Последний рейс -Херсонские рассказы-

Когда Солнце раскалённым шаром повисало над нашим городом и не было возможности  укрыться от жары даже в тени, все жители устремляли свои взоры на пляж, который манил воображение прохладой речной воды и прелестью буйно цветущих плавней, где в тени деревьев, после купания, можно было понежиться на шёлковом песочке, попивая холодное пиво и ведя неторопливую беседу в кругу закадычных друзей. Летние дни текли похожие друг на друга, сливаясь в единый поток и казалось никакие события не в силах его прервать или выделить из непрерывной череды хоть один из дней, как бусинки нанизанных на нить августа.
 
И этот день начинался как обычно. Солнце, вынырнувшее из-за деревьев, протянувшихся сизо-зеленым строем вдоль левого берега Днепра, уже с утра перетянуло температурный столбик через тридцатиградусную отметку и царило на небе безраздельно, что не оставляло выбора между пляжем и городскими улицами. Поэтому, все свободные от рабочего бремени, потянулись к переправе на городской пляж, расположенный на левобережном острове как раз напротив морпорта. Следует отметить, что в те далёкие  времена на пляж отдыхающих доставляли речными трамвайчиками с двух основных переправ: первая от речпорта, а вторая – от набережной, где заканчивался проспект Ушакова или, как по привычке говорили старожилы, Говардовская. Переправой от речпорта пользовались в основном жители прилегающих к порту кварталов и гости города, добирающиеся до пристани на троллейбусах. А переправой от Говардовской набережной, как правило, пользовались жители центральной части города и Греческого предместья, то есть в большинстве исконные херсонцы.  Именно отсюда мы и отправились в тот день первым катером на пляж, собравшись у переправы, когда стрелки часов едва перевалили за восемь, в надежде добраться до живительной прохлады как можно раньше.
 
И белый трамвайчик, как чайка, а может быть лебедь,
повёз нас на левый зелёный песчано-болотистый берег,
пыхтя и качаясь в волнах, что беспечно плескались
и, мчась по широким просторам, о борт разбивались.
Ворчали машины в глубинах горячего чрева
И песня неслась над водою из радиозева. 
А солнце на небе плясало и яркие блики
от волн отражались подобно сиянью улыбки.

Уже выходя по трапу на причал, мы сбрасывали с себя тенниски и босоножки в предвкушении полной свободы от городских правил и зорких взглядов старух и милиционеров, блюдущих благопристойность и нравственный облик молодёжи. Еще несколько минут и на наших юных мускулистых телах оставались только маленькие клочки ткани, а воды Днепра вспенивались от скоростного кроля, с которого всегда начинался заплыв. Отдав часть тепла, накопившегося в теле, реке, мы еще с полчаса плескались в воде, ныряя и фыркая, в промежутках делясь впечатлениями от вчерашнего вечера на Суворовской.  А когда, наплававшись всласть, выходили на песчаный берег, следующий рейсовый катер доставлял первую стайку девушек и пляж наполнялся громкими приветствиями, весёлыми звонкими голосами и восторженными девичьими взвизгами от соприкосновения  с прохладной утренней водой. Так начинался горячий августовский день, предвещавший только самые приятные впечатления.
-Ребята, а у меня сегодня день ангела, - кокетливо произнесла Тонечка, которую мы чаще называли Актриса за принадлежность к актёрскому цеху, она на вторых ролях работала в нашем музыкально-драматическом театре.
-Ну вот ты опять выпендриваешься, - с иронией прищурился Витёк, - нет, чтобы сказать - день рождения,  а у тебя вечно всё не как у людей – день а-анге-ела!
-Витя, если не знаешь, так хоть помолчи, - Актриса  села на своего конька, красуясь перед нами и жестикулируя, тем более, в жизни она выглядела намного лучше, чем на сцене и, думаю, об этом догадывалась, - День ангела, Витенька, это день рождения святого, в честь которого человек назван, а сегодня как раз день Святой Антонины. Понятно?!
-И  что по этому поводу прикажешь нам делать? – не унимался ехидный Витёк
-Ну ты и одичал за лето на этом пляже! – засмеялся Гена Нарцисс, - Тонечка подаёт такую классную идею, а ты совсем уже мышей не ловишь…
-Точно, Генчик, такой повод, а Витёк мимо кассы! – поддержал Толик Цыган, известный красавец и всегдашний дамский угодник. –  Пацаны, давайте по-быстрому сообразим-ка!

И тут все зашевелились. Цыган с Геной рванули в плавни за цветами, мы с Аликом пошли в ларёк за вином, а вся компания дружно переместилась вглубь пляжа и на траве под деревьями расстелили коврик в виде импровизированного стола. Когда мы вернулись, неся бутылки  сухого «Ркацители» и пирожки с повидлом, Актриса уже сидела в центре внимания, заваленная медуницей, болотными ирисами и еще какими-то неизвестными нам цветами и сияла, как солнышко в зените.
-Ой ребята, какие вы все милые! - щебетала она и, выбрав самый яркий цветок, воткнула его сбоку в волосы, отчего сразу же приобрела очень праздничный вид.
Остальные девчонки, хоть и лопались от зависти, но тоже заполняли пространство звоном голосов, оттеняемых рокотом мужских баритонов. Открытые бутылки тут же были пущены по кругу, так как стаканов на вынос ни в одном ларьке не было, что, впрочем, никого не смущало, а еще больше оживляло метушню в и без того пёстрой компании. 
В этот самый момент из-за кустов появился Гриша и, оскалившись почти беззубым ртом, в котором виднелись только два зуба по краям  снизу, зловеще произнеся:
-Как, вы еще живы?! –  он скорчил страшную рожу.
Девушки от неожиданности взвизгнули, а ребята рассмеялись.
-Пока мы живы, Григорий, тебе не грозит трезвость! – высокопарно произнёс Витёк, протягивая недопитую бутылку вина,  которую тот схватил и, воровато оглянувшись, исчез в кустах.
-Боже, кто это?! – широко открыв глаза, пролепетала москвичка Света, гостившая в Херсоне у бабушки, и совсем недавно присоединившаяся к нашей дружественной компании. Она ещё плохо знала наши городские «достопримечательности» и многое у неё вызывало удивление, а порой и испуг.
-Это Гриша, наш пляжный клоун, - пояснил ей Цыган, - если бы Витёк ему сразу не сунул в зубы бутылку, он бы крутился вокруг нас, строя рожи и танцуя на манер умбу-юмбу. А так он получил свою пайку и нам сегодня больше мешать не будет.
-Да ты, Светик, не волнуйся, - стал успокаивать я, - Гриша абсолютно безопасен. Он, кстати, живёт недалеко от твоих дедов, в Готельном переулке. Когда то он ходил в загранку то ли старпомом, то ли даже капитаном, но пьянка ему сорвала крышу…
-Какой кошмар, – Света прижала руки к груди и её глаза наполнились вселенской женской жалостью ко всему сущему, - какая ужасная Судьба!
-Ладно, Светлана, не мучай свою чуткую душу. То ли еще в жизни повстречаешь, – философствовал Витёк, протягивая ей вновь откупоренную бутылку, - глотни немного, полегчает…
-Не хочу, - заупрямилась девушка, - вон какая беда от этой гадости!
-Так древние же говорили: «In vino veritas», - Витька несло.
Но он не на ту напал. Света, не смотря на ангельскую внешность и кажущуюся мягкость, оказалась крепким орешком и в споре о вине уступать не собиралась никому даже такому известному краснобаю.
-А это уж как посмотреть, что древние имели в виду. Древнегреческая поговорка на эту тему скорее трактуется как «вино и правда», а в латинской литературе Плиний Старший говорит примерно так: «Общепринято вину приписывать правдивость». Таким образом аналогом древней поговорки в русском языке явно просматривается: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
-Ну ты даешь! – у меня аж в зобу дыхание спёрло, - Светочка, а ты где учишься?
-В МГУ на специальности классическая филология, - опустив глазки, как бы оправдываясь, произнесла она, - древнегреческий и латынь – моя будущая профессия.
Все замолчали, а Света присела возле Антонины  и начала из цветов плести веночек.
-Ну что, Витёк, получил, - злорадно произнёс я, - в следующий раз будешь думать, что языком ляпать.
-Да уж, - только и пробормотал тот, рассматривая на свет бутылку, - ну так что, давайте уничтожим эту гадость и амба, а больше ни-ни-ни… во всяком случае сегодня! – наконец нашёлся он, а его лицо снова засияло белозубой улыбкой и все согласились  поддержать находчивого друга.
 
А летний день бежал резвым аллюром, наполненный купанием, пляжным волейболом, флиртом и прочими молодёжными штучками. Постепенно приближалось время собираться  домой, чтобы после ужина и прохладного душа, переместить наше общение на Суворовскую.
-Ребята, ну что, будем топать на катер? А то мне нужно еще накрутиться и подкраситься, я сегодня ведь должна быть красивой! – первой на эту тему  подала голос именинница.   
-Давайте по последнему разу окунёмся и айда, – предложил Гена, - в городе наверное еще жара несусветная…

И вот мы последний раз ныряем в воду, уже вздрагивающую легкой рябью от вечернего ветерка, наслаждаясь легкой прохладой, натягиваем кто брюки, кто - сарафаны, и, подхватив босоножки, бредём по теплому песку в сторону причала, к которому уже направляется последний катер. Перед входом на мостик, садимся на скамейки и смотрим спектакль, который, как обычно, здесь показывает Гриша. На потеху публике, он плескается в воде на мелководье со стороны затона:  ныряет, а потом неожиданно выныривает и корчит страшные рожи, наслаждаясь производимым эффектом.
-Григорий, кончай дурака валять, - крикнул ему Витёк, - катер уже на подходе!
-Гы-гы-гы, - в ответ заорал Гриша и снова нырнул, но в этот раз в сторону затона не к берегу, а от берега.
-Вот придурок, ещё утонет, - беззлобно выругался Витёк и мы отвернулись, наблюдая как швартуется катер, а когда повернулись, Гриши на поверхности воды не увидели.
-Мальчики, он утонул! – неожиданно закричала Света, - он как нырнул, так и не показывался, я всё это время за ним наблюдала!
Мы с Витьком вскочили как ошпаренные, подбежали к воде и, быстро сбросив брюки, поплыли к тому месту, где последний раз видели Гришу.
-Вовчик, ты ныряй и смотри против солнца, так будет виднее, а я проплыву немного дальше и там нырну!
-Хорошо, я пошёл, - крикнул в ответ и тут же нырнул. Спокойствие Витька передалось и мне, я решительно уходил всё глубже и глубже под воду, а глубина здесь оказалась изрядная и было трудно что-то увидеть. Едва я вынырнул, увидел вытаращенные глаза друга.
-Вовчик, он здесь, но мне не хватило воздуха донырнуть! Давай ко мне! – и уже в сторону берега: - Пацаны, гоните на спасательную станцию, тащите сюда врача! – и мы с ним нырнули вместе.
Вначале, я видел только Витьку, уходящего в глубину и показывающего мне направление, но потом в темно-коричневой глубине замерцало что-то белое и через несколько мгновений мы уже тянули к поверхности неподвижное тело Гриши, а едва вынырнув, начали его буксировать к берегу, где нас ожидали спасатели и врач. 
-А я не думал, что там так глубоко, - отрывисто дыша, произнёс Витёк, прыгая на одной ноге и вытряхивая из ушей воду.
-Так в районе понтонов, где бассейн, уже около пяти метров, - я хорошо знал эти места, так как всё детство провёл на водной станции, где занимался плаванием.
-И угораздило же его…
Одевшись, мы подошли к спасателям, делавшим Грише искусственное дыхание.
-Ну что, мужики? – спросил я.
-Да ничего, гайки! – в сердцах бросил один из них.
-Если бы не пьяный, то шанс был бы, - повернулась к нам женщина-врач, - вы, хлопцы, оперативно его достали, он не более десяти минут в воде находился…
-Господи, неужели нельзя ничего сделать? – подала голос Света, ухватившись за мою руку, как за соломинку и, увидев как врачиха покачала головой, горько по детски заплакала.
-Ой, уведите её отсюда, - с досадой поморщилась та, - а то она, не дай Бог, ещё в обморок брыкнется.
-Ну вот, моряк, и сходил в свой последний рейс, – произнёс капитан катера, вышедший взглянуть, почему это народ толпится, а не идёт на посадку и громко объявил: -Товарищи, катер через пять минут отправляется, это последний рейс! – и, вдруг поняв двусмысленность фразы,  добавил, - Для нас… на сегодня…