Звуки света

Руки начали жить своей жизнью. С ним такое уже бывало. Они летали и пели, двигаясь, будто повторяя контур какого-то небывалого кружева. Они полностью потеряли связь с ним, радуясь обретенной свободе.

И чего это меня так взлетело, подумал он. А, ну да. Те глазища, глядящие снизу. И девушка за ними. Интересно, она чувствует то же, что и я? Но глаза открывать еще не хотелось. Хотелось оторваться от земли и раствориться в звуке.

Небольшая вечность, еще несколько импульсивных жестов – и руки остановились, не понимая, что делать дальше. Ощущение нереальности чуть отошло. Вокруг тишина. Он представил себе, как зал замер, боясь спугнуть волшебство, перед тем, как взорваться аплодисментами.

Хлопки раздались, правда, не столь оглушительные. Признаться, недостаточно бурные, подумалось ему.

Он открыл глаза. В темноте перехода, скорее, угадывалась одинокая фигура, уходящий тощий силуэт, похлопывающий в ладоши. Может, вежливо, может – искренне. Так сразу не скажешь.

Где же глазища, в которых отражалась его скрипка?

Ушла.

Ушла.

Он закрыл глаза, но вместо привычного зала представил себе ее. И руки снова запели.

Он не любил играть с открытыми глазами. Прохожие заглядывали в них, ища трагедию, ну да, нормально одетый парень с волшебной скрипкой, в довольно вонючем переходе даже не в центре города, так, на окраине, где не привыкли к чудесам. Ни к большим, ни к маленьким. Иногда протягивали дешевую сигарету. Иногда просили сыграть что-то неведомое. Иногда просто насмехались.

Но он знал, зачем играет здесь. И для кого. И почему иногда все же открывает глаза. Но чаще всего видит не ее, а одни и те же, просто абсолютно одинаковые лица. Такое впечатление, что они все здесь братья. Или ходят взад-вперед, перекрашивая одежду. Или в матрице что-то сломалось. Не важно. Закрой глаза.

* * *

- Ты ее наденешь, – говорит она с нажимом.
- Ни. За. Что. – Не менее уверенно отвечает здоровый парень худенькой девочке, ростом едва ему по плечо.
- Санек, надо. Согласился же прийти. Давай уже дойдем до конца. Остальные куртки ты уже надевал. Даже красную, Сереги. Давай.
- Послушай, братик, - он навис над своим другом. - Я не ношу женские вещи. Мама не разрешает.
- В остальных куртках он тебя уже видел, - примирительно говорит она, опасаясь, что сейчас из-за нее начнется конфликт.
- Да ну! Он вообще не открывает глаз. Нельзя просто подойти и дать ему сразу все деньги? Без этого маскарада?
- Нельзя. Вдруг он обидится.
- Да идите вы все, - в сердцах заявляет верзила, с трудом натягивая куцую зеленую курточку собеседницы и осторожно выглядывая из-за угла. – Кому расскажете – несдобровать вам. Не шучу. Пошел я.

Он идет, зажав в руке мятую купюру, нелепый здоровяк, улыбнувшийся скрипачу – или чему-то своему, кладя в футляр инструмента деньги.

* * *

- Теперь ты, - приказала девушка.
- Эээх, это уже пятый раз. Куртки закончились. - Выдохнул он, посмеиваясь над Саней, чья заметная фигура, на секунду задержавшись у скрипача,  скрылась за углом перехода.
- Давай без куртки.
- Зима же, милая.
- Я тебе не милая.
- Вот это и есть самое трагичное.
- Не смеши. Ты мне это говоришь, кажется, с детского сада.
- Ничего не поделаешь.
- Иди давай, - повелительно говорит она и вкладывает ему в руку купюру.

Он улыбается ей и бредет к скрипачу.

Везет же людям, - чуть шевеля губами, говорит про себя. Походили в музыкальную школу и на тебе, девушки у ног. И какие девушки! Что ли и мне пойти на курсы скрипки? Он почему-то догадывался, что это не прибавит ему шансов, но все равно представил себя на месте парня, которого, кажется, уже совсем унесло. От холода и голода и не такое бывает, - сочувственно думает он. А вот если я предложу ему пива? Убежит, наверное. Ладно, действуем по плану.

Положив деньги, он идет к выходу, чтобы в легкой рубашке перебежать шестиполосное шоссе и вернуться к той, которую давно любил.

* * *

Друзья еще не вернулись, и парень в красной куртке остается наедине с девушкой, поеживающейся от холода. Он стягивает с себя куртку и, не обращая никакого внимания на возражения, накидывает ее на нежные плечики.

- Долго будешь играть в это?
- Не знаю. Я не знаю, как ему помочь.
- А что ты вообще знаешь о нем?
- Что у него волшебная скрипка. И что он в последнее время часто играет по вечерам здесь. Здесь, где на стенах ни одного приличного слова. – Она поежилась, видимо, уже не от холода.
- Пошли.
- Нет, ты что? Я еще хочу послушать. Сходишь к нему еще раз?

Сергей подходит к скрипачу как раз, когда тот останавливается и открывает глаза. Шарит ими вокруг себя, не найдя никого, кроме Сергея, дежурно улыбается, аккуратно кладет скрипку и начинает растирать замерзшие руки.

- Спасибо за игру.
- Да ну, - смущается скрипач.
- Правда. Хорошо. Давай покурим. Хочешь? Хоть согреешься.
- Нельзя же в переходах.
- Шутишь? Здесь все можно.

Сергей садится рядом со скрипачом. Какое-то время они молча курят.

- Зачем ты здесь? Ты из какого-то другого мира.
- Мы все из одного.
- Да? Ну, не знаю.
- Я знаю. Слушай, ты недавно не подходил ко мне?
- Я часто тут хожу. Туда-сюда. Живу недалеко. И работаю через дорогу.
- А девушку не встречал здесь? Такую, с глазами. Я ее иногда вижу.
- Все может быть. Послушай, как ты вообще здесь оказался?
- Как все. Не важно. Давай считать, что мне просто нечего делать по вечерам. И тренироваться надо.
- Нормально, я просто так спросил, стоим, курим, надо же о чем-то говорить?
- Не обижайся. Я не силен в разговорах, прости. Спасибо за сигарету. Пойду я, наверное.
- Подожди. Можешь еще пару минут побыть?
- Хочешь, чтоб я сыграл?
- Нет. Да. В общем, неважно. Просто побудь тут.

Сергей, не выбрасывая окурок, резко встает и скрывается за углом. Слышатся голоса.

Скрипач, пожав плечами, аккуратно собирает деньги, протирает запотевшую от мороза скрипку черной тканью и погружает ее в футляр.

Из-за угла, будто вытолкнутая, появляется она и останавливается, не зная, что делать.

В нем играет мелодия, что-то еще невнятное, но постепенно проявляющееся, - о случайных встречах, надеждах, мелькающих лицах. Его глаза снова закрыты, руки, снова оставшись без внимания, привычными плавными движениями укладывают инструмент, смычок, складывают ткань, под скрип заржавевших петель закрывают футляр.

Может, он боится открыть глаза, чувствуя взгляд. А может, музыка в нем и так ему все уже рассказала – о том, что будет и что, скорее всего, никогда не повторится. Потому что прозвучавшую мелодию не вернуть, как ни старайся.

Не открывая глаз, он улыбается ей.