Хроника ненормальной

       
          
               
      Один мой приятель решил приобрести себе газовый пистолет.  На нынешнем этапе повсеместного бюрократического засилья и чиновничьего беспредела это - сплошной геморрой, но очень уж восхотелось человеку поиграть в мужские игрушки, обольститься пусть и призрачной, но все же защищенностью... Короче, к внушительному пакету разрешительных документов на право приобретения, хранения и ношения «грозного» оружия потребовалась мужику справка из психиатрического диспансера о том, что он не является на данный текущий момент дурканутым и на учете по этому грустному поводу не состоит. Ежику понятно - такая справка действительно необходима, а потому приятель мой не стал сетовать на судьбу-злодейку и послушно двинулся в психдиспансер. Выложил в регистратуре сто  семьдесят с чем-то рублей (за что?) и тут же без проблем получил справочку о своей полной адекватности и,… блин!, направление в четырнадцатый кабинет. Зачем?
      Хотя, что за вопрос? Надо, так надо! Сунулся он в означенный кабинет без таблички на двери, а ему юная барышня в белом халатике до чуть ниже пояса ужасно строго говорит: «Ждите!». Прождал бедолага почти час. Традиция у нас в присутственных местах такая: ждать до потери пульса и догонять до колик в печенке... Наконец барышня (ногти красила) запустила его в свой неотабличенный кабинет, кивнула небрежно на стульчик обочь стола с компьютером и прочей сопутствующей аппаратурой, пробежала пальчиками по кнопочкам. На мониторе высветилась картинка с разноцветными пронумерованными прямоугольничками. Барышня предложила назвать по номерам четыре, потом три и напоследок два любимых цвета. Пребывая в недоумении, мой приятель назвал любимые цвета "от фонаря", ибо, будучи по жизни человеком обстоятельным, предпочитает семь раз отмерить и лишь потом резать, а строгая барышня времени ему на раздумья не дала. В общем, электронная железяка хрюкнула тоненько и выдала распечатку, в коей черным по более-менее белому было сказано: «эмоциональная неустойчивость, склонность к немотивированным поступкам» и т.д. Ошарашенный мужик кинулся в другой кабинет, к психиатру. Полсотни, мол, лет прожил, до сих пор устойчивым был; ни дети, ни жена, ни горячо и безысходно любимая теща не жаловались, а теперь-то что делать? Доктор ставит подпись и штампик на справку о полной адекватности моего бедного приятеля и говорит: «Не волнуйтесь, вы абсолютно здоровы, а тестирование на компьютере никакого значения не имеет. Это делается просто для вашего личного информирования, ну, как в гороскопах: хотите, верьте тому, что там написано, не хотите - не верьте. Вы же не будете серьезно относиться к гороскопам?.."
      Третий год уже пошел, как зациклился мой приятель на вопросе: а на хрена тогда козе гармонь, коль она и без того чудная? Вообще-то, не один этот вопрос засел занозой у него в мозгу. К примеру, для чего в компьютерную память психдиспансера занесены все данные о нем, ежели он не дурак, и адекватен ли тот программист, который составил тест? Зациклился, подчеркиваю, мужик-то... Боюсь, не попал бы в психушку!
      Историю Ирины Н. я изложу вам, уважаемые читатели, именно так и именно в той тональности и манере, как она сама мне ее рассказала. Давайте вместе попытаемся разобраться в перепетиях ее жизни и судьбы, а там посмотрим. И подумаем.

                НАЧАЛО ЖИЗНИ
      На Крайнем Севере, в небольшом шахтерском поселке в день полета первого космонавта Земли родилась девочка. Крупная, в пять килограммов! У этой солидной крохи к тому историческому моменту уже были в наличии два братика, пяти и двух лет от роду. Девочка, понятное дело, для семьи явилась подарком в буквальном смысле с небес и стала любимым ребенком. Через три года у Ирины, так назвали любимицу, появилась сестренка, однако приоритет остался за Иришкой.
      Четверо детей. Много? Нормально! Отец шахтер, со средним специальным образованием (закончил школу милиции), но служить в органы не пошел. Зарплата не та. Трудовой стаж для полной северной надбавки   к тому времени у него уже был. Семью прокормить мог. Мать, хотя и малограмотная, тоже зарабатывала неплохие деньги. Воркута в те времена была краем хлебным. И масляным с икрой...
      Других детей отправляли на каникулы в пионерские лагеря, в гости к родственникам на большую землю, а любимица Ирина всегда была при родителях. С пятилетнего возраста она посещала музыкальную школу по классу фортепиано. Ее, единственную, родители возили по курортам: Сочи, Геленджик, Анапа, Сухуми. И все  бы было замечательно, но уже в то время между родителями пробежала черная кошка: все чаще стали на пустом месте возникать ссоры, перерастающие в публичные скандалы.
      В 1969 году в семье случилась трагедия. Отца завалило лавой на двухкилометровой глубине. Он почти год находился в коме, врачи считали его безнадежным. Мать от растерянности и бессилия, забыв, что у нее четверо детей на руках, решила покончить жизнь самоубийством. Спасибо старшему сыну, которому едва в тот момент исполнилось двенадцать лет. Он оказался поблизости и успел вынуть мать из петли. (Этот старший Иринин брат был от первого брака матери).
      Господь, видимо, узрел беду семьи Ирининой: отец стал потихоньку поправляться, становиться на ноги. О полном выздоровлении, конечно, речи уже и не шло. Главе семьи определили вторую группу инвалидности, несколько раз он побывал в Воркутинской психиатрической больнице.
      Вот, казалось - пришла удача. В 1974 году отцу руководство треста "Воркутауголь" предлагает по состоянию здоровья поменять место жительства. Вся семья переезжает в центральную Россию. Опять же в небольшой шахтерский поселок. Вот здесь-то жизнь  семьи и пошла наперекосяк. В Воркуте дети учились на «хорошо" и «отлично», а с переездом на новое место, с приходом в новую школу, к незнакомым учителям, к теплолюбивым детям учеба дала трещину.

                РАЗЛАД
       Ирина с пеленок была девчонкой боевой: когда требовалось, могла постоять за себя. Как писали потом в многочисленных характеристиках: девушка характер имеет вспыльчивый, но сама по себе добрая и отходчивая (сами, наверное, уважаемые читатели, знаете, как и какие грамотеи пишут у нас характеристики... –В.К.). Между тем в семье все чаще и чаще происходили скандалы, эту семью стали недолюбливать соседи, что в первую очередь отражалось на детях. Администрация школы, а затем и поселка приравняли семью Н. к числу "трудных", и детей поставили на учет в детскую комнату милиции. Отец каждый год стал все больше времени проводить в областной психиатрической больнице. Семье надо было кормиться, одеваться-обуваться, и мать ежемесячно возила Ирину в психушку, ибо без нее, любимой дочери, отец не подписывал матери доверенность на получение его пенсии.
      В 1977 году в семье начинается кавардак: дети принимаются делить имущество (старший брат был в армии). Мать погуливает, практически ежедневно прикладывается к бутылке. Встает вопрос у местных органов власти о лишении ее материнства и направлении отца детей пожизненно в психоневрологический интернат.
      Ирина, насмотревшись и наслушавшись всего этого вдосталь, задумывается всерьез, не уйти ли ей из дома? Она ставит перед матерью выбор: или живем все вместе, или, коли не прекратятся разборки со скандалами и драками, то лучше врозь, лучше ей жить одной. С этого момента между матерью и любимой дочерью возникает глухая стена, они начинают говорить на разных языках, каждая со своей правдой. Мать принялась распространять слухи, будто ее дочь сожительствует с отцом, с братьями. Даже соседи возмутились явным наговором и бессовестным поведением Ирининой матери. А Ирина становилась между тем нервной, раздражительной, агрессивной, ибо не умела еще защищаться от подлости. Она стала пропускать занятия, собиралась уже бросить музыкальную школу, но на этот раз все же выдержала, закончила в 1978 году общеобразовательную и музыкальную школы и поступила в торгово-кулинарное училище.
      И опять в семье новшество. Не проходит и года, появляется у родителей пятый ребенок, утихают скандалы. Возникает проблема: нельзя допустить, чтобы отца пожизненно отправили в психоневрологический интернат. По ходатайству старших детей и матери медицинская комиссия районного диспансера и местные власти предоставляют возможность отцу жить в семье. Взаимоотношения между ним и матерью пошли на лад. Казалось бы, всем теперь хорошо. Но не Ирине…
                Х                Х             Х
      Музыкальную школу она закончила на "отлично", педагоги прочили ей большое будущее, но мама посчитала, что работать пианисткой или учительницей музыки непрестижно. И денег, мол, на музыке не заработаешь. Вот кассиром-контролером продовольственных товаров - это да! И сама сыта будешь, и семью прокормишь. Таня послушалась. С детства была приучена: никакой улицы, никаких мальчиков, никаких танцев, никакой косметики. Даже когда получила диплом товароведа и стала работать, у нее была одна дорога - домой! Все заработанные деньги до копейки она отдавала матери. Таков был непреложный закон в этой семье. Единственной отдушиной в данный период Ирининой жизни стали прогулки с младшей сестренкой - родительским поскребышком, а главной обязанностью в доме - стирки, уборки, пеленки, стряпня и для малышки, и для взрослых.
      Наконец Ирина познакомилась с парнем. Вроде самостоятельным, отслужившим в армии. Он трудился забойщиком в  шахте, зарабатывал неплохие деньги. Запреты, как говорится, запретами, но природа есть природа, против нее не попрешь. И однажды Ирину не пустили в родной дом. Она кинулась к своему возлюбленному за помощью и… получила отказ. Пошла к лучшей подруге, думала, пожалеет. Не пожалела, вытолкала за дверь. С Ириной случилась истерика, возникла глубокая депрессия, хотя она и не догадывалась, что с ней происходит. Она перестала ходить на работу, осталась без денег, жить было негде: не век же ночевать на лавочке в привокзальном скверике. В конце концов ситуация вынудила Ирину вернуться домой.
               
                ПОБЕГ

      Здесь ее ждали. Избили до полусмерти. Били все, кроме самой младшей сестренки. Дождавшись, пока сойдут с лица и рук синяки и кровоподтеки, Ирина ушла все-таки из дома. Уехала в Москву, поступила на курсы водителей трамвая. Она получает водительское удостоверение, отдельную комнату в общежитии трамвайно-троллейбусного управления, менее одного месяца работает и, с ужасом, узнает, что беременна. Вот так была воспитана, что самостоятельно не сумела разобраться в признаках, понятных даже мужчинам… В полной растерянности и страхе она пишет письмо матери, которая тут же приезжает в Москву и категорически настаивает на аборте. Ирина идет в женскую консультацию, но сроки давно уже зашкалили, и ее буквально этим же днем отправляют в декрет. Мать уговаривает любимую дочь рожать дома и увозит ее из столицы. Соседям и знакомым она рассказывает, будто отец будущего ребенка, московский милиционер, погиб при исполнении служебных обязанностей, хотя тут-то Ирине доподлинно известно, что отцом может быть ни кто иной как  единственный ее возлюбленный, из-за связи с которым она вынуждена была бежать из дома.
      Опять у Ирины начинаются проблемы. Мама убеждена, что ребенку нужен отец, и дочь ее ни в коем случае не должна быть матерью-одиночкой, ибо это неприлично. И вот мама уже привечает того самого парня, что согрешил с ее дочерью. Мать принялась настаивать на том, чтобы Ирина сошлась с ним, убедив при этом парня не в его, а какого-то мифического милиционера, отцовстве. Ирина не хочет идти замуж за предателя, однако, в очередной раз, подчиняется матери.
      Родилась дочурка, Ирина расписалась с Николаем. У него тоже дом полон братьев и сестер, а потому и приходится жить у тестя с тещей, то есть вместе с Ирининой семьей. Между Ириной, мужем и ее родителями, особенно с матерью, привыкшей всю жизнь диктовать свою волю родным и близким, возникает, мягко говоря, непонимание. В результате, Николай уходит от жены и дочери. Ира собирается вместе с ним покинуть родительский кров. Мама ставит категорическое условие: уходи, но ребенка мы вам не отдадим!
      Ирина пытается возражать. Папа с мамой снова избивают ее, ломают ребра. Пропадает молоко. Она оставляет свою малышку у родителей и возвращается к мужу. Свекровь принимать какое-либо участие в судьбе молодых, а тем паче помогать им материальню отказывается, ибо, зная Иринину маму, убеждена, что «яблочко от яблоньки недалече катится». Тем не менее, именно свекровь помогает молодым найти отдельное жилье.
 Радостная Татьяна бежит к своей матери, уговаривает отдать ей ребенка. Иру бьют, но не очень крепко, и отдают «потаскушке» ребенка, предварительно раздев внучку догола, закрыв все ее пеленки-ползунки в сундук и отняв детскую коляску. Они знают, что родственники Николая помогать ничем не будут, и Ирина никуда не денется, вернет, в конце концов, им внучку и вернется к родителям сама.
                РАЗБИТОЕ   КОРЫТО
      Ирина всеми силами хочет сохранить семью. Ради этого она выписывается из Москвы, теряет там, естественно, работу и жилье. Но, видно, не судьба! Николай запил, принялся, как говорится, похаживать "на сторону", а потом и вовсе покинул семью. Ирина остается без средств к существованию. Она опять вынуждена вернуться к родителям, у которых свои порядки, свои законы.
      Вскоре Ирина устраивается работать почтальоном и одновременно учится на бухгалтерских курсах. Почтовое начальство помогает определить ее дочку в садик. С Николаем Ирина разводится. И снова дом, работа, дети, кухня, стирка. Никакого тебе "кина, вина и мальчиков".
     Однажды, подгадав момент, когда кроме Ирины никого не было дома, отец страшно избил ее и изнасиловал. Ирина попадает в неврологическое отделение районной больницы. По словам лечащего врача, ей необходимо было бы уже в то время полежать и понаблюдаться в областной психиатрической больнице, но, учитывая все обстоятельства и, в первую очередь, тот факт, что она - мать малолетнего ребенка, Ирину оставляют в районной больнице,
      На ее отца заводится уголовное дело, однако, он - инвалид-психохроник, и максимум, что ему "светит" - это очередное направление на принудительное лечение. Мама (в который раз) снова заставляет ее, свою любимую дочь, исполнить родительскую волю. И Ирина отзывает из прокуратуры свое заявление. Уголовное дело на папу закрывается.

                ВРАЗНОС
      Но... Из больницы Ирина к родителям не вернулась. Она уезжает одна, без дочери, в Калужскую область. Находит работу в организации по строительству тоннелей и через полгода выходит замуж. С мужем они работают вместе, и молодоженам вне очереди выделяют благоустроенную квартиру. И опять проруха! Муж, обещавший золотые горы ей и ее ребенку, мучает ее попреками за того самого ребенка, которого, кстати, он и в глаза-то не видел. Позже выясняется, что ему нужна была полнометражная квартира, а искомые метры он получил благодаря в том числе и Ирининой дочке. Опять Ирина, беременная вторым ребенком, остается у разбитого корыта. Правда, мама ее вовремя подсуетилась и каким-то образом сумела отсудить квартиру в пользу Ирины. И с четырехмесячным ребенком на руках Ирина осталась, хоть и без мужа, но теперь при собственной квартире. К матери она возвращаться отказалась.
      "Бог любит троицу" - как-то сказала Ирине ее лучшая подруга, крестная ее второй дочери, она и познакомила Ирину с самым дорогим и поныне любимым человеком, которого даже обе дочери с первого дня без подсказок и принуждения называли папой. И Ирина в третий раз выходит замуж. Наконец-то она счастлива. Без натяжек счастлива. Эта счастливая жизнь при полном взаимопонимании и в любви продолжается почти четыре года, до тех пор, пока в дело не вступает опять Иринина мама. Подключив старшего своего сына, Ириного брата, мама принимается шантажировать мужа Ирины, наговаривает ему те же гадости, что распространяла когда-то между соседями и знакомыми о якобы половых связях ее дочери-школьницы с родным отцом и в итоге доводит до развода, напрочь и безвозвратно разрушает семью. В третий раз! И последний.

                ПРОПАСТЬ
      Ирина теряет веру в добро, справедливость, порядочность наконец. Она начинает заливать горе "злодейкой с наклейкой", пускает в дом подруг с их ухажерами, и мама не замедляет этим воспользоваться. Хотя она и живет в другой области, за триста километров от дочери, но среди Ирининых соседей у мамы есть отличные информаторы. Мама срочно приезжает к дочери и подает заявление в местное отделение милиции с просьбой принять соответствующие меры воздействия в отношении "пьяницы и дебоширки, развратницы Ирины Н., не исполняющей свои обязанности по коммунистическому воспитанию принадлежащих ей детей". Милиция на "сигнал" отреагировала обычными мерами: девочек поставили на учет в детскую комнату, с Ириной провели профилактическую беседу.
      В 1991-92 годах, когда начались массовые сокращения и свертывание производства, Ирина потеряла работу в своей строительной организации, но тут же нашла другую - завхозом в детском садике. Не работать ей было нельзя, ибо, помимо самой себя и двух своих дочерей, она половину всего заработанного, в том числе и с алиментов на детей, отдавала матери на содержание ее семьи. Такова была мамина установка.
                Х                Х              Х
      Аленушку, младшую Ирину дочку, любили и воспитатели, и все дети в садике. Звали ласково: Аленка-красивая девчонка. На городском детском конкурсе красоты Аленушка завоевала звание: "мисс Дюймовочка". И сама Ирина не отставала от дочери: организовывала праздники в детском саду, принимая в них самое активное участие, выступала в народном театре городского Дворца культуры. В этот период своей жизни она совершенно не прикасалась к рюмке.
      В марте 1993 года, когда Аленушка уже училась в первом классе, Ирина снова попадает в неврологическое отделение с нервным срывом, спровоцированным, как не трудно догадаться, любящей матерью, которая за две недели перед тем приехала повидать внучек. Повод нашелся в легкую: почему Ирина мотается по клубам и наигрывает на пианино всяким развратникам (между прочим, ей за аккомпанирование платили неплохие деньги, которые в семейном бюджете были совсем не лишними).
      Итак, Ирина в больнице. Бабушка забирает внучек и увозит их к себе домой. Ближе к лету Ира выписывается из больницы, получает отпуск по состоянию здоровья и... едет к любящим родителям. Отдыхает, ходит с дочками и младшей сестренкой на озеро, в парк. В последний перед отъездом из отпуска день мать устраивает безобразную сцену; истязает на глазах у Ирины свою младшую дочь якобы за тот же грех, что в детстве приписала Ире (сожительство с отцом). Для Ирины это стало последней каплей. Она падает перед матерью на колени и кричит: "Мамочка, не могу больше! Убей меня! Убей!"

                ЗАТМЕНИЕ

      С этой самой минуты Ирина лишается речи, правда, успела еще прошептать сестре: "Настя, мне плохо..." Что было с Ириной после, она помнит обрывками. Зрение вроде есть, слух тоже, но все что она видит и слышит, почти тут же забывает. У нее отнимаются руки и ноги, страшно перекашивается лицо. Несколько часов от нее не отходит врач "скорой помощи". Ирина нетранспортабельна, в любой момент может произойти кровоизлияние в мозг. Мама и здесь, над парализованной дочерью выдает свою версию случившегося: дескать Ирина не поладила с детьми, устроила истерику...
      Только через три дня Ирину отвезли сначала в поселковую, затем в районную больницу. Там врачи хотели взять пункцию спинного мозга, но любящие родители написали отказ. Вызвали на консультацию психиатра, который подтвердил заболевание пациентки именно по своей специфической отрасли медицины. Назрела необходимость перевода в психиатрическую больницу. Ирину повезли в Калужскую область, по месту прописки. Поместили в консультативно-терапевтическое отделение областной психбольницы. Мама ее и тут выдала врачам подробную характеристику на любимую дочь: алкоголичка, наркоманка, проститутка.
      Около пяти месяцев лечили Иру в этой больнице: массаж, морские ванны, гипноз, медитация, компьютерные тесты, релаксация. И уколы, уколы... Когда маме стало доподлинно известно, что работать дочь уже не сможет, что отныне она инвалид, любящая мама зачастила к любимой дочери в больницу. Носила передачки, ухаживала за ней, рассказывала всякие новости, делилась планами на будущее, в котором Ире "светила" райская жизнь. Умела мама убеждать и своих детей, и врачей, и чиновников от власти, и судей. Даром что малограмотная... Ирина подписала ей доверенности на получение алиментов, своей инвалидной пенсии, на продажу квартиры.
      Кстати, мама в своей самоуверенности перехитрила самое себя: врачебно-экспертная комиссия определила Ирине не вторую, а всего лишь третью группу, ибо с маминой подачи в истории болезни присутствовало словечко «алкоголизация». После выписки из психушки мама увозит Иру в родительский дом. Квартира ее в Калужской области продана. По документам, подписанным Ириной и заверенным нотариусом в ее присутствии, мама на вырученные от продажи деньги покупает в поселке четырехкомнатную квартиру, но почему-то не на Ириных детей и не на самое Ирину, а на себя.
      Мама произвела в приобретенной квартире ремонт, обнадежив дочь в том, что  после встречи Нового года она с детьми станет жить отдельно от родителей, в своем, так сказать, теплом гнездышке. Ирина радуется, собирает свои вещи для переезда, а когда напоминает маме об этом самом переезде, та вдвоем с папой снова жестоко избивает ее. Вся в крови Ирина доползает до ванной, достает из аптечки несколько упаковок фенобарбитала и запихивает их в себя. Две недели в реанимации, месяц в восстановительно-терапевтическом отделении районной больницы. Недолго после этого Ирина прожила в родительском доме. Она опять попадает в областную психиатрическую больницу, ей дают вторую группу, как инвалиду-психохронику, и психушка становится ее вторым "родным" домом.

                СУМЕРКИ 

      Конечно, держать Ирину бесконечно в психбольнице не могли - ведь это не интернат. Иногда ее выписывали, родители забирали ее домой, но через два-три дня привозили обратно в сумеречном состоянии. Навсегда Ирина запомнила мамины слова, сказанные однажды ей, любимой дочери: "Что же ты теперь не травишься? Я бы денег заняла, красиво бы тебя похоронила, памятник бы гранитный поставила, и мы б к тебе в гости приходили на могилку". Слова эти, между прочим, имели обратный эффект. Ирина  твердо решила при любых обстоятельствах жить. Жить!
      А удары на нее сыплются один за другим, с маниакальной настырностью и последовательностью. Мама добивается лишения ее по суду дееспособности и назначения опекунства. Конечно же, опекуном становится сама мама. Она получает все права на Иринину квартиру, пенсию, на ее детей: короче, на все движимое и недвижимое имущество недееспособной, а по сему и абсолютно бесправной дочери.
      Скорее всего из чувства сострадания психиатрическая больница выдает Ирине заключение о том, что она не может дальше жить в семье, поскольку нуждается в постоянном медицинском наблюдении и контроле, а посему возникает настоятельная необходимость направления ее в психоневрологический интернат на постоянное жительство.

                НЕУДЕЛЬНАЯ

      Вот отныне любимая дочь любящей матери абсолютно не нужна. Опекунство принимает на себя интернат. Теперь пенсией Ирины в ее же пользу распоряжается данное учреждение министерства социальной защиты. Мама заявила дочери, что дети от нее отказались, да она бы и сама не позволила внучкам ездить к сумасшедшей. Братья и сестры тоже не желают ее видеть, папа ее, мерзавку, проклял. "А будешь надоедать письмами, упеку за решетку!" А что? И упечет! Она такая, эта мама...
                Х      Х      Х
       Послесловие. Такова история Ирины Н. Что это? Бред сумасшедшей, или истошный крик вконец измученной души? Где корни зла, корни дьявольски изощренного зла? Вопросы, вопросы, вопросы, на которые я отвечать не берусь...
       Мы ходим с Ириной по уютному интернатскому парку. Она выговорилась до конца и теперь помалкивает, грызет сорванную травинку. Красивая женщина, никакой печати дурканутости на лице (а таких, с печатью, в интернате хватает), стройная, миниатюрная. Почему ей досталась такая судьба?
      Словно угадав мой невысказанный вопрос, Ирина грустно улыбается краешками нервно напряженных губ и говорит:
      -Ты не думай, что у нас тут все "отростки". "Отростки" вон в том домике колодами лежат. Там у нас отделение милосердия. А те, кто на своих ногах ходит, были когда-то нормальными людьми. И ты не напрягайся, не бойся нас. Мы не опасны, мы все предсказуемы.  Вон, смотри, Валька Джексон пляшет. Теперь в спальню не загонишь, до утра плясать будет, а завтра в психушку на релаксацию отвезут. Вернут девку назад, будет месяца два такая умненькая, что диву дашься. Вот приезжай специально, сам убедишься. Парня ее на дискотеке сожгли. Плеснули бензином и сожгли на глазах у всей тусовки, вот девку время от времени и "перемыкает"... С нас тут со всех шекспировские трагедии писать можно.
      Ирина опять замолкает, но ненадолго. Впереди нас на тропинку выскакивает мужичонка в милицейском кителе без погон, на миг застывает со страдальческим выражением на лице и тут же пулей вламывается в кусты. Ирина заливисто хохочет:
      - Васька Сатана дристать ломанулся. К нему родственники с утра приезжали: перекормили какими-нибудь сластями или фруктами. Он тоже мирный. Милиционером был раньше. Его хулиганы со второго этажа на землю скинули, а упал он неудачно, прямо, прости, мужским достоинством на штакетник. Теперь вот иногда к нам пристает. Девки, говорит, вы меня любите крепко, я в этом деле сатана!..
      Ирина берет у меня сигарету, прикуривает, сладко затягивается ароматным дымом и плавно переходит на другую, чувствуется, давно волнующую ее тему:
      - Знаешь, в тюрьмах и на зонах храмы строят, церкви, а у нас по всей области ни в одном интернате даже комнатки молельной нету. Ты бы написал об этом, а? Кому мы нужны?  Сотрудники с нами по долгу службы валандаются: кормят, стирают, лечат, дай им Бог здоровья, а в души наши им заглядывать некогда. Родственники? А они, вон, как к Ваське Сатане, наскочат в выходной, накормят до поноса и - поминай, как звали... Они свой долг исполнили, умилились сами на себя и укатили, а мы остаемся. К кому податься? К Богу хочется. Напишешь, а?