Белая сажа. Молитва Нины

ОТ АВТОРА
«Белая сажа» состоит из трех частей, которые можно рассматривать и как главы, и как связанные между собой рассказы. Последовательность их следующая:
1. Осенние листья
2. У чёрта на куличиках
3. Молитва Нины
Действие происходит в вымышленном мире, похожем на наш.

МОЛИТВА НИНЫ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Светлые выпуклые глаза Кори неотрывно смотрели на белый лист на экране ноутбука. В руке чашка чая, ещё обжигавшая пальцы. Не переставая печатать одним пальцем, Кори отпил чай, поставил чашку на стол и потянулся за печеньем. Захрустел. Кори набирал статью-отчет о последнем шествии Армии Истины.

Кори жил в крошечной, скромно обставленной квартире-студии со светлыми, чуть переливчатыми обоями. В Молельном углу висело три аляпистые картинки из храмовой лавки: сцены из истории Божественных братьев, начинавшаяся их появлением из мирового яйца и кончавшаяся низвержением младшего, враждебного людям брата вместе с ордой его демонов в преисподнюю.

В дверь позвонили. Кори пошел в прихожую. Взглянув в дверной глазок, изумился и открыл дверь, чтобы впустить свою сестру Нину – тонкую, невысокую, с маленьким лицом и пучком негустых темно-русых волос на затылке. Нина была просто одета во всё темное.
- Здравствуй, Кори, - сказала она негромко и глуховато.
- Здравствуй, Нина.
Брат с сестрой обнялись и поцеловались, но Кори не чувствовал ни малейшей радости – только тревогу. В его голове роились мысли, одна другой хуже.
- Так что случилось? – мягко спросил Кори, готовый услышать, что угодно, и что угодно почувствовать. Но тотчас спохватился. – Чаю или поешь?
- Можно чаю? - проговорила Нина.
- Так в чем дело?
Зашумел электрический чайник.
- Мы с Максимом разводимся, - сказала Нина. – Я подала на развод.
- Почему?
Кори остановился с чайником в руке в шаге от стола.
- Он изменил мне.
- И что же?
Кори быстро вышел из оцепенения и плеснул кипяток в чашки. Нина невольно посторонилась от стола.
- Ты не могла простить его?
- Я простила. Но он настоял на разводе.
Кори слушал, не отрывая взгляд от лица Нины – что-то в ее интонациях и выражении лица его настораживало.
- Ну и дела, - проговорил Кори. – И что ты намерена делать теперь?
Кори встал и прошелся взад-вперед по комнате. Ничего, кроме слов «слизняк», «слюнтяй» и «тряпка» на ум не шло. Всё это – о муже Нины.
- Вы только разъехались, или всё уже юридически оформлено? Обряд совершен?
- Мы разъехались и подали на развод. Обряд ещё не совершен.
- Слов у меня нет, - выдохнул Кори.
Нина сидела, низко опустив голову. Чай остывал и стал почти черным – Нина забыла вынуть из чашки пакетик.  Вид у нее был потерянный, болезненный, и Кори стало жаль ее.
- Зачем ты пришла сюда? – Кори самому не понравилось, как это прозвучало. И он добавил уже мягче. – Пей чай.
- Таких, как я, надо побивать камнями и закапывать в землю живьем. Это было бы справедливо.
- Вот это уже интереснее. А за что?
- Я не смогла сохранить семью. Я старалась делать всё, что от меня зависело, но чего-то мне не хватило… Я молилась.
Нина произнесла ещё что-то, но Кори не расслышал. Женщина тяжело вздохнула.
- Кори, - проговорила Нина. – Ты никому не скажешь?
- Могила.
- Я снова встретила Алекса. Он приехал к нам в командировку.
«Враг силен» - подумал Кори.
- А какое это имеет для тебя значение? – осведомился Кори холодно и с напускной наивностью.
- Оказывается, имеет, - чуть слышно прошелестела Нина и покрылась пятнами. – Как будто не было этих двух лет.
- Враг силен, - произнес Кори теперь уже вслух.
- Мы только поздоровались, - быстро проговорила Нина, чтобы отвести все подозрения. Она говорила правду, но подумала, что ей невозможно поверить. Если бы кто-нибудь другой стал оправдываться подобным образом, она бы только усмехнулась.
- Вы прожили в браке два года, - сказал Кори. – Почему у вас не было детей?
Нина пронзила Кори коротким взглядом – недоуменным и укоризненным, но ничего не сказала, и только теперь поднесла чашку к губам. Кори чувствовал, что должен был прекратить эти расспросы, но вместо этого повторил:
- Почему у вас не было детей? Будь у тебя дети, тебе было бы не до всяких глупостей.
- Потому что, - проговорила Нина и осеклась. Слова как будто застревали у нее в горле. – Потому что у меня проблемы со здоровьем.
- Тогда нужно к врачу.
- Я была у врача. Я не хочу и не могу об этом говорить, - отрезала Нина и стала пить остывший чай, горьковатый и терпкий.  Ей хотелось, чтобы ее выслушали, посочувствовали и не осудили. Она приехала к брату, как к равному. Но теперь он был как будто на голову выше, а она, наоборот, сжалась и скукожилась.
«Так мне и надо, - подумала Нина. – За что меня жалеть? Кори прав».
- А почему ты, будучи замужем, продолжала работать? Максим не предложил тебе сидеть дома?
- Он предлагал, - пролепетала Нина.
- Тогда почему ты отказалась!?
- Потому что иначе я сошла бы с ума, - ответила Нина уже с нескрываемой неприязнью.
- Недавно открылся магазин одежды для наших. И скоро откроется парикмахерская. Ты сможешь работать там и не знаться с неверными.

ГЛАВА ВТОРАЯ
Кори и Максим встретились в крошечном и довольно гнусном кафе под названием «Мойва». Стены были украшены рыболовными сетями, муляжами рыб, битыми ракушками и другой подобной дребеденью. Мужчины пожали друг другу руки. Официант принес пиво и соленые крендели сомнительной свежести.

Максим - высокий длинноногий человек лет тридцати. Широкое крупное лицо с прямым носом и серо-голубыми глазами. Мягкие светлые волосы зачесаны наверх; высокий лоб с залысинами. Максим был одет в белую футболку с ничего не значащей надписью и джинсы.
- Я могу спросить тебя о причине?
- Нина не говорила тебе?
- Хочу услышать от тебя.
Максим посмотрел на Кори в упор. Взгляд был пустоватый и непроницаемый.
- Я изменил ей, и я потребовал развода. За что на полгода исключен из Общины.
Максим говорил негромко, скороговоркой, менее внятно, чем обычно, как будто стремился быстрее проговорить всё это.
- Я тебе не верю, - спокойно сказал Кори.
- Пожалуйста.
- Что-то вы с Ниной темните.
Максим оставил это без ответа.
- Допустим, ты сказал правду. Тогда ты можешь мне сказать: чем тебя не устроила Нина? Я тебя не осуждаю. Я ее старший брат, я про нее всё знаю.
- Нина была ИДЕАЛЬНОЙ женой. В доме всё это время был образцовый порядок, еда выше всех похвал. Даже если бы я очень хотел придраться, я бы не нашел, к чему. Нины было не видно и не слышно, пока я сам ее не звал. Хотя я как раз хотел, чтобы ее было видно и слышно.
- Она была недостаточно ласкова с тобой?
- Само смирение и сама нежность. За всё это время она ни одного слова не сказала мне поперек.
Максим набрал воздуха в легкие и медленно выдохнул.
- Мне не нравится твой сарказм. Твои слова нужно понимать наоборот?
- Нет, - сказал Максим твердо и серьезно, глядя Кори в лицо. – Мои слова нужно понимать БУКВАЛЬНО.
- Тогда почему ты изменил ей? Острятинки захотелось?
Максим мял в пальцах недоеденный крендель. На стол сыпались кусочки и крошки.
- Думай так, если тебе так хочется, - наконец произнес Максим на выдохе. - Да, кстати, Кори, с каких это пор Учителя устраивают личную жизнь прихожан?
- Что ты имеешь в виду?
- Нашей с Ниной свадьбой мы в значительной степени обязаны Учителю. Я давно уже был влюблен в Нину. Я был идиотом…
«Почему – был!?» - тут же захотелось сострить Кори, но он промолчал.
- Я думал, что со временем заслужу ее любовь. Мы были предельно честны друг с другом, - Максим замолчал. Он хотел говорить совсем не об этом, а сейчас вступил на скользкий путь – очень легко было сорваться в откровенность.  – Аманду и ее мужа ведь тоже сосватал наш Учитель?
- Да. А что?
- По-моему, этот человек, муж Аманды, вообразил, что сам Создатель дал ему карт-бланш на свинское обращение с женой. И, насколько мне известно, их сосватали в то время, когда Аманду можно было намазать на хлеб. Если бы тогда Учитель сказал ей, что сажа белая, Аманда бы с радостью в это поверила.
- А, кстати, белая сажа существует. Она используется при производстве резины.
- Спасибо за справку. И, тем не менее, мы оба понимаем, о чем речь. Ты считаешь, это правильно? По-моему, если бы об этом узнали Учителя более высокого ранга – оторвали бы нашему голову.
- Не уводи в сторону, Макс, - сказал Кори и вдруг заговорил намного мягче и дружелюбнее – Мы с тобой – братья по вере. Мы ещё совсем недавно были родственниками, и, я надеюсь, ими останемся. Позволь мне говорить начистоту: я почти уверен, что ты лжешь об измене.  Значит, ты солгал и Учителю. Ты же знаешь, что это недопустимо.
Максим взглянул гневно, но ничего не сказал.
«Тебе так нужно знать, почему мы расстались? – думал он. - Потому что я не изверг. Не насильник. И не круглый идиот, который не может понять, когда его любят, а когда героическими усилиями выполняют свой долг. И, в конце концов, я мужчина».
Максим не мог рассказать, что Нина вздрагивала и съеживалась при каждом его прикосновении и плакала после каждой близости. Максим был добрым, совершенно здоровым человеком, нежным, влюбленным мужем, и в неумелости в постели его тоже нельзя было упрекнуть. Но у него был один неисправимый недостаток. Дело было в том, что Нина могла без омерзения думать о близости только с одним мужчиной, и только его могла представить отцом своих детей. Этим мужчиной Максим не был.
- Теперь ты оставил Нину и дал ей тысячу поводов духовно погибнуть.
- Ты думаешь, в браке с нелюбимым меньше поводов согрешить? И я даже не имею в виду измену.
- Я так и знал, что дело в ней!
- Я ещё раз повторяю, - Максим рассвирепел, – Нина не виновата ни в чем! И если ты посмеешь сказать ей хоть слово в осуждение – я применю к тебе все твои способы проповеди Истинной веры – включая электрошок. О ваших подвигах в кафе «У черта на куличиках» я наслышан. И о том, что ты напал на женщину.
- Да я пальцем ее не тронул!
Максим невесело засмеялся. Смех был больше похож на икоту.
- Раз она хочет равноправия – пусть не удивляются, что с ней разговаривают, как с мужчиной. В моем представлении такие – не женщины.
- Интересно, а с противником-мужчиной, который заведомо слабее тебя физически, ты стал бы драться?
- Я с ней не дрался. Она сама на меня пошла.
- Мне хочется написать этой женщине и попросить у нее прощения, - сказал Максим. – Мне стыдно.
- Что-о!?
- Я почитал то, что она пишет, и не нашел ничего крамольного.
- Она пропагандирует самоубийства.
- Она пишет о самоубийствах, но она их не пропагандирует. Да, у нее мрачные рассказы. Но мне после них хочется жить и бороться. Это как печальная музыка.
- Никогда этого не понимал.
- Ну, это уж не ее вина. И не моя. Дожили! Страшный сон: хулиганьё мне проповеди читает! Милый бывший родственник, сделай одолжение: уйди! Не вводи в грех.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нина, приходя на работу в офис, стремилась скорее уйти на свое рабочее место, за компьютер в комнатенку со стенами, остекленными наполовину.  Проходя по офису между столов, она старалась даже не взглядывать на мужчину, сидевшего у окна на полпути до ее комнатенки. Алекс - сухощавый молодой человек лет двадцати семи, шатен с узким костистым лицом и бородкой-якорем. Однажды Алекс и Нина почти столкнулись в коридоре. Нина, даже не произнеся слов, которые требовала простейшая вежливость, низко опустила голову и поспешила прочь. Мужчина растерянно приоткрыл рот, но Нина уже скрылась в одной из дверей. Но обоим было ясно, что это не могло продолжаться.

Однажды вечером, когда большинство сотрудников уже ушли с работы, Нина пила чай в так называемой «чайной комнате» или на «кухне». В последнее время Нина допоздна засиживалась на работе.  Туда, в чайную, пришел Алекс. Нина тотчас вскочила на ноги.
- Нина! – быстро проговорил он. – Подожди, не убегай. Можно занять пять минут твоего времени?
- Да, пожалуйста, - она хотела сказать это приветливо-деловым тоном, но получилось ласково.
Алек сел рядом с ней и произнес:
- Один вопрос. Почему?
Нина некоторое время молчала.
- Что – почему? – переспросила она упавшим голосом. Но она понимала, о чем он говорил.
- Почему ты исчезла тогда? Почему не разговариваешь со мной сейчас? – вопросы Алекса звучали то ли как упреки, то ли как жалобы. Он сидел, вцепившись пальцами в свои колени. – Я пытаюсь понять, в чем я виноват, и не могу. Не нахожу свою вину. Ну, пусть я негодяй бессовестный. Я сдаюсь. Объясни мне, в чем я так виноват!?
- Ты ждал все эти два года? Ни за что не поверю, что ты не нашел себе кого-нибудь ещё.
- Я пытался искать, - признался Алекс. – Пытался жить нормальной жизнью – раз уж ты всё равно меня бросила.
«Я не бросила тебя, я спасалась бегством» - подумала Нина.
- Но я не могу. Ты не отвечаешь?
- В твоей духовной жизни ничего не изменилось? - Нина впилась взглядом в лицо Алекса.
- Не понимаю твоего вопроса. Что должно было измениться?
- Ты не уверовал?
- Нет, - честно сказал молодой человек. Он судорожно вздохнул. – Нина, делай со мной всё, что хочешь, но не могу я поверить, что где-то сидит невидимое существо, которое устраивает судьбы мира и за всеми нами, включая меня, наблюдает и всех нас судит. Не могу и всё.
«А если бы поверил, то, наверное, свихнулся бы» - этого Алекс не сказал.
- Тогда зачем ты хотел пройти обряд?
Нина напряженно, хищно вслушивалась в то, что говорил Алекс, ей хотелось поймать его на слове, уличить в чем-нибудь отвратительном, чтобы с легким сердцем, без угрызений совести прогнать его и сказать себе самой, что с таким человеком нельзя и знаться.
- Ради тебя. Чтобы ты чувствовала себя спокойно в браке со мной. Нина, это правда.
- Неужели ты не понимаешь, какую гнусность хотел совершить! Лучше не приближаться к Храму, чем смотреть на таинство, как на формальность!
- Нина, но ведь ты бы не согласилась только расписаться со мной.
- Конечно!
- Я твои взгляды не принимаю, но уважаю. Я знаю, как много всё это значит для тебя. Я ни разу не пытался ни в чем тебя разубедить. Ни разу!
В растерянном страдальческом лице Нины появилось нечто вроде презрительной усмешки.
- Так это было причиной?
- Да. Это.
- Я не понимаю одного, - проговорил Алекс. – Как это может быть: ты, набожный, чистый человек исчезла из моей жизни, не сказав мне ни слова. Хоть бы прогнала меня, хоть бы изругала последними словами.
- Прости меня, - чуть слышно проронила Нина.
Вдруг Алекс схватил руку Нины, безвольно лежавшую на ее колене, и сжал. Нина вздрогнула всем телом, дернулась, но не стала вырываться и замерла. Алекс припал лицом к своей бесценной добыче – продолговатой, нежной, с ногтями, обрезанными под корень. Алекс не мог удержать Нину своей любовью. В отчаянии он пытался удержать ее руками. Ни оскорбление, ни страдания не были важны. Нине казалось, что все ее силы ушли через ее руку в руку Алекса, и тело налилось тяжестью. Алекс поцеловал ее руку. Из глаз Нины полились слезы. Она сжала зубы, зажмурилась и запрокинула голову.
- Что я должен сделать!?
«Враг силен, - стучало в уме у Нины. – Не могу… Не могу… Нет сил. Это – главное испытание моей жизни».
- Почему ты закрыл свою душу для Истины? Почему ты неверующий!?
- Я не знаю, - промолвил Алекс. Свободной рукой он взял и вторую руку Нины. – Может быть, я уверую со временем, потом… Сейчас – не могу. Если ты любишь меня – прими так, как я тебя принимаю.
Он стал целовать ее макушку, лоб, щеки. На мгновение все ее мысли и страхи отлетели, как пар.
«За что я тебя так люблю, гадина? – подумала Нина. – Что же мне делать? Что же НАМ делать?».
- Перестань, - проговорила Нина. Внутри у нее как будто всё застыло и смерзлось. Она думала о том, как будет исповедоваться в случившемся, как огорчит Учителя и как ее будут ругать.
«Ещё не так бы надо!».
- Нравится нам это или нет, но мы любим друг друга - сказал Алекс. – И жизнь друг без друга будет для нас кошмаром. По крайней мере, для меня.
Нина кивнула. Она исходила на слезы, и то и дело прерывисто шумно всхлипывала.
- Я поговорю с Учителем и с братом.
По лицу Алекса от этих слов прошла судорога, но он ничего не сказал.
 
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Аманда пригласила Нину в гости. Кори узнал об этом от сестры и накануне переписывался с Амандой.
«Постарайся узнать, почему у нее нет детей».
«Кори, ты о чем?» и смайлик – личико с «отвалившимся» от изумления подбородком.
«Я несу за нее ответственность. Я должен знать».
Некоторое время сообщений не было. Наконец Аманда написала:
«Я постараюсь ее расспросить».

Прошла уже неделя как Эл, муж Аманды, переселился к любовнице и в Храме не появлялся. Аманда со страшным стыдом честно призналась себе, что ей стало намного легче и спокойнее.

Обнявшись и посуетившись в прихожей, Нина и Аманда пошли на кухню. Аманда вмиг накрыла на стол и поставила на плиту чайник. Он вскоре закипел, в чайнике булькало, но Аманда, чтобы удостовериться, что он кипит, открыла чайник, взявшись за металлический шарик на крышке – голой рукой, без прихватки. Нина пронаблюдала это вытаращенными глазами.
- Как ты это делаешь!?
- Да она не горячая, - пожала плечами Аманда.
Нина подошла к плите, и хотела из любопытства тоже потрогать блестящий шарик, но, едва прикоснувшись к нему, отдернула руку.
- У меня очень чувствительные руки.
Аманда весело сообщила:
- У меня есть одна кастрюля – в ее крышке отверстие для выхода пара сделано возле самой ручки.
- Кастрюля «Друг садиста»!

Попив чаю, пошли в комнату. На тумбочке стояла кукольная кроватка, а в кроватке лежал, заботливо укрытый, пластиковый трицератопс, игрушка будущего палеонтолога. Из-под одеяльца смешно торчала только голова динозавра с роговым «клювом» и полукруглым воротником. Нина взглянула на эту картину недоуменно и брезгливо.
- Ты что, покупаешь дочке такие игрушки?
- Нет, что ты, - сказала Аманда. Но все-таки тон Нины ее задел. - Лиза нашла его во дворе. Должно быть, кто-то потерял.
- Но ведь это же… теория эволюции!
- Я сказала, что это – дракончик из мультика.
- Час от часу не легче. Врага часто изображают в образе дракона. Ты бы сказала ей, что нельзя подбирать потерянные игрушки. Что кто-то их ищет и плачет. Хотя, конечно, бедный ребенок – тот, первый хозяин. Родители его губят.
- Нина, - вздохнула Аманда. – Всё, что ты говоришь, конечно, верно, но Лиза нашла эту игрушку в каких-то кустах, пригрела, приголубила, стала с ложечки кормить…
- Так ты бы сказала, что он грязный, заразный. Что нельзя тащить с улицы всякую дрянь.
- Сегодня она бросит игрушку, потому что она грязная, а завтра оттолкнет человека. Лиза учится милосердию. Я этого динозавра вымыла и ошпарила, если что… Ты бы видела, как она с ним нянчится. Я не могу сказать ей, чтобы она этого не делала.
- Если она не пожелала тебя слушаться, нужно было просто увести ее с площадки и отлупить, как следует, без лишних объяснений.
У Нины глаза стали стеклянными, но в них вспыхнуло что-то. Аманда в душе поежилась.
- Тебя и Кори часто шлепали в детстве?
- Да! – горячо сказала Нина. – Нас не просто шлепали – нас драли. Дурь выколачивали. И ещё не так бы надо было – меня… Мы с Кори совсем недавно об этом говорили. Мы родителям так благодарны! Боль делает человека тонким. Чем сильнее боль, тем острее чувствуется радость. Я всегда так радовалась, когда на нас не сердились… Дети, на самом деле, любят строгость. Она дает им ощущение устойчивости этого мира и защищенности.
- Строгость – это одно, - начала Аманда, но не договорила. – Я иногда шлепаю Лизу, но для меня это всегда тяжело.
- Она должна понимать, что всё, что ты делаешь, ты делаешь ради ее блага. Пусть не грешит – тогда и тумаков не будет.  А если грешит – так пусть и получает всё и сполна!
- Нина, - сказала Аманда осторожно и предостерегающе одновременно. Нина была в своеобразном вдохновении – ее глаза разгорелись.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Дай мне руку, - сказал Кори.
- Зачем? – от изумления Нине на миг стало легче.
Кори, глядя на сестру почти ласково, крепко сжал одной рукой ее узкое, с зеленовато-голубыми веточками вен запястье, а в другую руку взял зажигалку. Щелкнул зажигалкой. Нина сильно дернулась, но Кори смог поднести пламя к ладони сестры. Нина вскрикнула и скорчилась. Кори выпустил ее, и Нина тотчас сунула обожженную руку в рот. Физическая боль не только не перебила душевную, но как будто усилила ее.
- Больно?
Кори поспешил к аптечке за перекисью.
- Давай руку.
Два круглых, изумленных и испуганных, почти детских глаза. Мокрые клюквенные щеки и рука возле рта. Кори захлестнула нежность. Он твердил себе, что прав, но отчего-то ему было стыдно. Впрочем, чувствовать себя суровым и справедливым было приято.
- А теперь представь, что ты вся горишь вот так. В вечном пламени! В целом озере огня! Вся целиком! Вечно! Как мне ещё тебя убедить?
Сказав всё это, Кори содрогнулся. Он до судорог боялся за свои грехи, о которых, возможно, сам не знал или забыл, оказаться в вечном пламени. Кори был знатоком жанра «посмертных видений», а также рассказов людей, переживших клиническую смерть, особенно людей с воспаленной совестью. Кори относился к этим рассказам как к достоверным описаниям загробного мира. Из всех изощренных адских мук, разнообразных, как сами человеческие грехи, Кори больше всего боялся именно огненного озера.
- Кори, я всё это знаю. Я два года пыталась. Я не могу.
- Если бы Всевышнему был угоден ваш союз, он бы привел этого человека к вере до встречи с тобой. Ты должна бороться за сохранение брака с Максимом. Всё зависит только от тебя. Да прекрати ты плакать! Ты прекрасно знаешь, что при совершении брачного обряда на пару нисходит благодать. Она сама по себе позволяет людям полюбить друг друга, даже если до свадьбы они вообще не были знакомы. Например, раньше людей сватали благочестивые родители. И получались прекрасные семьи с множеством детей.
Нина выслушала этот исторический экскурс с некоторым недоумением, но не стала спорить. Нина беспрестанно вытаскивала из упаковки бумажные платочки, сморкалась, вытирала слезы, комкала использованные платки, а куда девать комочки не знала, и совала их себе в карман юбки. Карман оттопырился. Кори, заметив это, хмыкнул.
- Я всё понимаю, Кори. Ты, конечно, прав. Прав во всем.
Нина снова поднесла руку ко рту.
- Нина! Я ничего особенного тебе не сделал! Не такая уж это страшная боль.
Нина закивала, не отнимая руки ото рта.
Кори набрал воздух в рот, надул щеки и свирепо выдохнул. Сел рядом с Ниной и погладил ее плечо.
- Всевышний не посылает непереносимых испытаний, - мягко сказал Кори. – Молись Творцу и духам-покровителям. Они помогут.
- Ты не говорила родителям?
Нина съежилась.
- Нет, Кори. Прошу тебя, не говори им пока.
Кори усмехнулся, глядя, как помертвело лицо Нины, и сказал серьезно.
- Пока не буду говорить. Потому что это было бы для них шоком.
Нина кивнула. Она просила Кори молчать из страха, от которого стыло внутри и в глазах темнело, но тотчас устыдилась: нужно было бояться их огорчить.

Нина перестала плакать и ежилась – ее знобило. Понемногу ее усталый взгляд становился томным и сонным. С разрешения брата она вытянулась на диване и немедленно заснула. Кори несколько мгновений смотрел на спящую, потом натянул на нее клетчатый плед и вышел в прихожую. На тумбочке лежал телефон Нины – темно-синяя, гладкая «раскладушка». Кори, опасливо косясь на дверь комнаты, взял этот телефон. К счастью для Кори, телефон не пищал, когда нажимали на кнопки. Адресная книга. Кори стал двигаться вниз по списку из незнакомых имен и фамилий на «А» - до «Алекс». Это был телефон съемной квартиры. Мобильный телефон Кори не нашел, потому что он был обозначен инициалами. Слух Кори был напряжен, и он должен был различить звук шагов по линолеуму в комнате.  Но было тихо – только шелестела в трубе дождевая вода. Кори поспешно записал номер, который посчастливилось добыть, бумажку спрятал в тумбочку, а телефон положил на место.

Нина так же спала на спине. Кори смотрел на сестру, наклонив голову набок. Кори привык анализировать всё, что происходило в его душе, зорко высматривая все чувства и мысли, которые считал недостойными, и выпалывать их, как сорняки. Но сейчас он не чувствовал ровно ничего, на душе было пусто, но в голове как будто звучали два барабана, на которых отбивали дробь в разном ритме. Рыться в чужих письмах, документах – и телефонах! – гнусно. Он сделал это ради блага Нины.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
- Ну что? – спросил Кори. Они допили чай и сидели на кухне за столом. Ещё по пути к Кори Аманда твердо решила не отвечать на его вопрос. Аманда надеялась, что он забыл – но нет.
- А почему ты так уверен, что это – происки Врага, а не благодать Создателя. Это же так редко бывает, чтобы люди так друг другу подходили, чтобы их так друг к другу тянуло. Ты знаешь, чего мне стоило мое обращение. Что, если Нина послана этому человеку? Я знаю женщин, которые выходили за атеистов и приводили их в Общину.
- Любите же вы нас спасать… Всегда, когда какая-нибудь женщина рвется спасать мужчину, мне хочется посоветовать ей родить ребенка. Насытить свое материнское чувство. А то высматривают наши недостатки, слабости, раны душевные, чтобы расклевать их ещё больше. Гордыня в вашей опеке, а не милосердие!
- И в мыслях ничего такого нет! – проронила Аманда.
- И потом, это противоестественно, если женщина руководит мужчиной. Это он должен вести ее к свету, а не наоборот. А сколько раз наши девушки выходили из Общины и становились отступницами!? Я знаю случай, когда неверующий муж подсадил жену на наркотики. Она потом вернулась в Общину и каялась.
- Неужели первоначальное решение Нины и ее стойкость в течение двух лет не доказывают, что она сможет противостоять соблазну, если он будет исходить от этого Алекса?
- Нет, - твердо сказал Кори. – Не доказывает. Это как на допросе у «злого» и «доброго» следователей. Сейчас она знает, что должна бороться с собой, и это ее мобилизует. А если ей позволить эту связь – Нина раскиснет, рассиропится и потеряет бдительность – и уж тогда бери ее голыми руками.
- Ты знаешь этого человека? Ты встречался с ним?
- Нет. И не горю желанием.
- Если вы даже не знакомы, почему ты считаешь, что он непременно причинит Нине вред?
- Мне достаточно знать, что он неверующий. У него нет Всевышнего – значит, нет и совести. У него нет никаких принципов. Никаких тормозов. Его ничто не сдерживает. Это дрессированный зверь. Однажды он взбесится и разорвет ее. Я не отдам ему мою сестру. Такой брак – хуже скотоложства… А вообще мне странно тебя слышать. Как будто ты совсем не изменилась. Где твой духовный и жизненный опыт!? Рассуждаешь, как ванилька.
- До последнего вздоха нельзя судить о человеке, - сказала Аманда горячо и твердо. - Не мне тебе рассказывать истории о раскаявшихся разбойниках… Сегодня человек не верит – завтра уверует. А тот, кто сегодня проводит в храме хоть круглые сутки – завтра изверится и станет воинствующим... Ты не можешь этого предсказать. Вспомни меня пять лет назад! Вот тебе мой выстраданный опыт!
- Нет-нет. Я не могу быть таким безразличным, - медленно, с мучением выговорил Кори. - Я не могу рисковать моей сестрой.
- Почему – рисковать? Нет никакого греха, если они, не ложась в постель, пообщаются некоторое время.
- Ты думаешь, он на это согласиться?
- Думаю, что да. Если любит – согласится. Кори, я вижу одно: два человека созданы друг для друга и могли бы быть очень счастливы. Вместо этого глубоко несчастны трое. А теперь представь, что будет, если они порознь создадут семьи, если у них будут дети. Каково будет ВСЕМ!?
- А как эти двое посмели бы быть счастливыми ценой несчастья того, одного!?
Аманда промолчала. Никто не возразил: а каков был бы «один», если бы согласился, чтобы те двое были несчастны из-за него?! Тем более, что этот «один» сам отпустил Нину. Кори продолжал:
- Ты думаешь, Нину с этим ее… ждут одни розы!? То, что происходит между ними сейчас, бывает и у животных. Это страсть. Это похоть. Ничего человеческого. Подлинная любовь – преобразующая человека, не чувство, а проявление воли, возможна только между Верными. Один из Учителей сказал, что брак с неверным – непосильная тяжесть. Как ты себе представляешь такой союз: то, что для нее – суть жизни, для него - шелуха. Даже в быту ему многое будет странно. А как примут каждого из них родные с другой стороны? А ведь и об этом надо думать.
- Позволь Нине решить эти проблемы самой! Она – взрослый, самостоятельный человек!
- Это она-то – самостоятельный!? Нина – женщина, и этим всё сказано. Ей нужно руководство. Максим оказался недостоин управлять ею. Я лично считаю, что он предал Нину. Она сейчас совершенно невменяема. И вообще. Поэтому я сейчас за нее отвечаю. И я сделаю всё, чтобы этот брак сохранился.
- Но они оба страдают!
- А, по-твоему, страдание – это так уж плохо!? Я, лично, всегда благодарю Всевышнего за все болезни, невзгоды и неудачи, которые он мне посылает. Во-первых, всё, что с нами происходит – заслуженно и имеет смысл. Во-вторых, это повод задуматься и стать лучше.
Аманда мотнула головой, как будто стряхивая дремоту.
- Что такое? – осведомился Кори.
- Ты всё говоришь верно. Но всё-таки… что-то не то.
- Что – не то!? – вспыхнул Кори, но тотчас одернул себя. Аманда не нашлась, что ответить, но ощущение, что в словах Кори было «что-то не то» становилось всё сильнее.
- Ничего не поделаешь, - сказал Кори, стараясь, чтобы это прозвучало примирительно. – Брак — это мученичество. Это ежедневный тяжелый труд.
- Какая новость! – не стерпела Аманда и осторожно, но с вызовом сказала. – А как по-твоему: в браке должно быть хоть что-нибудь КРОМЕ страданий!? Которые, конечно же, неизбежны. Садизм какой-то. Учителя никогда такого не одобряли. Творец – не мучитель.
- Что ты передергиваешь! Я не говорю, что брак – это ТОЛЬКО страдание. В книгах Великих Учителей ясно сказано: браки с неверными запрещены! Это закон! И говорить тут не о чем! А Нина устроила бурю в стакане воды!
- Как судишь, так и судим будешь!
- Этот закон я не нарушал, и, думаю, я бы выдержал суд.
- Тогда, пожалуйста, разыщи Дорис, которая Кардиум, полюби ее и заставь полюбить тебя. Подчини ее себе своей любовью. И сделай своей женой – смиренной и чадолюбивой. Спаси душу для Общины. Только, пожалуйста, без электрошока. Я пошутила. Сделай сам то, чего требуешь от других. Можешь!?
- Нина и Максим расхлебывают собственные поступки. Я с неверными не знался. Я никому мОзги не пудрил, чтобы сбежать от своих страстишек. Я не женился на женщине, влюбленной в другого, чтобы ее «вылечить».
- Ах, какой ты молодец! – воскликнула Аманда, всплеснув руками.
- Наш разговор съехал куда-то не туда, - констатировал Кори. – Давай его закончим.
Они вышли в коридор, Аманда стала одеваться – вертела в руках шапку, искала шов. Оба чувствовали, что разговор не закончен. У обоих в душе клокотало.
- Ты меня спрашивал, почему у Нины и Максима не было детей. Я не хотела говорить, но, похоже, должна. У Нины на нервной почве пропали… женские дела. Если у твоей сестры, храни ее дух-покровитель, будет бесплодие, или язва, или… рак – ты будешь виноват!
Кори сжал голову руками, растягивая кожу на лбу и щеках.
- Слушать тебя тошно. Ты думаешь, у меня сердце кровью не обливается!? Да я сам уже весь извелся! А что касается рака... Вечная смерть страшнее. Если Всевышнему будет угодно забрать Нину… С точки зрения какой-нибудь ванильки, я, конечно, живодер и злодей и расстрелять меня мало. Есть Учение. И есть Закон. Я удерживаю Нину на краю. Мученицы принимали страшную смерть, чтобы не идти за неверных – а Нина должна отступить - перед чем!? Попроси учителя или мужа рассказать тебе, что такое сила духа!
- Мужа у меня больше нет, и кого-кого, а уж его об этом лучше не спрашивать.
Кори осекся. Он забыл об этом.
- Не обижайся. Я тебя очень, по-дружески, люблю. Потому и ругаю, - сказал он.
Попрощавшись с Амандой, Кори пошел в комнату и некоторое время сидел, оседлав стул. 

Кори одолевали тоска и возбуждение, которые было некуда направить. Но скоро поток мыслей Кори устремился в привычное, любимое им русло, и молодой человек стал печатать новую статью для одного из сайтов Общины.
«Женское начало – материальное, лунное, пассивное, темное. Мужское начало – духовное, солнечное, активное – СВЕТОНОСНОЕ! И поэтому мужчина должен…  Женщина должна… Женщина должна… Женщина должна… Женщина должна…»
И так далее, и тому подобное…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Темным ноябрьским вечером было промозгло и зябко. Пятна света на мокром асфальте.  На темном тротуаре чередовались сплошные и пунктирные золотые линии - свет фонарей отражался от ребер плиток. Полетела морось. Алекс шел по улице. Сегодня Нина уволилась, и сказала, что устроилась работать менеджером в магазин одежды для членов Общины.

«Все в дерьме, а они все в белом. Если они сильны, почему они боятся!? Впрочем, это хорошо, что они изолируются: по крайней мере, избавляют от себя окружающих».
Но затем подумал, к чему ведет членов всякого сообщества «варка в собственном соку»…
«Не следовало к ним приближаться. Как же нам с Ниной не повезло встретиться».
Эти мысли вихрем кружились в уме Алекса, становясь всё громче, всё навязчивее, и, наконец, смешались в шум. Раньше его мысли о Нине питались безуспешными поисками своей вины, обидой, недоумением. А теперь всё было ясно. Воспоминание: Нина в белой блузке.  Образ из памяти как будто соткался в воздухе – перед ребристой опорой рекламного щита. Блуза начала разгораться белым светом. Алекс всматривается в лицо Нины. Прямоугольный невысокий лоб, большие серые глаза с желтыми ободками вокруг зрачков, широкие скулы, тонкий нос с крошечными ноздрями, возле которых наметились морщинки, узкие губы, острый подбородок. И весь мир, как воронка, сходится к ней…

Неожиданно Алекс вспомнил, что дома в холодильнике хоть шаром покати, и зашел в ближайший супермаркет. Алексу было так больно и тошно, что он едва соображал, что ему было нужно купить. Пройдя вдоль стеллажей и покидав в красную корзинку всё, что было нужно, Алекс встал в очередь к кассе. Перед ним стояла женщина в простом темном длинном платье и клеенчатом пальто – точь-в-точь таком же, как у Нины. Прическа-пучок. На пальце – серебряное колечко с символами Общины. В слинге-рюкзаке висел ребенок в ярко-розовом пуховике. Алексу показалось, что в груди что-то распухло и давило на ребра. 
«Вот она, добродетель на двух ногах».
У женщины было доброе, открытое лицо. Алекс не был слеп – он это видел.
«Доброта у них узкого применения – только для своих. Для НАШИХ. А для НЕ НАШИХ, для чужих, заготовлены ругательства, в зубах навязшие. Зверь! Животное! Нелюдь! Нечисть! Это всё – я. Любовь ко мне – позор и преступление».

В младенчестве над Алексом совершили Обряд Приобщения. Если бы его родных спросили, верят ли они, те искренне сказали бы «Да». Но вся религиозная жизнь его семьи сводилась к редкому исполнению необременительных и приятных обрядов. Алекс так же искренне и честно сказал бы «Нет», но никто из его окружения не стал бы относиться к нему хуже. До недавнего времени Алекс был равнодушен к религии. Фанатиков презирал и остерегался. К тем, кого называют нормальными людьми, вне зависимости от взглядов, относился доброжелательно.

Теперь же Алекс ненавидел. Ненавидел жгучей, удушливой ненавистью. Он мало знал о религии, с которой был связан, и мало знал об атеизме – но теперь сохранение его взглядов стало для него вопросом сохранения самого себя, самостоятельности, свободы, достоинства и жизни самой – его и множества других людей.

В Интернете на сайтах Общины Алекс нашел первоисточники рассуждений наподобие «атеисты – животные» в значении, обидном и для атеистов, и для животных. Под утверждением, что Нина не должна за него, Алекса, выходить замуж, база действительно была весьма и весьма основательная. Атеистические группы и сайты то и дело выдавали обоймы материалов об «Истинной вере без глянца» - главным образом «жареные» факты из жизни Общины. Хотя это были отдельные, вопиющие случаи.

На некоторое время для Алекса исчезло всё, кроме женщины, стоявшей перед ним. Он как будто окоченел.
«Всех, кроме себя, считают грязью. Самоуничижение и кичливость – две стороны одной медали. Уж она наверняка нашла бы, что сказать Нине на мой счет. Расписала бы в красках… Интересно, если бы им удалось прийти к власти - что они сделали бы с нами!?».
Почему Алекс решил, это эта женщина такова? Потому что она была одета как Нина и носила колечко с символами Общины. Алекс вспоминал свой первый после двухлетней разлуки разговор с Ниной, и теперь его выворачивало от унижения. Женщина взглянула на Алекса изумленно и испуганно. Он заметил это, и ему стало неуютно. Что-то в душе Алекса настойчиво пело: так нельзя. Среди членов Общины, несомненно, множество духовно зрелых, тонких и образованных людей. Обвинения отскакивают от тех, кто вправду виноват, и рикошетом бьют по добрым и совестливым, причиняя им острую и тянущую боль, сходную с той, которую испытывал сам Алекс, и мучительный стыд за братьев и сестер по вере. Но с такими людьми Алекс не был знаком, и оскорбление имело над ним большую власть, чем эти мысли – хотя он и сознавал, что именно они верны.
Женщина сложила покупки в полиэтиленовые пакеты и пошла к выходу.

Открывая дверь в квартиру, Алекс услышал, что там переливисто звонил телефон. В спешке Алекс запер дверь, сбросил ботинки и в пальто и кепке поспешил в комнату. Схватил трубку
- Да!
Некоторое время слышалось только потрескивание.
- Я слушаю вас.
- Это Алекс? – осведомился молодой мужской голос.
- Да.
- Это Кори Фишер. Брат Нины.
- Как вы узнали мой телефон?
- Нина дала мне его. Будешь подкатывать яйца к моей сестре – мы тебе их расквасим. И это ещё – не худшее.
- Очень страшно, - отреагировал Алекс.
- Я предупредил. Ты понял меня!?
- Разумеется, - невозмутимо ответил Алекс.
- Будь здоров.
- И тебе не хворать.

Стоя в комнате в пальто, Алекс взмок, но его колотило. Два месяца назад Алекс прочел в газете заметку об избитом молодом человеке. Кулон в форме листа, надетый по незнанию… Алекс подумал о том, чтобы позвонить в полицию, но затем решил, что тогда окончательно потеряет Нину. Кроме того, его дразнила мысль о том, чтобы встретиться с Кори лицом к лицу в драке. Алекс сбросил уличную одежду и заходил по комнате, потом остановился и позвонил Нине. Ему было странно, что ещё меньше часа назад он думал о расставании с ней. Теперь он был твердо, окончательно уверен в другом. Его решимость переходила бы в азарт, не будь тошноты и давящего страха за Нину.
«Это – тоталитарная секта. Огромная, богатая, влиятельная – секта».
Он вытащит Нину из секты. Она снова станет ЖИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Живым человеком – не зомби. Алекс думал: ему предстояло заново научить Нину говорить «нет» тем, кого она уважает.
- Я слушаю, - сухо произнесла Нина.
- Ты дала своему брату мой телефон?
- Брату? Твой телефон? Нет, - изумленно проговорила Нина.
- Твой брат Кори только что позвонил мне и угрожал.
На другом конце молчали.
- Ты слышишь меня, Нина?
- Да, - ответила та упавшим голосом. – Что ты ему ответил?
- Я дал ему понять, что не боюсь его. Нина, давай уедем вместе.
- Что!? – переспросила она.
- Давай уедем.
«Только согласись! Ну же, Нина! Ну!»
- Ты мне не веришь?
Нина стояла у себя дома, запрокинув голову и зажмурившись.
- Это не телефонный разговор, - выговорила она. – Давай встретимся завтра.
Условились о встрече и простились. Нина некоторое время смотрела на синюю раскрытую «раскладушку» в своей руке. Нину била крупная дрожь. Вдруг женщину как будто встряхнуло. Она вызвала первый в списке номер.
- Мы уедем! – крикнула Нина в трубку. Страха больше не было. Нина разрыдалась. Ей казалось, что всё в ней и всё вокруг взорвалось от ее счастья. По мере того, как это чувство ослабевало, гнев и стыд говорили всё громче. Нина позвонила Кори.
- Ты звонил Алексу!?
- Что!?
- Пусть Всевышний накажет тебя, если солжешь!
- Да, звонил.
- И угрожал ему!?
- Припугнул. Мне страшно за тебя.
- А мне за тебя стыдно! Только троньте! Я выхожу за него замуж! Ты, кажется, и так ходишь под статьей? Так вот, если с Алексом что-нибудь случится – я не смолчу!
Не дожидаясь ответа, Нина захлопнула телефон.

Нине казалось, что прежде она была стянута ремнями или веревками, а теперь путы были взрезаны. Лезвием оказалась правда о брате, который всё это время пытался заменить ей совесть.

В постели Нина долго лежала на спине, не закрывая глаза. Преодолевать тягу к Алексу больше было не нужно. А эта тяга, непостижимая и мощная, сама давала так много сил, что всё можно было преодолеть. Нина приведет в Общину того, кто отвернулся от Света, а если не сможет этого, то своим смирением и набожностью освятит их союз. В конце концов, что бы ни говорил Кори, в Общине все-таки нет единого взгляда на браки с неверными.
«Дай мне мужество! Дай мне мудрость!».
Нина перестала бороться с течением, которое несло ее, и поймала поток.

Наутро Нина уже стыдилась вспышки гнева и резких слов и хотела попросить прощения.  Она позвонила брату и долго слушала длинные гудки.  Через некоторое время позвонила ещё раз. Кори не брал трубку. Его молчание подействовало на Нину сильнее, чем слова и ожог. Нина не могла долго быть в ссоре с кем бы то ни было. Ей проще было взять все вины на себя и попросить прощения. Стремясь понять своего противника или обидчика, Нина легко становилась на его сторону. И теперь, в одиночестве она думала о Кори, которого любовь к ней вынудила совершать поступки, ему самому, наверное, противные, о том, как брату стыдно за нее. Может быть, он считал ее предательницей или отступницей!? Кори говорил ей о законах, которые она знала и сама.
- Ты предаешь Веру, Общину и Создателя!
Тогда это обвинение оглушило Нину, а теперь ее терзало каждое слово.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Алекс, с перекошенным лицом, скалился и мял руками ремешки своего рюкзака. В темноте страдания мысль о том, чтобы не уронить себя, светила яркой белой звездой. Ему казалось, что его бешенство дало бы врагам власть над ним. Нина наблюдала за ним. Он перевел дух, взглянул на Нину, но видеть ее было невыносимо – хотелось зажмуриться.
- Если ты окончательно решила, то я пойду.
- Иди.
Почему-то, когда он встал со скамейки и выпрямился, стало легче – возможно, потому, что он больше не был в той позе, в которой выслушал приговор.
- Ну, вот и всё, - проговорил Алекс. Внутри груди жгло, и он продолжал кружиться во мраке, где не было ни верха, ни низа. Но отчаяние не было полным. Его всё равно дразнила надежда. Он взглянул на Нину, окаменевшую на скамейке.
- Думай обо мне всё, что хочешь. Я люблю тебя и жду. Как только захочешь – позвони мне или напиши.
«Нет, это ещё не конец, - подумал Алекс. – Или всегда так кажется при полном крахе?».

Нина, оглушенная и обессиленная, долго сидела неподвижно. Что-то в ней тянулось, тянулось, как резина, и теперь лопнуло. Потом, невольно удивившись, что может двигаться и гордиться своим поступком, хоть и без ожидаемого успокоения, позвонила Максиму. Ей хотелось окончательно совладать с собой, окончательно освободиться и удержать руками свою свободу. Именно так ей это и представлялось – она держала свободу руками. И больше не нужно было думать, что сказать родителям и что за этим последует.
- Макс, - проговорила Нина. Голос у нее был тихий и осипший. Нине не хотелось, чтобы Максим испугался за нее.
- Да, Нина, да!
- Забери меня отсюда!
- Что случилось!?
- Забери меня на машине, - Нина назвала адрес.
Сумерки наступали стремительно. В свете фонарей светлые стены домов стали лилово-розовыми. В жидком, светом фонарей и окон разбавленном полумраке горели вывески магазинов.

Увидев Нину, Максим запаниковал. Он подал Нине руку, помог встать, и повел к машине, приобняв за плечи. Нине хотелось, чтобы ее успокоили тепло и тяжесть его руки, но вместо этого что-то в груди сжалось и будто смерзлось в комок. Потом двое разговаривали в душном и нагретом, пахнущем бензином салоне дешевой машины.
- Макс, будь так добр, позвони, пожалуйста, Кори.
- Зачем? – удивился Максим.
- Скажи ему, что я порвала с Алексом. Я звоню Кори – он трубку не берет. Он сердится на меня. За дело.
- Понятно, - проронил Максим с таким выражением, что Нине стало страшновато.
«Я ему обещал применить его методы» - подумал он.

Нина сидела на кровати, одетая в длинную, без украшений ночную рубашку. Максим сел рядом с Ниной, на миг ее оцепенение передалось и ему. Он повернулся к Нине, обхватил ее; его кожу от ее кожи отделяла мягкая ткань рубашки. Нина в ответ оплела Максима руками и замерла. Но, стоило Максиму обнять Нину, а ей – получить его поцелуй, слезы хлынули из ее глаз. Сопротивляться рыданиям Нина не смогла, как ни старалась. Максим немедленно выпустил ее и сел, вытянув руки перед собой. Нина дрожала крупной дрожью, заливалась слезами и всхлипывала.
- Прости меня! – вскрикнула она. – Не обращай на это внимания.
- Я всё понимаю, - проговорил Максим и встал. – Спи, отдыхай.
Максим хотел сказать это как можно ласковее, но голос сорвался, и в нем ясно почувствовались горечь и яд.
- Останься со мной, - выдавила из себя Нина. – Давай вести себя так, как будто у нас всё хорошо.
В глазах Максима было то же, что и в голосе.
- С какой же грязью ты меня смешиваешь, - горько сказал он, но тотчас раскаялся, что произнес эти слова сейчас. Он пробормотал: - Прости меня. Но ведь ты сама всё видишь. Заявления ниоткуда не забираем.
Он резко отвернулся и поспешно, крупными шагами вышел.

Нина лежала на спине. В комнате был розовато-серый полумрак, а на потолке длинная полоса уличного света из щели между занавесками. Нина мерзла после плача. Она поморгала и стала видеть яснее  - до этого все расплывалось.
«Дай мне мудрость! Дай мне мужество!».
КОНЕЦ
02.01.14-30.12.14