Грустная правда из уст очевидца

Помимо внутренних отделок и установки принадлежностей санитарно-бытовой атрибутики, нас просили еще помогать заниматься наружными работами вывода коммуникаций из дома, народ со стройки начал бежать от безденежья и работать совсем стало некому. Так я и попал в помощники к старому опытному каменщику – Гришкову Анатолию Ивановичу, который всегда был слегка навеселе и не закрывал рот, повествуя различные истории своей молодости, связанной со строительством пролегающего в этих местностях канала да обучая премудростям своей профессии, которые мне впоследствии очень помогли.
Апрель в полную силу грел землю, у самых шустрых и ушлых огородников уже вылезла картошка, цвели помидоры и огурцы, на грядках во всей красе зеленели петрушка и укроп, кинза и лук. На рано дающих урожай плодовых деревьях начинали пробиваться почки, мечтающие впоследствии превратиться в красивые розовые и белые цветы. Тепло, приятно, хорошо и…
- Помощник, кирпичи подавай, не спи, а то растаешь, весна ведь! – покрикивал миролюбиво на меня каменщик, начав выкладывать ровный круглый колодец на самом дне ямы.
- Анатолий Иванович, а где вы так работать с кирпичом научились? Ровненько получается без циркуля, - дивился я его идеальной окружности выкладываемого сооружения.
- А как дома строить начали для работников канала в Пятиморске, мне уже двадцать один год был, я и пошел в бригаду к одному знакомому таким же, как ты, подмастерьем. Он больше спецом не по ровным стенам был, а по таким окружностям, вот и научил, а, вообще, я начинал помощником экскаваторщика, когда только принялись котлован рыть под последний канал на выход в Дон.
- А что правда, что здесь канал зеки строили? В учебниках же комсомольская стройка прописана? – задал очередной вопрос я, не забывая подавать ему в яму кирпичи и ведра с раствором.
- И зеки были, и вольнонаемные работали. Канал заложили семикилометровый, глубокий и широкий, а сил у зеков не хватало, вот мы после школы сразу и пошли сюда, на строительство, кого кем взяли. Они же, зеки, за колючкой жили, а нам было интересно на них поглазеть, а тут они рядом, плечом к плечу, живьем, с лопатами, кирками, тачками и такие худющие, что ужас. Нас-то не очень жучили за работу, а они под автоматами копали и возили песок, ни на минуту не разрешали присесть. Кормили, правда, более менее, нормально, но, все равно мерли пачками, десятками от голодухи и тяжелого труда. Там же, за дорогой на город, кладбища были ихние, а здесь, перед дорогой, туберкулезники лежат, - спокойно, самозабвенно, словно это было вчера, рассказывал Иваныч.
- А жили они в бараках? – не унимался любознательный я.
- Да, длинные бараки, стены два метра толщиной, цемент крепкий, чтобы не разобрали и не взорвали. А еще колючка в три полосы вокруг бараков и вышки. Взрывчатки-то здесь море было, местами котлован взрывали, если грунт был слишком плотный, ну, естественно, пропадал иногда, хотя и обыскивали всех, когда заканчивался день рабочий. Вот, вертухаи и боялись побегов из бараков. А там, у гаража нашего, техучасткового, стоят еще два и люди в них живут. Вот где благодать-то.
- Какая ж там благодать, коли зеки пачками умирали?
- А там в холод тепло, а в жару стены не прогреваются и прохладно в комнатах…
Я начал замешивать очередную бадью цемента, накидав в нее необходимую пропорцию из песка, цемента и собираясь залить водой. На улице желтое яркое солнышко поднялось в самый зенит, по часам самое время обеда и Иваныч начал вылезать по лестнице наружу.
- Погоди, до обеда больше не меси, песок с цементом размешай, а воду не лей пока, пойдем, поедим, моя бабка нас покормит, - ласково, словно родной мой дед, сказал Иваныч, хлопнув меня по плечу.
Я понял, что во мне, новом здесь жителе, он нашел свободные уши, видимо, много историй таилось в его душе, которые он хотел кому-нибудь рассказать. Да, в то время зарождения перестройки и гласности, открытия «железного занавеса» и принятия «сухого закона» еще не многие знали всю правду или, даже, хоть часть правды о гениальном и грандиозном строительстве послевоенного периода Страны Советов. Оно же, это строительство, одновременно стало и братской могилой многих умных людей, истинных патриотов своей Родины, но признанных в те годы врагами народа…
Мои раздумья о тяжелом и больном прошлом моей страны, которое, к счастью, я не видел, не испытал и никто из моих родственников не был к этому причастен, прервал Анатолий Иванович, видимо, всю дорогу до своего дома мне что-то рассказывающий:
- Помощник, пришли, заходи в огород, попрошу свою Валюху накрыть нам под навесом, а то в доме уже жарковато.
- Спасибо, что позвали, а то я сегодня ничего не приготовил на обед, холостякую, что-то некогда и неохота, - извинился я, заходя в калитку его дома.
- Да ладно, молодость, были и мы такими когда-то. Жаль, времечко наше уходит, - по-стариковски вздохнул он и провел меня мимо надрывающейся на цепи собаки в огород.
На лай дворняги, служившей живым звонком в ограде, вышла тетя Валя, спокойная, приветливая женщина и поняла без слов, что от нее надо. Похоже, они прожили вместе целую вечность и достаточно было взгляда для определения желания каждого.
- Мать, привет, покормишь нас с помощником? Обед же у работников кирпича и мастерка, - шутливо проговорил он и сел за стол в глубине яблоневого сада.
Деревья в саду были обихожены заботливой рукой садовода: ровные, такие же, как и колодец, идеально круглые штамбы под стволами, подстриженные веточки, кустики, прополотая земля, собранные в кучки прошлогодние сухие коричневые листья, дружно набухающие молодые почки. Сразу было видно, что люди старой закалки, трудолюбивые и неугомонные, молодежи такое не под силу, поленятся сделать скрупулезно и аккуратно. Я осматривался вокруг и мысленно восхищался хозяевами, мечтая о своем саде…
- Здравствуйте, извините, что я так, Иваныч вот заманил на обед, - как бы оправдываясь, сказал я хозяйке.
- Да ладно, не обеднеем, а ты, сынок, откуда, что-то окаешь хорошо, Горьковский или Вятский? – ласково и миролюбиво спросила она.
- Горьковский, но я что-то за собой никогда оканий не замечал, - искренне удивился я ее слуху.
- А я, так быстро своих узнаю, сама я с юга Горьковской области, - ответила она и назвала один из самых южных районов.
- Да, везде наши есть, а как вы сюда попали, если не военная тайна? - пошутил я.
- Да какая уже сегодня военная тайна, когда Москва страну распродает на корню. Приехала в сорок девятом комсомолкой добровольцем помогать стране великий канал строить, вот, этого парня ухаря встретила, замуж вышла, так и живем почти сорок лет в том, что сами и построили…
Наливая в тарелки щи, тетя Валя тоже рассказывала интересные моменты из тех времен, да так складно, что у меня закралась мысль, будто они специально так делали, зная, наверное, что я пишу стихи и по их рассказам смогу воссоздать ту картину. Им, видимо, очень хотелось, чтобы кто-нибудь узнал настоящую правду тех дней, исходящую от еще живых очевидцев, узнал и передал другим. А получилось совсем другое и я вспомнил этих милых стариков только спустя четверть века и совсем не в стихах, а в самой, что ни на есть прозе своей жизни.
Тем временем Анатолий Иванович совмещал поедание щей с выпиванием своей ежедневной дозы домашней самогоночки и к окончанию обеда что-то совсем впал в лирическое настроение, не желая сегодня больше лезть в яму и выкладывать колодец.
На работу мы все-таки пришли, но он попросил меня прикрыть его от начальства, впустить в свою квартиру поспать, заплетающимся языком  давая мне задание:
- Видишь, я четыре ряда выложил, под сливную трубу подошел. Если внимательно следил за мной, то так же аккуратненько выкладывай по моему кругу, не торопись, не коси, выводи колодец наверх. У начальства главное, чтобы работа не стояла, а там, хоть трава не расти. Усек, помощник?
- Усек, Иваныч, – ответил я, запирая его в своей, еще не совсем оборудованной, квартире и подумал, что надо и каменщиком попробовать, может, пригодится.
Больше историй в этот день я не слышал, в одиночестве проработал до вечера, стараясь не опозориться перед лицом своего наставника, который мирно спал на полу у меня, на третьем этаже, подложив под голову рабочую куртку. А я таким образом приобретал навыки каменщика, да не просто стенку выкладывал, а по идеальной окружности кирпичи цементировал. Правда, идеальность эта никому не нужна будет через три дня, когда колодец по самую чугунную «шляпку» закопают, но, хоть, чистить полезут когда-нибудь, бока не обдерут и приятным словом каменщика вспомнят.
Вечером мой мастер, слегка проспавшись, принимал работу и похвалил за сделанное:
- У тебя как с геометрией, помощник?
- Пятерка в училищном дипломе, - похвастался я.
- Оно и видно, молодец, даже, для первого раза неплохо, я бы в него с удовольствием лазил, – кивнул он на колодец, примерно метра на два поднятый над дном ямы, - завтра здесь же, заканчивать будем, ровно в восемь, как штык, до завтра, - и пошел домой.
А я, счастливый, уставший и довольный собой, пошел в квартиру переодеваться и возвращаться в пионерский лагерь.
Так мною был услышан еще один, достоверный рассказ о претворении в жизнь замысла наших правителей соединить Волгу и Дон, осуществить двухвековую мечту Великого Петра. А сколько их еще впереди, рассказов-то этих правдивых…