Мессар Акше. Хроника правления Серафима IV. 50

136.

     Теперь Королевского лекаря можно было считать завсегдатаем «Золотой шпоры». Не было дня, что он не посещал этого заведения – иногда на обед, иногда на ужин – но Королевский лекарь обязательно приходил в корчму, занимал отдельный кабинет, который уже считал своим, заказывал хозяину что-нибудь вкусное и трапезничал. И не было бы в этом ничего удивительного, если бы каждый его приход не сопровождался короткой, иногда только на пару слов, встречей…
- Добрый ли день, - приветствовал Королевского лекаря господин Марк.
- Обыкновенный, - как бы недовольно бормотал первый, и продолжал прерванную трапезу.
- Что ж, до встречи, - так же недовольно отвечал господин Марк, и возвращался в свой кабинет, который находился напротив. Или вовсе уходил из «Золотой шпоры», по каким-то своим, неотложным делам.

     Впрочем, бывали дни, когда обмена такими простыми любезностями бывало недостаточно. В таких случаях, стол, который накрывали господину Марку, переносили в кабинет Королевского лекаря, и тогда беседа продолжалась, но велась тихо, практически неслышно для постороннего, любопытного уха.

- И кого сегодня выбрал наш друг?
- Белобрысую дылду.
- Ну и вкус у нашего друга, - бормотал господин Марк.
- Я и сам удивляюсь, - пожимал плечами Королевский лекарь.
- Черт побери, время уходит, а все по-прежнему на том же месте…. Знаете, уважаемый господин Королевский лекарь, иногда я очень жалею, что здесь, то есть в Королевском дворце нет той потаскушки Марии.
- И что бы это изменило, - отрывался от жареного цыпленка Королевский лекарь, - она ведь, насколько я знаю, была…
- О-о-о, это была весьма странная особа, и если другие ее преимущества для меня большая загадка, одно было бесспорно.
- Какое же?
- Она могла и главное, влияла на желания нашего общего друга.
- Хотите сказать, что Кор… наш общий друг прислушивался к мнению женщины?
- К мнению этой – прислушивался.
- Так в чем же дело, пусть сюда доставят это Марию, и мы, наконец-то, покончим со всем этим.
- Это не так просто. Дама отправилась на пожизненную ссылку в Эльскую башню.
- О, Господи…
- Вот Вам и о, Господи.
- Чем же она так насолила нашему общему другу?
- А почему Вы это спросили, насколько я помню…
- Прошу прощения, просто любопытство. По большому счету мне это не интересно…
- Перестаньте, всем интересно, что и как происходит в спальных покоях Королей. Мы же люди…
- Черт бы Вас подрал, - слегка уязвлено, и поэтому зло бормотал лекарь.

     Его же собеседник просто рассмеялся и коротко сообщил:
- Любопытство – не такая ужи и плохая вещь. Мария оказалась замешанной в заговоре, за что ее и выслали.
- Эта женщина была заговорщицей?
- Это то же простое любопытство?
- Перестаньте, прошу вас…
- Хорошо, Мария знала о заговоре, но почему-то не пожелала предупредить нашего общего друга. Более того, она даже вмешалась в этот заговор, правда вмешалась как-то глупо, по бабьи, но тем не менее…. Наш друг рассмотрел все это, и решил, что лишить ее жизни – слишком серьезное наказание за бабью ревность, поэтому просто выслал.
- Ходят слухи, что еще неизвестно, что большее наказание – Эльская башня или виселица.
- Перестаньте, господин лекарь. Жизнь всегда лучше смерти, а все иное – просто слова…

     Потом трапеза заканчивалась, Королевский лекарь и господин Марк расходились по своим делам, причем каждый был крайне недоволен, пожалуй, даже, еще больше, чем от тех, коротких встреч. А время шло, столицу так же посетила зима, правда, в этом году она была не очень многоснежной, и не очень холодной, наверное, именно поэтому большая часть населения столицы радовалась и мягкому снегу, и легкому морозцу. Тем более, что у дам побогаче появился лишний повод нарядиться в дорогие, заморские меха…

- Добрый ли день, господин лекарь?
- Я вижу, Вы сегодня не очень-то торопились узнать новости.
- А что, действительно, есть новости?
- Да, можете выпускать вашего жеребца. И я очень прошу, пусть он постарается…
- А что, есть проблемы?
- Могут быть, потому что, насколько я понял из разговора, наш общий друг не в большом восторге от этой дуры.
- Он еще и выбирает…
- Господин Марк, у нас есть дело. Все, что зависело от меня, я сделал, теперь дело за Вами…
- Да-да, конечно. Все, о чем мы договаривались, безусловно, в силе.

137.

     Теперь гарнизон Эльской башни составлял более двадцати солдат и трех старших офицеров – их лично выбрала, и, пользуясь дворянским правом, произвела в чин, Аглая. Ежедневно она выходила во внутренний двор Эльской башни и производила смотр, и надо отдать должное, и ее рвению, и стремлению солдат, но выглядели они именно так, как требовал Устав Королевской военной службы…

     Аглая сама присутствовала на разводе караула, и всегда находила время, в течение дня, несколько раз выйти на посты и проверить готовность подчиненных ей солдат. Она же, заботясь о высоком уровне службы, устроила на нижних этажах северной башни две столовых – офицерскую и общую. Наняты были ей специальные повара. Сама же она, поддерживая порядок, периодически, лично приходила и присутствовала на приеме пище. Иногда, пробовала стряпню, и горе тогда было повару, если качество не устраивало Аглаю…. Впрочем, повара Эльской башни подчинялись военному порядку, который был заведен Аглаей. Провинившихся секли, или наказывали заключением в нижних, солдатских казематах. Да что там говорить, Аглая иной раз сама бралась за ивовые прутья…. В таких случаях, правда, к виновному вызывали лекаря – он теперь так же постоянно присутствовал в Эльской башне, числился в чине младшего офицера, и даже имел свои обязанности в караульном табеле.

     Раз в семь дней, обычно на седьмой, Аглая милостиво позволяла присутствие в крепости, в приемных покоях башни, местных шлюх, которые радовали солдат и офицеров своими недорогими прелестями. Впрочем, если, по ее мнению, служба гарнизона, в течение этих семи дней была неудовлетворительной, гарнизон лишался этой радости…

- Мария, - теперь женщина жила исключительно в покоях Аглаи, за последнее время ее сильно раздало, появилась одышка, и ноги снова начали подводить женщину, - как ты сегодня?
- Хорошо, Аглаюшка, хорошо, - улыбалась девушке Мария, изменения коснулись не только внешности женщины, внутренне с ней так же что-то происходило, теперь от нее словно шел свет…
- Хорошо, но что-то ты бледненькая сегодня, - Аглая устраивалась рядом, брала руку Женщины, с одной стороны вроде как проявление нежности и участия, а с другой стороны, Аглая неизменно проверяла сердцебиение женщины…

     С той же целью, раз в день она обязательно осматривала женщину, заставляя ее и вставать, и ходить, а иногда даже и нагибаться…
- Так ведь тяжело мне уже, Аглаюшка, - задыхаясь, порой шептала Мария.
- Так надо.
- Хорошо, - легко соглашалась женщина, - если ты говоришь.
- А еще надо пойти погулять.
- Ой, нет-нет, прогулки я уже не осилю, - всплеснув руками, начинала отказываться Мария…

     Но это была всего лишь частью игры для двоих посвященных…
- Я помогу тебе, - настаивала Аглая.
- Господи, деточка, я ведь уже и не одна, и сама стала больше.
- Мне не тяжело.
- Рассказывай. Давай так, я пойду сама, а ты мне просто будешь помогать…
- Хорошо, пусть так…

     И только это было той, единственной причиной, по которой Аглая могла не появиться на разводе караула, или пропустить прием пищи солдат и офицеров.
- Что-то сегодня не видно нашей, - перешептывались между собой офицеры, искоса поглядывая на пустое кресло во главе стола.
- Гуляют, небось…
- Послушайте, господа, а чего ради, наша хозяйка возится с этой теткой, - поинтересовался, как-то раз молодой, не знакомый с местными порядками, офицер.
- Дурак, ты право…
- Но-но…
- Тихо, господа. Но это только для офицеров, предупреждаю.
- Да, конечно, даю слово.
- Так вот, ребенок, которого носит эта женщина – ребенок нашего Серафима IV.
- Ерунда...
- Откуда ты взял…
- Не может быть…
- Вы что, не понимаете, зачем мы здесь – это же так просто. Кем была наша – Королевским палачом, первым, доверенным лицом Короля, кому как не ей можно было доверить заботу о будущем наследнике. Сами подумайте.
- А что же мы ее под конвоем везли?
- Нет, вы действительно ничего не понимаете – это все было придумано специально, чтобы никто не догадался. В столице заговор – могли устроить покушение, а так, под конвоем, кто догадается?! Теперь-то все думают, что Серафим IV наш того, не может уже, а срок подойдет – а есть уже законный наследник – вот он. Жив, здоров…
- Послушай, это тебе кто сказал, или ты сам додумался.
- А это важно?
- Нет, но хотелось бы…
- Как обращаетесь к старшему офицеру?
- Виноват.
- Садись, и перестань задавать глупые вопросы…. И помните – это Королевская тайна, а вы – на Королевской службе…

138.

     Нет, ну что это за жизнь?! Только все успокоилось, только все стало более-менее налаживаться, урожай, например, в этом году должен быть замечательный. Снега было много, выпал вовремя, и как выпал, больше не стаивал. А вспомнить, так и сажали по самой погоде, если не считать, конечно…. А так, и тепло, и влажно…. Казалось бы, ну чего еще надо – так нет. С нами, то есть, с простым народом всегда так, если не голод замучает, так хозяин обязательно что-нибудь придумает.

     Только ведь один заговор раскрыли, так теперь уже о другом говорят. Ну почему нельзя успокоиться и жить нормально?! Как они не понимают там, в столице, что неурожай – значит голод среди крестьян. А голодный крестьянин, он ведь дурак дураком, может в бега броситься, а может взять палку, да этой палкой хозяина по башке, прости Господи, за горячее слово…. Нет-нет, мы-то здесь, конечно не такие, а кроме того, с чего бы это нам браться за палки? Не с чего, мы-то ведь сыты. Староста, наш, между прочим, поумнел. Да-да, бросил все свои городские затеи, выгнал управляющего, и все опять забрал в свои руки.

     Слышали, что отписал он куда-то в город, и теперь вот ждем – вроде как должен вернуться Якоб. Ему, стало быть, собирается передавать свои дела староста…. А неделю назад собрал он нас всех в корчме, поклонился нам, прощение попросил, и сказал, что старый стал, и поэтому собирается передоверить все свое хозяйство своему сыну. Бумагу показал, а потом и подписал ее, при нас…. Мы даже прослезились, так это все было сказано. Понятное дело, мы его простили, хозяйство все равно, получается вроде как одно на всех. Так теперь староста наш – мы его по-прежнему так называем – так вот, он теперь все чаще в корчме пропадает. Не то, что бы пьет, так, больше пенным, тешиться. Иной раз за весь день только и выпьет, что пару кувшинов пенного, а уж когда мы приходим – так больше угощает, и что самое интересное, платит. То есть и за свою выпивку, а когда и за нас – бывает и такое…

     Мы-то между собой разное гадали-думали, всякие такие мысли в голову брали, даже, прости Господи, а не рехнулся ли наш староста. Так ничего и не придумали, а потом, несколько дней прошло после того, нашего разговора, так он сам, староста наш, первый разговор затеял, объяснил нам, Слава Богу, а то уж мы чуть себе мозги не сломали…
- Много я грешил, братцы, - это как раз после второго кувшина было, который он заказал, - и вас обижал понапрасну, бывало такое, не от ума конечно, от глупости. Думал, мол, что я – хозяин жизни и своей, и вашей…. Прости уж старого дурака…

     Мы-то понятное дело киваем, во-первых, видим, правду говорит человек, искренне кается, как же такого не простить – что мы нелюди? Он же тем временем продолжает:
- Только есть на мне один грех, который никак мне не искупить. Что я уже только и не делал, и в храм ходил, и священнику каялся, всякое было, и что – полегчает вначале, вроде как обрадуешься, вроде как солнышко весеннее видел, да только короток путь у солнца весеннего. Ночью, все ровно, сна нет, лягу, а тут и думы, как пауки паутину набрасывают…. Даже страшно…
    
     Вообще-то я сам, не любитель таких вот рассказов, ну не люблю и все тут. Это может быть кому-то и по нраву выслушивать такие вот откровения, но только не мне. А в этот раз все равно, хоть и не нравиться мне, хоть и мутит, все равно сижу, слушаю. Потому как человек говорит, к которому я уважительно отношусь, от которого уйти в такую минуту, все равно, что плюнуть…. А я так не могу, мучаюсь, бывает страшно, а терплю, потому что уважаю…

- …самым страшным грехом своим считаю, что сына своего младшего не укараулил. Об другом думал, вот и упустил. И того мало – хотел из него благородного рыцаря сделать…. О, Господи, и куда только глаза мои глядели?! Бывал он, конечно, и пустоват, и непослушен, и кричал я на него в сердцах…. А то и за вожжи брался, да, так тоже бывало…. А вот теперь чувствую – зря это делал, ой как зря…
    
     Во какая правда-то всплывает, когда человек с душой, от сердца говорит. А мы, когда Франк пропал, еще думали, куда это староста наш младшего своего услал, думали даже, что в столицу, а дело было вон в чем, испугался, значит, Франк-то доли, которой ему родной батюшка уготовил, испугался и сбежал. Ну, тут разно можно судить, по всякому, что до меня, так это он зря. Бывают, конечно, такие детки, что только слезы родителя вызывают, и порешь их, и увещаниями всякими вразумляешь, а ему что о стенку горох. Бывают такие, а с другой стороны, все ровно ведь, кровинушка, не баба, которая хоть и родила его, а все равно, роду чужого, племени неизвестного, а это и плоть от плоть, и кровь от крови. Нет-нет, что касается детей, я за то, чтобы воспитывать их, а не прогонять. Не обрекать их на судьбу неизвестную, лютую…

- Вот это мой самый тяжкий грех, вот он и не дает мне покоя последнее время. Только глаза прикрою, и вижу, как неладное с ним что-то, и страшно мне становится, ох, как страшно…. Сам себе поражаюсь, как сердце мое не взорвалось от горя…

     Ну, мы, понятное дело осторожно так спрашиваем:
- Что же, не узнавал ли ты, где твой младшенький-то теперь?
- Как же не узнавал, не одно тропинку протоптал по Королевству, только не нашел и следа. Говаривали, правда, люди, что видели его. Только как проверить-то слова пустые – он это был, или не он…
- А где же видали-то?
- Да в разных местах, - вздохнул староста, - в самых разных. Даже, говорили, что и в столице видели…
- Ну и что же, искали ли?
- Спрашиваете, конечно искал, только слишком уж велика столица-то, и какая там скольчина людей живет, какая скольчина… Вроде были следки-то, были, а все равно, не нашел…. Потом, было дело, говорили, что пошел он на север. Даже говорили, что не один, а с бабой какой-то молодой…. Правда, это тоже уточнить не удалось…
- Да уж…
- Но только самую страшную весть недавно я узнал, совсем недавно. Говорили языки злые, что принимал младшенький мой участие в заговоре, и что попал он в тюрьму…
- А что же по тюрьмам-то, не справлялся?
- Ну, как же, и по тюрьмам справлялся, и на галеры своих людей отправлял, чтобы, значит, разузнали…. Спрашивал, а в какие и сам ездил, только вот беда – тюрем-то по Королевству – не сосчитаешь – жизни не хватит в каждую заехать, да порасспросить. Так что, друзья мои, я так вам скажу, вы детей возле себя держите, воспитывайте, можете, конечно, если провинность есть и вожжами, но с любовь, а лучше всего, это если добрым, да мудрым словом воспитывать….

     Вот так-то. Долгий это был разговор, долгий. Разошлись-то мы уже после третьего вечернего звона, посудачили, конечно, между собой. Подумали всяко… А я как вернулся, своих балбесов поднял, да пересказал им эту историю, кое-что конечно подправил, чтобы не зазнавались, но все равно, думаю, что правильно сделал, а то в ходу нынче становиться оно – непослушание, то есть. Так что интересно, почитай каждый, кто старосту слушал, поступил так же…. Почитание родителей и Короля – в этом сила нашего Королевства. Так я думаю, кто отвернется от родителя, на того и Бог смотреть не будет…. А заговоры эти, ну, которые в столице плетутся – они, сродни, непочитанию собственного родителя. От этого большие беды бывают, просто огромные…

139.

     А вот если были бы сумерки, или, скажем, снег бы лепил, то тогда точно – пропустили – бы они эту деревеньку. А пропустили бы, так это и заканчивать не надо, так и остались бы в снегу засыпанные, а может быть, так и числились бы среди живущих, пропавшими…. Впрочем, по большому счету, некому было бы вспоминать ни эту странную пару Мириам и Франка, и следовавших за ними хозяина корчмы с своим выводком…. А ведь уже и подумывали, ну то есть корчмарь-то нет, он, от своего собственного страха, наверное, был бы последним в этой компании, кто отправился бы туда, где обитают души умерших корчмарей. А вот другие, те да, подумывали, плакали тихонько и молились…. Впрочем…
- Знаешь, Франк, наверное, это даже и не так плохо – замерзнуть до смерти…