Пермский этап. Горячий борщ

      Вот уже третью неделю яркое солнышко ежеутренне выкатывалось на голубое небо. Вот уже третью неделю мороз не спадал.  Ртутный столбик колебался в промежутке между 35-ю и 38-ю градусами. Пермь вся в снегах и инее являла собой какую-то большущую новогоднюю игрушку.

       Занятия в младших классах были отменены. Поэтому во дворах стоял шум и гомон: гуляние же на улице никто не отменял. Пацанва каталась с горок, гоняла на коньках и вообще использовала вовсю неожиданно свалившиеся на неё каникулы.

      Хотя пермская малышня –  народ закаленный, но и её в конце концов доставал мороз. Когда это наступало, дети набивались в какой-нибудь подъезд и припадали к батареям. Немного отойдя, шумная ватага вновь вываливалась под февральское солнышко, чтобы довести цвет своего лица до какой-то совершенно невероятной бордовости.

        Барсуков сошел с троллейбуса и быстрым шагом двинулся в сторону своего дома. Идти-то всего пять минут, но морозу и этих пяти минут было достаточно, чтобы сквозь шинель пробраться до спины. Потирая нос и щеки, чтоб не прихватило, Барсуков удивлялся: «Почему в северных краях военнослужащих не обеспечивают теплой одеждой. Пускай не шуба, но хоть какая-нибудь  куртка на меху. Ведь шинель, что бы ты не поддевал под неё, защитить от крепкого мороза не может».

      Спасаясь от холода. он резво вскочил в свой подъезд  и пред ним в свете тусклой лампочки  предстала кучка пацанов из недр которой слышался плач.

     -- Ребята, что случилось? – вопросил Барсуков.

      Дети загалдели, расступились и перед ним предстал  весь в слезах Димка, его восьмилетний сынишка.  Оказалось, что мальчик обморозил пальцы на руках, а товарищи оказывают ему первую помощь, растирают кисти.  Конечно, пострадавшему очень больно и он плачет.

      Барсуков взял Димку за руку и потащил его домой не третий этаж:

     -- Ты почему домой не пошел сразу?

     -- Дома нет никого.

     -- А мама где?

     -- Она повезла Женечку  на прививку.

     -- В такой-то мороз! Она, что рехнулась?

     -- Она её хорошо закутала.

     Барсуков набрал в таз холодной воды из под крана и велел сыну опустить руки в воду. Димка боязливо погрузил кисти в таз. Отец напоил его горячим сладким чаем, а затем стал постепенно доливать в таз горячую воду, доводя температуру в
нем до 36 градусов.

     Димка сидел, сгорбившись над тазом, и всем своим видом демонстрировал полную угнетенность. Он постоянно постанывал, по его скорбному лицу текли слёзы.
 
      Барсукову до невозможности стало жаль сына. Он начал отвлекать мальчика от страданий:

     -- Дима, ты хочешь позагорать у моря, покупаться?

     -- Ага, -- выдавил Дима.

     -- Хочешь, мы летом поедем на Черное море?

     -- Ага.

      Барсуков, развивая тему, стал живописать сказочную жизнь на берегу моря: плавание в волнах, ловля крабов, сбор раковин, катание на лодке, фрукты, солнце. Его расчет оказался правильным: мальчик отвлекся от боли.

     Барсуков не привык бросаться словами. Уже на следующий день он отправился в военкомат, чтобы приобрести пару путевок на черноморское побережье. Оказалось, что пришел он поздновато. Все путевки в солидные оздоровительные учреждения на берегу Черного моря, входившие в систему МО, уже были реализованы. Остались места лишь на турбазах «Красная Поляна» и «Севастополь». Барсуков приобрел путевки в «Севастополь»: и красивый город рядом, и пляж Учкуевка  под боком.


     По прибытии на турбазу  Барсуков сразу же записался в «матрасники». Не затем они сюда с сыном приехали, чтобы шастать по горным тропам. Пусть этим занимается юность. А они приехали на море, которое Димку просто заворожило. Он с ним буквально слился.

     Немного насытившись морем Барсуков с сыном посетили Севастополь. Город на мальчика особого впечатления не  произвел, а впечатлила его   десантная операция, которая однажды утром развернулась возле пляжа, буквально метрах в трехстах.

      Сначала саперы взрывами проделали проход в обрывистом берегу. Затем к береговой кромке подошел десантный корабль и из его нутра высыпали десантники с БТР во главе. Они. стреляя из автоматов, поднялись по проделанному саперами проходу и водрузили наверху красный флаг. Это было самое яркое событие в праздно-размеренной жизни турбазы. 
   
      Про турбазу «Севастополь», перефразируя Довлатова, можно было сказать: «Тут абсолютно нет баб. Многие парни уезжают так и не отдохнув».

    Но Барсукову повезло. За их с сыном столиком оказалась аппетитная блондинка, тетя Рита, которая сразу же взяла папу в оборот. Димке было стыдно и неприятно.  Папу было не узнать. Из строгого, значимого человека он превратился в вечно улыбающееся, сюсюкающее существо.

      Он стал часто уходить с тетей Ритой на прогулки, оставляя Димку под присмотром какой-нибудь супружеской пары. Эти прогулки становились все продолжительнее. Димка возненавидел тетю Риту.

      В этот раз она явилась к обеду в каком-то совершенно обалденном платье, с ожерельем на шее и с бриллиантиками в ушах. Чистая гранд дама.

     Злость и ненависть залили душу мальчика. Он машинально ковырялся вмлкой в салате, думая, как бы отвлечь папочку от тёти Риты. Тут официантка принесла на подносе четыре тарелки с жирным борщём.  Дима, передавая тарелку папе, который сидел напротив, «нечаянно» вылил половину тарелки на  колени тёти Риты.

      В сопровождении пронзительного визга Димка вылез из-за стола и выскочил на улицу. До вечера он слонялся  на берегу вдали от турбазы, исследуя брошенные  казематы ликвидированной батареи береговой обороны.  Там на стенах кое-где сохранились боевые листки и крупные надписи: «Мы с тобой, Корея!», «Слава КПСС!» и т.п.

         Уже стало смеркаться, когда его отыскал папа. Отец, сохраняя молчание,  привел Димку на базу. Отдыхающие встретили их радостным гомоном. Оказалось, что его поступок и последующее бегство взбудоражили базу. Народ весь вечер занимался поиском ребенка..

     А тетя Рита в тот же вечер покинула турбазу «Севастополь». И зажили отец с сыном вроде бы как и раньше. Однако Димка  прежней радости от южных прелестей уже не ощущал. А о тете Рите ни папка, ни сын никогда больше даже словом не бмолвились. Мужчины же!