Зачем влюбляться в старика?

1

Можно ли влюбиться в старика? Можно. Если этот старик будет таким, как мой Генри.
Старик, старик. Я так думала о Генри, когда мы встретились впервые. Я была просто прохожей, а он был таким непохожим на других. Ему было почти восемьдесят, когда я встретила его. Я годилась ему в дочки или во внучки. А он стал для меня всем.
Что заставило меня стать ему не просто приятельницей или другом, а той, чье сердце так сжималось, когда он ее обнимал. Сжималось от трепета и страсти. Не любопытство, не праздность, не стремление быть непохожей на других, не одиночество или отчаяние. Я просто влюбилась! Однажды и навсегда.
Генри стал любовью всей моей жизни. О Генри! Моя страсть и мое счастье.
Когда все началось? Кажется, это было так давно и словно бы вчера.
Зачем ты покинул меня, мой Генри? Отчего не взял с собой? А, может, то, что ты был старше меня на пятьдесят лет, и мог уйти в любой момент, и делало наши встречи такими трогательными, трепетными и незабываемыми.
Мне было двадцать семь. Но для меня ты не был стариком. И вся моя жизнь до встречи с тобой может быть охарактеризована  просто: без двадцати семи Генри.




2

Я была четверным ребенком в семье. При рождении меня нарекли Ингой. У меня было счастливое детство. И не было в нем ничего такого, о чем можно было бы сказать: «рецидивы детства», толкнувшие девушку со странностями в объятья к одинокому старику. Все было в моем детстве как у других. Я мысленно искала и в отрочестве моем, и в юности то, за что можно было зацепиться, блуждая в объяснениях моей необычной страсти. Но ничего такого не находила.
Девственности я лишилось в восемнадцать. А дальше - десять лет непринужденного и ничем не примечательного общения с противоположным полом. То были милые встречи, увлеченность кем-то, легкая влюбленность в кого-то. Словом, многое из того, через что проходит всякая девушка. А вот истинную страсть и настоящую любовь я открыла только с ним, с Генри.
Сейчас мне становится страшно от мысли, что я могла его не встретить, что могла прожить эту жизнь без той любви. И я говорю создателю «спасибо» за то, что наши пути с Генри пересеклись.
Нельзя сказать, что на заре моей молодости меня не радовали отношения с мужчинами. Я нравилась мужчинам больше, чем они мне. Как правило, инициатором разрыва отношений была именно я. А расставалась я с ними легко и непринужденно. Я словно бы пребывала в ожидании того, с кем  согласилась бы пойти не то, чтобы к алтарю, а просто пойти. Без оговорок.
Позвольте мне в этом кратком описании моего существования до Генри ограничиться утверждением, что я имела богатый сексуальный опыт в общении с мужчинами. Поверьте, это был разнообразный и здоровый секс, но что о нем говорить. Эти истории ушли с моей прошлой жизнью. А Генри заполнил все мое тело и мое сознание, и в этой жизни у меня есть только он, моя душа, моя любовь и мое солнце.
Бывало, я думала, что мое увлечение мужчиной преклонного возраста, возможно, является признаком какого-то извращения, врожденного или приобретенного, но сейчас я уверена, что это не так. Я просто встретила свою Любовь.




3


Мы познакомились в театре. Только что в одном известном столичном театре закончился прославленный спектакль «Вишневый сад». Ах, любовь к родине, к людям, к чистоте. Мне чего-то не хватало! Я пришла в тот день на спектакль одна, что бывало со мною нечасто. По окончании спектакля я вынырнула в окружении незнакомых  людей в холл. В одиночестве в толпе есть что-то особенное, что заставляет тебя прислушиваться к каждому слову, брошенному кем-то вблизи, улавливать боковым зрением каждое невольное движение людей поблизости, слышать, как кто-то радостно вскрикнул при виде своего давнего знакомого, словом, делать то, что и положено чужаку в стае: обострять внимание, слух. «Вам понравилась постановка?» - услышала я почти шепот прямо над своим ухом. Я повернула голову и увидела улыбающегося пожилого человека, который обращался с вопросом именно ко мне. «Вы меня спросили?» - решила я все же уточнить. Он был невысокого роста и вряд ли мог бы дотянуться до моего уха. «А да, простите, я, кажется, вас немного смутил», - старичок продолжал улыбаться. «Нет, что вы! Все хорошо! Да, все замечательно!» - сказала я. А он добавил, что надеется на скорую встречу, поклонился и словно фокусник скрылся в толпе. Я стала вспоминать,  видела ли я этого почтенного джентльмена прежде. Его лицо мне казалось знакомым. Я медленно направилась в сторону гардероба, взяла свои вещи, оделась, вышла неспешно на улицу. На улице я вновь увидела того загадочного собеседника. Но теперь уже в окружении трех знатных дам. Дамы улыбались, а он в свою очередь о чем-то увлеченно им рассказывал, сопровождая свой рассказ плавными движениями рук. Тут, приметив, что я за ними наблюдаю, он широко улыбнулся и показал жестом, чтобы я не убегала, ведь я, смутившись, собралась было немедленно скрыться. Он сделал несколько шагов в моем направлении и сказал так, словно мы были давними приятелями: «Позвоните мне обязательно по телефону, пишите …» Он продиктовал мне номер своего телефона и, ничего не уточняя более, вернулся к своим собеседницам. Я задержалась еще на несколько секунд, вводя цифры в телефонную книжку, и, убедившись, что моя персона здесь более никого не интересует, направилась в сторону стоянки для автомобилей.
Прошло несколько дней. Я забыла о том загадочном старом весельчаке, которого встретила недавно, и продолжала жить своей обычной жизнью, в которой значительное место занимали работа, общение с подругами, встречи с приятелями и всякие повседневные хлопоты. На момент встречи с Генри я была свободна от недавних брачных уз, знала, что все еще молода, что впереди столько всего прекрасного и интересного, в том числе - в общении с мужчинами. Коме того, я не испытывала никакого скепсиса в отношении брака, как некоторые из моих подруг, имевшие такой же неудачный опыт семейной жизни как я.
Прошло несколько недель с момента моей первой встречи с Генри, несколько беспечных, суетных и ничем не запоминающихся недель.
Однажды, выйдя из магазина с пакетами, наполненными продуктами для предстоящей вечеринки, я увидела его. Генри стоял у машины и, по всей видимости, отдавал какие-то распоряжения, связанные с предстоящими покупками, стоящему поблизости молодому человеку. (Позже выяснилось, что этот молодой человек был его водителем). «А ведь вы мне так и не позвонили!» - сказал он лукаво и громко, глядя в мою сторону. И мне показалось, что даже погрозил мне пальцем. Что-то было в движениях его рук такое, что заставляло меня повиноваться. Что-то мистическое. Я остановилась. Я отчетливо осознала на тот момент, что помани он меня сейчас пальцем, я подойду, а отмахнись от меня рукою, я не замедлю исчезнуть. Но он приблизился сам. «Ну как у вас дела? Вижу, что все хорошо», - он сам же ответил на свой дежурный вопрос и добавил, что нам не мешало бы встретится, и что, если я ему все же позвоню, он сделает все, чтобы мне захотелось позвонить ему вновь. «Какая наглость», - подумала я, но вслух сказала, что непременно позвоню ему сегодня вечером, не думая в тот момент, что исполню свое обещание.
В тот же вечер мы непринужденно говорили по телефону, он пригласил меня к себе в гости, назвал свой адрес, время, не обсуждая предварительно со мной, могу ли я, сказал, что очень будет ждать и, попрощавшись, положил трубку, не дождавшись моего ответа. Его манера говорить, двигаться, его самоуверенность, напористость вызывали во мне немало вопросов. Что нужно этому старику, известному в киношных кругах (как я поняла из телефонного разговора), от такой девушки как я? Я была далека от кино, от театра, я недоумевала, чем вызван его интерес ко мне. Может быть, я ему понравилась как женщина? Чушь! На что он может рассчитывать? Он же старик! И почему он ведет себя так дерзко и самоуверенно? Так или иначе, но уже после разговора с ним я почему-то знала, что приду в назначенное время и место повидаться с ним.




4

У Генри был большой и красивый загородный дом. Рядом с этим домом стоял небольшой гостевой домик, в котором проживала семейная пара, помогающая ему управляться с домашними делами. Как выяснилось, его дети (их у него было трое) давно уже повзрослели и проживали за пределами нашей страны, равно как и их мать, с которой он расстался вот уже более двух десятков лет тому назад. Весьма плодотворная творческая  деятельность в прошлом, связанная с кинематографом, обеспечила ему безбедное существование на склоне лет. На момент нашей встречи он продолжал работать, впрочем, как он любил повторять, все больше и больше сбавляя обороты.
Когда я нажала на кнопку, которую едва опознала на высоком, но изящном, заборе, мне отворил ворота охранник и сказал, что я могу пройти в дом, что он сам может поставить машину. Генри меня встретил у порога. Он был одет не по возрасту - в яркую футболку и в потрепанные джинсы. Я как зачарованная наблюдала за его лицом. У него были мягкие и немного расплывшиеся черты лица. Вероятно, их более отчетливый вариант можно было наблюдать лет тридцать тому назад, но все же лицо его было довольно обаятельным. Он предложил мне что-нибудь выпить: вино или джин. Я отказалась, сославшись на то, что я за рулем. Он ничего не спрашивал обо мне, показывал на какие-то портреты, которые висели на стенах в гостиной. Вот его дети, вот его внуки. Все очень трогательно. «А почему вы расстались с женой», - я задала глупый вопрос, он просто улыбнулся в ответ.
Покуда мне пишется спокойно (скоро предстоит буря), расскажу еще немного о первых своих впечатлениях о Генри. Происходил он из интеллигентной семьи, отец его был известным писателем, мать – малоизвестной поэтессой. Я выслушала большое количество признаний, которым было одарено его семейство. Обо мне и моей семье мы не говорили ни в нашу первую встречу, ни позже. Но в словах его я улавливала резкий контраст с моими представлениями о семье, о браке, о профессиональном успехе и многом другом. По правде говоря, у меня не было ни малейшей возможности и слова вставить. Я всего лишь делала выводы про себя. И слушала, слушала. А тот, кто слушает, говорят, начинает слушаться.
Когда я поняла, что засиделась в гостях, сказала, что мне пора возвращаться домой. «Да-да», - сказал Генри и резким и напористым движением направил меня к дверям соседней комнаты. Соседняя комната оказалась комнатой для отдыха: большое количество банкеток, три или четыре дивана, старинная софа, многослойные портьеры на окнах. Генри притянул меня к себе очень близко-близко как давнюю знакомую. От него веяло таинственной дымкой, окутавшей все мое сознание и подсознание. По-прежнему что-то зачаровывающее в его движениях, в голосе, во взгляде заставляло меня ему повиноваться. Еще две-три секунды, и я уже была уверена, что не прояви он дальше инициативу, я бы сама свалила его на кровать, осыпая лицо страстными поцелуями. Но он был инициативен, и его сильные мужские челюсти прижалась к моим дрожащим губам. Я начала понемногу терять сознание.  Где-то я слышала или читала, что это и есть жемчужина любви, когда женщина при первом поцелуе вот так вот теряет сознание. Затем он усадил меня на стоящую рядом кровать и расстегнул свои джинсы. Я не могла поверить в то, что ощущала на своих губах подтверждение его безудержной страсти. Но больше меня удивила не его напористость в поведении, а то, что в таком возрасте, как я полагала, все должно было быть несколько иначе. Тише, тоньше, меньше, мягче. Но все это не соответствовало моим представлениям о восьмидесятилетних стариках. Затем он велел мне  раздеться одним лишь словом «снимай» и повалил меня на кровать, прижавшись ко мне всем своим телом. И заработал настолько энергично, что спустя минут двадцать я прошептала: «отдохни». Он ответил, что это глупости, и продолжил свою игру. Когда он насладился моим телом, он довольно энергично соскочил с кровати, быстро оделся и сказал: «И не о чем не думай, я обо всем позаботился». Я начала медленно одеваться, думая при этом, что мне, по всей видимости, о чем-то нужно спросить, но уточняющие вопросы застряли где-то глубоко. Кроме того, от меня никто уже никто ничего не ждал в ответ.





5

Прошло несколько дней. Я ждала звонка от Генри, но звонка не было. Я позвонила сама. Совершенно спокойным голосом он справился о моем здоровье и добавил, что если все сложится, то мы сможем увидеться на днях. Я положила трубку. Вдруг до меня дошло, что я влюбилась. Я наконец-то влюбилась по-настоящему! Не укладывалось в голове лишь одно. Биологический возраст Генри. А во всем остальном он и близко не был стариком. Нет, конечно же, я попыталась воспроизвести в своей памяти морщинки на его лице, седину оставшихся на голове волос,  обнаженную более чем наполовину голову и несколько прядей волос, довольно нелепо прикрывающих гладкую лысину. Что-то еще? Но ничего более не приходило в голову. В остальном он показался мне не то чтобы молодым, а человеком вне возраста. Я решила, что в следующую нашу встречу обязательно рассмотрю его внимательнее, пойму окончательно, что на самом деле в таком возрасте от человека остаются одни руины, и на том, вероятно, все и закончится. Но на этом все только начиналось. Моя влюбленность усиливалась с каждым днем. Наши встречи участились. И вот настал тот день, когда я с уверенностью могла сказать, что встретила любовь всей своей жизни. И с этого дня я молила небо об одном: чтобы ему не вздумалось умирать.
Однажды мы решили прогуляться вместе недалеко от его дома. Мы шли к реке по тропинке, проходящей через еловый лес, когда мой кавалер вдруг ухватился своей глубокой ладонью за мою задницу. Обычно он не позволял себе таких вольностей вне дома. «Знаешь», - проговорил он вкрадчиво, - «есть у меня одна смелая мечта». Я поинтересовалась, какая. Но он так и не ответил, предоставив мне тему для размышления. А дальше мы гуляли, почти не проронив и слова. Он любовался всем вокруг, я же шла тихо, боясь нарушить этот обряд поклонения природе. По пути нам встретились две парочки влюбленных примерно моего возраста. Молодые люди, жеманно обнимавшие своих девиц, показались мне какими-то головастиками по сравнению с моим спутником, который хоть и не смотрел на меня вовсе, но окутывал меня такой великой страстью, что мне не терпелось вернуться в дом. Мы, спустившись к реке, оказались в весьма уютном закутке. Вокруг не было ни  души. А пышная зелень деревьев могла бы скрыть нас от каждого, кто мог бы нас заметить. Лучшей декорации для пламенного поцелуя и последующих объятий трудно было придумать. Я подошла к нему вплотную и подставила губы для поцелуя. Но он лишь чмокнул меня легонько, и мы продолжили путь.
Безусловно, в наших отношениях, я была ведомой, а он был воплощением той мужской силы, которой женщинам порой так не хватает в мужчинах. Его бледные сильные губы в морщинках, высокий лоб, шея, вдумчивый взгляд,  почти детская улыбка  -  мне нравилось все! Он менял все мои представления не только о мужском возрасте и мужской красоте, а переворачивал все мое мировоззрение. Я начинала ценить каждый миг этой жизни, проведенный с ним рядом, поскольку понимала – в любой момент все может закончиться.
Я понимала, что в глазах окружающих, родителе, родственников, знакомых, наши отношения могли бы выглядеть не просто аберративными, но и таящими следы какого-то расчета с чьей-то стороны. Но меня мало волновали тогда возможные оценки других людей, у меня не было ни времени, ни  желания ни с кем делиться тем счастьем, которое дарил мне Генри. Мы были смиренной парочкой, которая приспособилась сдерживать свои порывы в присутствии других, но стоило нам остаться наедине, как нас захлестывал такой приступ страсти, что нам не хватало времени на то, чтобы избавиться от одежды. И вот уже когда в третий или в четвертый раз (одного раза ему всегда было мало, впрочем, было мало и двух раз) он кружил меня в безумном вихре телесной карусели, наращивая с каждым разом свой подростковый ритм, я начинала его молить: «Родной, давай отдохнем». Он продолжал меня ласкать, а вот я уже лежу обездвиженная, отдаваясь с блаженством его влюбленной страсти.
Где он брал силы? Нет, не подумайте, он не принимал никаких специальных препаратов, которые не раз выручали престарелых ловеласов при общении с моложавыми красотками. «Что я буду делать с ней, если она согласиться», - так думал Генри после нашего первого телефонного разговора. Этим он поделился со мною однажды. И в тот же день он осознал, что будет делать все, что угодно. Да, со мною он действительно мог делать все, что угодно! Ведь речь идет не просто о физическом соитии и непременно влажных сношениях с молодой женщиной, а близости в каком-то ином смысле.


6

Моя покорность нравилась Генри. Но сама по себе привычка хранить молчание, когда он говорил, стремление улавливать в каждом его движении то или иное желание, равно как и другие проявления смиренности не были чертами, присущими имманентно моей персоне. Таковой я стала, лишь встретив его. Я нашла в нем ту силу, которой никогда не видела в других мужчинах (а их у меня, поверьте, было немало). Но в то же время наряду с этой силой я видел в нем что-то очень трепетное. Когда я целовала его в губы, мне казалось, что он слегка вздрагивает, и рука моя, скользившая по ткани его старомодной рубашки, чувствовала его немолодое тело, которое не терпелось увидеть обнаженным. И от его лица исходило сияние, которое мне никогда не забыть. Эта блаженная улыбка и нескрываемое наслаждение на его лице делали меня самой счастливой женщиной на земле. Затем привычным движением он усаживал меня куда-нибудь, давая мне возможность насладиться таинственным  бутоном страсти,  приближающимся к моему лицу . После этого я любила усесться на пол у его ног, обнять их крепко, положить голову ему на колени, а он гладил и гладил мои волосы и начинал смешить меня каким-нибудь увлекательным рассказом из своего богатого прошлого.
Блуждая в дебрях своих воспоминаний, я мечтаю, наконец-то вспомнить его запах. Я пыталась воспроизвести его не раз, приобретая в магазинах ту самую парфюмерную воду, которой он когда-то пользовался, какие-то крема, которые мы использовали в своих играх. Но, увы, даже прислушиваясь к едва уловимому запаху его локонов, которые я бережно храню как реликвию в своей шкатулке, я не могу уловить тот заветный аромат, с которым у меня столько всего связано.
Иногда я задаю себе вопрос, существуют ли какие-то возрастные пределы, при которых сексуальные отношения молодой женщины и пожилого мужчины могут утратить свою усладу. Но понимаю, что ни возрастные критерии, ни критерии красоты не годятся при описании тех таинственных черт, которые проявляются в отношениях девушки или женщины и мужчины, который значительно ее старше. И в то же время, я почему-то уверена, что мужчина должен быть старше своей избранницы не менее, чем лет на тринадцать-семнадцать.  На мой взгляд, именно при такой разнице в возрасте наиболее эффективно выполняется женщиной та самая функция воспроизводства, которая неизменно присуща ее природе (при этом речь идет не только и не столько о деторождении). Именно при такой или большей возрастной разнице возможно воспроизведение лучших мужских черт посредством женщины. Если попросить нормальную женщину указать желательную возрастную разницу между мужчиной и женщиной, то она навряд ли со мной согласится. Лишь посвященные могут оценить присутствие той вкрадчивой и таинственной прелести, которая может ждать женщину в объятьях тех, кого мы называем стариками. С момента знакомства с Генри, я называла мысленно лягушатами всех тех, кто был мне ровней по возрасту, не потому, что они были гладкокожими, а по той простой причине, что не было в них как в нем той сладостной глубины, той таинственной бездны, что зачаровывала меня своей безусловной властью.
Если взяться объяснить все это в терминах героя набоковской «Лолиты», то можно допустить, что физиологические ощущения, извлекаемые нами из естественного соития, были более или менее схожи с теми, что испытывает большинство сближающихся в постели мужчин и женщин. И все же, наверняка, далеко не многим удавалось испытать то истинное блаженство, когда человечек в твоих объятьях становится, если угодно, своеобразным проводником в бесконечность, если угодно, в космос. Я действительно чувствовала себя частичкой вселенной в его объятиях. И не было ни тени стыда или сомнения, когда желания наши оказывались слишком дерзкими. Мои мысли не бесновались, а лишь расширяли привычные горизонты видения допустимых рамок в любовных отношениях между мужчинами и женщинами. Я уверена, что даже в том мужчине, которого кто-то считает импотентом, и в любой женщине, которую кто-то однажды назвал фригидной (я полагаю, что все это всего лишь названия), таится богатейший сексуальный потенциал, который вскрывается лишь тогда, когда рядом есть тот, кто любим. И дело тут не в возрасте и не в физиологии как таковой.
Много позже я искала в лицах пожилых мужчин те нотки тщательно скрываемой страсти, которые могли бы напомнить мне моего Генри, но почти всегда безуспешно. Я просто его любила не потому, что он стар или воплощал в своем старом теле все то, чего мне не хватало в молодых мужчинах, не потому, что умен и талантлив, и даже не потому, что он, кажется, тоже любил меня. С моей стороны то была безусловная любовь без оговорок. Я любила его всего, такого, какой он есть. И поэтому все в нем   – и морщинистое лицо, и дряблая шея, и голова, лишенная волос, и временами скованные движения в постели, и рассеянность в быту, и хрипотца в голосе, - все в нем казалось мне прекрасным. Но главное – это то, о чем я никогда не смогу рассказать до конца. Это тайна любви ... Загадка …
Таким образом, читателю здесь не трудно заметить мое двойственное отношение к возрасту. С одной стороны, я уверена, что лишь мужчина пожилого или хотя бы зрелого возраста может дать женщине истинное наслаждение и счастье, а с другой, я допускаю, что это может сделать любой. Просто в моей жизни большая любовь пришла именно в лице того, кто был рожден на полвека раньше, чем я.




7

Что могло бы ждать меня, если бы Генри не ушел от меня внезапно, будучи еще полон сил  энергии, когда ему было уже почти восемьдесят восемь. Возможно, то была бы продолжительная болезнь и много разных хлопот  и трудностей, связанных с уходом за пожилыми людьми. Но я молила-молила  создателя, чтобы Генри жил как можно дольше. Меня не пугали ни заботы, ни трудности, с которыми, вероятно, пришлось бы столкнуться. Все это было бы ничтожной компенсацией того времени, которое я в своей жизни посвятила не ему.
Гсподь не послал Генри мучительную болезнь, он ушел легко и внезапно. Мне так хотелось быть рядом с ним в этот момент, но он ушел, не дав мне услышать его последний вздох. Генри, любимый мой, я буду всегда с тобой.
Конечно, он иногда болел, и бывали периоды в нашей жизни, когда мне казалось, что конец уже близок.
Однажды зимою он слег.  Его отчего-то тошнило. Рвота не прекращалась в течение суток. У него сильно подскочило давление. Мы принимали регидрон и полифипан. Врач назначил ему прием новых препаратов и рекомендовал скорую госпитализацию. Но Генри категорически отказался от госпитализации. Я была рядом с ним в те дни. Несмотря на аккуратный прием препаратов, его самочувствие не улучшалось. Он был слаб, у него болели ноги, суставы, я никак не могла согреть ему руки и ноги, от категорически отказывался от госпитализации и рекомендованного врачами обследования, плохо принимал пищу и в целом был довольно апатичен. У меня тогда создалось впечатление, что он готовится к уходу. И я не ошиблась. Он поделился со мною этими мыслями, подчеркнув, что не сможет жить в дряблости и болезни, что хотел бы уйти еще до того, как его все-таки одолеет старость. Я целовала его холодный нос, его потухшие глаза, щеки, изрезанную морщинами шею, неподвижные руки, я умоляла его не думать об этом. Мы старались как-то стабилизировать его состояние не только при помощи препаратов, но и прибегая к нехитрым физическим упражнениям. И постепенно к концу второй недели болезни ему стало лучше. Я благодарила за это небо как никогда. Мое сердце чуть было не выпрыгнуло от счастья из груди, когда после двухнедельной слабости он вдруг разбудил меня, уставшую и разбитую тем, что проник в меня, еще в спящую, подарив мне не просто наслаждение, а ощущение какого-то потустроннего счастья победы над болезнью. Его такт и движения пробуждали меня ото сна, и вся прошедшая жизнь показалась мне сном в эти минуты, а это пробуждение – вторым моим рождением. Я любила его! Я любила его! Я любила его! И он выздоравливал!
И жизнь продолжалась.
Мы часто слушали Шуберта, Шопена, Моцарта. Генри легко улавливал мое шубертовское настроение, когда я с трепетом и легким волнением подкрадывалась к нему сзади, зная, что он работает за своим столом, что ему нельзя мешать (ведь он так не любил, когда его отвлекали от работы). Но я лишь тихонько целовала его в ухо и усаживалась где-то у него в ногах. «Здесь не нужно сидеть, сядь подальше», - сказал он однажды мне, указав куда-то в пол. Я переползла. Мой Генри все же сжалился надо мной, посмотрел на меня из-под своих изящных очков и открыл мне свои объятья. Он подарил мне бесконечный и глубокий поцелуй. «Подожди меня немного, я скоро освобожусь». Я была готова ждать его вечность.
Я забыла поведать вам о том, что спустя полгода после нашего знакомства я часто оставалась у него ночевать. Нельзя сказать, что я переехала к нему, то был какой-то перманентный и вялотекущий переезд с привозом одних вещей, увозом других. Мои родственники и знакомые не знали о Генри, и мне приходилось иногда появляться в своем прежнем жилище. Генри никогда не давал мне никаких советов относительно того, что я должна говорить своим родственникам о своей личной жизни. В действительности, нам просто некогда было говорить об этом. 



8


Я часто думала о том, что не переживу его смерти, если он вздумает уйти раньше меня. Да, он вздумал уйти. Его не стало. А я живу.
Я с самого начала нашей встречи понимала, что могу потерять его в любой момент. Но я не понимала, как я смогу это пережить. Знаете, один случай в нашей жизни, который поначалу поверг меня в состояние полного оцепенения, помог мне позже понять что-то очень важное. Этот факт звался другой женщиной.
Хочу отметить, что мы почти никогда не ссорились. Разве что по мелочам. Но однажды произошло событие, о котором я просто обязана упомянуть. Однажды (в пору, когда, как мне казалось, мы пребывали почти на самом пике романтизма наших отношений), он просматривал свою электронную почту. Никогда от меня он не скрывал содержания писем, которыми наполнялся временами его почтовый ящик. Показателем высокой степени доверия с его стороны являлось то, что он не скрывал о меня ни свой пароль к почтовому ящику, ни другие свои пароли. Но мне никогда не приходило в голову без его ведома куда-нибудь заглянуть из дурного любопытства. Так вот, в тот день мой любимый готовился к недельному отъезду в Нижний Новгород и просматривал какие-то документы на компьютере. Проплывая мимо его рабочего стола, я увидела письмо от некой особы по имени Лора. Содержание письма меня несколько насторожило. Там было примерно следующее: «Жду тебя, не дождусь! Очень соскучилась! Мне уже не терпится. Целую нежно, всегда твоя Лора». Я тут же выдала ему, что случайно увидела это письмо от какой-то Лоры, стараясь сдерживать себя в своих порывах расплакаться. Незамедлительно последовало следующее объяснение: «Да, Лора - моя давняя приятельница. Ее я знаю уже лет сто. Мы собирались с ней встретиться в Нижнем». Я поинтересовалась, и какие же все-таки у него с ней отношения. Он ответил, что очень доверительные. И добавил: «Ну ты что, Ингуша, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!» Он не сказал, что любит только меня. А просто сказал, что сильно любит меня. И отношения там, видите ли, были доверительными! Что скрывалось за словом «доверительный», нетрудно было догадаться. Подарив ему взгляд раненного животного, я отошла, «свернула шею» дверной ручке, воздержавшись от дальнейших объяснений. Но внутри у меня все кипело, что-то сдерживало меня от дальнейших выяснений отношений... «Скотина!» - это я направила мысленно Лоре. «Гадкий!» - это я направила ему.
Понемногу я все же остыла. Вероятно, моя любовь к нему и страх причинить ему боль, а также нежелание заставлять его переживать, заставили меня почти забыть эту историю с Лорой. Да, не скрою, благодаря Лоре, что-то надломилось в моей душе. Нет, не подумайте, я не стала его любить меньше. Просто я перестала обожествлять Генри, и, попросту говоря, избавилась от той нездоровой привязанности к нему, при которой ни за что бы не пережила его уход. Сейчас я говорю о той привязанности, которая выражалась не в поступках, а была частью моего сознания. Я избавилась от навязчивой идеи обладания любимым человеком. И в этом мне помогла Лора. Поэтому, спасибо тебе за все, Лорик, (и прости меня за «скотину», и прости, что только в скобках). И как бы я была счастлива, Лора, если бы ты у него была. Главное – чтобы он жил! Благодаря Лоре, я поняла, что Генри не принадлежит мне. Никто не принадлежит другому человеку!
Мы прожили с ним почти душа в душу несколько лет. Но потом он ушел. А я так и осталась жить в его доме. Он об этом позаботился.
Перебирая однажды его старые бумаги, я наткнулась на его записную книжку. В ней было много всего, но самое интересное - это телефон Лоры. Так и было записано "Лариса (Нижний)". Я, недолго думая, позвонила, телефон взяла Лора. Я представилась, спросила, не хотела ли бы она встретиться со мною однажды. И тут последовал ответ, которого я ожидала менее всего. "Раньше с ним жила ты, а я страдала, теперь с ним живу я, пострадай и ты!" - Лора сказала это очень громко и отчетливо. Затем, помолчав немного, повесила трубку. Что означали ее слова? Я не стала уточнять. Но у меня было радостно на душе. Радостно от того, что она говорила о нем, как о живом. О нем, о моем Генри. О нашем Генри.
А теперь я по крупинке выискиваю в нашем совместном прошлом  шероховатости отношений, подобные Лоре, те, которые помогли бы мне хоть как-то рассердиться на него. Так мне проще его отпустить. Но шороховатостей почти нет. О, как я его любила! Я люблю его и сейчас! Прости меня за все, Генри! За то, что моя любовь пережила тебя! Мы когда-нибудь обязательно встретимся! Ты когда-нибудь оставишь свою Лору и вернешься ко мне ...
Пожалуйста, вернись! Хоть объятием чужого мужа! Хоть равнодушием случайного прохожего! Или хотя бы улыбкой седовласого соседа! Или уставшим взглядом знакомого незнакомца! Хоть чем-нибудь! Вернись-вернись, родной!