Павлик Башмаков

           …Он вошел в комнату, не торопясь коснулся рукой с оловянным перстнем старого умершего зеркала, опустил руку, дохнул на амальгаму и, замирая от предчувствия чуда, написал указательным пальцем левой руки...
           Павлик бросил книгу – не мог больше читать этот бред с амальгамой.
           Павлик, когда идет по улице, то улыбается. От доброжелательности и навязанного восхищения миром.
           А навстречу, например, молодой папаша с прелестной дочкой, говорит девочке – смотри, дядя над тобой смеется.
           Павлик качает головой.
           Приходит домой и смотрит на себя в зеркало, в амальгаму, кстати.
           Раньше не побрился – ерунда, блажь, пройдет, нормально. А сейчас он вообще не хочет бриться, глобально.
           Выглядит отвратительно.
           Щетина немолодого мужчину тут же делает больным бомжом.
           Но это ничего – все стареют, даже сам мир.
           Пошел на кухню, снял с полки банку с кофе.
           В общем, есть такие зверьки, называются мусанги, что ли. Они кофе жрут, потом срут, а люди пьют. Это-то Павлика, как раз, не удивляет – он четвертый год в автосервисе приемщиком работает, и иллюзий не осталось. А вот что его беспокоит. Какой дурак первым решил попробовать заварить говно этих мусангов? Что им двигало?
           И сколько еще не использованного разного на планете осталось?
           Один клиент объяснил, что это древние малоимущие и доверчивые к природе и жизни пастухи первыми придумали заваривать выкаканые кофейные зерна.
           Но это уже не важно.
           Важно – другое.
           Всегда важно другое.
           Павлик пока не мог сказать что именно, но чувствовал – разгадка рядом. Еще немного и он поймет смысл жизни и ее цель.
           Но не деньги же.
           И не их количество.
           И не – смысл в самой жизни.
           Где-то здесь связь, однозначно можно увязать между собой мусангов, фуру с новыми колесами, что они получили на той неделе из Саранска, и смысл жизни.
           Тем паче во вторник Павлик свой «Жигуль» об бордюр шваркнул. Мотануло на льду, на скорости шестьдесят пять километров в час, и приложился. Пацаны сказали, геометрия пошла. А алгебра осталась. Говорят, продавай по-честному, дай объявление в инете, напиши – мол, так и так, имеются недочеты, торг уместен. А то нехорошо получится, купят люди, а там геометрия. Вот в прошлом году Виталик «Волгу» продавал за пятьдесят пять тысяч, подал объявление в газету, позвонили цыгане. Сходу спросили – за пятьдесят три продашь, Виталик засмеялся, говорит, вы сначала на машину посмотрите, а потом торгуйтесь. Приехали они на «Пазике», восемнадцать человек, выгрузились шумным табором, «толпой», как Пушкин писал. Облепили машину – дети, бабы, мужики и подростки. Танцуют, песни поют, гадают по ладони соседям, высыпавшим во двор. Хорошо же – лето. Обнюхали и обслюнявили всю машину, отдали пятьдесят три тысячи мелкими купюрами, забились все восемнадцать человек внутрь, и умотали.
           «Пазик» порожняком пошел.
           Эк, – крякнул Павлик – я же свою за сто двадцать пять брал, как мне ее за пятьдесят три цыганам продавать? Обидно.
           Почему за пятьдесят три? удивились пацаны с сервиса, продай за шестьдесят. А иначе, что ж. Геометрия, брат, это тебе не география – крои как хочешь.
           Повздыхал Павлик горестно и подал объявление.
           Еще успел подумать, как бы в этой ситуации поступил БГ, который Павлику нравственный ориентир и кумир молодости. Да никак не поступил бы, не продает БГ через интернет старые «Жигули», шваркнутые об бордюр.
           А тут два события одновременно.
           Первое – объявился покупатель на машинку – Сан Саныч Маштаков.
           Второе – оказывается, геометрия никуда не пошла и пацаны ошиблись. Это заявил главный специалист сервиса – Витек Полуяхтов, а Витек Полуяхтов высший авторитет в области ушедших стоек, погнутых лонжеронов и вырванных с мясом радиаторных решеток.
           Так что машину можно не продавать, а нужно ремонтировать.
           За деньги конечно, но и частично по-дружбе.
           Постижению смысла жизни Павликом Башмаковым это не помогло, но значительно приблизило.
           Он это остро чувствовал.
           Павлик, то есть.