Рыбалка на Наригонде

Наригонда - небольшая речушка, скорее даже ручей, впадающий в реку Нижняя Тунгуска. Мы подъехали к ней поздней осенью на вездеходе и встали лагерем на берегу в ожидании вертолёта, который должен нам был доставить бензин, баки были пустые. Первый день ушёл на постирушку, баньку, потом узнав, что в ближайшие дни борт с горючкой не придёт, начали осваивать местность. Заметили, что в ручье полным полно рыбы- хариус шёл волнами, спускаясь на зиму в реку, Наригонда-то мелкая, должна была промёрзнуть на перекатах до дна. Мы поставили пару сетей, перегородив ручей, и бродили с удочками, но хариус упорно не ловился ни на мушку ни на червя. Удалось несколько рыб подстрелить-оглушить, причём, заметили, что, стреляя в воду под углом из мелкашки или из карабина, эффекта не было. Нужно было обязательно подкрасться и, опустив ствол перпендикулярно к воде, нажать на курок.
Пойма речушки поросла низеньким кустарником, проглядывалась на многие сотни метров, и я решил сходить на охоту с карабином- уж больно хорошо натоптанные звериные тропы были вдоль ручья. Отойдя от палатки метров триста, приблизился к воде и заметил в ней что-то гигантское. Подкрался: между двумя перекатами в глубокой неширокой яме неподвижно стоял огромный налим. Затаив дыхание, стараясь бесшумно наступать на замёрзшую землю, приблизился вплотную к воде, завёл карабин над, по-видимому, спящей рыбой и нажал на спусковой крючок. Раздался оглушительный выстрел, и налим медленно-медленно перевернулся в воде на спину брюхом вверх. Боясь, что он сейчас очнётся и даст дёру, я сунулся в ручей, не достал рыбу сразу, она зависла в метре с лишним от поверхности и уже начинала шевелитъся, очухиваясь. И тогда, не обращая внимания на ледяную воду, нырнул в неё по пояс с головой, зацепил гиганта руками за жабры и вытянул на берег.
К палатке я нёсся лёгкой трусцой, карабин висел на груди наискосок, налим за спиной. Я придерживал его за жабры, огромная башка рыбы выглядывала из-за моего плеча, а хвост волочился по земле.

Ещё издали увидел мужиков, они столпились у палатки, а один залез на кабину вездехода, пытаясь разглядеть, что за добыча у меня в руках. Услышав выстрел, решили, что их ждёт сегодня жаркое из сохатины или, на крайний случай- зайчатина. А тут- налима в тайге подстрелил.
Уху варили в десятилитровом ведре, причём вошла туда лишь порубленная на куски голова налима. Налим, да такой большой- это, конечно, вкусно, но разве сравнить этого "бурята" с благородным хариусом.
А хариус упорно не попадался в сети, хотя мы выше по течению заметили довольно много рыбы. Очередной раз в темноте осветили фонариком сети и опешили: перед ячейками, выстроившись "плечом к плечу" стояло несколько десятков крупных хариусов- они видели сеть, но в неё не лезли, соображали, наверное, чем это пахнет. Подкрались мы тогда с длинными жердями к берегу и, освещая баталию фарами вездехода, стали, буквально гнать рыбу в сеть, подталкивая её под хвосты. Вода кипела от борьбы, но, всё же, сеть постепенно набивалась рыбой. Наконец, мы вытянули сетку на берег и стали освобождать ячеи. Таких больших хариусов я не ловил никогда ни до этого ни после. Самый крупный был шестьдесят один сантиметр от края хвоста до кончика морды. Весов у нас не было, так что вес не определили. Так мы "рыбачили" ещё одну ночь, а на третью вдарил мороз, когда мы спали. Мало того, что сети вмёрзли в лёд, так ещё какие-то коряги принесло последней водой и запутало наши сетки. Освободить их целыми уже не было возможности. Мы их, конечно, вырубили из льда, чтобы не губить понапрасно рыбу, когда лёд растает, но к использованию эти обрывки больше не были годны.
А мы засолили-заморозили несколько ящиков хариуса- здоровенного, вкуснющего, и потом долго ещё до конца полевых работ с наслаждением ели рыбку, благославляя славную речку Наригонду.