Демон
Костёр весело потрескивает в ночи. Над головами бархатной опрокинутой чашей темнеет небо, такое высокое, что душа замирает при взгляде на звёзды, яркие, острые, как гвоздики, и такие далёкие, что становится не по себе от осознания себя крохотной песчинкой в огромном океане Вселенной. Невольно чудится таинственная музыка, идущая из глубин космоса, негромкая, ненавязчивая и вместе с тем обволакивающая, поглощающая, навевающая дикий страх перед неведомым, заставляющая терять ориентацию в пространстве и задумываться о смысле своего существования в этом мире.
За границей светового круга, образованного костром, своя музыка – многоголосый и вместе с тем монотонный стрёкот цикад, такой громкий, что невозможно уснуть. Космическая музыка сливается с ним естественно и гармонично, как части единого произведения великого композитора, дополняясь мерным хрумканьем пасущегося рядом скота.
Вокруг костра собралась разновозрастная компания подростков, коротающих ночь рассказыванием всяческих былей и небылиц. За старшего с ними – немолодая уже женщина, успевающая, однако, за всеми охами-ухами следить и за костром, и за рассказчиком, и за слушателями, и сторожко прислушиваться к происходящему за пределами светового круга. Со стороны может показаться, что она и не слушает вовсе – сидит себе вяжет очередной носок, время от времени считая петли, но если внимательно понаблюдать за ней, то можно заметить, что вяжет она почти не глядя, её жёлтые кошачьи глаза смотрят по сторонам из-под полуопущенных век зорко и остро и ежесекундно оценивают происходящее вокруг. Рядом с ней лежат два огромных пса – чёрный и белый, оба лохматые настолько, что весной, когда хозяйка ничтоже сумняшеся стрижёт их, как овец, они зрительно теряют в объёме по крайней мере половину своего обычного размера. Но лохматые или стриженые, псы никогда не теряют своей внутренней энергетики, заставляющей любого встречного, будь то человек, животное или птица, заранее уступать им дорогу. При этом никто не может припомнить ни одного случая нападения псов на кого бы то ни было, и даже голоса их доводилось слышать немногим. Люди вполголоса, как о постыдной или опасной тайне, поговаривают, что хозяйка общается с животными на их языке, или на уровне обмена мыслями, или вовсе сама собака, причём утверждают сие люди вполне здравомыслящие, без малейшей насмешки; те же, кто попроще, без обиняков называют её за глаза ведьмой и колдуньей – ибо слыша такое в глаза, женщина неизменно с жаром бросается в полемику, объясняя разницу между означенными определениями и растолковывая тонкости понятия «нечистая сила», при этом ни разу не возразив против называния её ведьмой. Но родители, хоть и не жаждут с ней встречаться, всё же позволяют общаться с необычной старушкой своим детям. Почему? Отчасти, может быть, потому, что многим из них она помогла появиться на свет, иным помогала справляться с болезнями, а чьих-то отцов сумела отвернуть от зелёного змия. Последнее на диво вызывает особое недовольство у взрослых, но сказать об этом вслух никто не решается. Ибо многие ещё помнят, как она в ответ на оскорбление перепившего юнца, пригрозившего намотать её кишки на колёса своего трактора, полыхнула потемневшими глазами и ответила:
- Ты сам выбрал свою смерть.
Он погиб через полгода, в таком же невменяемом состоянии вместе с трактором на глазах десятка свидетелей ухнув с обрыва в непролазные заросли. Нашли его только на следующий день, когда прорубились сквозь кустарник к месту падения. Он висел на высоком стволе давно сгоревшего дерева, нанизавшись на него как на шампур и опершись руками об остатки веток. Его внутренности висели далеко вниз, намотанные на гусеницы трактора и завязанные тугими узлами, натянувшись так, словно только это заставило трактор остановиться в своём кувыркании по склону. Все сразу вспомнили жуткое пророчество пришлой ведьмы и бросились было к её дому чинить расправу. Но к этому времени у обрыва, кроме подъёмного крана, медицинской бригады и толпы односельчан, был уже и наряд милиции, который саму пророчицу успел посадить в машину и увезти в отделение, оставив жаждущей мести толпе лишь поместье с ни в чём не повинной скотиной и ещё не посаженный огород.
Старую женщину допрашивали с пристрастием, достойным лучшего применения, по несколько раз в день, по-разному формулируя одни и те же вопросы, подходя к ней то с добром и участием, то грозя всевозможными карами. Держали то в одиночной камере, то подселяя к отпетым уголовницам, загодя проинформированным о личности новой соседки. Закончилось всё голодным обмороком, поскольку родных у женщины не было, передачи носить было некому, а казённые харчи не были предусмотрены. К тому времени уже было понятно, что к гибели пьяного сопляка она не имеет никакого отношения, и её просто вывели за ворота и отпустили на все четыре стороны. Она посмотрела на своих конвойных, лёгкое движение тронуло её лицо, и тем стало не по себе. Так и стояли, глядя вслед ушедшей женщине, пока грубый окрик не заставил их встряхнуться.
В деревне женщина не осталась. Скоро стало известно, что она обосновалась в лесу на небольшой поляне. Вокруг её дома как-то очень быстро выросла бетонная стена выше человеческого роста, за которой поселилось загадочное семейство, ни с кем из сельчан не жаждущее общения. Единственная компания, в которой новоприбывшие были замечены – это старая ведьма, время от времени выходящая из леса для сбора луговых трав. Злые языки поговаривали, что она продала душу дьяволу и сдала поместье его слугам – но ничего сверхъестественного в деревне за несколько лет так и не случилось. Досужие сплетники сначала поутихли, а потом и вовсе умолкли – когда приехавшие к отставному генералу подвыпившие гости вздумали вдруг устроить охоту на медведя. Косолапые в этих местах давно уже не водились – но кому это интересно, когда выпитое горячит кровь, а в углу ожидают своей очереди ещё два ящика прекраснейшего напитка? В считанные минуты опустошили генеральский арсенал; угрожая оным, вытащили из дома егеря и принудили ехать с ними искать медведя. Благо о бензине не позаботились – и роскошная иномарка заглохла, едва углубившись в лес и безнадёжно застряв в луже на болотистой просеке. Охотников это не остановило, но определило выбор места охоты. Закончилось всё безпорядочной стрельбой, пьяной дракой с разбитыми носами и сломанной челюстью – всё было списано на рукопашную с медведем, который на свою беду вышел прямо на охотников и бросился на них, но в виду явного превосходства человеческих сил отступил и сумел скрыться, оставив на месте стычки изрядное количество своей крови. Охотники попытались найти его по следу, но заблудились на первом же повороте. Там их и нашли, спящими вповалку как придётся. Пока растолкали, погрузили в машину, ехали домой, всё это время на чём свет стоит ругали бросившего их егеря. А к вечеру в деревне вдруг появился пёс ведьмы – огромный доберман, в силу своей юности ещё неизвестный сельчанам. К людям он подходить не стал, а содрал с шеи плетёную из травы сумку и отправился восвояси. Любопытство пересилило – сумку подняли. В ней оказалась завёрнутая в полиэтиленовый пакет записка. Ровный каллиграфический почерк сообщал, что егерь жив и скоро будет в порядке, и что искать его не надо, сам придёт, когда сможет.
Понявшие всё охотники попытались было развить тему любовницы, но она умерла раньше, чем вернулся ушлый мальчишка, проследовавший за псом и сообщивший, что доберман побежал в лес, где жила ведьма.
Вызывавший до сих пор глухую ненависть к проживавшей там женщине, не столь уж далёкий зелёный массив дикой природы в одночасье стал заколдованным сказочным царством, в которое нет ходу ни одному человеку. Оставалось одно – ждать.
Егерь вернулся через три недели – худой, в корсете, сшитом лесной умелицей, на самодельных костылях, проковылял под взглядами сельчан до своего дома и приказал бросившейся навстречу жене никому ничего не рассказывать и в дом никого не пускать. Наслышанное начальство терпеливо выждало ещё месяц и лишь потом отправило к егерю гонца – приближалось время осенней охоты, и пора было определяться, будет ли в этом лесу егерь прежний или нужно искать нового. Ко всеобщему удивлению, раненый ушёл в лес, где жила старая ведьма, и лишь вернувшись, объявил о своём решении остаться в прежней должности.
Деревня роптала, но вслух говорить опасались.
Ведьма на людях не появлялась, история постепенно сошла в разряд былого, жизнь потекла своим чередом. Пока больше чем через год жена егеря в самую лютую метель не собралась рожать. Вызывать «скорую», равно как и везти женщину в больницу своим ходом не было никакой возможности. И тогда егерь привёл из леса ту, которая спасла его собственную жизнь.
Слушая чёткие распоряжения, роженица быстро поверила в профессионализм повитухи и всецело доверилась её рукам и опыту. И лишь когда новорождённый кроха, умытый и запелёнутый, сладко сопел у маминой груди, счастливая мамочка спросила:
- Сколько же ты детишек уже приняла?
- Человеческих – двух, - улыбнулась повитуха. – Твой третий.
- Так ты звериный доктор?
- Я вообще не доктор, - хмыкнула женщина. – В моём дипломе написано «филолог». Не замёрзла? Может, накрыть одеялом?
- Н-н-нет, - протянула поражённая мамочка.
Метель стихла только через сутки, и ещё неделю деревня была полностью отрезана от внешнего мира. Потом к новорождённому приехала участковый врач-педиатр и констатировала его замечательное состояние. Повитуха представила подробный отчёт о ведении родов и послеродовом наблюдении матери и ребёнка, в котором врачи районной больницы не нашли существенных недостатков. Поэтому, когда на следующий год в осеннюю хлябь собралась рожать другая мамочка, отец ребёнка, недолго думая, пришёл к егерю просить его позвать лесную повитуху. А через несколько лет по деревне бегали уже больше десятка ребятишек, принятых ею. О разгроме своего поместья она никогда не вспоминала, платы за помощь не брала, но от привезённых благодарными отцами пары козлят и полудюжины кур не отказалась. А там и ребятишки нашли дорогу к всамделишной бабе Яге, которой так старательно их пугали родители. А найдя, лично убеждались, что без угощения пряником и молоком с мёдом она никого из леса не выпускает. Со временем у детишек появлялось собственное мнение о лесной жительнице, и родители в конце концов смирились с тем, что в глазах отпрысков баба Яга из пугала превратилась в непререкаемый авторитет.
Доберман, когда-то принёсший в деревню записку о егере, скончался от старости, и его заменили два молодых пса, огромных, лохматых, белый и чёрный, которых хозяйка ничтоже сумняшеся назвала Ангелом и Демоном. И теперь эти псы лежали рядом с хозяйкой у ночного костра, зорко следили за происходящим и прислушивались к неумолчному хору цикад и нескончаемым рассказам собравшихся вокруг огня подростков. Сейчас была очередь Ивана, маленького веснушчатого паренька, при всяком упоминании нечистой силы лихорадочно блестевшего глазами, но с замиранием сердца просившего рассказать ещё и ещё. Вот так – блестя глазами и замирая от ужаса – он и сам рассказывал очередную историю из потустороннего мира:
- И вот, братцы мои, глядит графиня туда, где только что стоял прекрасный принц, а принца и нету! Вместо него стоит на том месте ужасный демон – весь чёрный, одни глаза красным сверкают. Рога страшные изогнутые, на ногах копыта чёрные огромные, за спиной плащ чёрный развевается на полнеба. Обомлела графиня, не может ни слово сказать, ни глаза отвести. А демон захохотал жутко, что аж мурашки по коже, и говорит:
- Ну здравствуй, жена моя обещанная!
В темноте послышался резкий шорох, животные шарахнулись в сторону. Псы навострили уши, оглянулись на хозяйку. На чёрном уютно устроился Никитка – самый младший в компании. Весной ему исполнилось десять лет, и он едва умолил родителей отпустить его в ночное с бабой Урсой, призвав на помощь поручительство последней. Силёнок поглощать новые впечатления хватило чуть дольше полуночи, и сейчас он сладко посапывал, привалившись к тёплому боку Демона. Потому, поглядев подушке в глаза, хозяйка повернулась ко второму и едва заметно кивнула в сторону шума. Белый пёс неслышно поднялся и исчез в темноте. Спустя недолгое время появился рядом с Демоном и, обойдя ведьму, лёг на прежнее место. Молодёжь замолчала, поневоле ощутив мурашки на спинах, когда пёс и хозяйка обменялись взглядами, явно излучавшими обмен информацией, и вернулись к прежним занятиям. На мгновение повисла тишина, потом неуверенно прозвучал чей-то голос:
- Чего нам бояться, у нас ведьма лучший друг…
На него обернулись сразу все, даже собаки глянули внимательно и грозно, и оратор тут же замолчал, сконфузившись. Но женщина лишь улыбнулась и продекламировала:
- Он назвал меня ведьмой. Я на миг остолбенела, потом вспомнила, что нигде спалиться не могла, и сделала вид, что страшно обиделась.
Слушатели заулыбались, посыпались шутки на затронутую тему:
- А он тоже не признаётся, что сам такой. Так и живут всю жизнь вместе колдун и ведьма, ничего друг о друге не зная.
- Ага, а когда она поит его заговорёнными зельями, он считает, что это просто чай, а сила у него сама собой появляется.
- Особенно после того, как от нечего делать подрался с нечистой силой, и все заговоры ведьмы посчитал собственным бредом.
- Нет, он продал душу дьяволу и считает, что вся его сила от дьявола.
- Эй-эй, - останавливает Урса увлёкшихся шутников. – Полегче насчёт дьявола. С ним шутки плохи. Людям с ним лучше не связываться.
- А с кем можно связываться?
- Дружить лучше вообще даже не думать. А если придётся с нечистью какие дела водить, то только с мелкими бесами или там низшими демонами. Они, конечно, тоже нечисть лукавая, но история знает немало случаев, когда простые смертные побеждали в боях с тёмными силами. Взять того же Змея Горыныча из русских сказок.
- Баб Урс, а ты демона видела?
- Видела, - баба Урса лукаво улыбается и заговорщицки подмигивает лохматому стражу. Тот настораживает уши.
- Нет, настоящего!
- Настоящего? – Женщина на миг задумывается, улыбка становится грустной и мечтательной одновременно. – Видела, даже двух.
- Расскажи, - Никитка быстро поворачивается на живот и вытягивает шею в сторону ведьмы.
- Во, проснулся, - поддевает она мальчишку. – Надо матери сказать, какое слово для тебя будильник.
Никитка смущённо улыбается, но глаза блестят, как будто и не спал только что, привольно развалившись на мягком собачьем боку. Его поддерживают другие мальчишки:
- Расскажи, баб Урс! Какие они, демоны? Похожи на людей? У них крылья есть? А рога с копытами? Когда ты их видела? Ты говорила с ними?
Из-за костра, закрывающего обзор, поднимается невысокий крепыш Олег, давно отпраздновавший совершеннолетие, но водящий дружбу с подростками, близкими к бабе Урсе. Мальчишки вполголоса поговаривали, что он довольно серьёзно одержим идеей магических способностей, каждый день тренируется в двигании предметов на расстоянии, зажигании огня, замораживании воды взглядом и прочих сверхъестественных способностях. Своим младшим товарищам он говорил, что становится с каждым днём сильнее, но свои успехи никому не демонстрировал, да и общался с ними только для того, чтобы самому быть поближе к женщине с устойчивой и вполне серьёзной репутацией ведьмы и иметь возможность задавать ей вопросы на интересующую его тему. Урса охотно ему отвечала, подсказывала, помогала в практических опытах. Пока однажды не сказала ему коротко и твёрдо:
- Всё, кудесник. Большего тебе не дано. Совершенствуй что есть.
Олег скрипнул зубами, глянул исподлобья, но промолчал. На какое-то время словно забыл дорогу к маленькой лесной избушке, постепенно и незаметно перестал общаться с мальчишками. Но хватило его ненадолго. Когда сошли весенние ручьи и солнышко порядком просушило землю, баба Урса, выбравшаяся в магазин за хлебом и солью, сама остановила его на улице.
- Ты чего меня дёргаешь?
Он резко вскинулся, посмотрел прямо в глаза ведьмы, но тут же отвёл взгляд и пошагал дальше своим путём. Баба Урса озабоченно посмотрела ему вслед и так же молча продолжила свой путь.
А потом он вдруг появился в стайке мальчишек, под предводительством бабы Урсы собравшихся в ночное. Глянул искоса на наставницу – она посмотрела пристально ему в глаза и отвернулась, разрешив тем самым строптивому подопечному идти со всеми. Одно заставляло хмуриться старую женщину – ночь выдалась тёплая, звёздная, но совершенно безлунная. Собственной руки не видно. А тут ещё маг-недоучка… Никак не желающий смириться с тем, что ему недоступен даже уровень бабы Урсы. Но лучше пусть он будет перед глазами, чем где-то в темноте, невидимый и непредсказуемый. Тем более, что он и не стремится отдаляться. Подошёл к белому стражу, властно подвинул ноги сидящего рядом подростка, уселся на освободившееся место и выжидательно посмотрел на женщину:
- Расскажи. Где ты их видела? Давно?
- Давно, - кивнула Урса. – Знаете великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова?
- Знаем, - отозваются несколько голосов, а один из подростков высоким срывающимся голосом вдруг декламирует:
- Старик! Я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас.
Зачем? Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах:
Душой – дитя, судьбой - монах…
Товарищи оживляются, от всей души аплодируют чтецу, одобрительно комментируют. Мальчишка улыбается сконфуженно и радостно, а баба Урса внимательно вглядывается в него. Перехватив её взгляд, Олег тоже внимательно смотрит на подростка. Что в нём встревожило видящую?
- Это про демона, да?
- Нет, - переключается Урса. – Это поэма «Мцыри». Про мальчика, выросшего в монастыре. Но у Лермонтова есть и поэма «Демон», - теперь уже она прикрывает глаза и негромко, слегка растягивая слова, читает:
- Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним;
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил.
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья.
И не грозил уму его
Веков безплодных ряд унылый…
И много, много… и всего
Припомнить не имел он силы!
С последним утихшим словом у костра воцаряется тишина. Все смотрят кто куда, но не друг на друга. Поймав горящий взгляд Олега, Урса первая продолжает разговор.
- В тот год праздновали двухсотлетие со дня рождения Лермонтова. В Петербурге в Александровском саду была обширная программа по этому поводу – литературная гостиная, живые картины, спектакли на открытой сцене по его произведениям. Один из них – «Пиковая дама» - был поставлен пантомимой с дьяволом в центральной роли. До сих пор мурашки по коже, когда вспомню, - баба Урса прикрывает глаза, мотает головой и умолкает. Но слушатели не позволяют ей погрузиться в себя. Иван разочарованно тянет:
- Но это же артист… Или нет?
- Скорее артистка, - хмыкает рассказчица. – Известная всему просвещённому Петербургу. А настоящий Демон неподалёку в компании с Ангелом играл в фотосессию.
- Это как?
- Ну как туристы фотографируются на фоне памятников, дорожных знаков, с обезьянками, попугаями? Вот так же и к ним люди подходили сфотографироваться, как с местной достопримечательностью.
Чёрный пёс вдруг настораживается, поднимает уши, поворачивает голову к хозяйке. Та тоже прислушивается, кивает Демону и легко поднимается.
- Баб Урс, ты куда?
- Поглядеть надо. Вы сидите, мы скоро вернёмся. – Бросив быстрый взгляд на Ангела, женщина вслед за Демоном исчезает в темноте. Белый страж, словно во исполнение безмолвного приказа, настораживает уши и оглядывает всё вокруг. Тихонько рычит на Ивана, дёрнувшегося было пойти следом, и тот послушно усаживается на прежнее место.
Из темноты звучит голос:
- Кто хочет принять роды?
У костра происходит лёгкое замешательство, на лицах отражается разнообразие эмоций – от любопытства, смешанного со страхом, до недоумения: какие роды в степи ночью, когда единственная присутствующая женщина числится пенсионеркой дольше, чем живёт любой из пастухов?
Первым соображает Никитка, легко поднимается на ноги и исчезает во тьме:
- Я!
За ним поспешно подхватываются ещё трое, бегом торопятся на голос. Там уже мелькает луч фонарика, Урса негромко предупреждает ребят, чтобы не шумели. В круге света лежит овца с необычно большими ушами, и Никитка восторженно шепчет:
- Лопушинка! Что, уже началось?
- Скоро появятся, - улыбается Урса. – Вот только её бы перенести отсюда, поближе к костру. Сама идти отказывается, а до зари рядом с ней сидеть…
Овца издаёт громкий крик, совсем непохожий на обычное блеяние, и Урса умолкает. Озабоченно смотрит на овцу, потом оглядывает ребят:
- Ей бы воды раздобыть. Она скоро пить захочет.
Мальчишки переглядываются. Им не хочется пропустить то, ради чего они сюда подошли. Урса машет рукой и подзывает всех к себе за спину. – Смотрите. Сейчас ягнёнок появится.
Мальчишки затаив дыхание наблюдают за приходом в этот мир нового существа, целиком чёрного, почти невидимого в неровном свете фонарика. Урса срывает пучок травы, обтирает мордочку, освобождая от слизи нос, рот, глаза, уши, потом подвигает ягнёнка поближе к овце, и та принимается мелко-мелко вылизывать своё дитя, начав тоже с мордочки. Один из ребят осторожно трогает кишку, висящую позади овцы.
- Погоди, скоро ещё ягнёнок будет, - комментирует Урса. – Лопушинка меньше двух не приносит.
И правда, через несколько минут появляется мордочка второго ягнёнка. Урса оглядывается на зрителей:
- Ну-с, кто хочет принять малыша?
Вызывается Денис, у которого дома своя отара в два десятка голов. Ему частенько приходится её пасти, но принимать ягнят ещё не доводилось. Он осторожно берётся за ягнёнка, по примеру наставницы пытаясь ухватить его за вышедшие копытца, но те скрыты в натянутой оболочке, и пальцы скользят не задерживаясь. Овца безпокойно оглядывается, и Урса успокаивающе гладит её по носу:
- Спокойно, это я.
Потом поворачивается к рождающемуся ягнёнку, берёт его за ножку – оболочка лопается, как от ножа, заворачиваясь на мордочке. Урса другой рукой сдвигает её целиком с головы и делает знак Денису:
- Тяни. Берись прямо с рубашкой, не бойся. То, что вышло, овце уже не болит. А ягнёнку чем скорее, тем лучше.
Денис хмурится, берёт малыша за ножки, ловит момент, когда овца натужилась, и решительно тянет. Пуповина обрывается сама, и Урса протягивает подростку пучок травы. Он берёт, старательно обтирает мордочку ягнёнка, вопросительно смотрит на Урсу – она одобрительно кивает, - и переносит кроху к морде матери. Та немедленно начинает облизывать новенького, не вставая со своего места. Ягнёнок такой же блестяще-чёрный, как и первый, лишь на боку небольшое белое пятнышко, как будто кто-то нечаянно мазнул кистью. Матери всё равно, она облизывает его с таким же тщанием, как и первенца, который уже высоко держит необычно крупную голову и делает первые неуверенные попытки встать.
Никитка, не отрывая взгляда от ягнят, безадресно произносит:
- Я тоже хочу попробовать…
- Принять ягнёнка? – уточняет Урса. – Подожди пару минут, будет следующий.
- Откуда ты знаешь?
- На овцу посмотри. Ей неудобно лёжа облизывать, но она не встаёт. Значит, будет ещё ягнёнок.
И правда, пока хлопотали с уже родившимися ягнятами, Лопушинка возвестила о рождении третьего. Никита присаживается, осторожно берётся за появившиеся копытца. Ему легче – свои пальчики не толще рождающихся ножек, силы в них поменьше, чем у Дениса, а ухватиться за тонкие ножки легче. Урса тычет пальцем между головой и ножкой – оболочка рвётся сразу в двух местах, и Никитка тихонько тянет. Урса кладёт свои руки поверх Никитиных и ускоряет выход ягнёнка. Мальчик сам срывает траву, очищает мордочку малыша и подносит его к морде матери. Та через минуту встаёт, и Урса констатирует:
- Всё. Больше ягнят не будет. К утру послед выйдет, надо проследить, чтобы вышел целиком. А перегнать поближе к костру можно уже сейчас.
Она снимает с себя верёвочный пояс, делает импровизированный поводок с ошейником, накидывает его на овцу.
- Берите ягнят в руки и вперёд, не очень быстро, чтобы овца детей видела. Демон, фу! Успеешь ещё.
Просидевший всё время на страже пёс отворачивается от свисающей кишки и замыкает процессию, сторожко поводя ушами.
У костра ничего не изменилось – те же досужие беседы обо всём и ни о чём, очередная страшилка про чёрную руку и невесту-привидение. Хозяйственный Санёк следит за костром, подгребает покучнее золу. Олег полулежит, облокотившись о согнутые ноги тихого Толика – так его с рождения называла мать, и только так его почему-то по сей день зовут товарищи, несмотря на заметные усы на круглом лице.
Появление процессии с ягнятами вызывает у костра оживление. Баба Урса к самому огню овцу не ведёт, устраивает её чуть позади своего места, не снимая привязи. Ребята подсовывают к морде ягнят – мать обнюхивает каждого, - старший ещё неуверенно, но уже стоит на ножках, изо всех силёнок стараясь удержаться. Урса поднимает его, подносит к вымени, помогает найти сосок – овца вздрагивает, поворачивает голову, и ведьма вновь успокаивающе гладит её по носу.
Подростки сгрудились вокруг, закрыв собой свет костра, и Урса безцеремонно разгоняет всех в стороны, чтобы видеть овцу с приплодом. Ягнята ещё мокрые, толком даже не облизанные, курчавая шёрстка блестит не хуже круглых тёмных глаз. Мать облизывает младшего – такого маленького и слабенького, что женщина озабоченно качает головой. Но глаза из-под нависших завитков сверкают не хуже, чем у братьев, и он так же пытается встать на тоненькие ломающиеся карандашики, по ошибке выданные ему в качестве ножек. Олег поддевает Ивана:
- Это не тот демон, о котором ты рассказывал?
- Да ну, - возмущается Иван. – Какой из него демон? Разве он может кого-то обмануть?
- Этот вряд ли, - улыбается Урса. – А вот старший вполне. Смотрите, как присосался. Не оторвёшь.
Чёрного первенца и не видно из-под чёрной же матери, обозначающей себя лишь небольшим белым пятном на ухе. Из-под брюха торчит маленький вертящийся хвостик на тоненьких ножках, в зыбком свете костра кажущихся призрачными и нереальными. На мгновение показывается голова с кудрявым чубчиком, маленький красный язычок облизывает молоко с мордочки и вновь ныряет под брюхо матки. Мальчишки в несколько голосов соглашаются:
- Да, похож на демона.
Урса подносит к вымени второго ягнёнка – тот безпорядочно тычется носом, потом находит сосок и тоже начинает чмокать.
- Баб Урс, а как же третий ягнёнок? Ведь у овцы всего два соска?
- А третьего, видимо, придётся Никитке выпаивать вручную, - задумчиво отвечает женщина и испытующе смотрит крестнику в глаза. – Овца ведь ваша, значит, и ягнёнка выхаживать тебе. Родителям-то недосуг.
Никитка улыбается и гладит пальцем уже подсохший носик малыша.
- А можно я назову его Демоном?
Чёрный пёс поворачивается к Никите.
- Тогда уж лучше Дёмой. Чтобы мой охранник не путался.
- Ладно, - соглашается мальчик. – Будет Дёмой.
Все понемногу возвращаются к костру, рассаживаются по местам.
Олег напоминает:
- Так что там насчёт демона и фотосессии?
Все моментально замолкают и поворачиваются к Урсе. Та пожимает плечами:
- А что демон? Он же тёмный. Я его сначала и не заметила. Ангел-то весь в белом, и крылья белые, и лицо, и волосы, его издалека видно. К нему я и повернула. Пока подошла, поняла, что он работает той самой достопримечательностью для фотосессии, и в этот момент как раз окутывал крыльями очередную прекрасную даму, а ещё несколько толпились в очереди. Закутанная дама была довольно почтенного возраста, и, отпуская, Ангел нечаянно толкнул её крылом, так что дама споткнулась, едва не полетев кубарем, и страшно испугалась. Произошло небольшое столпотворение, даму поддержали, она поспешила выйти из образовавшейся толпы, а место под крылом Ангела заняла другая. Сфотографировавшись со светлым, девушка неуверенно шагнула в сторону и замешкалась. Лишь тогда я заметила в стороне тёмный силуэт скромно ожидающего своего часа демона. Может, я и приблизила этот час, довольно громко прокомментировав прерванное действие девушки:
- Правильно, с демоном тоже надо сделать кадрик!
Тот словно ждал моих слов, повернулся и медленно, плавно пошёл в сторону девушки. Когда уже протянул к ней руку, Ангел почему-то решил тоже потянуть девушку к себе. В итоге они схватили её за руки почти одновременно и стали перетягивать каждый в свою сторону, точь-в-точь как канат в известном соревновании. Памятуя о том, что это всё-таки представление, тягали они недолго и достаточно нежно, чтобы не причинить девушке неприятных ощущений. В конце концов Ангел уступил, словно сдаваясь, нехотя отпустив руку, и девушка оказалась полностью во власти демона. Я страдала из-за отсутствия фотоаппарата – такие кадры упущены! Но моё страдание материализовать вожделенный предмет не помогало, и я переключилась на зрителей, умоляя снимать вот сейчас, и вот этот кадр, и вот этот шикарный ракурс. Куда там, - женщина сокрушённо машет рукой. - Абсолютное большинство имеющих фотоаппараты снимать не умеют катастрофически. Единственное, к чему привели мои старания – привлекли внимание демона.
За спиной ведьмы жалобно закричал ягнёнок, и Урса, прервав рассказ, поворачивается к нему. Малыш ещё не умеет ориентироваться и потому отошёл от матки в сторону, сразу потеряв всяческое ощущение родных существ. Урса обращается к Никите:
- Погладь его по холке, по носу, потом отнеси к соску, чтобы хоть немного пососал.
Никитка с готовностью поднимается, спешит к ягнёнку. Тот сначала шарахается, но мальчик ловит кроху в охапку, выпутывает ножки из травы, осторожно берёт его на руки, гладит всего сразу – маленькая тушка немногим больше детской ладошки с растопыренными пальцами, - приговаривая над его головой:
- Дёма, Дёма…
Урса одобрительно наблюдает за его действиями, комментирует:
- Во время кормёжки тоже по имени называй, быстрей запомнит.
От костра прилетает вопрос:
- Почему по имени? У животных же только клички?
Урса досадливо морщится, поворачивает лицо на голос:
- Кличка тоже разновидность имени. Раньше это вообще не различали. Вспомни правило русского языка: имя существительное – это часть речи, отвечающая на вопросы: кто? что? Поэтому костёр – это тоже имя. Но таких костров много, поэтому он пишется с маленькой буквы. И мальчик в мире не один. А вот Саша, Серёжа, Алёша – это уже персональное обозначение конкретных мальчиков. Так детей назвали родители, чтобы все вокруг знали, как их обозначить в разговоре и как обратиться к ним самим.
- Ага, а как различить двух Саш между собой?
Рассказчица слегка улыбается, поворачивает голову в сторону вопроса:
- Для различения тёзок начали придумывать прозвища. Или клички – кому как нравится. А совсем недавно, когда Россией правил царь Пётр Великий - приверженец иностранщины, несмотря на все радения о России, - эти прозвища на иностранный же манер стали называть фамилиями. Но от этого они не перестали быть прозвищами. Этот длинный и худой – его называют Жердь или Верста, этот любит помечтать, глядя в небо – значит, он Космонавт или Лунатик. Кто-то хорошо играет на дуде – Музыкант, другой лучше всех ездит на лошади – Всадник. Тебя вот, - кивок улыбчивому круглолицему крепышу, - почему Рыжим прозвали, как думаешь?
Он ерошит тёмные волосы, улыбается:
- Я маленький рыжий был.
- Вот-вот. Волосы потемнели, а прозвище осталось. Вот уже и легенда твоя собственная, почему у тебя такое прозвище.
В темноте коротко всхрапывают лошади. Собаки поворачивают морды на звук и прислушиваются. Хозяйка ласково гладит обоих по длинной шерсти.
- Животных раньше тоже называли не просто так, лишь бы имя было. Это позже, когда общественный строй обрёл черты государственности, имена стали повторяться и частично утратили свои охранные и характеризующие функции. А изначально и животных называли со смыслом. Например, лает щенок громко и звонко – вот и кличут его Звонком или Лайкой. Мурлычет кошка, устроившись на груди – получает имя Мурка или Дуся.
- А твои сторожа, значит, похожи на Ангела и Демона? – вновь Олег.
- Ну тут скорее цветовая ассоциация, - Урса опускает взгляд к собакам, пряча в глазах лукавые искорки. – У них такие чистые цвета шерсти, да ещё классическое сочетание, и они с рождения вместе. Невольно приходит на ум мысль о сверхъестественном. И я считаю, имена свои они оправдывают полностью.
- А что с настоящим демоном с фотосессии? – вновь направляет разговор Олег.
- С настоящим? – она вздыхает, продолжая уже другим тоном:
- А что настоящий? Я слишком увлеклась комментированием каждого кадра, так что оказалась в двух шагах от демона, практически лицом к лицу. Он с каждым кадром проявлял всё больше разнообразия в мизансценах, общался с девушками, сохраняя при этом одно и то же статичное выражение лица. И в какой-то момент обратил внимание на меня.
Урса резко замолкает и зажмуривается от нахлынувших воспоминаний. Её нетерпеливо подгоняет Иван:
- Ну баб Урс, что дальше было?
- Дальше? Я и сама очень хотела с ним пообщаться, может, даже подружиться. И когда он глянул на меня в упор огромными зелёными глазищами, я была счастлива! Смотрела на него, глаза в глаза, восторженно, как ребёнок. Но у него оказалась такая мощная энергетика, что я не выдержала и просто сбежала, как последняя трусиха.
- И больше с ним не встречалась? – в голосе Олега слышится разочарование. Урса сокрушённо качает головой:
- Я сама по сей день кляну себя за это. Батюшки, как я хотела бы с ним познакомиться! Как я была счастлива, когда он посмотрел на меня! – Она вновь мечтательно закатывает глаза. – Ах, какой демон! Какая энергетика! Ну почему я тогда струсила?! Если бы мне довелось повстречать его снова, я была бы самой счастливой на свете! Мы могли бы вдвоём таких дел натворить!
- Каких?
Урса моментально возвращается в реальность. Строго взглянув на спросившего, отвечает:
- Про то тебе ведать не велено. Одно могу сказать – и Ангелы, и Демоны не досужая выдумка, они есть на самом деле. И даже если ты их не видишь, кто-то из них обязательно всегда есть рядом с тобой. А то и не один, - она выразительно смотрит на Олега, он вызывающе выдерживает её взгляд. Глаза Урсы темнеют, и она меняет тему: - Светает. Давайте уже гасить костёр и потихоньку стадо к домам поворачивать.
Мальчишки поднимаются, неспешно собирают кепки, пиджаки, узелки с остатками ужина. Никитка протягивает кусочек хлеба Лопушинке – та с готовностью хватает его чуть не с пальцами. Баба Урса предостерегает:
- Ты её первую неделю не слишком-то балуй. Только вода, соль и сено или привядшая трава. И никаких сочных кормов и прочих деликатесов.
Никитка согласно кивает. Женщина зовёт собак и уходит с ними собирать стадо покучнее. Ребята встают в круг, дружно гасят костёр. В светлеющем сумраке дым поднимается вверх почти отвесно, не затрудняя ничьего дыхания. Когда столб заметно редеет и светлеет, мальчишки разгребают угли пошире, до самой ограничительной канавки, с вечера выкопанной вокруг кострища, поливают остатками воды. Угли шипят, дымят, постепенно остывая. Вокруг возникают силуэты животных – они не спеша приближаются, обходят стоянку, продолжая размеренно срывать траву. Чёрная и белая тени безшумно стелются следом, снуя от идущей в сторону костра Урсы к флангам, поворачивая крайних животных ближе к стаду. Урса подходит к кострищу, ворошит палкой угли, удовлетворённо кивает и берётся за привязь Лопушинки. Оглядывается на ребят:
- Ну, кто ягнят понесёт? Сами они не то что не дойдут, а вообще потеряются. Они же ещё ничего в этом мире не знают.
Никитка быстро хватает на руки Дёму – он уже вроде и пообвыкся, принимает как само собой разумеющееся. Других подхватывают Иван и Денис и сами не спеша выходят наперёд овцы. Ягнята вразнобой кричат, призывая мать, и она с громким ответным криком устремляется за ними. Остальные пастухи расходятся вокруг стада, и всё общество медленно, степенно движется на восток, где над виднеющимися крышами домов, гася в своём блеске всё больше сверкавших ещё час назад, а теперь совсем незаметных безмолвных звёзд, уже вовсю пламенеет чистая, яркая летняя заря.
16.6-20.8.14
Свидетельство о публикации №215121901598