Этажи времени. Глава 27

Начало http://www.proza.ru/2015/11/10/848

2006 год, 23 июня, Москва.

Поздно вечером в пятницу все было готово, Стас занял место в кресле, на его голове красовался шлем с многочисленными вмонтированными сверхпроводящими микроизлучателями и приемными микроантеннами.

Катя никак не могла заставить себя приступить к действию, которое Михаил Алексеевич обозвал термином «трансплантация памяти». Курсор застыл на баннере со словами «Run the Program»*.

– Давай, помолись и начинай, – голос Михаила Алексеевича звучал тихо и как-то непривычно печально.

Указательным пальцем Катя нажала на левую кнопку манипулятора.

Мрак и туман, сон или нет. Вошел доктор Борменталь.

– Вы знаете, Шарик разовьется в очень высокую психическую личность, – начинаются галлюцинации.

При чем здесь Шарик? Я же не собака... Или собака? Желтые летящие пятна, цветные круги, нет, это эллипсы. Как болит голова... Все плывет, чернота, очень страшно…

Портрет на стене, суровый дядька с картины смотрит прямо в глаза, никуда ни спрятаться от этого взгляда. Ну, конечно, мы знакомы, это же Яков Брюс! Мы не можем быть знакомы, Брюс давно умер. Но как же так? А, вспомнил, это портрет, который висел у Николая Генриховича в доме, но он не знал, кто изображен на портрете, а я теперь знаю. Сухаревская башня стоит, как и стояла. Ее же снесли... Нет, не снесли. Из окон вылетают стальные птицы, пролетают мимо часов, на которых одна неподвижная стрелка, а движется циферблат. У кого-то были такие же часы, не помню. Открытое окно на башне, виден стол, книга на столе, та самая – толстая в кожаном переплете, открыта где-то на середине. Опять цветные пятна…
Очень страшно и холодно, штурвал самолета перестает слушаться, земля приближается, ничего нельзя сделать, удар, темнота, только часы на руке продолжают тикать…

Городская улица, много припаркованных автомобилей. Нет, это не просто улица: очень знакомые дома, изрисованные граффити, какие безобразные рисунки и надписи, табличка на уровне второго этажа. Что на ней написано? Это улица Болеслава Пруса. Это дом на углу, такой родной пятиэтажный дом в бежевых и коричневых цветах с полукруглыми эркерными окнами. На углу с какой улицей? Ну, конечно же, с улицей Юлиана Фалата!

Дом номер шесть, вот и окна нашей квартиры на третьем этаже. Надо подняться, мама ждет, остывает обед. Черный густой дым окутывает дом, темнота, опять очень страшно.

Марек проснулся совершенно мокрым от пота. Какой страшный сон! Услышал голос мамы:
– Kto ty jestes?
– Polak maly, – ответил сквозь пелену еще не отступившего сна.
– Jaki znak twoj?
– Orzel bialy.
– Gdzie ty mieszkasz?
– Miedzy swemi.
– W jakim kraju?
– W polskiej ziemi**.

Каждое утро Марека начиналось с того, что приходила мама, садилась на стул около его кроватки и они вдвоем читали наизусть это стихотворение Владислава Бэлзы, которое называлось «Wyznanie wiary dzieciecia polskiego»***. Было так хорошо и безмятежно, что хотелось долго-долго лежать и слушать мамин голос. Но мама почему-то молчала, и Марек открыл глаза. Мамы не было, не было его кроватки, вообще не было ничего из того, что должно было его окружать. Была совершенно чужая комната без мебели и без окна, но с одной стеклянной стеной.

Что-то похожее Марек уже однажды видел, или это ему когда-то снилось. Очень захотелось в туалет, Марек присел на кровати, посмотрел на свои ноги. Сон начал постепенно отступать. Конечно, он давно уже взрослый, мама умерла пять лет назад. Надо постараться вспомнить, что было накануне, а были только какие-то обрывочные воспоминания: странная лаборатория, плачущая женщина за компьютером, потом боль, страх и полный провал в памяти.

Марек встал на ноги, босиком сделал несколько шагов к выходу. Противно запищал зуммер, и начала мигать красная лампочка около входа в комнату, – вероятно, сработала сигнализация. Раздались женские шаги, из глубины коридора приближалась женщина в голубом халате. Марек узнал ее сразу – вчера это она сидела за компьютером и плакала. Он еще тогда подумал, до чего же она похожа на Юлию, только движения были совершенно другими. Юлия двигалась очень мягко и плавно, как кошка, а женщина за компьютером резкими точными ударами что-то набирала на клавиатуре, время от времени заглядывая в лежащие перед ней бумаги.

– Стас, добрый день. Как ты себя чувствуешь? – спросила женщина, почему-то на русском языке.

– Dziekuje, dobrze. I dlaczego mowisz po rosyjsku?

– Ради бога, Стас, приди в себя! Это я, Катя. Ты меня помнишь?

– Tak, jakbys ty siedziala przed komputerze.

– Да-да, это я сидела за компьютером, узнал?

– Prosze mi powiedziec, gdzie jest toaleta.

– Идем, я тебя провожу до туалета, – Катя взяла Марека под руку и повела в дальний конец коридора.

Выйдя из туалета, Марек увидел ожидающую его русскую, которая опять почему-то плакала. Женщина посмотрела на Марека красными от слез глазами.

– Стас, родной мой, ну вспомни меня, ну пожалуйста!

Слушая речь незнакомой женщины, Шиманский пришел в крайнее удивление от того, что он понимает все, о чем она говорит. Конечно, в русском языке имеется много слов, схожих с польскими, но до сегодняшнего дня Марек с трудом воспринимал русскую речь, точнее, он даже не делал попыток понять, о чем говорят эти русские. Русские! Вот в чем причина, вспомнил он. Поездка в Россию на две недели вместе с женой. Где же Юлия, куда они ее дели?

– Gdzie jest moja zona?

– Стас, говори по-русски, ты же все понимаешь, значит, может говорить. Ну, ответь же что-нибудь!

– Где есть моя жOна?

– Она недалеко, вы скоро увидитесь с ней. Давай я тебе помогу. А сейчас идем, тебе надо отдохнуть, ты многое пережил за последние дни.

– Мне не надо отдыхать. Я ничего не помню. Где Юлия? И почему вы называете меня Стасом? Мое имя Марек Шимански.

– А почему ты говоришь по-русски, если ты поляк Марек Шиманский?

Вопрос, заданный этой странной женщиной, оказался настолько неожиданным, что Марек замолчал и долго пытался осознать, кто он и где находится. Последним событием, всплывшим в памяти, было длительное стояние у входа в отель – автомобиль почему-то никак не могли подать с парковки. Марек начал по привычке ругать этих русских, у которых вечно возникают какие-то проблемы там, где этих проблем и не должно быть вовсе. Хотел уже идти на ресепшен ругаться, но в этот момент автомобиль подъехал. Марек сел на водительское место, а Юлия села рядом с ним. Больше Марек, как ни старался, ничего вспомнить не мог.

– Ну что, вспомнил что-то?

– Да, мы с Юлией выехали с парковки.

– Правильно, а еще через несколько минут в лоб вашей машине въехал внедорожник «лексус», в результате чего ты и твоя жена оказались в больнице. Девятнадцатилетний водитель «лексуса» при этом благополучно сбежал с места происшествия: ему как-то не хотелось объясняться ни с полицией, ни с родителями по поводу разбитой машины, не говоря уже об изрядной дозе героина, вколотой с утра.

– Его уже арестовали?

– Марек, ты, видимо, забыл, где ты находишься. Будет очень хорошо, если тебя самого не признают виновным и не заставят выплачивать стоимость разбитого «лексуса» и моральный ущерб его владельцу.

– Я хочу видеть мою жену! Она где-то рядом?

– Нет, ее направили в другую клинику, но вы скоро увидитесь. Скажи мне, Марек, ты случайно не знаешь, кто такой Станислав Ставский?

– Ставски? Это есть польская фамилия.

– Конечно, польская, постарайся вспомнить.

– Мне кажется, что я когда-то слышал это имя. Наверное, кто-то из моих знакомых. А почему вы спрашиваете?

– Это действительно твой знакомый, он иногда приходит и очень беспокоится о твоем здоровье и здоровье Юлии.


*«Run the Program» (англ.) – «Запустить программу».
** – Кто ты? – Маленький поляк. – Каков твой знак? – Белый орёл. – Где ты живёшь? – Среди своих. – В какой стране? – На польской земле (польск.).
*** «Символ веры польского ребёнка» (польск.).


Переход к Главе 28. http://www.proza.ru/2015/12/22/1390