Ленинград - пярну-таллин

Странички личных воспоминаний
 

  Мне никогда не позабыть лето 1967 года. Впервые в жизни я побывал в городе на Неве и застал его ещё Ленинградом. Слава богу, остановиться мне было у кого - там жила семья дяди по материнской линии. Проживали они на Старо Невском проспекте, что в нескольких минутах ходьбы от Московского вокзала, то есть в историческом центре города. Мне очень повезло с родственниками. Во-первых, мы с дядей Лёвой совершали пешие прогулки по центру, он же водил меня на Марсово поле, в Летний сад, на, так называемые, литературные мостки (Волково кладбище), где похоронены великие писатели и поэты России. Посетили мы с ним и Александро-Невскую Лавру, где главным моим впечатлением стала могила Александра Васильевича Суворова. Над могильной плитой реяли победные стяги Российской Империи, а на надгробье выбита лаконичная надпись:
  "Здесь спит Суворов".
  У младшего из моих ленинградских двоюродных братьев были друзья, окончившие филологический факультет ленинградского университета. Тогда и Лариса, и Юра оба работали гидами и благодаря их эрудиции я открывал для себя Казанский собор, Эрмитаж, Гостиный двор, Исаакиевский собор - величайшее творение Монферана, Русский музей, Михайловский замок, ощущал себя причастным к месту убийства Александра II, где в те времена в строительных лесах стоял Храм на Крови. А когда Лариса водила группу по Петропавловской крепости, у меня перед глазами вставала двухсот пятидесятилетняя история России. Здесь роскошная усыпальница российских императоров, начиная с Петра Великого, соседствовала с жуткими казематами, стены которых помнили страдания Иоанна Антоновича, декабристов, Чернышевского, петрашевцев, народовольцев и прочих несчастных узников монархии.
  А водные прогулки по Неве на "Метеоре" в Петергоф, где знаменитый Самсон рвал глотку льву на самом верху фонтанной феерии, поездки в Царское Село, где поражала созданная гением Растрелли поэтика Екатерининского дворца, Павловск с его неповторимым парковым ансамблем - для меня то был незабываемый июль. Пару месяцев спустя свои впечатления от первого посещения города я запечатлел в стихотворении, первую часть которого помещаю в эти записки:
 
   ПО ЛЕНИНГРАДУ
 
  Распроспектился Невский в бессонном мозгу
  В темнотище вагона мягкого.
  В душе берегу
  Обрывки сновиденья измятого.
  Мыслю, домики по обе стороны,
  Меж ними речка струйкой пенится
  Газировки не солоней,
  Течёт - никуда не денется.
  Думаю, на сто первый этаж
  Поднимусь, запыхаюсь в пене я.
  Вот он - Эрмитаж,
  Мекка туристического поклонения.
  Чудится, что-то чудится,
  В голове стучит болью колкою.
  Город пуговицы
  Неба шьёт Адмиралтейской иголкою.
  Действительность - врач лечащий,
  Изменяет бреда аспект.
  Вырастает мечущий
  Глаза-окна Невский проспект.
  И река величаво волнуется,
  Отражая солнца цвета.
  Мысль волнуется:
  Непередаваемая красота.
  Адмиралтейство вдали сверкает,
  Иглой играет (какой бы к ней шприц!)
  Едва не задевает
  Облаков, не выдоенных кобылиц.
  Дрожь пробегает по телу даже:
  Такой солидный у здания стаж.
  Не был я ещё в Эрмитаже,
  В гости завтра жди, Эрмитаж.
 
  Проведя пару восхитительных недель в Питере, так мои новые друзья именовали Ленинград, я оправился на эстонский курорт в город Пярну. Туда же по предварительной договорённости из Москвы приехала мама с другим своим братом,а  мне приходящимся дядей Иосифом. В Пярну дядя Иосиф снял нам комнату недели на три. Не знаю, как сейчас, но по меркам конца шестидесятых Пярну был типично западным курортным городком. Сюда с удовольствием приезжала продвинутая часть советской интеллигенции. Чистота, уют, отличное питание, достойный сервис на песчаном побережье Балтийского моря - делало городок привлекательным местом отдыха.
  В доме, что мы снимали, обосновалась еще одна семья. Мать - уроженка Львова по имени Дзвина со своей матерью Дорой и двумя прелестными белокурыми детьми: мальчиком лет десяти по имени Иво и его очаровательной пятилетней сестрёнкой Моникой.
  Дзвина была арфисткой в Таллинском оперном театре. В силу специфики работы она была вынуждена даже на отдых брать с собой громоздкий инструмент. Как она объясняла мне позже, даже один пропущенный от игры на арфе день, влияет на гибкость пальцев. Она была ученицей самой известной советской арфистки Веры Дуловой. Итак, живя по соседству, я ежевечерне соприкасался с её упражнениями на этом сложном музыкальном инструменте.
  Ее дети были совершенно очаровательны. Стройный красавец Иво превосходно играл в модный тогда бадминтон, а серебристоголосая Моника поражала не только своей живостью, но и знанием языков. Она болтала на эстонском, украинском, русском, а от бабушки Доры набралась ещё и польских слов. Из разговоров с Дзвиной я узнал, как она стала жительницей Таллина (в то время город именовался именно так). Их семья жила во Львове, что в Западной Украине. У Дзвины был старший брат, который в конце войны ещё мальчиком оказался в Западной Германии. После войны он решил не возвращаться на родину, и сумел каким-то чудом уехать в Америку. В Штатах ему пришлось нелегко. Он мыл посуду в каком-то ресторане, потом сделался официантом. Природа наградила его чудесным голосом, и, разнося по залу подносы с едой, он что-то тихо напевал. На его счастье как-то ресторан посетил один знаменитый импресарио, которому так понравилось пение юноши, что он предложил ему учиться. При этом взял все расходы на себя. Прошли годы и брат Дзвины сделал головокружительную карьеру, став оперным певцом в манхэттенском оперном театре Нью-Йорка. Изредка он присылал матери и сестре посылки, что по тем временам было значительным событием. Так, Моника продемонстрировала мне присланную дядей куклу Барби, которая кроме того, что моргала зелёными глазами, ещё и пела по-английски.
  История же знакомства Дзвины с её нынешним мужем была и вовсе необыкновенной. Коренной эстонец из Таллина, будучи программистом ещё в те времена, приехал во Львов на научную конференцию. В каком-то маленьком кафе он увидел стройную красавицу. Как она рассказывала, тот не говорил ни по-русски ни по-украински, она, естественно, не знала эстонского. Они могли только смотреть друг на друга. С этого началось знакомство, которое быстро переросло в любовь. Видимо, Дзвина оказалась способной к языкам, так как постепенно осилила трудный эстонский. Он же, несмотря на всю свою учёность, украинский язык так и не выучил, и с трудом говорил по-русски. Дело завершилось свадьбой и переездом Дзвины с матерью в Таллин, где со временем семьёй был приобретён двухэтажный каменный дом, в котором росли их чудесные дети.
  Эти истории я слышал от Дзвины по дороге на пляж и на пляже. Стояла теплая солнечная августовская погода, мы купались, загорали, дети тянулись ко мне, особенно, малышка Моника. Я играл с ними в волейбол, бадминтон, мы бегали по песчаному берегу, дурачились, строили замки и фигуры из песка. Отношения между нами (я имею в виду маму и дядю Иосифа с одной стороны и семью наших соседей с другой) развились до такой степени, что нам было предложено погостить у них в Таллине. Им было пора домой, а у нас оставалось что-то около недели. Мы с мамой и дядей обсудили предложение. И, поскольку никто из нас прежде не бывал в столице Эстонии, мы согласились. Особо рады были дети, которые к тому времени сильно привязались ко мне.
  В назначенный час муж Дзвины выслал за нами "Рафик". В него в первую очередь, погрузили арфу, за ней разместились мы всемером. Надо сказать, дороги в Эстонии и тогда были на высоте и, менее, чем за два часа мы прибыли в столицу республики. По пути, правда, довелось наблюдать неприглядную картину. Незадолго до этого в этой части Эстонии пронёсся ураган, в результате чего пострадала почти треть лесных угодий. Деревья лежали вповалку, как после падения тунгусского метеорита.
  Нас привезли в пригород Таллина. Дом, в котором гостеприимные хозяева преложили нам погостить, произвёл впечатление как размерами, так и архитектурой. Ничего подобного прежде мы не видели. Это был двухэтажный каменный особняк, со своим двориком, где у хозяина в гараже стояла "Волга". Нас провели по дому, как по музею, удивив тем, что кроме гостиной, столовой и большой кухни, в доме были комнаты из расчёта на каждого члена семьи, включая бабушку Дору. Хозяйка выделила нам пару комнат, куда мы перенесли свои чемоданы. Нас поразили две ванные комнаты и два туалета. Не стоит забывать, что дело происходило в Советском Союзе в 1967 году. Кроме того в подвале мы обнаружили мастерскую хозяина, а также бар с приличной коллекцией вин. И, наконец, окончательно добило местной телевидение. Помимо советских каналов, можно было ловить передачи из соседних Финляндии и Швеции. Впервые в жизни я увидел рекламу зубных щёток и пасты, а в промежутке показывали английские цветные кинофильмы с титрами на финском. Муж Дзвины немного понимал финский язык и, коверкая русские слова, переводил краткое содержание боевиков, а порой и довольно эротических картин.
  Мы провели три восхитительных дня в Таллине. Ездили в знаменитый парк Кадриорг, основанный ещё Петром Великим. В Пирите любовались красотами морского порта, фотографировались на фоне памятника русалке. В Вышгороде дивились на мощь крепостных стен, домом Черноголовых, старинными кирхами, заходили в уютные кафешки, где лакомились наисвежайшей выпечкой и кофе со сливками, такого качества, какого просто не было в Москве. Месяц спустя под влиянием увиденного здесь у меня родились такие строчки:
 
  Город Таллин - средоточье древности.
  Улочки - века, переулки - столетия...
  И я
  Брожу, дивлюсь, не ведая лености.
  Он небольшой. Пара вокзалов.
  Жителей не наберется и тыщ пятьсот...
  Вышгород
  Утром встает в лучах солнца алых.
  Встает, просыпается город - сказка.
  Дворцов тут нет, но камень башен
  Страшен,
  Как в сказке, в которой сгустили краски.
  Вот храм Баптистов рвется к небу,
  Сто тридцать метров роста набрав...
  Встав
  По воле купца, торговца хлебом.
  Зеленью пышной шумит Кадриорг,
  Петром приставленный к морскому прибою...
  Нам с тобою
  "Русалку" парк увидеть помог.
  Идешь и к Ратуше выйдешь вскоре.
  Над нею город герб приподнял...
  Снял
  На пленку его, знаменитую "Глорию".
  В воздухе что-то волшебное носится.
  Здесь каждый дом непременно красив...
  И в объектив
  Своей черепичною крышею просится.
  Знать, потому Таллин в душу вгложется.
  Слава строителям града сего.
  Его
  Увидишь раз - позабыть не сможется.
 
  На вокзал нас провожали всей семьёй. Расставание было и радостным и грустным. Моника буквально повисла на мне, не желая отпускать. Мы расцеловались с Дзвиной, пригласили её с семьёй погостить у нас в Москве, тепло попрощались со всеми. После чего разместились в купе полумягкого вагона и махали руками в окно провожающим нас чудесным людям. Прощай, Эстония!
 
  P.S. На этом наше знакомство не закончилось. Дзвина часто приезжала в Москву в командировки, иногда одна, иногда с детьми. Мы с мамой с удовольствием принимали их у себя, показывали город. Да и я останавливался у них в зимние студенческие каникулы. И мы ещё долго-долго обменивались письмами.