Дракон и василиск, часть 2. SMS с помощью моря

В какой-то момент василиску надоедает кидать письма в море. Он понимает, что море уносит их куда-то, но совершенно не факт, что они доходят до адресата. А если и доходят, то какова вероятность, что адресат захочет и сможет ответить таким же образом? И если он ответит, то не затеряется ли в море его ответ? Словом, факторов неизвестности слишком много, чтобы доверить им свою судьбу. Василиск решает, что следующее письмо он сам отнесет дракону и так хотя бы отчасти увеличит свои шансы на то, что диалог возобновится.

Меж тем в его городе по-прежнему безлюдно, старейшины не надзирают за порядком, в магазинах лежат продукты без всякого присмотра, а на улицах замерли брошенные абы как машины. Такое ощущение, что все жители просто исчезли по мановению неизвестной волшебной палочки, и василиск бродя по опустевшему городу чувствует себя ужасно одиноким.

За множество недель прошедших с того момента, как его поймали за недозволенной дружбой, осудили и подвергли домашнему аресту, он уже почти привык к одиночеству. По утрам он неспешно выбирается из постели (больше не спит на полу и не проводит ночи в слезах, как раньше), идет как можно дальше в какое-нибудь пустующее кафе, варит себе горчащий напой в турке и долго сидит над кружкой, разглядывая пролетающие мимо облака.

Днем он бродит по морю, швыряет гладкие камешки в прибой, придумывает истории и вслух рассказывает их самому себе. К вечеру одну из своих бесконечных историй он аккуратно фиксирует на листе бумаги, и, запечатав в бутылку, кидает в море. После этого наступает время вечернего чая.

Василиск идет в очередное прибрежное кафе - он нашел такое, где под баром в изобилии сгрудились огромные толстые свечи - расставляет повсюду маленькие источники огня, и идет варить чай. Он заваривает его в большом жестяном чайнике, на плите, потихоньку добавляя туда все новые и новые листья, ягоды и вкусы. Рассказывает чаю истории и совершенно уверен, что от страшных историй у чая появляется привкус перца, а от веселых - гвоздики и тимьяна. Пока он пьет чай, на стеклах кафе танцуют огоньки свечей и ему кажется, что жизнь вокруг продолжается. До него доносится эхо чьих-то голосов, звук сдвигаемых стульев, роняемых вилок, стук ложки о дно фарфоровой супницы, смех и отголоски какого-то вальса. Однако участников вечеринки он не может найти, сколько бы ни искал. Впрочем, последнее время его это уже и не интересует. Он никого не ищет и сидит над своей чашкой чая, кажется, абсолютно довольный происходящим.

До дома он доходит немножко хмельной и уставший, хотя никакого алкоголя в его напитках не было и в помине.

В то утро, о котором мы ведем речь, василиск встает решительный и суровый. Он запланировал лично отнести дракону письмо, и его больше ничто не остановит. Он даже не идет завтракать, а сразу достает лист бумаги и готовится писать.

 - Несколько недель тишины - не избыточная ли кара за одно случайное опоздание? - лист сминается и летит на пол. Василиск не хочет никого упрекать.
 - Я уверен, что ты там счастлив вполне и не нуждаешься в моих письмах... - и снова пол украшает белый комок, слепленный из бумаги. Ехидство - не лучший тон, когда ты хочешь с кем-то помириться.
 - Послушай, я ужасно соскучился, мне не достает наших посиделок и .... - кажется, что хозяин дома затеял игру в снежки. Весь пол уже покрыт снежнобелыми комочками, на которых виднеются черные точки редких написанных букв.
 
Ни одно вступление не кажется василиску слишком убедительным. Ни одна фраза не достигает цели. Рассказывать истории - нелепо. Пересказывать сны - глупо. Дракон, который с легкостью обходится без тебя самого несколько недель, обойдется и без твоих историй - к чему лукавить.

Василиск злится на самого себя, на свое непонимание, на ситуацию, на дракона, на исчезнувший город и пишет исполненное боли, горечи и гнева письмо. Он отчаялся побороть бумагу и себя самого. Боль капает с каждого из выбранного им слов. Предложения сочатся горечью. Если вдруг вам нужен сок цикуты, а его в этом году не завезли в гастроном, так возьмите письмо василиска - без особых усилий нацедите целую чашку. Рожденный на жабьей подстилке не может быть добрым, - бормочет ваислиск и, забыв о своем намерении отнести письмо дракону собственноручно, остервенело швыряет бутылку с запиской в море. Он пожалеет о своей выходке тотчас же, но поздно - в этот раз стихия будет точна и доставит записочку адресату без промедления.

Через считанные мгновения (или через несколько веков?) море выплевывает ответ. В этот раз вода сработала получше иного телеграфа  или станции сотовой связи - как будто бы заклятые друзья обменялись смс.

Поэт из Дракона никудышний. Василиск морщится, читая злую эпиграмму, рвет ее на клочки и зашвыривает бутылку обратно в море. Все получилось хуже, гораздо хуже, чем он планировал. Все получилось вообще не так, как нужно. И, кажется, ему больше незачем жить. Василиск ложится на камни на берегу и решает ждать наступления смерти. Однако через пару часов голод берет свое, и Василиск против воли начинает думать не о смерти, а о том, что с утра он видел в придорожном кафе муку. Кажется, - думает он, -  я смогу напечь булок, хотя и не слишком в этом уверен.

Булки получаются пышными, разговорчивыми, крупными, с легким запахом корицы и кардамона. Они лежат на тарелке. С ними уже как-то совсем иначе видится жизнь, и умирать не хочется. Василиск берет одну, самую румяную булку, наливает чай в термос и снова идет к морю. Горлышко выкинутой им бутылки все еще торчит из прибоя (а может это какая-то другая? не важно)

 - К черту такую дружбу! - злится василиск, - К черту! К черту!

Как по волшебству, в ту же минуту город преображается. Трогаются с места и едут урча по своим делам заледеневшие на дорогах машины. Хлопают двери в кафе и магазинах. На улицах шумно ссорятся и мирятся прохожие. На электронном экране над шоссе эмоционально выступает какой-то политик.

Василиск какое-то мгновение стоит в оцепенении, а потом несется домой - чтобы обнаружить: там все в точности так, как и было до его изоляции. Множество василисков разной степени старости и известности по-прежнему населяют его дом, занимаются своими делами и, кажется, вовсе не помнят об истории, которая предшествовала этой идиллии.

Василиску некому задать вопрос "что это было?", поэтому он молча погружается в привычную жизнь. Спит по ночам, по утрам видится с друзьями, днем совершает необременительные вылазки в другие миры, тщательно обходя дверь, ведущую в царство драконов. И только однажды, только однажды, он поддается искушению, толкает ее плечом и немедленно видит двух драконов, сидящих на песке совсем близко друг к другу и звонко смеющихся. Он закрывает дверь вновь и обнаруживает, что боль утраты, которая сводила его с ума столько долгих дней, исчезла, оставив после себя лишь тоненький серебристый шрам.

Дни тянутся легкой чередой, мелькают как деревья за окном скорого поезда, рюкзак из дней за спиной с каждым становится все тяжелей и все больше пригибает к земле. Василиску кажется, что в его жизни больше никогда, ничего не произойдет. Однако судьба готовит ему сюрприз.

Дракон появляется сам. Выходит из ниоткуда, как будто его большое, грузное тело просто соткалось из воздуха, за мгновение до того бывшего чистым. Появляется тогда, когда Василиску уже почти удается забыть о нем. Когда серебристый шрам перестает болеть по утрам и ныть при плохой погоде.  Когда проход мимо двери "того" мира уже не вызывает приступов внутренней боли и тоски. Словом, когда хочет, тогда и появляется.

Он садится рядом  с оторопевшим василиском, морщится как от сильной боли и выдыхает тонкую струйку огня.

 - Что смотришь? Садись... Ты же хотел со мной поговорить.
 - Хо-тел, - медленно, почти по слогам отзывается василиск.
 - Ну так и говори, что же ты. Расскажи мне этих своих дурацких историй, что ли. Скажи, что у тебя никогда не было такого друга, как я. Или что ты там еще говорил?
 
Дракон производит впечатление существа, которое живет уже миллион лет и очень устало. По сути, так оно и есть. Но раньше это никогда не было так заметно. Василиск принимается что-то лучезарно бормотать, но теперь он видит, что весь его внутренний свет разбивается в пыль раньше, чем дойдет до ушей дракона. Как будто бы невидимая броня не позволяет тому видеть, какое сияние он вызывает в Василиске. Дракон слушает историю до конца, снова устало морщится и чертит хвостом круг вокруг себя.

 - Рад был тебя повидать. Ты заходи, если что. Пойду пожалуй.

Простые слова вырываются из его рта вместе с тонкими струйками огня и дыма. Он исчезает также внезапно, как и появился.

 - Свободен,  - тихо говорит Василиск сам себе, - наконец-то свободен. Рюкзак прожитых дней остается валяться в мокром песке на берегу, а Василиск больше не ощущает гнетущей тяжести за спиной. Он действительно свободен и ему хочется хохотать и обнимать прохожих.

Очень кстати кто-то уже бежит ему навстречу вдоль морского берега, пачкая лапы и хвост о соленую пену прибоя и крича:

 - Василиск! Василиск! Ну куда же ты делся! Мы там все тебя ждем. Пошли скорее, нам нужны твои истории.

Две абсолютно одинаковые спины удаляются от нас по кромке моря. Пена выносит на берег бутылку с запиской, а следующая волна слизывает ее и уносит обратно в море. Все это больше не имеет никакого значения. Начинается новая жизнь.

Конец.