На подступах

На подступах к эссе о Ходасевиче для журнала, погружаюсь в его письма, пытаюсь разобраться в убеждениях поэта.
Ну, смотрите, как интересно!
В декабре 1917-го он, в отличие от Мережковских, предвкушал революцию с азартом. Иначе, чем Блок. Но почти как друг Брюсов. Поэтому странно, что Ходасевича считали то другом боевых эсеров, то врагом большевиков.
Той же зимой он пишет Б.А. Садовскому, благополучному монархисту: «Верю и знаю (курсив), что нынешняя лихорадка России ей на пользу. Но не России Рябушинских, а России Садовского и… того Сидора, который является обладателем легендарной козы. Ибо оба сидели на земле, а Рябушинские в кафельном нужнике. Не беда, ежели Садовскому-сыну придется самому потаскать навоз. К черту буржуев, говорю я».
Пал Палыч Рябушинский с 1905-го был в оппозиции к Государю, шумел в Думах, с первой по третью, перенося дебаты в свою гостиную – за «чистый парламент». Летом 1917-го буржуя, уже больного туберкулезом, арестует Керенский за финансирование Корниловского «мятежа».
И гениальный поэт Владислав Фелицианович, и шумный мануфактурщик Пал Палыч проживут по 53 года. И оба умрут во Франции.
Не так Берберову, сколько Ходасевича и в Берлине, и в Париже немыслимо раздражала русская эмиграция. Он находил утешение у Горького в Сорренто. И продолжал верить в доброе будущее России, которую перекраивали большевики.
Он не вернулся, но написал:
«И каждый стих гоня сквозь прозу,
Вывихивая каждую строку,
Привил-таки классическую розу
К советскому дичку».