связь прервётся, и он больше никогда её не услышит. В эту минуту он не думал о прописке, неприятностях и тому подобном.
- Спокойно. Спокойствие прежде всего – Катин голос звучал, как всегда, чуть иронически – Не кричи, а то звенит в ушах, ничего не разберёшь.
- Катя, ты откуда, почему так хорошо слышно? Ты приехала?

И вдруг страшная мысль пронзила его насквозь – наверно, беременна, кто же иначе будет ехать в Москву.
- Да, я недалеко, ты угадал,  за тобой приехала. Собирайся, билеты есть, через два часа самолёт.
- Нет, Кать, подожди, как я могу поехать, работа, институт.
- Ничего, я везде договорилась.
- Катя, как ты могла? – Серёжа был поражён, и в то же время, в глубине души, обрадован – как-никак, всё и решилось к лучшему, будь что будет! И всё же, как можно без него решать? И чтобы дать понять, что он не доволен (такова уж человеческая натура), он сердито продолжал:
- Разве я просил, чтобы за меня о чём-либо договаривались? Что я, игрушка, чтобы мной распоряжаться? Нет, я не согласен, это невозможно.
- Так что, не поедешь?
- Ну, разве такие вещи решаются так вот сразу? Подожди, Катя, давай встретимся, поговорим, я билеты сам сдам.
- Ладно, не надо – голос стал тихим и серьёзным – прости, я пошутила.
- Как это пошутила? Насчёт билетов пошутила?
- Ну, естественно.
- Катя, а когда мы увидимся? Ты в Москве?
- Терпение, говорю же, в Москве. Сделай вот как. Включи сейчас телевизор….
- Катя, зачем? Ты снова меня разыгрываешь? Я хочу тебя видеть, а не телевизор!
- Включи, включи! Первую программу и посиди полчаса. Обещаешь?
- Ну, ладно, что захочешь…
- А потом сразу выходи, и к памятнику  Пушкина. Я думаю, тебе недалеко.
- А телевизор обязательно?
- Ты обещал, там концерт, поделимся впечатлениями.  Ну, пока.

- Кто эта Катя? – подозрительно спросила Наташа, средняя незамужняя сестра. Больше никого в комнате не было.
- Знакомая – пробурчал Сергей, включая телевизор.
- Я не знаю таких знакомых.
- Ты многого не знаешь – Сергей собирался в сердцах сказать ей ещё что-то, но замер, поражённый.

Диктор объявила концерт  лауреата международных конкурсов, Екатерины Меликовой. Серёжа часто слышал эту популярную скрипачку по радио, но никогда её не видел. И сейчас он не мог оторвать от телевизора завороженного взгляда. Это была его Катя, действительно, она, в длинном концертном платье, со скрипкой в руках.  Он не мог прийти в себя от неожиданности и, ничего не думая,  только слушал и слушал, с какой силой и вдохновением она передавала что-то самое главнее, сокровенное, волнующее до глубины души.

Подошли остальные домашние и стали восхищаться игрой артистки. Передача закончилась, а Серёжа всё сидел перед телевизором, не в состоянии пошевельнуться, что-то подумать. Вдруг он вспомнил, вскочил и стремглав вылетел из дома, сопровождаемый изумлёнными взглядами.

Катя ждала его, подтянутая, в элегантном костюме. Она посмотрела на запыхавшегося Серёжу и подала ему руку.
- Ну, познакомимся теперь, как следует – сказала она – меня тебе уже представили, остались только некоторые подробности. 
- Катя, объясни, я ничего не понимаю. Ты здесь живёшь? Почему же ты это скрыла?
- А зачем было привлекать к себе нездоровый  интерес и излишнее внимание? И так, ты же в курсе, я не была им обделена.
- Но почему ты мне ничего не сказала?
- Знаешь, в самом начале, когда я тебя увидела, я почувствовала, что ты – тот человек, которого я могла бы полюбить и который бы меня понял. Я несколько раз порывалась всё тебе рассказать, но мне так хотелось, чтобы ты полюбил меня исключительно за мои человеческие качества. Я видела, чего тебе стоило прервать наши отношения из-за прописки, видела твои колебания до этого. И, всё-таки, ты меня полюбил.
- Да, Катя, всей душой, как никого никогда не полюблю. Я все эти дни только о тебе и думал. Почему ты мне не позвонила раньше? Я бы так не мучился.
- Никак не могла, секунды свободной не было. У меня ведь на днях защита.
- Как защита? Где?
- В консерватории, я там преподаю, в прошлом году аспирантуру закончила. Сейчас меня ждут студенты, так что проводи до работы.
- Студенты? Так поздно?
- Но ещё нет семи, а завтра я еду на гастроли в Италию, только к защите вернусь. Так что с ними надо побольше позаниматься.
- Вот, значит, откуда контрабанда. А когда же мы увидимся? Ведь, надо же, ты здесь, можно пожениться, ничего не мешает! – Серёжа от счастья чуть не запрыгал по бульвару.
- Да нет, как раз это и нельзя.
- Но ведь ты меня любишь, я тебя люблю! Как это нельзя? Всё так удачно, даже не верится, никак в голову не укладывается! Нет, ты что-то не то говоришь?
- То, именно то. Чувства есть чувства, а разум в нашей жизни – есть разум. Ты это прекрасно знаешь, ведь ты ни на какие чувства не посмотрел, когда, фактически, отказался от меня.
Серёжа почувствовал холодок на сердце.
- Я тебя полюбила, и что скрывать, сейчас люблю, наверно, потому, что ты такой же человек по своему складу, как и я. Об этом мы часто с тобой говорили.
Серёжа попытался её обнять, но Катя спокойно отклонилась.
- Не надо, это я говорю для того, чтобы ты всё правильно понял. Нам с тобой было так хорошо во всех отношениях, как никогда больше, скорее всего, не будет. И если бы  ты, в своё время, сказал одно слово, которое, несмотря ни на какую логику, я так от тебя ждала, всё было бы иначе.
- Какое слово? – растерялся Сергей.
- Только одно – «еду»! Да, если бы ты согласился тогда поехать – ты ведь ничего не терял, я была бы счастливейшим человеком на свете! Но ты побоялся, почувствовал недоверие. Не отказывайся, я знаю. И сейчас, решив  было никогда с тобой больше не встречаться, я всё же не могла удержаться, чтобы не дать тебе ещё одну возможность себя реабилитировать. Я думала, что, может, чувство окажется выше предубеждений.
- Какое это теперь имеет значение, когда ехать никуда не надо? – хотел было спросить Серёжа, и не спросил. Он всё понял, и теперь уже слушал то, что знал сам.
- И всё же было необходимо ещё раз с тобой встретиться. Ты ведь мог бы случайно увидеть по телевидению моё выступление и не так всё понять, возможно, начал бы меня разыскивать. Может, ты думаешь, что твой отказ от Диспетчерши из какой-то глуши – ерунда, и теперь это ничего не значит? Нет, Серёжа, к сожалению, это значит очень много. Тебя чуть-чуть не хватило, капельку не дотянул. Я много видела людей, сама была замужем и знаю – это чуть-чуть в твоём характере потом обернётся против нас, против наших отношений. Я раз и навсегда решила не идти ни на какие компромиссы в случаях замужества, зная, что ни к чему хорошему это не приведёт, а просто лёгкую связь в нашем случае трудно себе представить. Конечно, я не ожидаю встретить более подходящего человека, чем ты, такие повторения в судьбе вряд ли возможны. Но, к сожалению, ты показал себя безнадёжно зависимым от родственников, и, вообще, от обстоятельств.  И это твоё свойство мне глубоко чуждо. Подумай, как ты повёл себя в сложной ситуации? Да, и не в такой уж, говоря по правде,  сложной, как бывает.  На первом же экзамене жизни, пусть и смоделированном, ты выказал свою несостоятельность. Только, Серёжа, не обижайся. Я всё это говорю не для того, чтобы тебя унизить. Просто я хочу, чтобы ты меня правильно понял. Ну вот, мы и пришли. Я рада, что тебя ещё раз увидела. Будь счастлив, может, ты сделаешь из этого случая выводы и изменишь свой характер. Только это так сложно, практически, никогда не бывает. Я же, сразу после защиты, вплотную займусь докторской, материала достаточно.
- Подожди, Катя, может, я изменюсь, я постараюсь, сделаю всё возможное! Может, тогда…
- Нет, как мне это ни больно. Мы можем всю жизнь любить друг друга на расстоянии, это никто нам не запрещает, и здесь нет преград и условностей. Но я знаю, что никогда не пожалею об этом отказе. Если ты и изменишься, в чём я сомневаюсь, то уже не для меня. Тебе, вообще, не повредит в жизни иметь свою голову и думать ею. Странно, как, вообще, ты мог поверить, что такая женщина может быть простой диспетчершей. Ведь всё это приобретается годами учения, работы над собой, соответствующей деятельностью. А если бы такой самородок действительно тебе бы встретился, как ты мог его упустить? Ну, ладно, что поделаешь, мы ведь уже с тобой один раз расстались навсегда. Расстанемся и теперь, и уж действительно никогда не встретимся, чтобы лишний раз друг друга не травмировать и не думать о компромиссах.

И по Катиному решительному взгляду Серёжа ясно понял, что так оно и будет.



Сентябрь 1980.